– Арни замолчал, ожидая ее ответа, но, так и не дождавшись его, продолжил: – Там широкое поле деятельности для хирурга. Вы сможете отложить хорошую сумму на черный день для детей. Ведь неплохая идея, а?
– Да, – неуверенно подтвердила Гиа.
Арни сменил тему разговора.
– Пожар был страшный. Представляете, когда я приехал сюда после двух часов, дым валил такой, словно горел целый город. Серые и багровые клубы, как при бомбежке. С пожаром воевали, наверное, часов до семи. Нужно отдать должное этим ребятам. У одного из них сломана рука, еще двое попали в больницу: наглотались дыма.
Гиацинта посмотрела на почерневшие стены. Одна проблема накладывалась на другую. Вчера она была охвачена яростью и горечью, а сегодня новый поворот судьбы. Гиа все еще смотрела на обугленные стены, когда подошел Джеральд.
– Здесь как на войне, – сказал он Арни. – Едва ли один из тех парней выживет. Провалился пол, и он полетел вниз, где все полыхало.
Арни покачал головой.
– Что спровоцировало пожар? Я слышал, что грызуны – мыши или белки – могут перегрызть провод и тем самым вызвать пожар.
– Причина не обязательно связана с электричеством.
– А с чем же? Где начался пожар?
– Пожарные не уверены, но, возможно, в моей комнате. Прибыв туда, они заметили следы беспорядка. Вещи были сброшены на пол.
– Но кто мог туда проникнуть? Сигнал тревоги взлома не прозвучал.
– Ну, они еще займутся расследованием этого факта.
До сих пор Джеральд не показал, что заметил присутствие Гиа. И вдруг мрачно обратился к ней:
– Ты бы разузнала, может, нужно чем-то помочь этому бедняге или его семье, Гиацинта. У него маленький сынишка и беременная жена. Вот его имя.
– Он не выживет? – спросила она.
– Он рухнул в подвал и ударился головой о цементный пол. Нет, он не выживет, а если бы и выжил, то остался бы инвалидом. – Джеральд снова обратился к Арни: – Ты можешь войти туда? Ты нужен людям из страховой компании.
Возвращаясь на машине домой, Гиацинта проговорила:
– Помоги мне, Господи!
Она изо всех сил сжимала баранку. Ее мозг напряженно работал.
«Ты выкурила несколько сигарет, это верно. Но ты смяла и загасила их. Ты ведь человек аккуратный».
И вместе с тем существует такая штука, как несчастный случай. Нечто непреднамеренное. Нечто такое, о чем человек забывает, как, например, о необходимости постоянно смотреть на дорогу или выключить газ духовки. Нельзя осуждать хорошего человека, если с ним произошел несчастный случай.
«Нет, я уверена, что нигде не оставила непогашенной сигареты. Соберись, Гиацинта. Ты не виновна в этом пожаре.
А ты полностью в этом уверена? Ты действительно загасила их? Ты помнишь, что видела пепельницу? Думай. Думай!»
Вернувшись домой, Гиацинта выпила на кухне три чашки кофе. За окном виднелся сад, который разбил ее отец. Если бы дорогой, мудрый, благоразумный, тихий Джим был жив, он придумал бы, как выпутаться из неприятностей. Гиацинта почти воочию слышала его голос, когда он сидел вместе с Эммой накануне их отъезда во Францию. Гиа встала и открыла дверь на заднюю террасу. Потрепанная кукла Эммы валялась на полу, а новый двухколесный велосипед Джерри был прислонен к стене.
Родной дом! Боже милостивый, неужели такая тварь, как Сэнди, разрушит его? Наверняка Джеральд тоже этого не желает. Это всего лишь противная, но преходящая ситуация. У мужчин такое бывает, но от женщин зависит, чтобы это не стало концом света. Кто знает, может, такие грешки, ведомые или неведомые для Францины, были и у Джима? Это возможно даже в таком спокойном, безмятежном браке, каким был брак родителей.
«Как странно, что я еще вчера пребывала в ярости, испытывала муки ревности, а сейчас ничего подобного не чувствую. Я уязвлена, но ощущения у меня совершенно иные.
Но я упряма и всегда была упрямой. Когда на море начинается шторм, что делают люди? Задраивают люки и устанавливают паруса. Поэтому сейчас я должна выпрямиться и пошевелить мозгами. Что мне делать дальше?
Завтра первый школьный день. Джерри пойдет во второй класс, а Эмма – в подготовительную группу. Это большое событие для каждого из них. Им нужно внимание и участие. Джеральд сейчас не в том настроении, так что я должна заменить его. Сегодня необходимо приготовить новые носки для Джерри и сводить обоих к дантисту. Наконец, устроить вечером специальный обед и показать рассерженному человеку, что буря понемногу утихает».
Приняв решение, Гиацинта сделала все, чтобы воплотить его в жизнь. Однако Джеральд обедать домой не пришел. Уже поздно, когда Гиацинта была в постели, она услышала, как он поднялся по лестнице и направился в свободную спальню.
Утром Гиацинта остановила мужа у двери, когда он собирался уходить.
– Мы не можем жить, избегая друг друга. Нам нужно поговорить.
– Не сейчас.
– В таком случае хоть скажи, как обстоят дела у того бедняги…
– Он умер. Похороны послезавтра, отпевание в одиннадцать, в церкви на Кленовой улице. После этого мы можем поговорить.
– Джеральд! Мы должны поговорить раньше. У меня голова кругом идет. Мне нужно знать, как ты намерен поступить с Сэнди. И что это за идея о переезде во Флориду?
– Не сейчас. Позволь мне уйти, я спешу.
– Ты вернешься к обеду?
– Скорее всего нет.
– Погоди, Джеральд. Это очень плохо. Если ты не хочешь общаться, то как мы…
Однако он уже был за дверью.
Полгорода, если не больше того, приняло участие в похоронах. В двух газетах – газете штата и местной – были помещены на первой полосе фотографии отважного молодого пожарника, рисковавшего жизнью и погибшего в пламени пожара. Флаги на общественных зданиях были приспущены, а на здании пожарной охраны задрапированы черной лентой. Церковь была переполнена, люди толпились на улице.
Гиацинта приехала пораньше, чтобы занять места для Джеральда и Арни. Она удивилась, когда Арни появился один и спросил ее о Джеральде.
– Он появится, – сказала она. – У него какое-то дело.
Гроб закрыли крышкой. Гиацинта пыталась смотреть вверх, на потолок, но ее взгляд то и дело устремлялся на черный гроб. «Пожарнику было лишь тридцать, – подумала она. – Он на два года моложе меня».
– А вот и Джеральд, – сказал Арни, – с двумя девушками из офиса. Он не видит меня. Ага, вон они сели. Что-нибудь случилось с Джеральдом, Гиа?
– Ничего особенного. Всему виной пожар и связанные с ним неприятности.
– Да, конечно, пожар, но я думал, тут что-то еще.
Тихо заиграл орган. При появлении вдовы зашевелилась и зашелестела толпа. Женщина, одетая во все черное, шла с опущенной головой, держа за руку большеглазого перепуганного мальчугана. Мальчик был сверстником Джерри; его мать собиралась родить примерно через месяц.
* * *
На улице стало пасмурно. По небу поползли серые тучи. Поднялся ветер. В воздухе пахло грозой.
Вскоре после того, как дети отправились спать, гроза разразилась. Первый удар грома прогремел, когда Джеральд вошел в маленькую комнатку, где находилась Гиа.
– Как ты уже видела, – начал он, – здание полностью разрушено. – И замолчал.
Столь холодный, официальный тон обескуражил ее. Лучше бы он сказал что-нибудь о них самих.
– А что с нами? Что с нашим браком? – спросила Гиацинта.
– Мы обсудим это позже. Как ты себя чувствуешь после того, что сделала?
– А что я сделала? Разве меня кто-то уличил во лжи или у меня была тайная любовная интрижка? С понедельника я каждый час думаю об этом, Джеральд. Не стану объяснять тебе, что для меня это значит, поскольку ты сам все хорошо понимаешь. Скажу тебе одно: я готова дать слово, что до конца жизни не вспомню об этом эпизоде, если ты завтра же избавишься от этой девицы и мы начнем жизнь заново. Я очень хотела бы этого. Ради нас, ради Джерри и Эммы.
– Это не то, о чем я с тобой говорю, Гиацинта. Я спрашиваю, зачем ты пришла в мой офис.
– Я? В твой офис? Когда?
– В ту ночь, когда он сгорел, после того как ты подожгла его.
– Я подожгла? Это несерьезно.
– Я говорю вполне серьезно. Дело не в дефекте электрической проводки. Кто-то был в здании. Кто-то совершил варварские действия в моей комнате.
– И конечно, этот кто-то – я, потому что узнала о той женщине. Очень проницательно.
– Сарказм не поможет, Гиацинта.
– Послушай меня. Если ты думаешь, что это была я, допроси своих служащих. У тебя их пятеро, и у каждого из них есть ключи. Возмутительно, что ты обвиняешь меня.
– Их всех допросили. Полиция и представители страховой компании знают, что делать, Гиацинта. И у всех есть алиби. Железное.
– Ну так скажи, чтобы и меня тоже допросили. Мне наплевать. Хотя это глупо. Глупо и подло, Джеральд.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Разумеется. Я не приближалась к твоему офису с того времени, когда мы собирались в Париж.
«Господи, прости меня за ложь, но как иначе мне спасти себя? Ведь я не поджигала офис!»
Джеральд достал из кармана маленький пакет, завернутый в бумагу, извлек его содержимое и, отодвинув в сторону несколько книг, выложил на стол.
– Тогда как ты объяснишь это?
Гиацинта ошеломленно смотрела на маленькую пудреницу, губную помаду и расческу – то, что они купили на левом берегу Сены близ музея. На каждом предмете была черная ленточка с именем изготовителя.
– Все это я нашел на траве между кустами азалий и тротуаром, едва рассвело. – Джеральд вдруг понизил голос: – Больше никто об этом не знает. И никто, кроме нас, не должен знать.
У Гиацинты брызнули из глаз слезы.
– Зачем ты это сделала, Гиа?
«Боже мой, это случилось, когда я споткнулась и уронила сумочку».
– Я не поджигала! Должно быть, это из-за сигарет. Я прочитала твои письма и обезумела. Я хотела только уничтожить ее вещи, а потом еще и твои. Я пришла в бешенство. Неужели ты мне не веришь? Но я не устраивала никакого пожара!
– Даже если я поверю тебе, – все так же мягко проговорил Джеральд, – поверят ли тебе другие? Как ты объяснишь, что оказалась в моем офисе среди ночи? Это очень похоже на поджог, а поджог – совсем не шуточки. Это преступление.
– Даже если это сделано неумышленно?
– Да, Гиа, даже в этом случае. Не забывай, что, даже если ты сделала это неумышленно, в результате пожара погиб человек.
Гиацинта ошеломленно посмотрела на Джеральда.
– Это уголовное преступление, – продолжал он. – Первой либо второй степени. Вероятно, это – преступление второй степени.
– И что это означает? – шепотом спросила она.
– Полагаю, двадцать лет за поджог и столько же за убийство.
– Откуда ты это знаешь?
– От адвокатов и представителей страховой компании.
– Ты уверен?
– Наведи справки. Выясни сама. Но не беспокойся. Ты вне подозрений. По крайней мере пока.
Гиацинта вспомнила огромный живот вдовы, обтянутый дешевым черным платьем, перепуганные глаза мальчишки. И еще увидела себя за решеткой.
– Я хочу умереть!..
– Нет, Гиацинта.
– Я не должна жить. И не хочу жить.
– Ты, без сомнения, должна жить. Ты хороший человек. Ты невинна и безобидна, как говорит твоя мать.
– Что же мне делать?! – воскликнула она, ломая руки. – И что собираешься делать ты?
– Я не собираюсь ничего делать. На моих устах печать. Поверь мне. Даже если бы я не беспокоился о тебе, то был бы наверняка обеспокоен судьбой Джерри и Эммы… Пусть у них останется доброе имя. Арни и я, в особенности Арни, положили солидную сумму в банк на имя вдовы. И мы намерены пополнять ее.
Некоторое время они сидели молча. Затем Джеральд взял газету и стал читать, словно это был обычный благополучный вечер. Потрясенная Гиацинта долго наблюдала за ним. Затем, чувствуя, что ею овладевает отчаяние, встала.
– Мне нужно прогуляться, – сказала она. – Пойдешь со мной?
– Нет, я подожду здесь, пока ты вернешься.
Было уже почти темно. Многократно исхоженные улицы казались незнакомыми и недоброжелательными. Фасад дома походил на чье-то странное лицо, входная дверь напоминала рот, а окна второго этажа можно было принять за глаза. На лужайке огромный кот так свирепо набросился на зазевавшуюся птицу, что Гиацинте стало не по себе. Отвернувшись от жестокого зрелища, она направилась домой, чтобы посидеть на террасе в кресле, в котором сиживал Джим.
«Я катилась вниз уже многие месяцы, – размышляла Гиацинта. – Это началось задолго до нашей поездки в Европу. Собственно говоря, поэтому-то мы и поехали. Точнее, я поехала. Арни знал. Он добрый и умный человек. Возможно, он знал, что Джеральд разлюбил меня».
Стало совсем темно. Часы в зале пробили одиннадцать, однако Гиацинта продолжала сидеть наедине со своими мыслями.
«К чему я пришла? Чего добилась своей яростью и неосторожностью?» И опять перед ее глазами возник образ вдовы и мальчугана. Увидела она также Эмму и Джерри.
«Да, я катилась вниз и вот достигла дна. Но я должна начать карабкаться наверх. Должна учиться жить под страхом. Должна заставить Джеральда полюбить меня снова, как это было в самом начале. О Господи, помоги мне!»
Земля, трава, ограда, весь дом были окутаны тьмой, но вверху виднелось светлое от звезд небо. И эти древние солнца стали нашептывать ей о мужестве, о том, что необходимо выбраться из бездны.
– Пойдем, – сказал вдруг оказавшийся возле нее Джеральд. – Пойдем наверх. Я дам тебе снотворное.
– Ты же знаешь, я никогда не принимаю таблеток. Мне они не нужны.
– Сегодня нужны. – Он протянул руку и поднял Гиацинту с кресла. – Пойдем наверх.
– Тебе надо взять себя в руки, воспользоваться чьей-то помощью, – сказал ей Джеральд на следующий день.
– Как печально и горько, что мы с тобой должны прибегать к помощи посредника.
– Это не совсем точно, Гиацинта. Я вовсе не имею в виду посредника.
Они были на кухне после ухода детей в школу. Расставив посуду на полках, Гиацинта села за стол.
– В этом нет никакого смысла, – сказала она.
– Думаю, что есть, Гиацинта.
То, что Джеральд называл ее полным именем, не сулило ничего хорошего, тем не менее она спокойно возразила:
– А я так не думаю. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы пережить эту страшную беду, и надеюсь на твою помощь. Я знаю, что смогу.
– Я помогу тебе. Я заплачу за все, как делал это всегда.
Джеральд наверняка понимал, что она имеет в виду, и сознательно уходил от этого. Сейчас, стоя в дверях кухни, он походил на незнакомца – высокий, безукоризненно одетый и слишком импозантный для этого скромного интерьера. На ум приходило слово «отчужденный». И еще – «осуждающий». Холодный и замкнутый, не сомневающийся в себе – в нем трудно было узнать того погруженного в занятия студента, который пришел однажды утром в музей не так уж много лет назад. Когда и каким образом произошла эта метаморфоза?
– Я не прошу ничего такого, что можно купить за деньги. Я прошу, Джеральд, и просила, чтобы ты отделался от этой гадкой девки.
– Для меня это не проблема.
– Не проблема? Ты не любишь ее?
– Нет. И никогда не любил. Мне очень жаль, что ты нашла эти дурацкие записки, жаль, что ты была так уязвлена. Я не хотел тебя обидеть. Эта ничтожная интрижка длилась шесть недель и сейчас закончилась. Она уедет к первому числу следующего месяца.
Казалось бы, подобная новость – это лучшее, чего Гиацинта могла ожидать. Однако высокомерие мужа шокировало ее. В голове мелькнуло воспоминание: тихий вечер, она стоит у окна и слышит голос Францины:
«Начав преуспевать, он будет волочиться за женщинами… Гиацинта ему не пара…»
– Сколько таких так называемых «ничтожных интрижек» у тебя было?
– Не много. Видишь ли, у мужчины случаются подобные вещи, а потом он сознает: они не стоят того, чтобы рисковать своей репутацией. Ты это слышала, читала, встречала в жизни. Это нехорошо, но такое случается. Готов признать, что стыжусь этого. Как и большинство мужчин.
«Вряд ли это можно назвать чистосердечным раскаянием или просьбой о прощении. Но ничего лучшего он, наверное, не может сказать. И коли так, это следует принять. Ведь если вдуматься, он принял то, что сделала я !»
Гиацинта сидела за кухонным столом, крутя на пальце обручальное кольцо, затем, досадливо махнув рукой, оглядела родные и дорогие ей предметы: кружки детей с их именами, написанными красной глазурью, коврик бабушки в зале, клюшки Джеральда для гольфа, прислоненные к стене. Здесь ее жизнь, которой она живет уже не один год.
– Мы оба совершили ошибки, – тихо сказала Гиацинта. – Попробуем начать все снова. Мы можем быть тем, чем мы были раньше. Ты ведь знаешь это.
Он ничего не сказал.
– У тебя нет ответа, Джеральд?
Он сел за стол с другой стороны и уставился в окно.
– Дела обстояли иначе еще год или два назад, – сказал Джеральд.
– Верно. И я устала от этого. Истомилась. Я пыталась спросить у тебя, что же у нас не так, но не получала ответа. Ты вообще отрицал, что у нас есть какие-то проблемы. Даже сейчас ты сидишь и молчишь, Джеральд.
– Я слушаю.
– Ну хорошо. Мы изменились. Стали старше. Разве это не естественно? Например, ты теперь более живой и веселый, чем я. Ты все время хочешь какого-то дела, хочешь, чтобы тебя окружали люди, – и это хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Да, – неуверенно подтвердила Гиа.
Арни сменил тему разговора.
– Пожар был страшный. Представляете, когда я приехал сюда после двух часов, дым валил такой, словно горел целый город. Серые и багровые клубы, как при бомбежке. С пожаром воевали, наверное, часов до семи. Нужно отдать должное этим ребятам. У одного из них сломана рука, еще двое попали в больницу: наглотались дыма.
Гиацинта посмотрела на почерневшие стены. Одна проблема накладывалась на другую. Вчера она была охвачена яростью и горечью, а сегодня новый поворот судьбы. Гиа все еще смотрела на обугленные стены, когда подошел Джеральд.
– Здесь как на войне, – сказал он Арни. – Едва ли один из тех парней выживет. Провалился пол, и он полетел вниз, где все полыхало.
Арни покачал головой.
– Что спровоцировало пожар? Я слышал, что грызуны – мыши или белки – могут перегрызть провод и тем самым вызвать пожар.
– Причина не обязательно связана с электричеством.
– А с чем же? Где начался пожар?
– Пожарные не уверены, но, возможно, в моей комнате. Прибыв туда, они заметили следы беспорядка. Вещи были сброшены на пол.
– Но кто мог туда проникнуть? Сигнал тревоги взлома не прозвучал.
– Ну, они еще займутся расследованием этого факта.
До сих пор Джеральд не показал, что заметил присутствие Гиа. И вдруг мрачно обратился к ней:
– Ты бы разузнала, может, нужно чем-то помочь этому бедняге или его семье, Гиацинта. У него маленький сынишка и беременная жена. Вот его имя.
– Он не выживет? – спросила она.
– Он рухнул в подвал и ударился головой о цементный пол. Нет, он не выживет, а если бы и выжил, то остался бы инвалидом. – Джеральд снова обратился к Арни: – Ты можешь войти туда? Ты нужен людям из страховой компании.
Возвращаясь на машине домой, Гиацинта проговорила:
– Помоги мне, Господи!
Она изо всех сил сжимала баранку. Ее мозг напряженно работал.
«Ты выкурила несколько сигарет, это верно. Но ты смяла и загасила их. Ты ведь человек аккуратный».
И вместе с тем существует такая штука, как несчастный случай. Нечто непреднамеренное. Нечто такое, о чем человек забывает, как, например, о необходимости постоянно смотреть на дорогу или выключить газ духовки. Нельзя осуждать хорошего человека, если с ним произошел несчастный случай.
«Нет, я уверена, что нигде не оставила непогашенной сигареты. Соберись, Гиацинта. Ты не виновна в этом пожаре.
А ты полностью в этом уверена? Ты действительно загасила их? Ты помнишь, что видела пепельницу? Думай. Думай!»
Вернувшись домой, Гиацинта выпила на кухне три чашки кофе. За окном виднелся сад, который разбил ее отец. Если бы дорогой, мудрый, благоразумный, тихий Джим был жив, он придумал бы, как выпутаться из неприятностей. Гиацинта почти воочию слышала его голос, когда он сидел вместе с Эммой накануне их отъезда во Францию. Гиа встала и открыла дверь на заднюю террасу. Потрепанная кукла Эммы валялась на полу, а новый двухколесный велосипед Джерри был прислонен к стене.
Родной дом! Боже милостивый, неужели такая тварь, как Сэнди, разрушит его? Наверняка Джеральд тоже этого не желает. Это всего лишь противная, но преходящая ситуация. У мужчин такое бывает, но от женщин зависит, чтобы это не стало концом света. Кто знает, может, такие грешки, ведомые или неведомые для Францины, были и у Джима? Это возможно даже в таком спокойном, безмятежном браке, каким был брак родителей.
«Как странно, что я еще вчера пребывала в ярости, испытывала муки ревности, а сейчас ничего подобного не чувствую. Я уязвлена, но ощущения у меня совершенно иные.
Но я упряма и всегда была упрямой. Когда на море начинается шторм, что делают люди? Задраивают люки и устанавливают паруса. Поэтому сейчас я должна выпрямиться и пошевелить мозгами. Что мне делать дальше?
Завтра первый школьный день. Джерри пойдет во второй класс, а Эмма – в подготовительную группу. Это большое событие для каждого из них. Им нужно внимание и участие. Джеральд сейчас не в том настроении, так что я должна заменить его. Сегодня необходимо приготовить новые носки для Джерри и сводить обоих к дантисту. Наконец, устроить вечером специальный обед и показать рассерженному человеку, что буря понемногу утихает».
Приняв решение, Гиацинта сделала все, чтобы воплотить его в жизнь. Однако Джеральд обедать домой не пришел. Уже поздно, когда Гиацинта была в постели, она услышала, как он поднялся по лестнице и направился в свободную спальню.
Утром Гиацинта остановила мужа у двери, когда он собирался уходить.
– Мы не можем жить, избегая друг друга. Нам нужно поговорить.
– Не сейчас.
– В таком случае хоть скажи, как обстоят дела у того бедняги…
– Он умер. Похороны послезавтра, отпевание в одиннадцать, в церкви на Кленовой улице. После этого мы можем поговорить.
– Джеральд! Мы должны поговорить раньше. У меня голова кругом идет. Мне нужно знать, как ты намерен поступить с Сэнди. И что это за идея о переезде во Флориду?
– Не сейчас. Позволь мне уйти, я спешу.
– Ты вернешься к обеду?
– Скорее всего нет.
– Погоди, Джеральд. Это очень плохо. Если ты не хочешь общаться, то как мы…
Однако он уже был за дверью.
Полгорода, если не больше того, приняло участие в похоронах. В двух газетах – газете штата и местной – были помещены на первой полосе фотографии отважного молодого пожарника, рисковавшего жизнью и погибшего в пламени пожара. Флаги на общественных зданиях были приспущены, а на здании пожарной охраны задрапированы черной лентой. Церковь была переполнена, люди толпились на улице.
Гиацинта приехала пораньше, чтобы занять места для Джеральда и Арни. Она удивилась, когда Арни появился один и спросил ее о Джеральде.
– Он появится, – сказала она. – У него какое-то дело.
Гроб закрыли крышкой. Гиацинта пыталась смотреть вверх, на потолок, но ее взгляд то и дело устремлялся на черный гроб. «Пожарнику было лишь тридцать, – подумала она. – Он на два года моложе меня».
– А вот и Джеральд, – сказал Арни, – с двумя девушками из офиса. Он не видит меня. Ага, вон они сели. Что-нибудь случилось с Джеральдом, Гиа?
– Ничего особенного. Всему виной пожар и связанные с ним неприятности.
– Да, конечно, пожар, но я думал, тут что-то еще.
Тихо заиграл орган. При появлении вдовы зашевелилась и зашелестела толпа. Женщина, одетая во все черное, шла с опущенной головой, держа за руку большеглазого перепуганного мальчугана. Мальчик был сверстником Джерри; его мать собиралась родить примерно через месяц.
* * *
На улице стало пасмурно. По небу поползли серые тучи. Поднялся ветер. В воздухе пахло грозой.
Вскоре после того, как дети отправились спать, гроза разразилась. Первый удар грома прогремел, когда Джеральд вошел в маленькую комнатку, где находилась Гиа.
– Как ты уже видела, – начал он, – здание полностью разрушено. – И замолчал.
Столь холодный, официальный тон обескуражил ее. Лучше бы он сказал что-нибудь о них самих.
– А что с нами? Что с нашим браком? – спросила Гиацинта.
– Мы обсудим это позже. Как ты себя чувствуешь после того, что сделала?
– А что я сделала? Разве меня кто-то уличил во лжи или у меня была тайная любовная интрижка? С понедельника я каждый час думаю об этом, Джеральд. Не стану объяснять тебе, что для меня это значит, поскольку ты сам все хорошо понимаешь. Скажу тебе одно: я готова дать слово, что до конца жизни не вспомню об этом эпизоде, если ты завтра же избавишься от этой девицы и мы начнем жизнь заново. Я очень хотела бы этого. Ради нас, ради Джерри и Эммы.
– Это не то, о чем я с тобой говорю, Гиацинта. Я спрашиваю, зачем ты пришла в мой офис.
– Я? В твой офис? Когда?
– В ту ночь, когда он сгорел, после того как ты подожгла его.
– Я подожгла? Это несерьезно.
– Я говорю вполне серьезно. Дело не в дефекте электрической проводки. Кто-то был в здании. Кто-то совершил варварские действия в моей комнате.
– И конечно, этот кто-то – я, потому что узнала о той женщине. Очень проницательно.
– Сарказм не поможет, Гиацинта.
– Послушай меня. Если ты думаешь, что это была я, допроси своих служащих. У тебя их пятеро, и у каждого из них есть ключи. Возмутительно, что ты обвиняешь меня.
– Их всех допросили. Полиция и представители страховой компании знают, что делать, Гиацинта. И у всех есть алиби. Железное.
– Ну так скажи, чтобы и меня тоже допросили. Мне наплевать. Хотя это глупо. Глупо и подло, Джеральд.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Разумеется. Я не приближалась к твоему офису с того времени, когда мы собирались в Париж.
«Господи, прости меня за ложь, но как иначе мне спасти себя? Ведь я не поджигала офис!»
Джеральд достал из кармана маленький пакет, завернутый в бумагу, извлек его содержимое и, отодвинув в сторону несколько книг, выложил на стол.
– Тогда как ты объяснишь это?
Гиацинта ошеломленно смотрела на маленькую пудреницу, губную помаду и расческу – то, что они купили на левом берегу Сены близ музея. На каждом предмете была черная ленточка с именем изготовителя.
– Все это я нашел на траве между кустами азалий и тротуаром, едва рассвело. – Джеральд вдруг понизил голос: – Больше никто об этом не знает. И никто, кроме нас, не должен знать.
У Гиацинты брызнули из глаз слезы.
– Зачем ты это сделала, Гиа?
«Боже мой, это случилось, когда я споткнулась и уронила сумочку».
– Я не поджигала! Должно быть, это из-за сигарет. Я прочитала твои письма и обезумела. Я хотела только уничтожить ее вещи, а потом еще и твои. Я пришла в бешенство. Неужели ты мне не веришь? Но я не устраивала никакого пожара!
– Даже если я поверю тебе, – все так же мягко проговорил Джеральд, – поверят ли тебе другие? Как ты объяснишь, что оказалась в моем офисе среди ночи? Это очень похоже на поджог, а поджог – совсем не шуточки. Это преступление.
– Даже если это сделано неумышленно?
– Да, Гиа, даже в этом случае. Не забывай, что, даже если ты сделала это неумышленно, в результате пожара погиб человек.
Гиацинта ошеломленно посмотрела на Джеральда.
– Это уголовное преступление, – продолжал он. – Первой либо второй степени. Вероятно, это – преступление второй степени.
– И что это означает? – шепотом спросила она.
– Полагаю, двадцать лет за поджог и столько же за убийство.
– Откуда ты это знаешь?
– От адвокатов и представителей страховой компании.
– Ты уверен?
– Наведи справки. Выясни сама. Но не беспокойся. Ты вне подозрений. По крайней мере пока.
Гиацинта вспомнила огромный живот вдовы, обтянутый дешевым черным платьем, перепуганные глаза мальчишки. И еще увидела себя за решеткой.
– Я хочу умереть!..
– Нет, Гиацинта.
– Я не должна жить. И не хочу жить.
– Ты, без сомнения, должна жить. Ты хороший человек. Ты невинна и безобидна, как говорит твоя мать.
– Что же мне делать?! – воскликнула она, ломая руки. – И что собираешься делать ты?
– Я не собираюсь ничего делать. На моих устах печать. Поверь мне. Даже если бы я не беспокоился о тебе, то был бы наверняка обеспокоен судьбой Джерри и Эммы… Пусть у них останется доброе имя. Арни и я, в особенности Арни, положили солидную сумму в банк на имя вдовы. И мы намерены пополнять ее.
Некоторое время они сидели молча. Затем Джеральд взял газету и стал читать, словно это был обычный благополучный вечер. Потрясенная Гиацинта долго наблюдала за ним. Затем, чувствуя, что ею овладевает отчаяние, встала.
– Мне нужно прогуляться, – сказала она. – Пойдешь со мной?
– Нет, я подожду здесь, пока ты вернешься.
Было уже почти темно. Многократно исхоженные улицы казались незнакомыми и недоброжелательными. Фасад дома походил на чье-то странное лицо, входная дверь напоминала рот, а окна второго этажа можно было принять за глаза. На лужайке огромный кот так свирепо набросился на зазевавшуюся птицу, что Гиацинте стало не по себе. Отвернувшись от жестокого зрелища, она направилась домой, чтобы посидеть на террасе в кресле, в котором сиживал Джим.
«Я катилась вниз уже многие месяцы, – размышляла Гиацинта. – Это началось задолго до нашей поездки в Европу. Собственно говоря, поэтому-то мы и поехали. Точнее, я поехала. Арни знал. Он добрый и умный человек. Возможно, он знал, что Джеральд разлюбил меня».
Стало совсем темно. Часы в зале пробили одиннадцать, однако Гиацинта продолжала сидеть наедине со своими мыслями.
«К чему я пришла? Чего добилась своей яростью и неосторожностью?» И опять перед ее глазами возник образ вдовы и мальчугана. Увидела она также Эмму и Джерри.
«Да, я катилась вниз и вот достигла дна. Но я должна начать карабкаться наверх. Должна учиться жить под страхом. Должна заставить Джеральда полюбить меня снова, как это было в самом начале. О Господи, помоги мне!»
Земля, трава, ограда, весь дом были окутаны тьмой, но вверху виднелось светлое от звезд небо. И эти древние солнца стали нашептывать ей о мужестве, о том, что необходимо выбраться из бездны.
– Пойдем, – сказал вдруг оказавшийся возле нее Джеральд. – Пойдем наверх. Я дам тебе снотворное.
– Ты же знаешь, я никогда не принимаю таблеток. Мне они не нужны.
– Сегодня нужны. – Он протянул руку и поднял Гиацинту с кресла. – Пойдем наверх.
– Тебе надо взять себя в руки, воспользоваться чьей-то помощью, – сказал ей Джеральд на следующий день.
– Как печально и горько, что мы с тобой должны прибегать к помощи посредника.
– Это не совсем точно, Гиацинта. Я вовсе не имею в виду посредника.
Они были на кухне после ухода детей в школу. Расставив посуду на полках, Гиацинта села за стол.
– В этом нет никакого смысла, – сказала она.
– Думаю, что есть, Гиацинта.
То, что Джеральд называл ее полным именем, не сулило ничего хорошего, тем не менее она спокойно возразила:
– А я так не думаю. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы пережить эту страшную беду, и надеюсь на твою помощь. Я знаю, что смогу.
– Я помогу тебе. Я заплачу за все, как делал это всегда.
Джеральд наверняка понимал, что она имеет в виду, и сознательно уходил от этого. Сейчас, стоя в дверях кухни, он походил на незнакомца – высокий, безукоризненно одетый и слишком импозантный для этого скромного интерьера. На ум приходило слово «отчужденный». И еще – «осуждающий». Холодный и замкнутый, не сомневающийся в себе – в нем трудно было узнать того погруженного в занятия студента, который пришел однажды утром в музей не так уж много лет назад. Когда и каким образом произошла эта метаморфоза?
– Я не прошу ничего такого, что можно купить за деньги. Я прошу, Джеральд, и просила, чтобы ты отделался от этой гадкой девки.
– Для меня это не проблема.
– Не проблема? Ты не любишь ее?
– Нет. И никогда не любил. Мне очень жаль, что ты нашла эти дурацкие записки, жаль, что ты была так уязвлена. Я не хотел тебя обидеть. Эта ничтожная интрижка длилась шесть недель и сейчас закончилась. Она уедет к первому числу следующего месяца.
Казалось бы, подобная новость – это лучшее, чего Гиацинта могла ожидать. Однако высокомерие мужа шокировало ее. В голове мелькнуло воспоминание: тихий вечер, она стоит у окна и слышит голос Францины:
«Начав преуспевать, он будет волочиться за женщинами… Гиацинта ему не пара…»
– Сколько таких так называемых «ничтожных интрижек» у тебя было?
– Не много. Видишь ли, у мужчины случаются подобные вещи, а потом он сознает: они не стоят того, чтобы рисковать своей репутацией. Ты это слышала, читала, встречала в жизни. Это нехорошо, но такое случается. Готов признать, что стыжусь этого. Как и большинство мужчин.
«Вряд ли это можно назвать чистосердечным раскаянием или просьбой о прощении. Но ничего лучшего он, наверное, не может сказать. И коли так, это следует принять. Ведь если вдуматься, он принял то, что сделала я !»
Гиацинта сидела за кухонным столом, крутя на пальце обручальное кольцо, затем, досадливо махнув рукой, оглядела родные и дорогие ей предметы: кружки детей с их именами, написанными красной глазурью, коврик бабушки в зале, клюшки Джеральда для гольфа, прислоненные к стене. Здесь ее жизнь, которой она живет уже не один год.
– Мы оба совершили ошибки, – тихо сказала Гиацинта. – Попробуем начать все снова. Мы можем быть тем, чем мы были раньше. Ты ведь знаешь это.
Он ничего не сказал.
– У тебя нет ответа, Джеральд?
Он сел за стол с другой стороны и уставился в окно.
– Дела обстояли иначе еще год или два назад, – сказал Джеральд.
– Верно. И я устала от этого. Истомилась. Я пыталась спросить у тебя, что же у нас не так, но не получала ответа. Ты вообще отрицал, что у нас есть какие-то проблемы. Даже сейчас ты сидишь и молчишь, Джеральд.
– Я слушаю.
– Ну хорошо. Мы изменились. Стали старше. Разве это не естественно? Например, ты теперь более живой и веселый, чем я. Ты все время хочешь какого-то дела, хочешь, чтобы тебя окружали люди, – и это хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31