Анна уже долго работала поршнем и почувствовала, что жидкость под ее пальцами изменила консистенцию, стала плотнее и тяжелее. Женщина имеет право голоса? Ничего подобного Анна и представить себе не могла. Даже Кромвель не додумался до подобной свободы. Король счел бы это веселой шуткой и сочинил по этому поводу остроумные куплеты. Но эта удивительная мысль уже захватила Анну и не отпускала. Откуда Джон Гилберт набрался столь странных идей?
Ко времени, когда солнце уже стояло в небе высоко, поршень стал двигаться медленно, а ее руки и плечи затекли и разболелись. Анна заглянула в маслобойку сквозь отверстия в крышке и увидела плавающие на поверхности комки масла. Анна подумала, что теперь каждый раз, когда будет есть масло, ей на ум будут приходить мысли об этих неизвестных ей женщинах, которые его сбили.
Вернутся ли когда-нибудь остальные? Анна была в полном изнеможении, когда вернулась Бет и с ней еще две женщины.
– О, появилось масло, миледи! И какое отличное! – Бет показала Анне, как соскоблить масло с боков маслобойки и не пожертвовать при этом ни одним комком, а потом добавить к нему соль, спрессовать его и уложить в деревянные бочонки. Потом они сели на траву и принялись за свежеиспеченные овсяные лепешки, сочившиеся несоленым маслом и цветочным медом. Анне показалось, что никогда в жизни у нее не было такого вкусного завтрака.
Насытившись, Анна приготовилась соснуть, но тут солнце от нее заслонила тень. Она открыла глаза и, прикрыв их ладонью, посмотрела вверх. Джон Гилберт смотрел на нее с высоты своего немалого роста.
Джон еще не видел ее такой прелестной. Ее одежда из атласа и манеры знатной леди не воспламенили его крови так, как вид этой разрумянившейся девушки, лежавшей на траве у его ног. Завитки каштановых волос прилипли к влажному лбу, в зеленых глазах был вызов, нежно-розовые губы блестели от масла, и кусочек овсяной лепешки застрял в углу рта, словно ожидая, что какой-нибудь счастливец его слизнет.
Бет предложила ему кекс, намазанный маслом. Он взял его, улыбнулся ей и принялся за еду.
– Ты хорошо выполнила работу, Бет, с помощью новой скотницы. А теперь просвети ее по части искусства ведения сельской жизни, привычной для любой деревенской девушки. Если бы во дворце умели сбивать такое масло, король не стал бы облагать наши выгоны столь жестокими налогами.
Он рассмеялся, поцеловал Бет, вогнав ее в краску, повернулся и зашагал к кузнице.
Анна села и смотрела ему вслед. На Джоне была та самая рубашка, которую она видела расстегнутой до пупа. И все же у нее возникло желание, свойственное, должно быть, молочнице, бросить ему вслед ведро с молоком. Такова-то твоя благодарность. Она трудилась, как рабыня, с самого утра, сбивая масло, а он вел себя так, будто ничего не произошло.
И тотчас почувствовала руку Бет на своем плече.
– Он шутит, миледи.
– Мне все равно. Было бы слишком ждать чувствительности от вора и разбойника.
Она потерла натруженное и болевшее плечо.
– Ты, вероятно, очень устала, леди Анна, – сказала Бет. – Я закончу мыть маслобойку, а ты пока полежи.
Анна с трудом поднялась на ноги, однако гордость не позволила ей поддаться усталости.
– Нет, я буду работать.
Вскоре ей пришлось раскаяться и в своей гордости, и в том, что она дала Бет необдуманное обещание. Вместе с Бет она стала собирать деревянные ведра и корыта. Две другие женщины подняли и понесли маслобойку, и все они направились к ручью, расположенному всего в нескольких сотнях ярдов в густой чаще.
Ручей впадал в лесной пруд, обрамленный зеленью, и там они остановились. Небольшой водопад ниспадал в широкое, гладкое и неглубокое ложе в скале, образуя естественную ванну. Бет показала Анне, как пользоваться кобыльим хвостом, чтобы отмыть и отскоблить ведра. Объяснила, что щетки из свиной щетины слишком жесткие и неподатливые и в конце концов портят мягкую деревянную утварь, предназначенную для молочных продуктов.
Когда женщины покончили с этим делом, Анна ощутила прохладу воды на ногах, и ей захотелось искупаться.
– Давай искупаемся, Бет. Нас никто не увидит.
Бет замотала головой.
Остальные женщины тоже отказались.
– Нет, миледи, – сказала Бет, – это нарушит равновесие, а когда повсюду чума.
Анна рассмеялась:
– Чума так чума! В таком случае я искупаюсь одна, если вы без меня управитесь с ведрами.
Анна сняла платье, повесила на ближайший сук и вошла в воду в том месте, где течение было достаточно быстрым.
Она закрыла глаза и раскинула руки, слегка шевеля ими в воде. Это было райское блаженство. Впервые за несколько дней она почувствовала себя чистой. На несколько минут Анна забыла обо всем – и о своем натруженном теле, и об уязвленной душе. Забыла о том, что полюбила недостойного человека, и теперь расплачивается за это, что ее король, помазанник Божий, оказался распутным мерзавцем. Она даже перестала беспокоиться об отце, пытавшемся употребить все свое влияние, чтобы умиротворить короля и избавить ее от постылой помолвки. Она забыла на несколько минут обо всем.
Даже самый жалкий кролик в Уиттлвудском лесу нуждается иногда в передышке от постоянной борьбы за выживание.
Джои увидел Бет и двух других женщин, возвращавшихся от ручья, и на мгновение запаниковал. Куда девалась Анна? Бен отправился рыскать по Оксфордской дороге, ведущей из Лондона, и заплатить шерифу дань, но он мог вернуться в любой момент. Тут Джон увидел, что Бет улыбается. Значит не произошло ничего ужасного.
И все же он поспешил к ручью и скрылся среди деревьев, наблюдая за леди Анной.
Она стояла посередине ручья среди залитых солнцем пузырьков воды. Вода бурлила, образуя вихри вокруг ее упругих грудей, пытаясь сорвать с нее кружевную сорочку. Ее прелестные округлые руки были подняты над головой, будто она была лесной нимфой, предлагающей себя богам. Он замер, очарованный этим великолепным зрелищем, и не мог отвести глаз от Анны.
Этим утром он решил держаться от нее подальше. Но то и дело находил причины, чтобы увидеть ее.
Джон всегда гордился тем, что умеет обуздывать свои желания, но сейчас готов был прыгнуть в воду, схватить ее, влажную, в объятия, прильнуть губами к ее груди, забыв о том, что она всего лишь способ обмануть палача.
Джон не мог отвести от нее взгляда и жадно впитывал ее красоту, как томимый желанием мальчик. Он смотрел, как она выходит из воды в нижнем белье, плотно облепившем ее бело-розовое тело. Но он не мальчик, а она не девчонка. Он бастард, хотя и появился на свет от знатного отца, и все же он не пара такой женщине, как леди Анна Гаскойн, помолвленной с графом, пусть и негодяем, зато законнорожденным.
Какой-то поэт сказал, что нет ничего ужаснее для мужчины, чем желать женщину, которой он никогда не сможет обладать. К счастью, это безумие его до сих пор не коснулось. Джон улыбнулся воспоминаниям, навеявшим это ощущение уверенности. Не для него, Джона Гилберта, это безнадежное томление, способное побудить мужчину, будь он молод или стар, вести себя как мартышка или клоун. Это ему не грозит. Да, он может не опасаться поставить на карту все. Так он размышлял, глядя на эту леди и уже познакомившись с ее характером и манерами. Хотя леди Анна походила на ангела, она обладала языком гарпии. Даже то, как она произносила его имя, походило на карканье вороны. И когда придет время, он будет рад избавиться от этой дамы с ее пресловутым целомудрием.
Джон намеренно произвел такой шум, продираясь сквозь кустарник, и топал с таким остервенением, что Анна, решив, будто это вепрь, готовый на нее напасть, схватила в охапку одежду и помчалась в противоположную сторону.
Глава 5
Скотница с мечом
Следующий день ничем не отличался от последующих. Анна поднялась с рассветом, помогла Бет с дойкой и сбиванием масла, накормила и напоила животных, сменила им соломенные подстилки, поела, стараясь сесть за стол как можно дальше от Джона Гилберта, и в изнеможении упала на постель, как только стемнело.
Джон не сказал ей ни слова, и она была этому рада. Анна заметила, что несколько раз он смотрел на нее издали, но, к счастью, была избавлена от его нелестных шуточек, не говоря уж о нежелательном внимании с его стороны. И все же сердце ее начинало бешено биться, когда она вспоминала, как требовательно и жадно он целовал ее в постели.
Однажды Анна направилась к кузнице, где Джон разговаривал с Джозефом, и он направился ей навстречу. В последний момент она свернула в сторону. Изумленное выражение его красивого смуглого лица показало, что сделала она это не напрасно, хоть в чем-то одержала над ним победу.
Джон дважды поцеловал ее так, что ей показалось, будто сердце у нее ушло в пятки. А потом, не удовольствовавшись этим, стал играть ее чувствами, чего никогда не позволил бы себе настоящий джентльмен.
Только по прошествии недели у Анны нашлось время, и она, собравшись с силами, решила как следует рассмотреть дом. Она пыталась преодолеть беспокойство, тщательно разглядывая все, что ее окружало. Комната была довольно чистой, если учесть, что здесь жил мужчина, не имевший слуги. Впрочем, в лагере было несколько женщин, которые охотно приняли бы на себя обязанности не только его слуг, но даже рабынь.
В изножье кровати она нашла сундук с прекрасными белыми рубашками, атласные бриджи и такие же куртки, а также носовые платки из тончайшего льняного полотна с кружевами. Неужели этот плут вообразил себя лордом? На дне сундука лежали книги. Анна достала одну и держала ее в руках, когда в дверь постучали.
– Войдите, – сказала Анна и наклонилась, чтобы положить книгу на место. Вошла Бет.
– Джонни не станет возражать, если ты захочешь почитать его книги, миледи, – сказала девушка. – Однажды он попытался научить меня грамоте, но у меня нет к этому способностей.
Анна вытащила Библию короля Якова, «Потерянный рай» Мильтона и сборник пьес Шекспира ин кварто, труды, давно считавшиеся старомодными, если только их не приспосабливали для современного читателя и зрителя. Была там также латинская грамматика, по которой когда-то училась она сама. На форзаце учебника грамматики значилось: «Джону Гилберту, студенту. За блестящие успехи. Пеннимен, мастер, колледж Бейллиол, Оксфорд, 1658 год».
– Он учился в Оксфорде? – изумленно спросила Анна. – Кто бы мог подумать, что этот вор, водящий компанию с подобными Черному Бену, получил образование, какое подобает джентльмену?
– А он и есть настоящий джентльмен, леди Анна, – произнесла Бет. – Лучшего джентльмена, чем он, во всем мире не сыщешь.
Анна не стала возражать Бет, но, должно быть, на лице отразилось сомнение.
– Это так, миледи, я знаю, что говорю.
Бет помрачнела, опустилась на колени возле Анны и принялась расправлять одежду в сундуке. Анна дотронулась до ее руки.
– Ты ведь его любишь, да?
Бет яростно замотала головой, но лицо ее залил предательский румянец.
– Джонни не для такой, как я.
Она посмотрела на Анну и смахнула слезы.
– Ему нужна благородная леди. Что же касается меня, я готова служить ему, как и когда он захочет.
Анна была тронута бескорыстной страстью скотницы Анна не могла не признать, что Джон Гилберт вызывал в ней любопытство.
– Расскажи мне о нем. – обратилась она к Бет.
Бет снова зарделась.
– Он нашел меня в лондонских трущобах, где я занималась малопочтенным ремеслом, и привез сюда. Тебе не понять, миледи.
Анна подошла к открытому окну, в которое струился аромат фиалок и гвоздики. Рука ее слегка дрожала, когда она сорвала цветок и прикрепила его к шейному платку Бет.
– Прекрасно понимаю. Он привез тебя сюда в лес, чтобы ты его услаждала. И за это ты испытываешь к нему благодарность?
– Все совсем не так, миледи. Здесь ни один мужчина не посмеет навязывать мне себя, если я этого не захочу. Таковы правила Джонни.
Анна возразила, не оглядываясь:
– Конечно, мастер Джон Гилберт сам…
Она не закончила фразы, но смысл ее был ясен.
Бет не отвечала, и Анна обернулась, чтобы видеть, поняла ли ее девушка. По всей видимости, поняла. Лицо ее стало печальным, когда она ответила:
– Нет, миледи, он никогда не был со мной. Он говорит, что любит меня, как сестру. Но я не могу быть ему сестрой. Я светловолосая, а в его семье все темные. – Ее голос дрогнул.
Вдруг Анна почувствовала, что больше слушать не хочет. Эта история оказалась совсем не такой, как она ожидала, и она не знала, как ее воспринять. Более того, она и не хотела ничего знать. Анна не могла ошибаться насчет Джона Гилберта. Он славился своим распутством, и его знаменитая любовница пришла на место казни взглянуть, как его повесят. И там, на Тайберне, они вели бесстыдный и фривольный разговор. Его люди, теперь вернувшиеся из Лондона, без конца повторяли эту историю, пока та до смерти ей не надоела. А теперь Бет пытается заставить ее поверить, что такой человек мог спасать шлюх, оказывать им покровительство и обеспечивать им здоровое занятие скотниц. Даже если Бет в своей бесхитростной простоте и верила в это, то, с точки зрения Анны, история не выдерживала критики.
– Бет, ты была добра ко мне, и я буду тебе добрым другом. В какой-то степени я знаю свет лучше, чем ты, и предупреждаю, что тебе следует быть настороже. Мужчины, в том числе и те, кого ты считаешь джентльменами, способны на обман и предательство.
Бет выглядела заинтригованной ее словами:
– Неужели ты пережила такое предательство, миледи?
– Да, Бет, меня жестоко обманул человек, которого я почитала и любила. Он нарушил данную мне клятву ради собственной выгоды. Я никогда больше не поверю ни одному мужчине.
– Ты можешь доверять Джону Гилберту, леди Анна. Он знает, что такое предательство. Бастард он или нет, но его отец герцог любил его и оставил ему три сотни в год, а также Беруэлл-Холл с оленьим парком. Но его единокровные братья лишили его законного наследства. А. когда он пригрозил им судом, обвинили его в том; что он будто бы украл фамильное кольцо, подаренное ему герцогом. Ему пришлось бежать в Оксфорд, чтобы не распроститься с жизнью. Потому-то он и стал таким, каким ты его знаешь, джентльменом удачи.
Всю эту историю. Бет рассказала, прерывая ее глубокими вздохами. Она продолжала стоять на коленях, разглаживая одежду Джона Гилберта своими красными, огрубевшими от работы руками. Закончив рассказ, девушка стремительно поднялась с колен, явно смущенная тем, что произнесла столь длинную речь.
– Я чуть не забыла, зачем пришла, миледи. Он говорит, чтобы ты присоединилась к нашим женским состязаниям на шпагах там, на лужайке.
Анна снова удивилась странным представлениям Джона Гилберта о женщинах.
– Он что, считает нас греческими амазонками?
– Я ничего не знаю об этих амазонках, миледи, но он хочет, чтобы мы, женщины, умели себя защитить, когда в лагере нет мужчин.
Она открыла дверь, но прежде, чем выйти, добавила:
– Он говорит, чтобы ты надела его бриджи.
Сначала ему взбрело в голову сделать из Анны Гаскойн скотницу, а теперь воительницу. Он поистине неисправим! Правда, случалось, лондонские женщины низких сословий, уличные девки и актрисы иногда дрались в Эпсоме на дуэли из-за мужчин, но она не могла себя представить в такой роли. Ребенком она видела, как отец часами практиковался, орудуя шпагой, позже этим же занимался Эдвард. Анна же если и брала в руки рапиру, то только в шутку. И сейчас, разумеется, не станет уподобляться простолюдинке.
Анна села на стул у камина, сложив руки, и принялась ждать появления Джона Гилберта, который должен был заставить ее подчиниться своей воле. Он непременно придет. Анна в этом не сомневалась. Он не допустит, чтобы ему не подчинились или бросили вызов. Некоторое время она ждала. Он не явился, и Анна испытала жгучее разочарование. Черт бы его побрал! Он был слишком умен. Не появись она на лужайке вместе с другими женщинами, они сочли бы ее слабой, а это еще хуже, чем повиноваться Джону Гилберту.
Проклятие! Проклятие! Проклятие!
Анна порывисто открыла сундук в изножье кровати и принялась копаться в его одежде, пока не выбрала лучшие атласные бриджи, рубашку фламандского полотна, отделанную лентами, и пару шелковых чулок. Если она их испачкает, тем лучше. Раз он так пожелал, ее совесть чиста.
Анна уже прошла половину пути до лужайки, когда заметила, что покрыла это расстояние вполовину скорее, чем если бы на ней было платье. Ее ноги в бриджах и чулках двигались гораздо свободнее и быстрее. Ей никогда не приходило в голову, что платье и нижняя сорочка, не говоря уже о корсете, мешают ходьбе. Анна зашагала размашисто, чувствуя, что он следит за ней. Шаги ее стали просто гигантскими.
Когда она приблизилась к нему, он отвесил ей низкий поклон и отсалютовал шпагой.
– Вы подтвердили мое мнение, леди Анна. Я всегда знал, что ноги женщины нестыдно показать всему свету, не то, что ноги мужчины.
Анна с насмешливым видом повторила его поклон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33