Там был один дом с поворотным кругом для машин во дворе, переделанный в квартирки и студии. Одна из них принадлежала приятелю Пола, который делал снимки для журнала мод. Бет даже пожалела его, когда увидела, что у него на глазу черная повязка, и все думала, что же с ним произошло, не потерял ли он глаз вообще. Затем ей вдруг пришло в голову, что он старается быть похожим на одного из Хатвеев, чья физиономия украшает многие рекламные объявления. В нем было что-то такое… Но снимки были действительно превосходны. Огромные черно-белые фотографии с изображением красивых девушек, некоторые из них позировали рядом с леопардами, с пантерами.
Они заезжали в симпатичные домики в небольших ущельях в горах за бульваром Сансет около четырех часов утра, когда, как полагала Бет, все нормальные люди уже спят. Но все эти люди – сценаристы, музыканты, композиторы – именно в это время работали, принимали гостей. На их каминах стояло множество призов, полученных за работы. Почетные значки и всевозможные трофеи украшали стены, размещались на застекленных полках.
Они ходили в рестораны, ночные клубы. Один раз – даже в негритянском квартале в центре города, где Бет боялась идти в туалет, и где один негр играл на саксофоне, стоя прямо на стойке бара, и все, придя от этого буквально в неистовство, кричали и топали ногами. Ездили в студии художников в Венеции на самом берегу океана в стороне от шоссе, в квартиры, расположенные рядом с Лос-Анджелесским университетом, в которых жили студенты, бывали в «Парамаунте» на встречах с Вуди Германом и Стеном Кентоном, на концертах Дюка Эллингтона и его оркестра, на джазовых концертах в филармонии.
Но больше всего поражало Бет, что они ни разу не встречались с одними и теми же людьми. Там, в ее родном городке, все – богатые, бедные и средние – постоянно общались между собой, иногда по несколько раз на дню. А если и не виделись, то слышали, знали, все обо всех: кто болеет, кто с кем поссорился, а кто помирился. Только подумать о том скандале, который приключился с ней и Бадди! Теперь об этом будут говорить много лет. Ведь ей было стыдно не только из-за отношения семьи, из-за реакции отца. Все было гораздо серьезнее. Она, конечно, здорово подвела их. Но она подвела и всех остальных. Одобрение или неодобрение жителей города как бы помогали ей оценить собственные поступки, и их реакция подсказывала ей, как относиться к себе, что она из себя именно сейчас, сегодня представляет.
Здесь, в Лос-Анджелесе, никто бы не вспомнил ни о ней, ни о Бадди уже через несколько дней. Абсолютно не имело значения, что на ней надето, здесь сойдет все. И действительно – годилось все, что угодно, потому что все только что прибыли в город, только что привели себя в божеский вид, только что решили, кем они будут, и старались вести себя соответствующим образом. Здесь никто не делился воспоминаниями. Каждое утро, когда они вставали с постели, перед ними был новый мир. Чистая страница.
По тому, как здесь шла жизнь, можно было понять, что у каждого в любой ситуации еще остается шанс. Но это и немного пугало, потому что от тебя вчерашней ничего не оставалось. Ты все время была как на иголках, надо было что-то делать, а ты не знаешь как. Не на что опереться. Никаких ориентиров для самооценки, для оценки собственных поступков.
А может быть, это было только из-за Пола, из-за того, что он так любил вращаться среди совершенно разных людей, бывать в разных местах. Он, конечно, имел солидную основу. Его семья, ее положение в обществе. Этот великолепный дом и окружающий его ландшафт оставались на своем месте, когда они каждое утро возвращались домой, и каждый раз она удивлялась, что это не исчезло, не испарилось в воздухе, пока их не было. Пол знал, кто он такой, все в его жизни твердило ему об этом: его образование, его цели. Принципы, которыми он руководствовался: «Если хочешь чего-нибудь добиться, то надо сделать для этого все», «Поражение – это отказ от попытки», «Нужно хотя бы раз попасть в точку», «Это тебе не генеральная репетиция».
Так что Пол в порядке, и когда она была с ним, то и она тоже точно знала, кто она. Она слышала, как говорили: «Ну, вы знаете эту симпатичную девушку, с которой всюду появляется Пол». Ну и все такое. Но когда Пол куда-нибудь исчезал, и она оставалась одна, ей казалось, что она парит в безвоздушном пространстве.
Служительница в дамском туалете была права. Она действительно была тогда под кайфом, хотя и сама не знала об этом. То, что они все курили там в машине, – была марихуана, или, как они называли ее – «травка». Или дерьмо. Она хоть сама и не курила, но надышалась дымом. Она была так же опьянена, как и они. И это происходило снова и снова. На нее бросали сочувственные взоры, когда она заказывала свою коку, так что наконец она решилась взять себе то же, что и все, отличную вещь – коктейль из водки с лимонным соком. Это действительно было вкусно. И ей понравилось то, как она себя чувствовала после этого. Все было так весело, и она прекрасно вписывалась в любую компанию.
Все же иногда Бет просыпалась по утрам в маленькой кроватке Дианы с таким чувством стыда, что ей хотелось умереть. Чем веселее было накануне, чем сильнее все напивались, тем больше все выходили из-под контроля, по крайней мере по ее меркам. Все кругом целовались и тискались. И даже хуже. Иногда некоторые парочки делали это прямо там. Девушка с девушкой. Или парень с двумя девушками. А поскольку на следующий день они ни с кем из них больше не встречались, то не было ни смущенных взглядов, ни публичных обсуждений. Они тоже, наверное, понимали это. Возможно, они просыпались на следующее утро со словами: «О Боже, что же я натворила?» Но она могла знать реакцию только двух человек – свою и Пола.
Она испытывала чудовищный стыд от того, что произошло накануне ночью, – как будто она вывалялась в грязи. Даже хуже, чем когда отец застал ее с Бадди.
А Пол?
Казалось, он даже ничего не заметил, что ему все равно. Он не осудил ее. Он обращался с ней с прежним почтением, как и в день их первой встречи. Как будто они на собрании церковной общины. Братский поцелуй в щеку у дверей. Затем просто «спокойной ночи».
Лишь на третий день она собралась с духом и рассказала ему, что потеряла кошелек.
– Не может быть, – сказал он, и на лице его появилось выражение озабоченности. – Ах ты, бедняжка. – Казалось, он на секунду задумался, как бы пытаясь найти слова, чтобы ее успокоить. – Я посмотрю в машине, – сказал он наконец. – Может быть, он там. Поспрашиваю у ребят. Может быть, он кому-нибудь попался.
Но в машине его не было, и Бет не знала, звонил ли он своим друзьям. Вопрос о кошельке просто больше не поднимался. Вместо этого он повез ее в один из роскошных магазинов на бульваре Уилшир, который назывался «Джекс», и накупил ей множество всевозможных туалетов, расплатившись пачкой сотенных банкнот. Да, на продавщиц это производило сильное впечатление. Такой красивый, элегантный парень, да еще с такими деньгами. Он был похож на петуха, чистящего перышки перед ними, а они тем временем, хлопая глазами, переводили взгляд с него на нее, стараясь догадаться, кто она ему и что тут происходит.
Бет стояла с тесной примерочной, глядя на свое изображение – одно, другое, третье – во всех зеркалах. На ней было бледно-голубое льняное платье без рукавов с немного спущенной талией. На поясе две петельки с голубоватыми перламутровыми пуговицами. Этот голубой цвет как нельзя лучше подходил к цвету ее глаз. Она покрутилась в разные стороны, посмотрела на себя через плечо. Да, у нее такой нарядный, такой элегантный вид. Это было ее собственное платье, а не доставшееся ей после трех старших сестер. А ведь я такая хорошенькая, подумала она, улыбаясь своему отражению. Как мне только могло прийти в голову, что я некрасивая? Видя себя в этом платье, она чувствовала себя необыкновенно счастливой – просто королевой!
– Класс! – воскликнул Пол, когда она вышла к нему в зал. – Пойдем посмотрим еще.
И было еще и еще, в «ягуаре» едва хватило места для всех их покупок, когда они вышли из магазина.
Должно быть, я ему нравлюсь, думала она вне себя от счастья, если он купил мне все эти чудесные вещи и всюду меня возит. И он – настоящий джентльмен. Она просто с ума по нему сходила, только о нем и думала. Ей действительно становилось стыдно, когда она вспоминала о том, что позволяла делать с собой Бадди. Ей тогда казалось, что ее чувства к Бадди и были любовью, но, разумеется, это все ерунда. Они были просто детьми, не понимающими ничего в жизни.
– Только не меняй свою внешность слишком сильно, хорошо? – сказал Пол, держа одну руку на руле, другую на дверце «ягуара». – Я не хочу вместо Риты Хейворс увидеть Сэди Томпсон.
– Хорошо, – сказала она.
Она стояла на тротуаре, с каким-то непонятным чувством глядя на то, как он сидит в своей машине. Конечно же, он не должен идти с ней в салон красоты и держать ее за руку, пока ее причесывают и делают маникюр. Но все равно она испытывала какую-то тревогу… Эти две недели, что они знали друг друга, они были как будто связаны какими-то невидимыми нитями. Когда его не было, она была привязана к его дому, а если они отправлялись куда-нибудь вместе, она всегда знала, что он где-то поблизости, даже если и не видела его.
– И не стригись очень коротко, – добавил он. – Лишь подровняй волосы.
– Хорошо, – сказала она слегка дрожащим голосом. Он посмотрел в зеркало заднего обзора, выбирая момент для того, чтобы влиться в общий поток машин на бульваре Сансет. Бет стояла и смотрела, как он удаляется от нее. Он нажал на гудок, широко ей улыбнулся и исчез в потоке машин.
Она повернулась, глубоко вздохнула и взглянула на вывеску салона на белом мраморном фасаде. Он назывался «Секреты». Пол говорил, что это самый лучший. Сюда ходят киноактрисы, модели, дамы из общества. Сюда ходит его мать. Девушки из богатых семей. Вроде Дианы. Она тоже сюда ходила.
Внутри все было отделано белым мрамором, висели хрустальные люстры, кругом было множество цветов. Здесь царило оживление, носились симпатичные худенькие парнишки в облегающих брюках и девушки-негритянки в белых форменных халатиках. На круглом сиреневом диване сидели три женщины в сиреневых накидках, в бигуди, с салфетками на лбу и в сеточках для волос и попивали кофе из фарфоровых чашек, вполголоса беседуя между собой. На всех них были тонкие чулки, красивые туфли на высоких каблуках. Как она успела заметить, у одной из них на пальце рядом с обручальным было кольцо с огромным бриллиантом. Огромным! Она в жизни не видела такого большого. Перед ними на кофейном столике лежали пачки журналов. «Вог», «Базар Харпера», «Редбук», «Журнал для домохозяек».
Бет почувствовала робость, подходя к столу регистраторши, за которым сидела высокомерного вида блондинка в великолепной косметике и отсчитывала сдачу даме, которая, казалось, сошла с обложки модного журнала. С колотящимся сердцем Бет назвала свое имя, чтобы та проверила его по своему списку.
– Ага, – сказала она, глядя сквозь Бет, как будто та была пустым местом. – Он немного задерживается. Мы вас вызовем.
Бет стала листать один из журналов, совершенно не собираясь подслушивать, о чем беседуют между собой эти три дамы. Она действительно не собиралась делать этого, но как только уловила, что муж одной из них, той, у которой кольцо с бриллиантом, крутит роман со своей секретаршей, а две другие дамы – ее лучшие подруги и в данный момент они проводят что-то вроде военного совета, то просто не могла не вслушаться.
– Говорю тебе, не обращай внимания, – говорила одна из женщин. – Ты же, знаешь, Долли, как это бывает – когда им исполняется сорок и начинает казаться, что они слабеют, им нужна молодая курочка, которая раздвинула бы для него ножки и слушала бы его бред, и поэтому ему кажется, что он еще ого-го!
– Ну, не знаю, – говорила женщина, качая головой, плотно сжав ярко-красные губы. – Он ведь снимает для нее деньги с нашего счета. И счета приходят к нам, значит, он хочет, чтобы мне стало известно. В конце концов, я же знаю, что не покупала ночные рубашки и пеньюары в их отделе женского белья.
– Она права, – сказала третья женщина. – Ты ничего не можешь сделать. Помните, как у моего Ларри была такая же история? С маникюршей из его парикмахерской. Только тогда было не белье, а меховое манто. Норка, точно такая же, какую он подарил мне на Рождество. О Боже, как же меня оскорбило то, что этой дряни он подарил такое же манто, как и мне. Я плакала. Просто рыдала!..
Две другие кивнули, сделав серьезные лица, они помнили.
– А ведь именно мой отец дал ему возможность учиться в медицинском институте, и вот благодарность. Мои родители всегда считали его идеальным зятем. И мне было стыдно встречаться с ними, смотреть им в глаза. А дети? Ведь они же тоже чувствовали, что в семье что-то происходит. А я могла только плакать. Я им объяснила, что у меня климактерические явления. А что оставалось делать?
– Но эта уже совсем обнаглела, – сказала женщина с бриллиантом. – «Разведись, Ларри, – заявила она. – Разведись, или я вообще перестану с тобой встречаться».
– Вот в этом была ее ошибка, – сказала другая. – Она слишком энергично действовала, слишком торопилась. Такие вещи делать нельзя. Нужно, чтобы они думали, что инициатива принадлежит им. И к чему это в конце концов привело? Он же приполз назад с повинной. «Прости, я больше никогда не уйду».
– Они не любят перемен, – сказала третья женщина. – И не любят расставаться с деньгами – платить алименты, отдавать половину имущества.
– Да нет, пока это всего лишь белье, – сказала женщина с бриллиантом с некоторым сомнением в голосе. – Но он так помолодел. Он даже начал свистеть!
Они опять погрузились в мрачное молчание, отхлебывая свой кофе.
– Бет Кэрол? – услышала она мягкий голос. – Я готов обслужить вас.
– Спасибо, – еле слышно сказала она, глядя на Бобби Прайза. Пол поспрашивал и сообщил ей, что он лучший мастер.
Боб стоял прямо перед ней с застенчивой улыбкой. Загорелое лицо, карие глаза, темные волосы. Ух, до чего же он симпатичный! Она с сожалением взглянула на тех трех дам, направляясь вместе с ним в зал. Теперь она никогда не узнает, чем окончилась вся эта история.
Зал был огромный, кругом зеркала, в которых отражались многочисленные лампочки. Перед каждым зеркалом – мраморный столик, и всюду женщины – старые, молодые, среднего возраста. Некоторые, сидя в сеточках, делали маникюр. Другие держали ноги в мыльной воде, а педикюрщицы обрабатывали их ногти. Третьи привередливо изучали в ручные зеркальца свои прически. Четвертые пили кофе, рассматривая собственные отражения, пока мастера накручивали их волосы на бигуди или расчесывали их. И повсюду слышался гул голосов, приглушенный, как будто все кругом обменивались секретами.
– Я сейчас обслуживал клиентку, которой необходимо было срочно заняться, – улыбаясь, сказал Бобби, протягивая ей халатик-накидку. – Она отправлялась в Нью-Йорк, и надо было подсветлить корни волос. В сущности, этого можно было и не делать, по крайней мере, еще недели две.
– Понимаю, – робко заметила Бет.
– Я сказал: «Вам не надо сейчас этого делать», но она очень настаивала, а кроме того, надо было сделать маникюр и наложить косметику.
Бет молча слушала.
– Богатый муж всегда хочет, чтобы его жена всегда выглядела самым лучшим образом. Она, разумеется, вторая жена.
– Ух ты, – сказала она.
– Можете переодеться вон там, – сказал он, показывая на ряд кабинок для переодевания вдоль стены.
Одна из хорошеньких негритяночек занялась ею – вымыла голову, сделала массаж головы, даже массаж плеч. Так приятно, когда тебя так мнут, когда тобой занимаются, подумала Бет, сидя в кресле у Бобби и глядя на себя в зеркало. Бобби тоже смотрел на ее отражение, слегка прищурившись, как бы решая, что с ней делать. Пока он ее стриг, он разговаривал с ней вполголоса, указывая то на одну, то на другую женщину. Вот эта модель с рекламы «Честерфильд». Эта – только что получила контракт на студии «Фокс». Эта – замужем за самым крупным торговцем «кадиллаками» в Лос-Анджелесе. Эта – подруга одного известного гангстера. Багзи Сигел. По-моему, его недавно убили. А может быть, не его, а какого-то другого, но все равно гангстера. А эта замужем за Слимом Тейлором, парнем, который осваивает всю эту собственность в Вэлли. А эта – за владельцем «Мокамбо». А это – путана. Одна из самых дорогих в городе. Тысячу долларов за ночь.
– Все-все знаете, – сказала Бет, глядя через зеркало в его глаза. Он тоже смотрел ей в глаза. Заигрывал. Она это сразу почувствовала. Но как такое может быть? Ведь все эти мастера в салонах красоты – педики. Это ей сказал Пол.
– Только не делайте очень коротко, – сказала она.
– У вас прекрасные волосы, – сказал он, поднимая волнистую прядь. – И чудесные глаза. Вы ведь знаете это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58