– Дорогая Гиа, такая милая, умная и такая дурочка! Невинная. Кажется, так тебя называет Францина?
Гиа охватило томление. Ей страстно хотелось слиться с мужем, стать с ним единым целым.
– Я готова умереть ради тебя, – прошептала она.
– Нет, нет, не говори так!
– Да, готова! Помнишь ту женщину на «Титанике»? Ее звали Штраус, миссис Штраус. Ее хотели посадить в спасательную шлюпку, но она отказалась. Она хотела умереть вместе с мужем. Я бы сделала то же самое.
– А я бы затолкал тебя в спасательную шлюпку. Но довольно об этом! Знаешь, что нам с тобой сейчас нужно? – Его руки, теплые и сильные, потянули ночную рубашку вверх. – Нужно позабыть обо всем этом, согласна?
Глава 7
Был мягкий, нежаркий день их второй осени в Техасе, которая так отличалась от прохладной, бодрящей погоды Массачусетса, что, разговаривая по телефону с подругой, Гиацинта упомянула об этом:
– Здесь называют прохладной погодой температуру под тридцать. Представляешь? И в футбол тут играют упаси Бог как серьезно! Соперники дерутся так, как Франция против Германии в мировую войну. Но все это очень забавно. Люди здесь непосредственные и дружелюбные, даже в большом городе. Да, вот еще что, я выучила все слова песни «Желтая роза Техаса».
В таком бодром расположении духа Гиа вошла в кабинет доктора. Спустя полчаса она вышла, ошеломленная неожиданной новостью, с блуждающей улыбкой на устах.
– Ни один метод не дает стопроцентной гарантии, – сказал ей доктор. – Июнь – хороший месяц, чтобы родить ребенка, потому что еще не наступит самая удушающая жара.
«Акушерство, – подумала Гиацинта, – счастливая специальность». Она шла упругим шагом, словно на пружинах. Волнение распирало ей грудь, Гиацинте хотелось смеяться.
Было только четыре. Еще целых два часа ей придется сдерживать свое возбуждение до прихода Джеральда домой. Гиа хотелось запеть или, остановив какого-нибудь прохожего, поделиться с ним удивительной новостью. Они не планировали заводить детей, пока не завершится практика Джеральда в клинике. И вот тебе на! Но не стоит беспокоиться, просто младенец сам торопится увидеть мир. И Гиацинта пошла дальше, разглядывая малышей в колясках и едва начинающих ходить карапузов, чего никогда не делала раньше.
Ей нужно что-нибудь купить на память об этом дне. И она бросилась транжирить деньги. Гиацинта вернулась на стоянку, вся обвешанная покупками. Тут были и гигантская плюшевая панда, и букет астр, и бутылка настоящего шампанского, и небольшой торт.
Уже дома Гиацинта вспомнила, что завтра приезжают ее родители. Они только что посетили сыновей и внуков. На следующий год в это время им придется навестить еще одного внука. Нужно приобрести камеру получше. И этот торт маловат. Как она могла позабыть о завтрашнем дне? Утром необходимо выскочить и купить еще один торт. А может, испечь его, если будет время? Домашний торт всегда лучше. И купить еще бутылку шампанского. Эти и другие мысли роились в ее голове, пока она накрывала на стол и ставила в воду астры.
– Что это? – спросил Джеральд, увидев панду в углу дивана.
– Угадай!
– Еще один младенец в семье брата?
– Не совсем. Во всяком случае, не в его семье. – И Гиацинта рассмеялась.
Джеральд внимательно посмотрел на нее.
– Что ты имеешь в виду?
– Я сегодня была у доктора Лилли.
– Лилли? У гинеколога?
– Да, конечно! Дорогой, это должно произойти в июне! Я не была уверена и не хотела тебе ничего говорить, не услышав от него подтверждения. Но это так!
Джеральд снял пиджак и аккуратно, как делал это всегда, повесил его на спинку стула. Некоторое время он молчал.
– Ты настолько ошеломлен, что не в состоянии говорить? Ты напомнил мне эпизод из одного старого фильма, где жена сообщает новость, и муж падает в обморок, и…
– Ошеломлен? Пожалуй. Ведь сейчас такое неподходящее время.
Его губы вытянулись в тонкую линию. Гиацинта была не в силах оторвать взгляд от мужа.
– Ты уверена? – спросил Джеральд. – У Лилли нет сомнений?
– Странный вопрос! Конечно, нет.
У Гиацинты подкосились ноги, и она опустилась на стул, все еще сжимая астры.
– Не понимаю, – проговорила она. – Я думала, ты будешь рад.
– Нет, я не рад. Не здесь и не сейчас. Будь благоразумна, Гиа. Трудно выбрать более неудобное время. Мне предстоит провести здесь еще почти два года. Квартира слишком мала для того, чтобы разместить в ней колыбель и коляску, негде развешивать мокрые пеленки. Давай, Бога ради, что-то сделаем и дождемся более подходящего времени, как мы с тобой и планировали. Ради Бога, прошу тебя.
Сердце у Гиацинты заколотилось с неистовой силой.
– Что-то сделаем? Что это значит?
– Не строй из себя дурочку! Твоя невинность иногда перехлестывает через край, Гиа. Как ты думаешь, что я имею в виду?
У Гиацинты появилось ощущение нереальности происходящего. «Неужели это происходит на самом деле? Не понимаю, как эти слова могут исходить из его уст, – подумала она. – Из уст самого любимого человека на свете».
– Аборт, – прошептала Гиацинта. – Ты хочешь, чтобы я сделала аборт.
– Просто все не ко времени. Мы заведем детей позже. Прояви же благоразумие, Гиа, не будь сентиментальной!
– Сентиментальной? Мой ребенок – наш ребенок. И ты не хочешь его. А я – сентиментальна?
Разрыдавшись, она вскочила со стула и ударилась о стол с такой силой, что бутылка шампанского упала и разбилась.
– Осторожно! Не наступи на разбитое стекло! – крикнул Джеральд.
– Что ты так беспокоишься о разбитом стекле? Ты не любишь меня! Если бы любил, то любил бы и нашего ребенка и не просил бы убивать его! Мы молоды, мы не в концентрационном лагере! Аборт… Боже мой, да тебе должно быть стыдно! Как ты можешь…
Джеральд с шумом захлопнул окно.
– Опять несдержанность! Опять горячность! Совсем ни к чему, чтобы это слышала вся округа!
– Мне наплевать, слышит кто-то или нет! Пусть все знают, что мое сердце разрывается и это ты его разбиваешь! Пусть весь мир знает, что ты собой представляешь!
– Погоди, Гиа, успокойся. Нет никакого смысла…
Однако Гиацинта уже убежала в спальню. Сотрясаясь от рыданий, она бросилась на кровать. Затем к ее горлу внезапно подступила тошнота и Гиацинта побежала в ванную, где ее вырвало. Вернувшись в спальню, она снова бросилась на кровать и некоторое время лежала словно в тумане. Гиацинте казалось, что сердце у нее остановилось.
Когда она проснулась через несколько часов, в комнате было темно. Она лежала в свитере, а Джеральд спал в дальнем конце широкой кровати. Гиацинта посмотрела на него. Вот как бывает – выходишь замуж, веря человеку, а затем в один день, в одну минуту эта вера разрушается и остаются только горечь да гнев. Она тихо вышла и разделась в ванной комнате. Глаза ее опухли от слез. Лицо побледнело. Если бы только можно было позвонить Францине и отцу, чтобы они не приезжали завтра! Но как это сделать и под каким предлогом? Нет, это невозможно.
Хотя ничего невозможного нет. Гиацинта проговорила вслух:
– Просто это ситуация, которую нужно как-то разрешать.
– Поможет тряпка, смоченная в ледяной воде, – сказал Джеральд.
Он стоял в дверях ванной. Наверное, Гиацинта разбудила его или Джеральд притворялся спящим.
– Я скажу тебе, что поможет. Мое возвращение в то место, откуда ты меня так радостно увозил. Как это говорится в стихотворении Роберта Фроста? «Дом там, где тебя примут, когда ты туда направишься». Но это только на время. Я справлюсь и одна. Я и мой ребенок – мы справимся. Мы не нуждаемся в тебе.
– В какое время прибывает завтра их самолет? – спросил Джеральд.
– В десять пятнадцать. Какое это имеет значение?
– Имеет. Недопустимо, чтобы ты выглядела так, как сейчас, и нельзя заставлять их ждать.
– Это не твоя проблема. Они мои родители, и я поеду за ними.
– Смешно. Я сегодня освободил себе утро по случаю их приезда.
– Ах, какую заботу ты о них проявляешь!
– Даю тебе полтора часа, чтобы ты привела лицо в порядок.
– О чем ты говоришь? Полагаешь, весь этот кошмар можно сохранить в тайне?
– Прежде всего это вовсе не кошмар. Это проблема, которую можно обсудить и разумно решить, если только ты попытаешься это сделать. Но мы не должны обрушивать ее на них, едва они откроют дверь. Вот и все, что я хочу сказать.
– Не надо читать мне лекции. Я ненавижу этот суровый тон. Если бы не младенец, который растет в моем чреве, я бы предпочла сегодня умереть либо убить тебя.
– Гиацинта, выслушай меня! И ради Бога, говорю тебе в тысячный раз, выбрось эту проклятую сигарету! Мне надоело это видеть!
– В таком случае не смотри. Оставь меня в покое. Я тебя не знаю. И не желаю знать.
Другого места, кроме кровати, для сна не было. Ночь выдалась прохладной, и, дрожа от сырости и нервного напряжения, Гиацинта долго лежала с открытыми глазами, глядя, как по небу плывут облака, то и дело закрывая луну. Спал ли Джеральд, она не знала.
Вчерашние астры, подобранные с пола, стояли на столе. По бокам от них возвышались хрустальные подсвечники, недавно подаренные Джимом и Франциной. Гиацинта приготовила любимое блюдо отца – цыпленка с креветками. Она охладила шампанское, и Джеральд разлил его по бокалам. Францина рассказала обо всех братьях Гиацинты и их детях. В своей алой блузке и жемчуге она выглядела великолепно. «Мать никогда не испытывала никаких неприятностей, – подумала Гиа. – Все было так знакомо, так уютно. Во всяком случае, наверное, так, если она до сих пор ничего не сообщила».
Разговор шел то о внуках, конечно же, необычайно талантливых, то о переводе Джорджа из Сингапура домой, то о новом доме Поля. В основном говорил Джим. Непривычно молчаливая Францина поглядывала на Гиацинту, пожалуй, чаще, чем нужно.
– Мы тут размышляем о том, – сказал Джим, – что наш дом стал для нас слишком большим и пустым. Разумеется, я люблю свой сад. Мы оба любим. Но если мы найдем дом поменьше с похожим садом и если вы, вернувшись на восток, заинтересуетесь нашим домом, мы могли бы передать его вам.
– Это замечательный дом! – воскликнул Джеральд. – Неслыханный подарок!
– Пока что рано говорить, – заметила практичная Францина, впрочем, спокойным и даже любезным тоном.
– Да, – подхватил Джеральд. – Сейчас я в совершенно ином мире.
И он начал рассказывать о своей повседневной работе, что, судя по всему, очень заинтересовало родителей.
– Этого можно было бы избежать при наличии привязных ремней. Я не стану рассказывать, что произошло с его лицом. Представляете, как меняется все в психологическом плане? Молодой человек, у которого вся жизнь впереди. Поверьте, у меня тряслись колени, когда Грамп, то есть Малкольм Грамбольдт, наш главный, сказал, чтобы я сменил его. Конечно, он стоял, едва не касаясь моего правого локтя, и остановил бы меня немедленно, если бы я что-то сделал не так. Но слава Богу, все прошло хорошо.
– Не могу вообразить, как ты это делаешь, – проговорил Джим, восхищаясь зятем. – Когда это случилось?
– Вчера после полудня. – Джеральд улыбнулся. – Я конвульсивно подергивался, даже придя домой.
«Весьма кстати, – подумала Гиацинта. – Сказать сейчас?»
Францина продолжала разглядывать дочь.
– Что-то случилось с твоими глазами? Они то ли усталые, то ли распухли.
«Нет, не сейчас».
– Похоже, это аллергия. Ничего серьезного. Такое случается и проходит.
– А ты скажи им, – вмешался Джеральд. – Ну ладно, если не хочешь, скажу я. Гиацинта беременна и чувствует себя не слишком хорошо.
Она удивленно уставилась на мужа, не понимая, что скрывается за этим трюком. И тут же последовали восторженные восклицания Францины:
– Дорогая! Почему же ты не говоришь? Ведь это чудесно!
– Вы, женщины, насколько я знаю, обычно скрываете все до тех пор, пока не удостоверитесь окончательно, – заметил Джеральд.
Гиацинта покраснела. Жар залил не только лицо, но даже шею. Что он имеет в виду? Она предполагала, что муж расскажет об их ссоре, но он этого не сделал.
Джим поднялся и поцеловал Гиацинту в лоб. Он был по-настоящему растроган.
– Ребенок дочери – совсем другое, чем дети сыновей. Думаю, твоя мама будет рада еще раз стать бабушкой.
Францина, поцеловав Гиа, поцеловала и Джеральда.
– Счастливый ребенок, – уточнила она. – Не у каждого ребенка в наши дни такие хорошие родители. Гиацинта, ты позволишь мне купить приданое? Я люблю покупать вещи для новорожденных.
«Она любит покупать для новорожденных, черт возьми! Что прикажете, – в смятении подумала Гиа, – сказать ей сейчас?»
– Теперь ты должна бросить курить. – Францина дружелюбно и ласково улыбнулась. Уже давно она не делала замечаний дочери – ни по поводу макияжа, ни по поводу прически или курения. Гиацинта поняла: мать позволила себе эту реплику, радуясь, что брак оказался счастливым.
– Разумеется, я брошу, – ответила Гиа. – Я выкинула сигареты, как только узнала новость. Я проявлю максимум заботы о ребенке, – добавила она, устремив взор на Джеральда.
Затем последовал разговор о том, как найти другую квартиру, о приобретении большей машины вместо маленькой красной, о том, что лучше – купить или взять напрокат. Любящие и внимательные родители задавали массу вопросов.
– У нас еще много времени впереди, – сказал наконец Джеральд, – хотя Гиацинта уже кое-что приобрела. Где панда? Принеси ее, Гиацинта.
И ей пришлось принести эту нелепую игрушку, которую она уже запихнула на верхнюю полку шкафа. Напевая мелодию вальса «Голубой Дунай», Джим закружился с пандой по комнате, и все, кроме Гиацинты, рассмеялись, выпили еще шампанского и говорили, какой это чудесный день. Так все и шло до того момента, пока родителям не пришло время возвращаться на ночь в свой отель.
– Поехали с нами, Гиа. Мы улетаем рано утром и долго потом не увидим тебя, – предложил Джим.
Однако Францина возразила:
– Пусть Гиацинта остается здесь. Думаю, она устала.
– Да, немного, – согласилась Гиа, подумав про себя, что она не устала, а ее раздирают противоречия.
Она ставила торт в холодильник, когда Францина спросила:
– Ты здорова, Гиацинта?
– Конечно.
Как всегда, когда Францина была настроена решительно, на переносице у нее появились две вертикальные морщины.
«Нет, только не сейчас. Лучше написать им».
– Вы с Джеральдом ладите?
Что ж. Такова прерогатива матери – задавать подобные вопросы.
– У нас бывают мелкие недоразумения.
Францина внимательно посмотрела на дочь.
– Ну да, мелкие недоразумения. Я удивилась бы, если бы их не было.
Гиа лежала в постели, когда вернулся Джеральд.
– Что означали все эти разговоры за столом? – Она села.
– Я все обдумал и понял, что был не прав. Мне стыдно, и я хочу извиниться.
– В самом деле? И что заставило тебя так неожиданно изменить мнение?
– Ничего неожиданного в том нет. Неожиданной была моя вчерашняя реакция. У меня был трудный день, как ты слышала. Я устал. Впрочем, это не может служить извинением. Сейчас, поразмыслив обо всем, я понимаю, что не должен был так реагировать. И поэтому приношу извинения.
Кажется, он в самом деле мучился. Как все запуталось! Глаза Гиацинты наполнились слезами, и она досадливо вытерла их.
– Я заставил тебя страдать, – сказал Джеральд.
– Да. – Когда он сделал к ней шаг, Гиацинта остановила его. – Нет, погоди. Ты в самом деле хочешь ребенка? Потому что, если ты не хочешь, я сохраню его все равно. Без тебя.
– Мне стыдно, – повторил Джеральд. – Гиа, пожалуйста, пойми. Прошу тебя. Я запаниковал. Я думал о времени, о деньгах и бог весть о чем еще. А сейчас – да, я хочу ребенка. Возвращаясь из отеля, я думал, как мы будем его выхаживать. В этой комнате есть место для колыбели. Ему… ей будет не больше года, когда мы уедем отсюда, а тогда у нас появится много места. Коляска поместится в зале. Будет немного темновато, но это не столь важно. Ах, Гиацинта, прости и забудь! Умоляю тебя об этом и знаю, что ты сможешь.
«Время лечит, – подумала Гиацинта. – Кровоточащая рана превращается в бледный шрам и делается едва заметной».
Мальчик родился без всяких осложнений на рассвете ясного июньского дня. После благотворного сна Гиацинта проснулась в полдень; ярко светило солнце, и площадки для гольфа в парке через дорогу были полны людей. В одежде весенних тонов они напоминали точки на зеленом фоне, словно на каком-нибудь пейзаже Брейгеля. Неподалеку от окна цвела, благоухая, лилово-белая сирень. А в люльке в зале спал крепенький черноволосый малыш.
– Красивый парень, – сказала няня, внося его в комнату Гиа. – Уже сейчас похож на отца.
– Джеральд Младший, – заметил отец. – Мы можем звать его Джерри, чтобы избежать путаницы.
Имя выбрала не Гиацинта, но разве это так важно? Гораздо важнее то, что Джеральд был в восторге от сына. Он буквально сиял от счастья.
– Ты только посмотри на него! Посмотри на эти длинные ноги! На плечи! А какая красивая форма головы! Уже сейчас просматривается костная структура.
Когда Гиацинта кормила ребенка, Джеральд наблюдал за процессом и качал головой, словно не веря своим глазам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31