Иногда завиток стружки застревал в его волосах, прямых и густых. Это были волосы белого человека. Его узкие губы тоже были, как у белого. И только глаза выдавали негритянскую кровь. У белых людей карие глаза не бывают такими темными. Ей пришло в голову, что мудрый вид Клайду придают именно эти глаза. Или насмешливый взгляд? Даже когда он был само уважение, а он всегда держался почтительно, иначе Дедушка просто бы выгнал его, глаза его, казалось, говорили: я знаю, о чем ты думаешь. Фу, какая глупость, подумала она. Мама всегда говорит, что я предаюсь глупым мыслям.– Это сделанный мною перевод, – объяснял Дедушка. – С французского языка, естественно. Оригинал у меня в городе, в сейфе. Ему место в музее. На днях я собираюсь этим заняться. Я начинаю «Дневник первого из Франсуа».– Мы отплыли из Гавра на английской судне «Пеннингтон» в лето 1673 от Рождества Христова. Мне было пятнадцать лет от роду, и я на семь лет нанялся на работу к господину Раулю д'Арси на остров Сен-Фелис в Вест-Индии. Он, со своей стороны, обязался оплатить мой переезд и одежду и выдать мне по окончании службы триста фунтов табака.Дедушка перевернул несколько страниц.– Захватывающее чтение. Вот, послушайте это: «Мы работали с восхода и до заката. Я жил в лачуге с двумя черными рабами. Они были неплохие люди, несчастные создания. Они страдали, но я страдал больше их. Мой хозяин считал, что белый человек должен работать больше, потому что через семь лет он расстанется с ним, а негр принадлежал ему до самой своей смерти, и поэтому он думал о его здоровье».– Я считала, – вставила Ти, – что наш предок был пиратом.– О да! Он сбежал от хозяина к пиратам. И стал – насколько дьявол силен в наших душах! – еще более жестоким хозяином, чем тот, от которого он убежал. Послушайте дальше: «Мы подплыли к шедшей в Испанию «Гарса Бланка» до того, как взошла луна. Без звука перебрались на корабль, часового оглушили и выбросили за борт, закололи капитана, захватили ружья и пушки и пристали к берегу. Нам достался богатый груз: золото, табак, кожи, жемчуг».– Что-то мне больше ничего не хочется знать об этом Франсуа, – поежилась Ти. Она вытянула руку и стала разглядывать голубые вены на сгибе локтя. – Не верится, что его кровь бежит во мне… Такой зверь!– Сколько поколений сменилось, дорогая, – успокаивающе сказал Дедушка. – Тем не менее он быстро стал джентльменом. – Он перелистал еще несколько страниц: «Отныне я решил быть осмотрительным и дальновидным, видя, как мои парни растрачивают добытое за годы на бренди и, – Дедушка кашлянул, – другие вещи. Я хочу купить землю и жить как джентльмен, жениться на хорошей девушке…», – Дедушка закрыл тетрадь. – Так он и сделал. Он женился на Виржинии Дюран, дочери уважаемого плантатора, который, по всей видимости, не испытывал ни малейших угрызений совести, отдавая дочь за бывшего пирата. Кстати, к сорока годам он разбогател на сахаре. Вы знаете, что это не местное растение. – Дедушка нахмурился. – Ти, я чувствую, что старею. Я собирался рассказать вам о сахаре, но ничего не могу вспомнить. Ты представляешь, я даже не могу назвать родину этой культуры.– Извините меня, мистер Фрэнсис, сэр, – вступил Клайд, – сахар был завезен сюда Колумбом с Канарских островов.– Кажется, да… Конечно, ты прав.– Я прочел об этом в «Нэшнл джиогрэфик».– Ты читаешь этот журнал?– У меня есть друг. Он был моим учителем, когда я ходил в школу. Он и дает их мне.– Понятно.Клайд говорил быстро, словно боялся, что его остановят, прежде чем он сможет все сказать.– Я много читаю. Наверное, я прочитал уже все книги в городской библиотеке. Ну не все, конечно. Больше всего мне нравятся книги по истории, о том, как мы все стали такими, какие есть…Он остановился, как будто испугавшись, что сказал слишком много.Он хочет показать нам, как много знает, подумала Ти. Ей показалось, что за его забавной гордостью прячется что-то вроде заискивания. Ей стало неприятно.А Дедушка казался довольным.– О, я знаю, Клайд, ты любишь книги. Это прекрасно! Чтение – вот что дает знания. Чтение, а не школьные занятия… Я собираю книги всю свою жизнь. У меня есть книги того времени, когда англичане забрали этот остров у Франции в…– В 1782 году, когда адмирал Родни разбил французов в битве Всех святых.– Ти, ты только посмотри! Что знает этот мальчик! Разве я не говорил тебе, что Клайд толковый парень?Он обращается с ним, как с ученой обезьяной, подумала Ти.Дедушка поднялся:– Что ж, Клайд, можешь брать у меня любые книги. В любое время. Только смотри, чтобы руки у тебя были чистыми. Пойдем, Ти, уже поздно, а у нас еще будут гости к ужину.– Дедушка, – сказала Ти, когда они вышли из комнаты, – это же было так оскорбительно. Сказать ему о чистых руках.Дедушка был поражен. Она никогда не говорила с ним подобным образом.– Ты не понимаешь, им это все равно. Они не так обидчивы, как мы.Как он мог знать? Как он мог говорить такие вещи? А ведь он был по-своему добр. Кто еще приглашал цветного работника посидеть с ним? Мама бы этого не сделала, и дядя Герберт тоже.– Фанатизм, помимо того, что несет в себе глупость и жестокость, разрушает личность, – любил повторять Дедушка. Однако сам был нетерпимым человеком.Вот еще одна загадка! По мере того, как ты становишься старше, мир преподносит тебе одну загадку за другой. В голове у нее, как пчелы, роились какие-то смутные мысли – о других краях, о других временах, о том, как люди стали такими, какие они есть…– Ты слишком серьезна, – по-доброму журила ее Мама. – Мне хочется, чтобы ты смогла научиться получать от жизни удовольствие.А Ти думала:«Твои удовольствия не для меня. Я не слишком красива для твоих удовольствий, даже если бы и хотела их. А если бы я была такая же красивая, я бы не знала, что с этим делать, как смеяться, трепать дядю Герберта по щеке в ответ на его взгляд, полный обожания. Мне нужен только кто-нибудь, с кем можно говорить, да вести длинные разговоры, не боясь, что тебя сочтут надоедливой, маленькой, задающей слишком много вопросов».Дедушка становился старым для нее. В то лето как-то внезапно стало заметно, что он начал терять бодрость, в нем появилась старческая раздражительность. Он часто забывал, что хотел сказать. После обеда он теперь ложился подремать.В это время Ти уходила в прохладу библиотеки, где приятно пахло деревом. Она читала или наблюдала за Клайдом, вырезавшим цветочный орнамент по краю шкафа. Было что-то успокаивающее в постукивании его молотка и тихом посвистывании, которое помогало ему сосредоточиться…В один из дней она читала вслух тот самый старинный дневник:«Июль, 1703 год. Время великой скорби. Брат моей жены и четверо его детей умерли от лихорадки. Едва ли найдется семья, которая не понесла бы страшной потери»».– Клайд, зачем вообще люди селились в этих диких местах? Я бы никогда этого не сделала.– Бедность, мисс Ти. В Европе не было работы, а та, что была, оплачивалась плохо. Острова заселялись бедными людьми.Он напоминал ей, что ее предок не был аристократом. Она оценила иронию и не обиделась.– Сюда также присылали многих осужденных. Это называлось ссылкой на каторгу, – он отложил инструменты. – Но осужденные не обязательно были преступниками. В тюрьму можно было попасть за кражу нескольких грошей, за долги. Ты мог быть просто невиновен. Просто беден, – закончил он с довольно странной интонацией.В последовавшем молчании эти слова как-то мрачно и торжественно прозвучали в ней: просто беден.– Но все равно, – произнесла она, желая нарушить молчание, становящееся гнетущим, – все равно, знать о своих предках – это так интересно, правда? Тебе, должно быть, хотелось бы узнать о своих…Осознав, что она сказала не то, не к месту, Ти покраснела и стала извиняться, испортив все еще больше.– Ничего, мисс Ти, – он снова принялся за работу. – Да, мне бы хотелось узнать о своих предках. Только зачем?– Ты мог бы стать учителем, – сказала она после минутного раздумья. – По-моему, ты знаешь столько же, сколько мои учителя.– Я мало учился. Моя мама заболела и не могла больше работать, вот я и занялся этим ремеслом, – он повернулся к ней, гордо расправив плечи. – Работать руками не стыдно, хотя даже среди таких, как я, не все так думают.– Нет, конечно, не стыдно. А твоя мама поправилась?– Она умерла.– Ах! А твой отец?– Не знаю, жив ли он. Я его никогда не видел.– А мой отец умер, когда мне было шесть лет. Ты не поверишь, я все еще думаю о нем. Я… скучаю по нему, хотя даже не смогла хорошенько его запомнить. Это, наверное, оттого, что я не очень близка с мамой.Клайд посмотрел на нее, глаза у него были добрыми:– Это плохо для вас. И для нее.– У нее двое других детей и другой муж, так что это, может быть, и не имеет большого значения, – она сама услышала, как грустно звучит ее голос.– Должны быть еще причины, мисс Ти.– Да, конечно. Знаешь, мы очень разные. Мама любит наряды, ей нравится принимать гостей и получать приглашения. Она знает, с какими семьями нужно поддерживать отношения, кто с кем собирается пожениться и кто в следующем месяце едет за границу. Но мне это совсем неинтересно!– А что вам интересно?– Книги… Собаки… Вообще, все животные, я люблю ездить верхом. Конечно, я бы хотела поехать за границу, но не для того, чтобы покупать модную одежду…– Для того, чтобы увидеть, как живут другие люди. Увидеть Рим и Лондон, толпы людей и большие здания – да! Мне бы тоже этого хотелось! Когда-нибудь я все это увижу.– Но потом ты захочешь вернуться сюда, правда? Я знаю, что всегда буду возвращаться. Здесь дом.– Для вас и для меня это не одно и то же, – спокойно сказал он.Да. Конечно. Они оба живут на этом маленьком острове, но их жизни так непохожи. Она снова почувствовала жалость к нему и вину, что было, пожалуй, нелепо: во всем происходящем не было ее вины.– Никогда не видела такого дерзкого мальчишки, – недовольно заметила Агнес. – Часами болтает с вами – можно подумать, он член семьи.– Он вовсе не дерзкий, Агнес. Он очень вежливый. И очень умный.– Хм, – отозвалась Агнес.Агнес ревновала, поняла Ти. У нее не было своих детей, поэтому она так привязалась к ней, что уже не хотела ни с кем делить. Да, она просто ревновала к Клайду.Как все это странно. Не считая Дедушки, Клайд мог бы стать ее лучшим другом! В школе она ни с кем особенно не дружила, была одна девочка, с которой они вместе читали стихи, но она уехала в Англию.Клайд любил стихи:– Послушай это, – сказала она. – Это Элизабет Баррет Браунинг. Мне кажется, это самое красивое стихотворение. Слушай. Всех вас благодарю, кто так меня любил,И вам хочу отдать признательность свою.Благодарю всех вас, кто у стены тюремнойШаг замедлял и слушал песнь мою… В комнате было очень тихо. Клайд отложил инструменты, и она слышала чистый звук своего голоса.– Сначала я не очень поняла, что она подразумевала под тюремной стеной, но потом мне стало ясно: она имела в виду свое одиночество.А еще она испытывала чувство вины. Богатство семьи было добыто в Вест-Индии трудом рабов. Это совсем не волновало ее отца, но она была очень чувствительна к этому.Лицо Клайда было спокойным. Он совсем другой, когда здесь нет Дедушки, внезапно подумала Ти. Нет ни напряженности, ни заискивания. Такой, какой есть.– Вы очень хорошо читали, – произнес он.– Да. Мама говорит, я читаю с чувством. Я часто думаю, что будь я красивее, я могла бы стать актрисой.– Но вам нечего желать, мисс Ти! Вы…– Посмотри на меня. Нет, нет, ты не смотришь, – он только быстро взглянул на нее и отвернулся. – Неужели ты не видишь мой нос? У меня дедушкин нос. Ты не видишь?– Я никогда по-настоящему не рассматривал нос вашего дедушки.– Внимательно посмотри в следующий раз. Только сделай это так, чтобы он не догадался.Нелепость этого предостережения поразила ее, и она начала смеяться. Клайд, стоящий здесь, разглядывающий и измеряющий дедушкин нос! Судя по всему и Клайд увидел что-то похожее – он тоже рассмеялся.– Знаешь, Клайд, мне будет очень не хватать тебя, когда ты закончишь работу.– Вы очень добры.– Это правда, а не доброта! Я никогда не говорю того, чего не думаю. Мне хочется, чтобы мы стали друзьями. Может так и будет!Он не ответил. Ти подумала, что, наверное, он не расслышал ее слов, потому что снова ушел в работу – из-под его рук лепесток за лепестком распускался цветок.– Я сказала, что хотела бы, чтобы мы подружились.– Это было бы хорошо, мисс Ти.– Клайд, не нужно называть меня «мисс». Тебе не кажется, что это глупо? Мы почти одного возраста.– Таков обычай, – ответил он, сдувая опилки.– А разве обычаи не могут быть глупыми?– Не вам менять их, мисс Ти, даже если вам этого очень хочется. Вы ничего не добьетесь, кроме неприятностей.Теперь не ответила она. Ти стояла рядом с ним и смотрела, как он вырезает виноградную лозу. Конечно, он прав. Этот мир был подчинен строгим правилам. Каждый знал свое место, знал, как себя вести, что говорить. Уже от рождения они занимали свои места – и Мама, и Дедушка, и Агнес. Деньги были частью этого порядка, и цвет кожи. Но самым странным было то, что уму, важнейшему из всего, нигде места не находилось.Ум, разум – любопытная вещь. У Дедушки была книга, в которой был рисунок мозга – серый комок в бороздах и складках. Казалось, мозг должен быть цветным, как мозаика, с отпечатками картинок твоей жизни. Она подумала, что если нарисовать рядом ее мозг и мозг Клайда, то это будет одно целое – так они будут похожи.Разный у них только цвет кожи, да и то не слишком. Ее загорелые руки почти такие же темные, как у него.Клайд закончил лозу. Она получилась веселой из-за цветов и изгибов.– Ну как, вам нравится?– Она красивая! Ты художник, Клайд.– Не настоящий. Я бы хотел им стать. – Но он был польщен. – В Испании живет один человек, Антонио Гауди, который вырезает такие же цветы из камня: Он строит собор в Барселоне, весь в листьях, виноградных лозах, там будут даже изображения животных, целый лес из камня… Мир полон прекрасных вещей.Откуда он все это знает? Да что видел этот паренек в своей жизни, кроме жалкой деревенской хижины?! Он и в Коувтауне-то бывает редко, а уж Барселона… Волна сочувствия поднялась в Ти.– На сегодня все, – сказал он, убирая инструменты.– Тогда, до завтра.– До завтра.Так проходили недели, Ти была непонятно счастлива и больше не чувствовала себя одинокой. По утрам из окна своей спальни она смотрела, как вороны прилетают с гор и клюют что-то на дедушкиных королевских пальмах на подъездной аллее. Тянулась череда тихих дней. Теплыми вечерами после дождя она стояла у окна в ночной рубашке и слушала поющих в кронах деревьев ржанок. Ее счастье было таким умиротворяющим! Она не знала почему. Она даже не задавала себе этого вопроса. * * * Гамак слегка раскачивался между двумя мастиковыми деревьями, растущими за домом. Они были такими высокими, что их вершины наклонялись от ветра, в то время как внизу было тихо. Зевая, Ти положила книгу на колени. Дедушка спит, воскресный послеобеденный сон; весь мир, кажется, погрузился в дрему.Она очнулась. По дорожке за клумбами роз быстро шел Клайд, покачивая бамбуковой птичьей клеткой.– Что там у тебя? – крикнула Ти.– Попугай, – крикнул он в ответ.– Я хочу посмотреть!Он поставил клетку перед гамаком. В ней сидел огромный попугай, фута два ростом, королевская птица с перьями цвета аметиста и изумруда.– Цицерон, – гордо сказал Клайд. – Императорский попугай.– Где ты его нашел?– Поймал утром. Между прочим, это было непросто.– А что ты собираешься с ним делать?– У меня есть покупатель. Матрос с итальянского корабля. Он как раз приплывает в этом месяце. Я пообещал ему такого, когда он был здесь в последний раз.Птица приподняла крылья, но поскольку в клетке было мало места, чтобы расправить их, покорно их сложила и забылась в терпеливом ожидании. Но круглые, настороженные и любопытные глаза смотрели на Ти, словно отвечая на ее внимание. Ей стало жалко попугая.– Какой спокойный… – заметила она.– Еще не привык к клетке. Он напуган.– Он ужасно грустный, правда?– Возможно, мисс Ти.– Они так быстро летают – так любят летать!.. Дедушка говорит, что они живут до шестидесяти лет.– Так оно и есть. Этот попугай молодой. Года два, не больше.– Значит… оставшиеся пятьдесят восемь ему придется провести в тюрьме!Клайд посмотрел на попугая, потом перевел взгляд куда-то вдаль.– Сколько тебе пообещал заплатить этот моряк?– Он точно не сказал, думаю, что много.– Сколько бы он ни дал, я дам больше.– Вам… вам нужен этот попугай?– Да. Я хочу купить его и выпустить на волю. Клайд не знал, на что решиться:– Если вам так хочется, я выпущу его сейчас, прямо здесь. Мне не нужны деньги.– Нет, я заплачу. А то получится несправедливо. А попугая мы должны выпустить не здесь, а там, где его дом.– Он найдет дорогу домой. Это высоко на склоне Морн Блю.– Я хочу посмотреть, где они гнездятся.– Их гнезда очень высоко, на старых пальмах. Посмотрите на его крепкий клюв – он может выдолбить себе дупло за пару минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46