Комната, освещенная только одной боковой лампой, казалась темной. Кресла приобрели очертания сидевших мужчин, своего рода трибунал, вершивший правосудие над Дженни. Высокие занавески напоминали стоявших мужчин, нахмуривших брови и готовых схватить ее, в ожидании сигнала, чтобы увести прочь. Свет, падающий на круглый медный горшок, где рос папоротник, создавая очертания ухмыляющегося лица на выпуклой поверхности, и при каждом движении Дженни и изменении угла зрения лицо также двигалось и открывало уродливый, скорбный рот.
Может, я схожу с ума в этой комнате?
«Ищет своих родителей», – сказала та женщина. Да, она сказала так, верно? Неужели они смогли разыскать Питера? Она порылась в своей памяти. Называла ли она его имя там, в доме? Ну, конечно, там должны быть записи; его отец оплачивал счет, так что там должна быть запись.
Хорошо, если агентство разыскало его у Мендесов – этих высоких людей под высокими колоннами в солнечной Джорджии, – она не будет там желанной, это уж точно. Бог его знает, может, у Питера уже шестеро детей. Кто знает. Тебе лучше держаться подальше от этих людей, Виктория Джилл.
Вот теперь пришла боль. Как будто у нее стало сильно колоть в боку после безостановочного подъема в гору. Боль была такой резкой, что в какое-то мгновение она вообще не могла дышать.
Виктория Джилл. «Они зовут ее Джилл». Интересно, на кого она похожа? Она должна хоть немного быть похожей на меня, ну хоть немного, по крайней мере.
Слезы высохли, Дженни положила голову на столик возле телефона. Если бы был кто-то, кому можно было все рассказать! Но никого не было, даже Ширли, ее соседка, не могла бы облегчить ее боль, посоветовав, вероятно, только не принимать все так серьезно. Прошли долгие минуты, прежде чем она смогла поднять голову и пойти спать.
На улице дул холодный ветер, и Дженни зашла в вестибюль, поджидая Джея. Напротив филигранной бронзовой двери брокерской конторы на противоположной стороне улицы была точно такая же дверь, которая вела уже в банк. Чуть дальше по улице расположился цветочный магазин, окна которого были украшены цветущими – не по сезону – растениями, привнося нелепую веселость в серьезную, деловую обстановку этого квартала бизнесменов и финансистов. Хотя, может быть, это было и не совсем нелепо. Люди, проходившие мимо нее, казались довольными жизнью; это были люди, которые могли украсить свою жизнь цветами. Она укорила себя: не будь категоричной. Люди могут казаться беззаботными, но это не значит, что все так и есть, взять хотя бы тебя саму. Кто-то увидев тебя в этом пальто – для визита в салон Картье она посчитала уместным надеть новое пальто вместе с подаренным Инид жемчугом, – может подумать, что у тебя тоже нет забот. У всех свои трудности, Дженни.
Ничто не ускользало от внимания Джея. Он торопливо подошел и поцеловал ее, на его лице появилось слегка озабоченное выражение.
– Ты выглядишь такой утомленной! Что случилось?
– Я не очень хорошо спала, только и всего.
– Что-то беспокоит тебя?
– Нет, просто так иногда бывает.
Они прошли к собору Святого Патрика. Вдоль Пятой Авеню располагались в ряд офисы туристических авиалиний. Даже отсюда можно было увидеть яркие рекламные плакаты в их окнах. Джей, взглянув на них, сказал:
– Мне кажется, две недели на островах недостаточны для медового месяца. Следующим летом, когда закончатся занятия в школе, мои родители смогут взять детей в деревню, и мы с тобой проведем месяц в Европе. Мы возьмем автомобиль и поедем с открытым верхом. Мы остановимся в замке, будем пить вино и есть спаржу. Вот это будет наш настоящий медовый месяц. – Он крепче сжал ее руку, когда они переходили улицу. – Все же, по правде говоря, я жду этих двух недель с нетерпением.
Она не ответила. На светофоре загорелся красный свет, для пешеходов тоже был красный, кроваво-красные огни мелькали везде. Она не была готова провести отпуск в Вест-Индии. Июньские Острова, как однажды назвал их один из первооткрывателей, и она видела проспекты с пальмами и виноградниками, нетронутым песком на серповидных берегах, чайками и пеликанами, парусами и тентами. Но в ее жизни все стало таким зыбким и неопределенным, что она просто не могла собраться и поехать, чтобы наслаждаться отдыхом. Вернувшись домой, она неминуемо столкнется с нерешенными проблемами. Было бы менее рискованно оставаться за своим столом в офисе, чтобы быть наготове, когда придет беда. А она придет, непременно придет.
– Ну вот, пришли, – сказал Джей.
Даже снаружи салон Картье был просто чудом, дворцом эпохи Возрождения, весь из резного камня. Дженни вошла в магазин, и ей показалось, что все сразу поняли, что она здесь впервые.
Джей прошел сразу в дальний конец зала, где за прилавком сидел элегантного вида джентльмен, который встал при их появлении.
– Мистер Вулф? Рад снова видеть вас. Я отложил несколько очень красивых колец для вас.
Джей поблагодарил его, добавив:
– Я всегда встречаюсь с вами только по счастливым поводам.
– Да, в последний раз это был подарок вашей матери от вашего отца по случаю золотой свадьбы. Около года назад, не так ли? Ну, поскольку на сей раз вы не уточнили, что именно вы хотите, я приготовил вам несколько грушевидных и овальных камней, а также несколько сделанных под изумруд.
На бархатной подушечке полдюжины бриллиантов сверкали в свете люстры. Все вокруг было бархатным и блестящим. Изысканный салон сам напоминал бархатную коробочку, куда не проникал городской шум.
Разговор умолк, Дженни как бы давали время рассмотреть кольца. Но она думала о своем, сжав руки так сильно, что ладони стали потными. «Если бы только я сказала ему в самом начале! Но сейчас, на втором году знакомства, когда он думает, что знает меня… Я рассказала ему все о моей семье, о моем детстве, чего я хочу от жизни. Я была с ним откровенной, раскрыла ему все о себе. Все, кроме… И он открылся мне полностью. Я это чувствую, потому что он рассказал о самом интимном, тайном, ничего не утаил. Если бы он хотел что-то утаить, он никогда бы не говорил со мной о таких вещах. Он был честен со мной…»
Джей с любопытством смотрел на нее, думая, что она чувствует смущение, не зная, чего от нее ждут.
– Смотри внимательно, Дженни, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты просто влюбилась в одно из них, прежде чем ты скажешь да.
– Они все такие чудесные. Я даже не знаю.
– У вас длинные пальцы, – заметил продавец, – вам подойдет камень продолговатой формы. Не каждая женщина может носить его.
Джей взял одно из колец.
– Бледно-голубой? Мужчина кивнул.
– Очень, очень красивый, мистер Вулф.
Джей знал толк в бриллиантах. Он, должно быть, покупал их своей первой жене, Филлис. Девушке без прошлого, которое надо скрывать. Подходящей жене для такого человека, как он.
– Примерь вот это, Дженни.
Она уговаривала себя: ради Бога, побольше чувства.
– О, оно великолепное, Джей. Просто великолепное. Кольцо легко скользнуло ей на палец.
– Поднесите руку к свету, – порекомендовал продавец.
Кольцо переливалось всеми цветами радуги, но все же огонек на ее руке был белым, как солнечный луч, сверкающий в небе, отражаясь в голубой воде, превращает все в белое, в серебряное и белое.
– Ну, что ты думаешь? – спросил Джей.
Оно было слишком дорогим! Если бы оно стоило поменьше, может, она не чувствовала себя такой подавленной.
– Тебе не кажется… что-нибудь поменьше будет лучше? – спросила она.
– Почему? Ты думаешь, оно выглядит вызывающе?
– Нет, но…
– Ты именно так и думаешь. Я уже знаю тебя. Но и ты меня знаешь. Я бы не заставил тебя носить что-нибудь вызывающее. Размер как раз твой. Теперь померь другие.
Она подчинилась, держа руку, пока примеряли одно кольцо за другим. Какая жалость, что она не испытывает никаких чувств в такой момент!
Теперь Джей, понимая ее смущение, сам стал выбирать.
– Бриллиант грушевидной формы менее всего подходит, – сказал он, и продавец согласился.
Двое мужчин совещались. Желтый бриллиант был показан и отвергнут, так как был круглый. Выбор сузился до овального и двух колец в форме изумруда. Продавец положил их вместе. Две пары глаз вопросительно смотрели на Дженни.
– Я в полной растерянности, – прошептала она.
– Ты хочешь предоставить это мне? – спросил Джей.
Она попыталась выдавить из себя улыбку.
– Выбирай ты. Ведь именно ты будешь чаще смотреть на него, например, за обедом.
Так было выбрано первое кольцо в форме изумруда. Затем было отложено обручальное кольцо с бриллиантовыми капельками, достаточно узкое, чтобы носить на том же пальце; после этого Джей выписал чек, который Дженни не видела, и они вышли на улицу.
– Все хорошо, Дженни, да? Ты счастлива, дорогая?
– Ты же знаешь, очень.
– Ты была такой спокойной.
– Я была смущена. Мои пальцы перепачканы чернилами. Разве ты не заметил?
– Ну и что? Признак честного труда, только и всего. – Он рассмеялся. – Я не сказал тебе. Я не буду сегодня ночевать дома. Дети останутся с родителями Филлис. Сегодня день рождения их дедушки. Так что у тебя будет ночной гость. Надеюсь, ты не против.
Она почувствовала, как желание поднимается в ней. У них было так мало ночей, когда они могли оставаться вместе. Она не ответила, только взглянула на него, и взглядом все было сказано.
– Моя Дженни, – произнес он.
Они быстро спустились по улице, потом свернули к восточной части города. С наступлением сумерек становилось холоднее, в воздухе кружились снежинки, а ветер перехватывал дыхание, так что невозможно было говорить. Джей заговорил первым:
– В обычное место?
– Почему и нет?
«Обычным местом» был ресторан в двух кварталах от ее квартиры. Это был небольшой и уютный ресторанчик с итальянской кухней. Заведения типа «Лютес», «Ла Кот Баск» они посещали в выходные, когда у Джея было свободное, точнее сказать, относительно свободное время, потому как он всегда работал и в выходные.
– Всем нравится итальянская кухня, – заметил он, разворачивая салфетку.
Много лет назад, в Филадельфии, было другое «маленькое итальянское местечко», довольно дешевое, с заляпанными соусом скатертями. Эти пугающие воспоминания, давно забытые, вдруг нахлынули снова.
На этом столе была белоснежная скатерть и букет гвоздик в стеклянной вазочке. И она молча убеждала себя: «это 1988 год. Я в Нью-Йорке. Здесь. Сейчас».
Над столом висела яркая картина, написанная в густых голубых тонах, обрамленная в безвкусную позолоченную раму.
– Ужасно, правда? Это совершенно не похоже на Неаполитанский залив. Мы там тоже побываем, Джен.
– Мне так хочется.
– Мы скоро должны услышать о твоем деле от совета планирования, – сказал он.
Облако нависло снова, серое и влажное. Она хотела развеять его. Ей хотелось утешения; так обиженный ребенок, желая, чтобы его утешили, жалуется на несуществующую боль. Она не могла рассказать ему о настоящей боли, и поэтому выбрала второстепенную.
– Со мной произошел такой мерзкий случай, Джей, действительно мерзкий. – И она рассказала ему о человеке, который пытался столкнуть ее на лестнице.
– Бог мой! – воскликнул Джей. – Ты сказала моему отцу?
– Я не захотела. Не знаю, почему, я просто не захотела.
– Ты должна была.
– И что бы он мог сделать? Ничего. Я не смогла бы доказать это, ведь так?
– Да, верно. Но в следующий раз, когда ты поедешь на городской совет, я буду с тобой. И вовсе не потому, что я жду еще чего-нибудь в этом роде, – быстро произнес он. – Это низкий, подлый человек. Психопат.
– Твой отец считает, что ему предложили солидную сумму за его земли, которую он собирается поделить с мэром.
– В этом есть смысл. Невозможно сказать, сколько еще человек в совете участвуют в этой сделке. Эти несколько акров из-за своего местоположения стоят довольно много. Знаешь, Джен, иногда я жалею, что втянул тебя в эту борьбу. Ты слишком близко к сердцу принимаешь свою работу! Боюсь, ты будешь ужасно расстроена, если проиграешь.
– Ты думаешь, я проиграю?
– Не исключена такая возможность. Мэру нужно всего пять голосов в совете, чтобы победить. Поэтому я и хочу, чтобы ты не слишком-то надеялась, только и всего.
– Сплошь надувательство, да еще в таком маленьком городишке!
– Ты даже себе не представляешь. Городские жители, особенно когда им это внушают, любят помечтать о том, какой бы прекрасной и чистой была их жизнь, если они уехали из города, но позволь мне сказать тебе, – Джей улыбнулся, – Чак Андерсон был избран как человек с незапятнанной репутацией. Чак, бросающий вызов. Честный Чак. Я решительно пресеку взяточничество в дорожном строительстве и при выдаче разрешения на строительство – и все такое. Тогда, шесть или семь лет назад, всплыло на свет одно грязное дело, связанное с Брюсом Фишером, твоим знакомым, который был замешан в групповом изнасиловании возле озера. Ужасное дело, девочке было четырнадцать лет. Ну, это довольно запутанная история, я не помню всех подробностей, но у меня осталось в памяти, что Чак знал все об участии Фишера в этом и все время лгал, чтобы защитить его. Поэтому, когда подошли следующие выборы, ему ничего не оставалось, кроме как публично признать свою вину. Искреннее раскаяние, слезы, удары в грудь: «Я был не прав, мне следовало давно рассказать вам все, мне остается только просить у вас прощения». И так далее. И поэтому все восхищаются его мужеством, и его переизбирают.
– Ну, – произнесла Дженни, – на это действительно требуется мужество. Он бы мог и не признаваться ни в чем?
– Верно, но, видишь ли, когда человек так долго ждал, чтобы раскрыть правду, то невольно думаешь, в чем еще он не признался, и что следует дальше. Я не могу испытывать тех же чувств к тому, кто так поступает, будь в нем хоть масса других достоинств. Я просто теряю к нему доверие.
Дженни молчала. Макароны и телятина лежали на ее тарелке нетронутыми, пища ей стала вдруг отвратительна.
– И ты видишь, – добавил Джей, – он снова оказался замешанным в грязное дело, разве не так, и это несмотря на то, что был в общем-то неплохим мэром в последние несколько лет. Мы все знаем об этом, даже если и не можем доказать. По крайней мере, пока.
Дженни подцепила вилкой кусок мяса. Оно было как резина у нее во рту, хотя она знала, что мясо приготовлено великолепно. Джей ел его с явным удовольствием.
– Да, – задумчиво подытожил он. – Иногда чистосердечным признанием делу не поможешь, слишком поздно.
– Слишком поздно? – переспросила она.
– Слишком поздно, чтобы вернуть утраченное доверие.
– Да, – кивнула она.
– Ты совсем не ешь, – заметил он. – Ты хорошо себя чувствуешь, милая?
– Просто я устала. Я уже говорила тебе.
– Может, мне не стоит оставаться сегодня?
– О, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты остался. Я не от этого устала!
Сверкни глазами, покажи ему, что он тебе нужен, потому, что он действительно нужен тебе, хотя в этот момент и не столько ради любви, а скорее для успокоения.
Джей, Джей, не покидай меня. Я не могу потерять тебя.
– Моя мать уже говорила тебе о своих планах на следующую неделю? – спросил он.
– Нет. А что такое?
– Ну, она позвонит. Они приедут на следующей неделе или через неделю, и она подумала, может, тебе захочется пойти за покупками в какую-нибудь субботу вместе с ней и девочками. Она покупает вещи для Сью и Эмили с тех самых пор, как они потеряли мать, и она подумала, может, ты захочешь начать заниматься этим.
– Ну, конечно. Конечно.
– Семейные заботы уже ложатся тебе на плечи. – Он озорно улыбнулся.
– Я не против.
Слово для нее ничего не значит. Другие мысли доводили ее до безумия. Если бы только у него не было семьи, родителей, детей и еще Бог знает каких еще родственников, которые могли бы осуждать ее! Если бы только они не были теми, кто они есть, если бы Джей был просто никем, не имел ни дома, ни работы, ни имени, ни связей, и они могли бы уехать куда-нибудь подальше отсюда, где их никто не найдет, и начать совершенно новую жизнь без прошлого!
Фантазия, абсурдная фантазия. И ей вспомнилась та ночь, когда она укладывала спать его маленьких девочек и была переполнена чувствами благодарности, доверия и любви.
Они снова шли сквозь ветер, который теперь стал почти штормовым, так что им приходилось бежать, нагнув головы. Уже дома они растирали друг другу замерзшие руки.
– Теперь горячий душ, – сказал Джей.
– Горячий кофе сейчас или потом?
– Нет. Только душ и кровать. Мы согреемся в постели.
Они вместе стояли под струями горячей воды, намыливали друг другу спины, потом насухо вытирали друг друга в маленькой тесной ванной Дженни.
Он положил свои ладони на ее груди, обхватив их пальцами.
– Смотри, они помещаются.
И знакомое чувство нежности охватило ее, разливаясь, как сладостная истома, по всему телу, колени ослабели, так что ноги с трудом могли держать ее. В нем чувствовалась сила, но она не была пугающей, как у других мужчин, не надо было ни защищать себя, ни призывать на помощь все свое мужество, чтобы противостоять чужой воле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34