– Я чуть было не приехал к тебе сегодня, – сказал он Фрэнсису.– Чуть было? Что же тебе помешало?– У меня – мальчик, – сказал Патрик. – У нас в семье мальчик, сын, – и он принялся с жаром рассказывать о Билле.– Я восхищаюсь тобой! – воскликнул Фрэнсис. В голосе его звучали нотки радости.– Да, и еще. Я ухожу из школы и буду работать с Николасом. Он хочет издавать газету, а я буду ее выпускать.– Отлично! Нам нужна хорошая местная газета. Патрик поколебался:– Кэт Тэрбокс будет тоже работать в газете.– Правда?– Ты, наверное, не знаешь. Она вернулась в город.– Когда?– Не так давно. На этой неделе. По-моему, она ушла от мужа.– Да, да, понятно. Это был день новостей, – голос его как бы удалился, стал приглушенным. Патрик понял, что Фрэнсис хочет закончить разговор.– До скорой встречи! Спокойно ночи, Фрэнсис!– Да, да, до скорой. И удачи тебе, Патрик! Во всем! Глава 12 – Уже девять часов, – бодро сказал Фрэнсис. – Ты не собираешься вставать?Он поднял шторы и впустил в комнату желтовато-лимонные лучи, которые весело «заиграли» на подушках кровати и на лице Марджори. Не услышав ответа, Фрэнсис снова повторил вопрос все тем же бодрым, приветливым голосом:– Ты не собираешься вставать? Я сделал кое-какие дела, позавтракал и собираюсь уезжать.– Так уезжай! – ответила Марджори, даже не пошевельнувшись.Прошлой ночью он поздно вернулся с собрания сельскохозяйственной ассоциации. Марджори была в постели, они перекинулись лишь парой фраз – этого было достаточно, чтобы определить в каком она настроении. Он давно привык к перепадам ее настроения, потому выключил лампу и заснул. Утро вечера мудренее, все пройдет: и капризы, и дурное настроение.Но, по всей видимости, этого не произошло. Фрэнсис вздохнул и продолжал нормальным тоном:– У меня есть номер «Рупора». Не хочешь почитать его за завтраком? Тебе подадут его в постель.– «Рупор» – дрянная газетенка.– Да нет. Есть потрясающие редакционные статьи! Ну, например, здесь похоже на стиль Кэт, хотя, может быть, и Патрика, не знаю. Статья о налогообложении пустующих земель. Да, я совершенно согласен с точкой зрения автора. О каких привилегиях на владение необрабатываемой землей может идти речь, если в стране нехватка продовольствия?! Это неразумно, бессмысленно! И я не раз говорил об этом.Неожиданно Марджори выпрямилась:– Да, да, говорил. А как же иначе?– Что ты хочешь этим сказать?– Да нет, нет, ничего особенного. Только то, что тебя считают большим смутьяном, нарушителем всеобщего спокойствия. Женщины в клубе после игры в теннис даже обсуждали тебя. Заметив меня, они замолчали.– Меня совершенно не трогает, что какие-то глупые женщины, у которых и дел-то других нет, не находят ничего лучшего, как обсуждать меня.– Дело вовсе не в каких-то «глупых женщинах», как ты изволил выразиться. Ты прекрасно знаешь, что они повторяют слова своих мужей.– Можно подумать, что я – дуэлянт, агрессивный гранатометчик. Я добиваюсь лишь элементарной порядочности, такой налоговой системы, которая бы позволила навести порядок в этом бардаке! – он потряс газетой. – Эти люди правы на все сто процентов!– Эти люди! – усмехнулась Марджори. – Кэт Тэрбокс и твой друг Курсон! Великолепная парочка! И не удивлюсь, если узнаю что они…– Они что? – холодно заметил Фрэнсис.– Что они спят вместе.– Это отвратительно!– Это почему же? Из-за межрасовых отношений? Да ты-то не будешь против! Ведь ты – такой прогрессивный! Терпимый!– Можно быть прогрессивным и при этом не впутываться во все сексуальные отношения! То есть я хочу сказать, что у Патрика – красивая жена, он порядочный, достойный муж, и ты не имеешь права…– Да, да, а Кэт Тэрбокс живет одна, в городе, в каком-то жалком домишке. Она ушла от мужа, который хорошо относился к ней и готов принять ее назад в любую минуту. А ты говоришь мне, что здесь нет никакого подвоха.– Ты переворачиваешь все с ног на голову, и я не могу понять, где правда, а где вымысел! Ты начинаешь с редакционной статьи и неожиданно переходишь к обсуждению Кэт! Если уж тебя так интересует ее личная жизнь, почему бы тебе не спросить у нее самой?– А почему бы это не сделать тебе?– Я не видел ее с тех пор, как она и Патрик с семьей приезжали к нам в прошлом году. Да меня все это и не интересует.Марджори снова легла.– Нас – двое. Почему, за что я проклята? – она прикрыла глаза рукою, словно заслоняясь от света. Она тихо пробормотала, он не расслышал, но что-то вроде – в конце концов один из двоих всегда обречен на одиночество.Но он был не уверен.– Что ты сказала?– Тебе-то какая разница?– Да что с тобой, черт побери, Марджори? Будь любезна, скажи мне, отчего ты злишься на меня?– Ну что ты? Ни капельки! А разве я должна быть чем-то недовольна?– Мне не нравится, как ты разговариваешь со мной. Какие-то полунамеки на мою вину. Так, в чем я виноват перед тобой?! Думаю, ты не права. Так, в чем же дело?Она медлила с ответом. Они напряженно смотрели в глаза друг другу.– Ну допустим, я устала, – наконец-то сказала она.– Устала? От чего? Это при таком-то количестве слуг! – Если бы он не был таким трусом, он мог бы тоже вспылить и дать волю своим чувствам. – Я устал от словесного препирательства. Если у тебя ко мне какие-то претензии, то выскажись, если нет, то замолчи! Я не собираюсь терять целый день только ради того, чтобы прочитать твои мысли, Марджори, – он посмотрел на часы. – Давай, собирайся. Нам надо быстрее добраться до города, пока толпы народа не заполнили улицы. Ты хочешь посмотреть парад?– Нет, не хочу.– Ты ведь прекрасно провела время на карнавале в прошлом году!– То было в прошлом году. Да тебя не очень-то волнует, поеду я с тобой или нет. Ну так и не притворяйся!Он мог бы ударить, избить ее – безумная мысль! Раздражение, гнев, казалось, сконцентрировались в солнечном сплетении. Это сводило его с ума! Слишком много подобных сцен за последнее время!– Тогда я поеду один. Я хочу посмотреть парад!– Поезжай! Счастливо!Он спустился вниз, к машине. Взвизгнули тормоза, «прошипели» шины, когда он, не сбавляя скорость, резко вывернул руль, дал волю чувствам, снимая напряжение. Словно тем самым пытался отомстить за несправедливость. Успокойся, убеждал он себя. Не теряй разум! Не все так плохо. Ну подумаешь, раз в месяц скандал, подобный этому! Может быть, всему виной ее месячные. Может быть, я хочу невозможного, какого-то совершенства? Да откуда мне знать, что творится в других домах, как живут остальные семьи? Но в этих семьях – дети…Он вспомнил дом, в котором вырос, их большую семью, много детей. Были и в их семье такие же напряженные моменты давящей гнетущей тишины. Но бывали и другие – полные душевной теплоты и жизнерадостного общения. Так, наверное, оно и бывает между двумя супругами, «обреченными» на совместное проживание, независимо от того, есть ли у них дети или нет…Езда успокоила его. Ветер проносился над ним. Он доехал до выступа Морн Блю, откуда начинался спуск на Коувтаун. Его гнев прошел. Зрелость, сказал он себе, это восприятие мира таким, какой он есть. К вечеру все встанет на свои места, успокаивал он себя. Его охватило чувство легкой грусти.Интересно, думал он о Лионеле и Кэт. Странная, эксцентричная пара. С самого начала было ясно, какие они разные, насколько не подходят друг другу. Неужели и они с Марджори так же странно выглядят со стороны? Он задумался на минуту и решил – нет. Конечно, с Лионелем и Кэт их не сравнить! Лионель лишь сказал однажды: не получилось. И нельзя было понять, насколько это трогает его, да и трогает ли вообще. Ведь он, с иронией подумал Фрэнсис, истинный джентльмен и не покажет этого. Истинный джентльмен не даст волю своим чувствам. Да, так оно и есть, черт побери!Коувтаун сверкал от блеска меди и переливался всеми цветами радуги. Духовые оркестры, оркестры на площадях, парады оркестров, марширующие по улицам города. Индейцы в перьях, чудовища, скелеты, китайские драконы, коронованные короли и королевы – все вокруг плыло, танцевало и веселилось! Все опьянели от музыки, а может быть, от чего и покрепче! Люди в карнавальных костюмах, в масках веселились, кричали, дурачились, ведь под маской не видно, кто ты есть на самом деле, и ты можешь шалить и совершать любые безрассудные поступки. Словно все посходили с ума от своего безумного веселья! Устроившись на перилах, Фрэнсис долго наблюдал за ярким зрелищем. Совсем как в детстве перед горой подарков под рождественской елкой – ощущение безграничной радости!Немного погодя он купил ромовый напиток. Как здорово сидеть одному в тени и думать, вспоминать! Интересно, а можно ли его назвать затворником? Да нет, наверное. Он всегда окружен приятными людьми, с кем ему хорошо и легко общаться, к кому он испытывает душевную симпатию. Да, это избранные люди, а не представители толпы, народа. Он не хотел казаться лучше, выше их. Или кого бы то ни было; но они утомляли его однообразием своих интересов, взглядов. Они, или во всяком случае, большинство из них, были законченными эгоистами – это отталкивало! Встречались и открытые, сердечные люди, но к сожалению, не так уж много было тех, с кем можно общаться, называя вещи своими именами, без притворства и фальши. Лионель был достаточно терпим к нему, отчасти, может быть, из родственных отношений, а может быть, в силу своей покладистости. Фрэнсис так и называл его про себя «покладистый Лионель». Но даже Лионель считал его странным, не от мира сего. Не принято показывать свое отношение и высказывать свое мнение об обществе, в котором вращаешься. Недаром говорят: не наступай на хвост спящей собаке. Твоя задача – прожить жизнь тихо и спокойно, не нарушая никаких норм и приличий.Хорошо было наблюдать и думать о своем в этом безудержном веселье. Бог с ними со всеми! Зачем же нарушать их мир и покой?! Только и мир, и покой – понятия относительные. Так думал Фрэнсис, потягивая ром.Постепенно его охватило чувство одиночества. Ему некуда идти, а домой ехать он не хотел. Хорошо бы навестить Патрика. Посидеть и поговорить, обсудить прочитанное, поспорить, даже если спор их будет бесплодным, просто из любви к искусству… Да с кем еще можно столь приятно общаться? Он поднялся к Дому правительства и библиотеке. Красивые старинные здания в окружении прекрасных старых деревьев. У подножья Лайбери-хилл он свернул на узкую улицу с двумя рядами домов. Может быть, эти дома, подумал Фрэнсис, узнавая георгианский стиль, были построены для английской прислуги в восемнадцатом веке. Порталы, узкие окна из шестнадцати стеклышек. Он давно не бывал здесь.Он вспомнил, что в одном из этих домов жила Кэт. Патрик говорил, что дом находится в самом конце улицы, единственный дом с видом на море. Да какое мне дело до всего этого? – подумал он.В конце улицы, на пригорке стоял маленький домик в окружении зелени. Он был расположен немного в глубине, с улицы был виден лишь черный ход и дворик. Фрэнсис остановился.Она кормила птиц, бросая на плитняк крошки хлеба. Птицы, очевидно, давно поджидавшие ее где-то поблизости, смело слетелись вниз. Присутствие Кэт нисколько не смущало их. На ней была соломенная шляпка – Фрэнсис припомнил, что видел ее раньше, а может быть, он и ошибался. Она сняла шляпку, и ее золотистые волосы засияли, засверкали на солнце.Она заметила его:– И давно ты следишь за мной?– Только минуту. Можно войти?– Через парадную дверь. Ты не перелезешь через забор, на виноградной лозе слишком много шипов.Он едва не опрокинул плошку с водой на первой ступеньке.– Для бродячих кошек. В округе их много. Они такие жалкие! – сказала Кэт, открывая дверь.– О, да ты занимаешься благотворительностью, – сказал он только ради того, чтобы хоть что-то сказать.– Как всякая неудавшаяся мать, я люблю кормить кого-нибудь.Только бездетная женщина могла так спокойно говорить об этом! Будто она полностью смирилась с этим и ничуть не сожалеет.– Помимо всего прочего, я еще и жутко экономная. Терпеть не могу пустых затрат. Думаю, это у меня с детства. Мы были тогда слишком бедны.– Я тоже довольно умерен. Но у меня как раз все наоборот: в юности у меня было все, хотя возможности наши были весьма ограничены. Только позже я понял это.– Ты пришел к завтраку. Присоединяйся.– Да, с утра ничего не ел: лишь чашка чая, а позже ромовый напиток.– Тогда проходи на кухню.– Пахнет хорошо! – он прошел за нею.– Семейный пирог, а попросту говоря, мясной пирог. Класть сюда можно все, что есть под рукой: ветчину и цыплят, кусочки телятины и овощи. Может быть, позавтракаем на улице?Около черного входа, под кустом олеандра, стоял стол и два стула. Там же дремали две домашние собаки, большая дворняжка и надменный белый пудель.– Смешная пара, правда? Большого пса я подобрала на дороге. Он выбивался из сил. А пуделя мне подарил Лионель, он был совсем щенок, и, конечно, я люблю его, хотя пудели меня не привлекают: они слишком шумные и суетливые. Но оставить его я не могла, это убило бы его. Подожди, я принесу сейчас сыр и фрукты.Да! Это не «Причуда Джорджины»! Фрэнсис сравнил домик Кэт с гостиной у Лионеля. Да и на мой дом не похож. Фрэнсису стало грустно. Но он, как игрушка, – кукольный домик!– Я читаю твои статьи, – начал он, – и я думаю, что пишешь ты великолепно. Просто здорово! Все покупают «Рупор». Многих газета раздражает, а некоторых просто приводит в бешенство, но, по крайней мере, ее читают все!– Это не моя заслуга, скажу без ложной скромности, а Патрика Курсона, – искренне ответила Кэт. – И я хотела бы, чтобы нашей страной да и всей Центральной Америкой правили такие люди, как он и Николас. Они могли бы или хотя бы постарались хоть как-то исправить сложившуюся ситуацию и предотвратили бы многие неприятности.– Жаль, что Патрик так редко заходит ко мне. Я всегда рад его видеть!– Ему сейчас некогда. Патрик уделяет так много времени этому мальчику! Дезире с ним не ладит. Конечно, она очень приятный человек. Может быть, не так умна, как жена Николаса. Она немного наивна, да что говорить, она – хорошая мать, но для девочек! Да и Билл – трудный мальчик.– Патрик говорил мне, что у него никого нет.– Поэтому-то он и хочет усыновить Билла. Это довольно странный ребенок: очень серьезный, почти никогда не улыбается.– Да и ты тоже редко улыбаешься, – Фрэнсис не ожидал от себя подобной фразы.– Да, ты прав. Раньше, но не сейчас. Я смеюсь на работе, спроси Патрика. Там очень весело. Я люблю нашу редакцию. У нас великолепные репортеры, одна умненькая девушка-негритянка, две мои юные кузины. Да, у нас еще работает Робби Уэлч, сын управляющего банком. Он приехал на каникулы из Англии. Конечно, поначалу его семья была шокирована, что он будет работать с черными, но потом они успокоились. У нас хорошие люди, и мне они очень нравятся, – повторила она. – Наконец-то я сделал свой выбор, я нашла себя, и я счастлива.– Я рад за тебя, Кэт!Он хотел спросить ее о Лионеле, об их отношениях. Но нет, о личных делах не расспрашивают. Инициатива должна исходить от собеседника.Он избегал ее взгляда. Он смотрел на ее руки, на пальце не было изумрудного кольца. Он посмотрел вниз и увидел маленькую ящерку, скользнувшую на свободное кресло, что стояло в нескольких шагах. Она смотрела на него своими изумрудными глазами, и Фрэнсису стало не по себе.– Джекко, – задумчиво сказала Кэт. – Хорошее имя, подходит ей. Кстати, как правильно? Имя должно подходить или наоборот?– Да, давай-ка лучше поговорим об именах. Кэт, например – он заставил себя посмотреть на нее. – Да, тебе подходит только это имя. Кэт ассоциируется с веснушками и яркими огненными волосами. Маленькая, живая, любопытная и честная.– Много болтает и слишком умничает. Так, а, Фрэнсис? Надо подумать, Фрэнсис – высокий и стройный. Им управляет разум. А еще… он очень добрый.– Ты говоришь о святом, а не обо мне, – сказал он с легкостью, которой не ощущал. – Дай-ка я помогу тебе отнести все это в дом.Он стоял с ней рядом, ставил в раковину тарелки и говорил, произнося слова, которые помимо его воли, желания, опережая его мысли, «соскакивали» с языка.– Странно, но ведь мы и не поговорили-то толком ни разу с тех самых пор, как завтракали в городе. Это из-за тебя я остался в Элевтере! Это ты помогла мне решиться на это! Да, да, ты! С тех пор мы избегали друг друга, даже когда мы были вместе. Но зачем нам скрывать свои чувства от самих себя?– Что? – крикнула она. – Что ты говоришь? Они смотрели в глаза друг другу. Казалось, она вот-вот упадет.– Ты сказал, я скрываю, что? – прошептала она.– Я сказал, ты… – он запнулся, речь его перешла в бессвязное бормотание. И тут она, действительно, упала, качнулась и упала в его объятие. Его охватило сильное, страстное желание, это желание вытеснило все остальное.Они не знали, как долго стояли обнявшись, тесно прижавшись друг к другу. Смущение прошло, побежденное желанием, потребностью быть вместе. Оба понимали это и молчали. Она взяла его за руку и провела через холл. По узкой лестнице они поднимались наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46