– Постойте, друзья, – сказал он с таинственным видом. – Я вспомнил древнее сказание о восстании рабов в Египте. Его рассказал мне бедный Тутмос, старый ювелир из Египта. Он попал в рабство и потому постоянно вспоминал тех, кто, не боясь владык, поднялся против рабства и угнетения.
– Расскажи нам это сказание, – попросил Рапаг. – У нас еще свежи следы рабских цепей, мы их не забыли.
– Это было давно, – начал Аблиукну, – так давно, что не знают люди, было то или не было. Но что-то было в той далекой древности, если многие поколения людей хранили в своей памяти эти события. И вот говорят, что настал день, когда фараоны египетские были свергнуты простыми людьми. Кто был богат, кто спал на золотом ложе – тот очутился на голой земле. А кто всю жизнь гнул свою спину в ярме вола – тот надел прозрачные одежды, натерся благовониями и улегся на царском ложе. У кого не было и ягненка – появилось целое стадо. Ремесленник, всю жизнь проработавший на царя, стал знатным, а знатные стали пастухами…
– Вот какие были чудеса! – воскликнул восхищенный Габбу. – Слушай, Рапаг! Слушай и запоминай.
– Я слушаю про то чудо из чудес, – кивнул юноша с улыбкой. – Мне кажется, что я вижу Асархаддона, повергнутого ниц перед его рабами, в цепях и колодках.
– И вот, говорят, – продолжал Аблиукну, – будто настал день, когда все богатства страны попали в руки бедняков, а кнут надсмотрщика очутился в руках рабов. Все перевернулось, все переменилось.
– А кто же поднял тех рабов? – спросил Габбу. – Кто собрал их воедино?
– Вот этого Тутмос не знал, – ответил Аблиукну.
– А ведь были такие люди, – промолвил задумчиво Габбу.
– Я уйду на землю отцов и подниму киммеров против врагов наших. Киммеры будут свободны! – воскликнул Рапаг.
– Святое слово – свобода! – ответил ему Габбу. – За это слово можно и жизнь отдать.
Рапаг простился со всеми и ушел. И долго еще слышалось в горах:
– Прощай, Габбу!
– Прощай, Рапаг!
* * *
Весть о победе урартов и гибели войска Асархаддона быстро разлетелась по городам и селениям Урарту. Из уст в уста передавалась молва о беглом рабе Габбу, который заманил ассирийское войско в непроходимые горы и устроил ему ловушку. О нем слагали легенды, о нем рассказывали чудеса. Говорили, будто Габбу своими руками уничтожил несколько сот ассирийцев и захватил богатую добычу.
Узнал о подвигах Габбу и лазутчик Асархаддона Белиддин – он по-прежнему рыскал по городам и селениям Урарту, – и до него дошла весть о том, что раб, перехитривший ассирийского полководца, бежал из Ниневии. Этого раба звали Габбу, и о нем рассказывали, будто храбростью своей он всех превзошел.
«Значит, не только силой и могуществом своим победили урарты, – думал лазутчик. – Хитростью раба воспользовались! Так вот кто был чернобородый воин в красной рубахе! Потому он так смело говорил о походе Асархаддона. Он все знал, этот жалкий раб. Теперь не избежать мне гнева Асархаддона. И все же надо сообщить царю. Если не сообщишь, еще хуже будет. О, горькая судьба лазутчика! Служи, как верный пес, а жди только кары. Вот вернусь – и жизни конец».
Белиддин должен был сообщить Асархаддону необычайную новость.
«Вот что может сделать беглый раб, – писал он в своем донесении. – Он может выдать тайны твоего дворца, сокровенные мысли царя, моего господина. Пусть зорче охраняют рабов охранники и надсмотрщики. Пусть не будет пощады им…»
* * *
Страшен был гнев Асархаддона, когда бесславно вернулось войско Белушезиба. Царь не пожелал слушать объяснений полководца, он приказал заковать его в колодки и спустить в глубокую яму, где сгнило немало людей, посаженных туда царями Ассирии.
Снова закрылся в своей библиотеке Асархаддон, снова диктовал писцу запросы богу Шамашу. Приказал готовить щедрые жертвы разгневанному божеству.
Тщетно валялся у ног царя верховный жрец Шумукин: гнев Асархаддона был страшен. И даже Шумукину нельзя было добиться его милости.
В то утро, когда грозный Асархаддон запрашивал бога Шамаша о том, какие еще бедствия грозят ему и его царству, прибыло послание Белиддина. Только сейчас Асархаддон узнал о беглом рабе Габбу, который сумел перехитрить испытанного в боях полководца Белушезиба.
Тотчас же к ногам царя был брошен начальник рабов Набули.
– О ты, жалкий пес! – воскликнул Асархаддон. – Так ли служат царям Ассирии? Так ли охраняют рабов? Есть ли такая кара, которая была бы достойна твоей дурной головы? Тебя растерзают голодные псы! Твои кости будут брошены шакалам!
Набули ломал руки в горестном отчаянии.
– Сжалься, царь, мой господин! – молил он. – Я служил тебе верой и правдой. Все рабы беглые были пойманы, всем были отрублены головы, и тела их были брошены собакам. Лишь один беглый раб, каменотес Габбу, смог скрыться. Этот раб был отдан Шумукину, и работал он вместе с твоим старым рабом Аплаем.
– Почему же вы не поймали раба? – кричал Асархаддон. – Где вы искали его? Вы искали его на дорогах, а он бежал через горы и устроил ловушку моему полководцу. О милостивые боги, что делать с тобой? Как испепелить тебя?
– Я охраняю рабов, я наказываю их нещадно… – лепетал Набули.
– Почему я не знал об этом Габбу, когда он был моим рабом? – спрашивал царь. – Почему его хитрость не пошла на пользу царям Ассирии?
– Это был ничтожный раб, – отвечал Набулин, дрожа от страха. – Он не проявлял ни ума, ни хитрости. Простой каменотес. Он ничем не отличался от других рабов. Как можно было его распознать?
– И ты смеешь говорить, что он ничем не отличался от других рабов, когда он хитростью победил отважного Белушезиба?.. Дайте ему двести плетей, чтобы прояснилась его гнилая голова! – приказал царь, указывая кончиком башмака на лежащего у трона Набули.
Крепкие руки схватили Набули, закрутили его веревками и потащили из дворца, как тащат быка, обреченного на жертву богу Шамашу.
– Вели сжечь Аплая! – кричал Набули в оправдание. – Это он помог Габбу бежать из Ниневии…
Но его уже никто не слушал. Теперь разгневанный царь приказал позвать Шумукина.
В то время, когда дрожащий от страха Шумукин повалился к ногам грозного царя, у дворцовой стены собрался народ. С любопытством смотрели люди на расправу с коварным Набули. Каменотесы, стоявшие на крыше дворца, отлично видели, как был отомщен их враг.
– А завтра будет другой, – сказал возница из маннев, сваливая у стены глыбы белого камня. – Ведь не один Набули у царей Ассирии!.. А знаете ли вы, за что он наказан? – спросил он многозначительно. И рассказал удивительную новость, которую сообщил ему раб, прислуживающий на кухне царя.
– Габбу перехитрил Белушезиба? Возможно ли это?.. Урарты победили ассирийцев? Возможно ли это? Ха! Ха! Ха!.. – слышалось со всех сторон. Радость обуяла этих несчастных, обездоленных людей.
– Подумайте, раб Габбу, наш Габбу устроил им ловушку! Надо сообщить об этом Аплаю, он работает в храме Шамаша. Как бы это сделать? Такую радость надо скорее донести до старика.
– Я скажу ему, – предложил молодой киммер, знавший и Габбу и старика Аплая.
Юноша побежал к храму, стараясь не попадаться на глаза охранникам. В храме было пусто, и только у бронзовой статуи Шамаша стоял, согнувшись, Аплай. Старик так ослаб от непосильной работы, что едва держался на ногах. Последнее время он не покидал этого места, потому что не в силах был дойти до своей хижины. Когда Шумукин приходил и спрашивал, где раб, присланный ему для помощи, он говорил, что раб послан за глиной или готовит литье. Аплай сам удивлялся тому, откуда брались у него силы для работы. Он совсем не спал и долгие ночи все трудился и трудился. Одна мысль тревожила его: узнает ли он о победе урартов? Узнает ли о том, что Габбу выполнил свой долг? А может быть, Габбу погиб в горах? Прошло так много времени… Старику казалось, что прошли годы с тех пор, как он расстался с Габбу. «Еще немного терпения», – говорил сам себе Аплай.
Но почему не приходит к нему разъяренный Шумукин? Почему не угрожает мучительной смертью за бегство Габбу? Возможно ли, что он так и не узнал о бегстве раба? Поистине боги милостивы!
В это утро Аплай совсем обессилел. Он должен был обивать окалину бронзовым молотком, но молоток то и дело выпадал из его рук. Вдруг старик услышал легкие шаги и голос юноши:
– Большие вести, Аплай!
– Какие? – спросил, волнуясь, старик. – Говори скорее!
– Говорят, что Габбу бежал в Урарту и вместе с войском урартским пошел на ассирийцев! Да еще, говорят, перехитрил ассирийцев: забрался в их лагерь и повел Белушезиба прямо к урартам. Устроил ловушку.
Старик словно окаменел от радости. Так вот он, этот счастливый миг!
– Говори, что еще знаешь, – попросил он, но тут же покачнулся и упал, сжимая в руках бронзовый молоток.
Юноша в страхе убежал.
А когда разъяренный Шумукин пришел в храм, чтобы предать раба мучительной смерти, он увидел: у ног великого Шамаша лежал мертвый раб. На его измученном, морщинистом лице застыла торжествующая улыбка, а в руках он крепко сжимал бронзовый молоток.
Верховному жрецу храма Шамаша показалось, что мертвый раб смеется над ним и угрожает ему молотком… Ему почудился звон цепей, послышались стоны рабов. Шумукин в страхе попятился назад и, как безумный, бросился бежать. Он бежал и падал, а стоны догоняли его, и жрецу казалось, что не только Аплай угрожает ему бронзовым молотком, но и все замученные Асархаддоном рабы поднимаются из могил, чтобы отомстить за свои страдания.
Звон цепей и стоны долго преследовали Шумукина. И среди них отчетливо слышался голос Аплая:
«Поднимайтесь, рабы Ассирии! Мстите за себя!»
Звезды мудрого Бируни
«ЗЕМЛЯ ВЕЛИКА И ПРЕКРАСНА – ПОЗНАЙ ЕЕ!»
– Откуда у ночи такие громадные крылья? Посмотри, они заслонили все небо пустыни. Остались только маленькие отверстия для звезд. А звезды как низко повисли над нами! Вот если встану на того высокого верблюда и протяну руку к небу, непременно схвачу хвост Большой Медведицы и суну его за пояс. Хочешь, достану?..
Обернувшись к погонщику верблюдов, Якуб говорил это с лукавой усмешкой, заранее зная, что старик будет недоволен таким вольным обращением с небесными светилами. Но старый Абдулла молчал. Он ждал, что еще скажет его молодой хозяин, которому наука, верно, не пошла впрок.
А Якуб, примостившись поближе у костра и кутаясь в свой короткий халат, продолжал:
– Скажи мне, Абдулла, а что это такое – звезды? Это маленькие светильники, зажженные аллахом, или что другое? Посмотри, как они мерцают, словно улыбаются нам…
– Не гневи всевышнего! – рассердился Абдулла. – Какие там светильники! Это души умерших. Они хотят нам рассказать о райской жизни, уготованной на небе всякому праведнику. «Засуну за пояс»!.. Побойся аллаха!
Не переставая ворчать, старый Абдулла готовил для костра ветки саксаула. Он ломал их на части, а когда собрал охапку, бросил ее в костер. Погасшее было пламя с веселым треском оживилось и вдруг осветило спящий лагерь, морщинистое лицо Абдуллы и смеющиеся глаза юноши.
– Засуну за пояс, Абдулла, вот посмотришь…
Ежась от ночной прохлады, Якуб кутался в свой халат, грел ноги у костра и с наслаждением вдыхал прохладный воздух ночной пустыни. Было холодно после знойного дня. Как только солнце спряталось за дальние барханы, дневной жар сменился прохладой, и ветер принес сюда, к раскаленным пескам, аромат цветущих садов Хорезма. Позади была столица Хорезма, Гургандж, а впереди – город южного Хорезма Кят, куда держал путь караван Мухаммада ал-Хасияда. Бухарский купец возвращался из далекого царства Булгар.
Сейчас Мухаммад остановился на отдых. Широкая караванная тропа, взрыхленная тысячами верблюжьих ног, осталась в стороне. На рассвете верблюды пойдут по ней, преодолевая застывшие волны песков. Далеко вокруг простерлась пустыня, голая мертвая земля. Якубу очень хочется спросить Абдуллу об этой странной, непонятной земле. И зачем это аллах создал такую злую землю, где нет воды и только одни пески? Почему он не приблизил сюда реки? Ведь в коране сказано, что все в руках аллаха!
Вчера на рассвете, когда они покинули караван-сарай, в Гургандже, в садах хорезмийцев цвели яблони и благоухали нежные нарциссы. А через час верблюды уже шли по знойной пустыне, которая начиналась тут же, у ворот хорезмийской столицы. Там, где была вода, где журчали арыки, там была жизнь; но почему люди должны своими руками добывать воду для орошения полей? Разве не мог об этом позаботиться аллах? Хотелось бы знать, почему так. Но кто ответит на этот вопрос? Старый Абдулла всегда твердит одно и то же. Он говорит о величии аллаха, создавшего мир. Но об этом уже много раз говорил мударис. Спросить бы отца, но Якуб редко обращается к нему с вопросами. Отец всегда занят своими торговыми делами. Он слишком озабочен, и сыну кажется, что Мухаммад не замечает даже того, что делается вокруг него. Он с одинаковым терпением переносит ледяные ветры в горах, занесенных снегами, и зной необозримых песков. Правда, в минуту досуга Мухаммад любит поговорить о виденном, но это бывает редко. Слишком много хлопот в дальнем пути с большим караваном.
Однако Мухаммад внимательно прислушивался к разговору Якуба с Абдуллой. Когда они умолкли, он спросил:
– О чем ты размышляешь, сын мой? О своем путешествии или о звездах небесных? В пустыне мы всегда ближе к звездам – ничто не отвлекает нас. Сидя темной ночью под небесным шатром, мы стремимся разгадать неведомые тайны, скрытые от нас всемогущим аллахом. Один он помогает нам, смертным!
– Почему же всемогущий аллах не дал нам понять, как устроен небесный свод, из чего сделан камень, лежащий на дороге, и откуда берется гром?
Якуб вдруг оживился и засыпал отца вопросами. Во время путешествия этих вопросов становилось все больше и больше, а ответов не было.
– Одно мы узнаем из корана, другое – во время путешествий, – отвечал Мухаммад. – Путешествия помогли мне взглянуть на жизнь людей, доселе мне неведомых. Побывав в других странах, я увидел, как велики просторы земли и как бесчисленны племена, населяющие землю.
Мухаммад умолк и, приблизившись к костру, стал греть руки над жаркими угольками саксаула.
– Я хотел бы путешествовать, отец, хотел бы увидеть чужие страны. Многое показалось мне примечательным в пути. Вот, скажем, я и прежде слышал о таинственном царстве Булгар: Абдулла и ты рассказывали мне о людях этого царства, но то, что я увидел своими глазами, выглядит совсем иначе. Будто с глаз моих снята пелена и все вокруг засверкало яркими красками. Чудесно это! Вспоминаю я наше путешествие и спрашиваю себя: а был ли я в царстве Булгар? Или, может быть, это был сон?
– Должно быть, это не сон, если подо мной лежат мягкие шкурки белки и соболя, – ответил Мухаммад. – Я могу подтвердить: поистине мой Якуб побывал в этом далеком царстве. Теперь я вижу, ты уже не маленький. Ты мужественно перенес трудности пути. Я даже пожалел, сынок, что прежде не брал тебя с собой. Но если бы ты ездил со мной и не учился грамоте, то вряд ли я помог бы тебе снять пелену незнания. Не столько путешествие, сколько учение помогло тебе все увидеть, сынок. Знания еще пригодятся тебе, когда ты сам поведешь караваны в дальние страны, когда посетишь богатые города персов, побываешь в Китае, когда увидишь город мира – Багдад. Побывав в этих странах, ты многое узнаешь. Правильно говорил мне один китайский купец: «Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать».
– А скоро ты доверишь мне свои караваны, отец?
– Скоро, сынок. На тебя все надежды. Ты один у меня продолжатель торгового дела. Тебе известно, как почетно мое имя среди купцов мусульманского мира. Ты видел мои чеки в городах Хорезма и в Булгаре. Я жду, когда ты станешь моим помощником. Настало время покинуть медресе. Когда мы вернемся в Бухару, я доверю тебе торговлю шелками. Хочешь, сынок? Я заметил, ты в счете силен.
– Помилуй, отец, зачем торопиться? Я совсем недавно стал читать книги с должным пониманием. Семь лет мы только то и делали, что повторяли суры корана.
– Чего же больше? Это и есть сокровищница знаний. Слава аллаху, к этому я и стремился. И разве коран не лучшая из всех книг? Скажу тебе, сынок, десять лет – немалый срок. Теперь уже нельзя тратить годы на чтение книг. Я меньше знал, когда вышел на трудный путь. Я только четыре года сидел над сурами корана. А ведь неплохо торгую. С молитвами всемогущему я успешно веду свое дело.
Якуб не соглашался с отцом, но не прекословил ему. Юноша знал, что отец не поймет его. Мухаммад ал-Хасияд постоянно внушал сыну, что торговля – это лучшее занятие для праведного мусульманина. Якуб думал иначе и потому был сдержан в беседе с отцом. Он умолк, притворившись спящим. Однако разговор этот огорчил юношу. Он понимал, что теперь ему уже не вернуться в медресе к старому мударису. Где же он добудет книги? И в медресе нелегко было получить книгу. Все зависело от мудариса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Расскажи нам это сказание, – попросил Рапаг. – У нас еще свежи следы рабских цепей, мы их не забыли.
– Это было давно, – начал Аблиукну, – так давно, что не знают люди, было то или не было. Но что-то было в той далекой древности, если многие поколения людей хранили в своей памяти эти события. И вот говорят, что настал день, когда фараоны египетские были свергнуты простыми людьми. Кто был богат, кто спал на золотом ложе – тот очутился на голой земле. А кто всю жизнь гнул свою спину в ярме вола – тот надел прозрачные одежды, натерся благовониями и улегся на царском ложе. У кого не было и ягненка – появилось целое стадо. Ремесленник, всю жизнь проработавший на царя, стал знатным, а знатные стали пастухами…
– Вот какие были чудеса! – воскликнул восхищенный Габбу. – Слушай, Рапаг! Слушай и запоминай.
– Я слушаю про то чудо из чудес, – кивнул юноша с улыбкой. – Мне кажется, что я вижу Асархаддона, повергнутого ниц перед его рабами, в цепях и колодках.
– И вот, говорят, – продолжал Аблиукну, – будто настал день, когда все богатства страны попали в руки бедняков, а кнут надсмотрщика очутился в руках рабов. Все перевернулось, все переменилось.
– А кто же поднял тех рабов? – спросил Габбу. – Кто собрал их воедино?
– Вот этого Тутмос не знал, – ответил Аблиукну.
– А ведь были такие люди, – промолвил задумчиво Габбу.
– Я уйду на землю отцов и подниму киммеров против врагов наших. Киммеры будут свободны! – воскликнул Рапаг.
– Святое слово – свобода! – ответил ему Габбу. – За это слово можно и жизнь отдать.
Рапаг простился со всеми и ушел. И долго еще слышалось в горах:
– Прощай, Габбу!
– Прощай, Рапаг!
* * *
Весть о победе урартов и гибели войска Асархаддона быстро разлетелась по городам и селениям Урарту. Из уст в уста передавалась молва о беглом рабе Габбу, который заманил ассирийское войско в непроходимые горы и устроил ему ловушку. О нем слагали легенды, о нем рассказывали чудеса. Говорили, будто Габбу своими руками уничтожил несколько сот ассирийцев и захватил богатую добычу.
Узнал о подвигах Габбу и лазутчик Асархаддона Белиддин – он по-прежнему рыскал по городам и селениям Урарту, – и до него дошла весть о том, что раб, перехитривший ассирийского полководца, бежал из Ниневии. Этого раба звали Габбу, и о нем рассказывали, будто храбростью своей он всех превзошел.
«Значит, не только силой и могуществом своим победили урарты, – думал лазутчик. – Хитростью раба воспользовались! Так вот кто был чернобородый воин в красной рубахе! Потому он так смело говорил о походе Асархаддона. Он все знал, этот жалкий раб. Теперь не избежать мне гнева Асархаддона. И все же надо сообщить царю. Если не сообщишь, еще хуже будет. О, горькая судьба лазутчика! Служи, как верный пес, а жди только кары. Вот вернусь – и жизни конец».
Белиддин должен был сообщить Асархаддону необычайную новость.
«Вот что может сделать беглый раб, – писал он в своем донесении. – Он может выдать тайны твоего дворца, сокровенные мысли царя, моего господина. Пусть зорче охраняют рабов охранники и надсмотрщики. Пусть не будет пощады им…»
* * *
Страшен был гнев Асархаддона, когда бесславно вернулось войско Белушезиба. Царь не пожелал слушать объяснений полководца, он приказал заковать его в колодки и спустить в глубокую яму, где сгнило немало людей, посаженных туда царями Ассирии.
Снова закрылся в своей библиотеке Асархаддон, снова диктовал писцу запросы богу Шамашу. Приказал готовить щедрые жертвы разгневанному божеству.
Тщетно валялся у ног царя верховный жрец Шумукин: гнев Асархаддона был страшен. И даже Шумукину нельзя было добиться его милости.
В то утро, когда грозный Асархаддон запрашивал бога Шамаша о том, какие еще бедствия грозят ему и его царству, прибыло послание Белиддина. Только сейчас Асархаддон узнал о беглом рабе Габбу, который сумел перехитрить испытанного в боях полководца Белушезиба.
Тотчас же к ногам царя был брошен начальник рабов Набули.
– О ты, жалкий пес! – воскликнул Асархаддон. – Так ли служат царям Ассирии? Так ли охраняют рабов? Есть ли такая кара, которая была бы достойна твоей дурной головы? Тебя растерзают голодные псы! Твои кости будут брошены шакалам!
Набули ломал руки в горестном отчаянии.
– Сжалься, царь, мой господин! – молил он. – Я служил тебе верой и правдой. Все рабы беглые были пойманы, всем были отрублены головы, и тела их были брошены собакам. Лишь один беглый раб, каменотес Габбу, смог скрыться. Этот раб был отдан Шумукину, и работал он вместе с твоим старым рабом Аплаем.
– Почему же вы не поймали раба? – кричал Асархаддон. – Где вы искали его? Вы искали его на дорогах, а он бежал через горы и устроил ловушку моему полководцу. О милостивые боги, что делать с тобой? Как испепелить тебя?
– Я охраняю рабов, я наказываю их нещадно… – лепетал Набули.
– Почему я не знал об этом Габбу, когда он был моим рабом? – спрашивал царь. – Почему его хитрость не пошла на пользу царям Ассирии?
– Это был ничтожный раб, – отвечал Набулин, дрожа от страха. – Он не проявлял ни ума, ни хитрости. Простой каменотес. Он ничем не отличался от других рабов. Как можно было его распознать?
– И ты смеешь говорить, что он ничем не отличался от других рабов, когда он хитростью победил отважного Белушезиба?.. Дайте ему двести плетей, чтобы прояснилась его гнилая голова! – приказал царь, указывая кончиком башмака на лежащего у трона Набули.
Крепкие руки схватили Набули, закрутили его веревками и потащили из дворца, как тащат быка, обреченного на жертву богу Шамашу.
– Вели сжечь Аплая! – кричал Набули в оправдание. – Это он помог Габбу бежать из Ниневии…
Но его уже никто не слушал. Теперь разгневанный царь приказал позвать Шумукина.
В то время, когда дрожащий от страха Шумукин повалился к ногам грозного царя, у дворцовой стены собрался народ. С любопытством смотрели люди на расправу с коварным Набули. Каменотесы, стоявшие на крыше дворца, отлично видели, как был отомщен их враг.
– А завтра будет другой, – сказал возница из маннев, сваливая у стены глыбы белого камня. – Ведь не один Набули у царей Ассирии!.. А знаете ли вы, за что он наказан? – спросил он многозначительно. И рассказал удивительную новость, которую сообщил ему раб, прислуживающий на кухне царя.
– Габбу перехитрил Белушезиба? Возможно ли это?.. Урарты победили ассирийцев? Возможно ли это? Ха! Ха! Ха!.. – слышалось со всех сторон. Радость обуяла этих несчастных, обездоленных людей.
– Подумайте, раб Габбу, наш Габбу устроил им ловушку! Надо сообщить об этом Аплаю, он работает в храме Шамаша. Как бы это сделать? Такую радость надо скорее донести до старика.
– Я скажу ему, – предложил молодой киммер, знавший и Габбу и старика Аплая.
Юноша побежал к храму, стараясь не попадаться на глаза охранникам. В храме было пусто, и только у бронзовой статуи Шамаша стоял, согнувшись, Аплай. Старик так ослаб от непосильной работы, что едва держался на ногах. Последнее время он не покидал этого места, потому что не в силах был дойти до своей хижины. Когда Шумукин приходил и спрашивал, где раб, присланный ему для помощи, он говорил, что раб послан за глиной или готовит литье. Аплай сам удивлялся тому, откуда брались у него силы для работы. Он совсем не спал и долгие ночи все трудился и трудился. Одна мысль тревожила его: узнает ли он о победе урартов? Узнает ли о том, что Габбу выполнил свой долг? А может быть, Габбу погиб в горах? Прошло так много времени… Старику казалось, что прошли годы с тех пор, как он расстался с Габбу. «Еще немного терпения», – говорил сам себе Аплай.
Но почему не приходит к нему разъяренный Шумукин? Почему не угрожает мучительной смертью за бегство Габбу? Возможно ли, что он так и не узнал о бегстве раба? Поистине боги милостивы!
В это утро Аплай совсем обессилел. Он должен был обивать окалину бронзовым молотком, но молоток то и дело выпадал из его рук. Вдруг старик услышал легкие шаги и голос юноши:
– Большие вести, Аплай!
– Какие? – спросил, волнуясь, старик. – Говори скорее!
– Говорят, что Габбу бежал в Урарту и вместе с войском урартским пошел на ассирийцев! Да еще, говорят, перехитрил ассирийцев: забрался в их лагерь и повел Белушезиба прямо к урартам. Устроил ловушку.
Старик словно окаменел от радости. Так вот он, этот счастливый миг!
– Говори, что еще знаешь, – попросил он, но тут же покачнулся и упал, сжимая в руках бронзовый молоток.
Юноша в страхе убежал.
А когда разъяренный Шумукин пришел в храм, чтобы предать раба мучительной смерти, он увидел: у ног великого Шамаша лежал мертвый раб. На его измученном, морщинистом лице застыла торжествующая улыбка, а в руках он крепко сжимал бронзовый молоток.
Верховному жрецу храма Шамаша показалось, что мертвый раб смеется над ним и угрожает ему молотком… Ему почудился звон цепей, послышались стоны рабов. Шумукин в страхе попятился назад и, как безумный, бросился бежать. Он бежал и падал, а стоны догоняли его, и жрецу казалось, что не только Аплай угрожает ему бронзовым молотком, но и все замученные Асархаддоном рабы поднимаются из могил, чтобы отомстить за свои страдания.
Звон цепей и стоны долго преследовали Шумукина. И среди них отчетливо слышался голос Аплая:
«Поднимайтесь, рабы Ассирии! Мстите за себя!»
Звезды мудрого Бируни
«ЗЕМЛЯ ВЕЛИКА И ПРЕКРАСНА – ПОЗНАЙ ЕЕ!»
– Откуда у ночи такие громадные крылья? Посмотри, они заслонили все небо пустыни. Остались только маленькие отверстия для звезд. А звезды как низко повисли над нами! Вот если встану на того высокого верблюда и протяну руку к небу, непременно схвачу хвост Большой Медведицы и суну его за пояс. Хочешь, достану?..
Обернувшись к погонщику верблюдов, Якуб говорил это с лукавой усмешкой, заранее зная, что старик будет недоволен таким вольным обращением с небесными светилами. Но старый Абдулла молчал. Он ждал, что еще скажет его молодой хозяин, которому наука, верно, не пошла впрок.
А Якуб, примостившись поближе у костра и кутаясь в свой короткий халат, продолжал:
– Скажи мне, Абдулла, а что это такое – звезды? Это маленькие светильники, зажженные аллахом, или что другое? Посмотри, как они мерцают, словно улыбаются нам…
– Не гневи всевышнего! – рассердился Абдулла. – Какие там светильники! Это души умерших. Они хотят нам рассказать о райской жизни, уготованной на небе всякому праведнику. «Засуну за пояс»!.. Побойся аллаха!
Не переставая ворчать, старый Абдулла готовил для костра ветки саксаула. Он ломал их на части, а когда собрал охапку, бросил ее в костер. Погасшее было пламя с веселым треском оживилось и вдруг осветило спящий лагерь, морщинистое лицо Абдуллы и смеющиеся глаза юноши.
– Засуну за пояс, Абдулла, вот посмотришь…
Ежась от ночной прохлады, Якуб кутался в свой халат, грел ноги у костра и с наслаждением вдыхал прохладный воздух ночной пустыни. Было холодно после знойного дня. Как только солнце спряталось за дальние барханы, дневной жар сменился прохладой, и ветер принес сюда, к раскаленным пескам, аромат цветущих садов Хорезма. Позади была столица Хорезма, Гургандж, а впереди – город южного Хорезма Кят, куда держал путь караван Мухаммада ал-Хасияда. Бухарский купец возвращался из далекого царства Булгар.
Сейчас Мухаммад остановился на отдых. Широкая караванная тропа, взрыхленная тысячами верблюжьих ног, осталась в стороне. На рассвете верблюды пойдут по ней, преодолевая застывшие волны песков. Далеко вокруг простерлась пустыня, голая мертвая земля. Якубу очень хочется спросить Абдуллу об этой странной, непонятной земле. И зачем это аллах создал такую злую землю, где нет воды и только одни пески? Почему он не приблизил сюда реки? Ведь в коране сказано, что все в руках аллаха!
Вчера на рассвете, когда они покинули караван-сарай, в Гургандже, в садах хорезмийцев цвели яблони и благоухали нежные нарциссы. А через час верблюды уже шли по знойной пустыне, которая начиналась тут же, у ворот хорезмийской столицы. Там, где была вода, где журчали арыки, там была жизнь; но почему люди должны своими руками добывать воду для орошения полей? Разве не мог об этом позаботиться аллах? Хотелось бы знать, почему так. Но кто ответит на этот вопрос? Старый Абдулла всегда твердит одно и то же. Он говорит о величии аллаха, создавшего мир. Но об этом уже много раз говорил мударис. Спросить бы отца, но Якуб редко обращается к нему с вопросами. Отец всегда занят своими торговыми делами. Он слишком озабочен, и сыну кажется, что Мухаммад не замечает даже того, что делается вокруг него. Он с одинаковым терпением переносит ледяные ветры в горах, занесенных снегами, и зной необозримых песков. Правда, в минуту досуга Мухаммад любит поговорить о виденном, но это бывает редко. Слишком много хлопот в дальнем пути с большим караваном.
Однако Мухаммад внимательно прислушивался к разговору Якуба с Абдуллой. Когда они умолкли, он спросил:
– О чем ты размышляешь, сын мой? О своем путешествии или о звездах небесных? В пустыне мы всегда ближе к звездам – ничто не отвлекает нас. Сидя темной ночью под небесным шатром, мы стремимся разгадать неведомые тайны, скрытые от нас всемогущим аллахом. Один он помогает нам, смертным!
– Почему же всемогущий аллах не дал нам понять, как устроен небесный свод, из чего сделан камень, лежащий на дороге, и откуда берется гром?
Якуб вдруг оживился и засыпал отца вопросами. Во время путешествия этих вопросов становилось все больше и больше, а ответов не было.
– Одно мы узнаем из корана, другое – во время путешествий, – отвечал Мухаммад. – Путешествия помогли мне взглянуть на жизнь людей, доселе мне неведомых. Побывав в других странах, я увидел, как велики просторы земли и как бесчисленны племена, населяющие землю.
Мухаммад умолк и, приблизившись к костру, стал греть руки над жаркими угольками саксаула.
– Я хотел бы путешествовать, отец, хотел бы увидеть чужие страны. Многое показалось мне примечательным в пути. Вот, скажем, я и прежде слышал о таинственном царстве Булгар: Абдулла и ты рассказывали мне о людях этого царства, но то, что я увидел своими глазами, выглядит совсем иначе. Будто с глаз моих снята пелена и все вокруг засверкало яркими красками. Чудесно это! Вспоминаю я наше путешествие и спрашиваю себя: а был ли я в царстве Булгар? Или, может быть, это был сон?
– Должно быть, это не сон, если подо мной лежат мягкие шкурки белки и соболя, – ответил Мухаммад. – Я могу подтвердить: поистине мой Якуб побывал в этом далеком царстве. Теперь я вижу, ты уже не маленький. Ты мужественно перенес трудности пути. Я даже пожалел, сынок, что прежде не брал тебя с собой. Но если бы ты ездил со мной и не учился грамоте, то вряд ли я помог бы тебе снять пелену незнания. Не столько путешествие, сколько учение помогло тебе все увидеть, сынок. Знания еще пригодятся тебе, когда ты сам поведешь караваны в дальние страны, когда посетишь богатые города персов, побываешь в Китае, когда увидишь город мира – Багдад. Побывав в этих странах, ты многое узнаешь. Правильно говорил мне один китайский купец: «Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать».
– А скоро ты доверишь мне свои караваны, отец?
– Скоро, сынок. На тебя все надежды. Ты один у меня продолжатель торгового дела. Тебе известно, как почетно мое имя среди купцов мусульманского мира. Ты видел мои чеки в городах Хорезма и в Булгаре. Я жду, когда ты станешь моим помощником. Настало время покинуть медресе. Когда мы вернемся в Бухару, я доверю тебе торговлю шелками. Хочешь, сынок? Я заметил, ты в счете силен.
– Помилуй, отец, зачем торопиться? Я совсем недавно стал читать книги с должным пониманием. Семь лет мы только то и делали, что повторяли суры корана.
– Чего же больше? Это и есть сокровищница знаний. Слава аллаху, к этому я и стремился. И разве коран не лучшая из всех книг? Скажу тебе, сынок, десять лет – немалый срок. Теперь уже нельзя тратить годы на чтение книг. Я меньше знал, когда вышел на трудный путь. Я только четыре года сидел над сурами корана. А ведь неплохо торгую. С молитвами всемогущему я успешно веду свое дело.
Якуб не соглашался с отцом, но не прекословил ему. Юноша знал, что отец не поймет его. Мухаммад ал-Хасияд постоянно внушал сыну, что торговля – это лучшее занятие для праведного мусульманина. Якуб думал иначе и потому был сдержан в беседе с отцом. Он умолк, притворившись спящим. Однако разговор этот огорчил юношу. Он понимал, что теперь ему уже не вернуться в медресе к старому мударису. Где же он добудет книги? И в медресе нелегко было получить книгу. Все зависело от мудариса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41