Что у тебя, в самом деле, член как у жеребца?
Он усмехнулся:
– По крайней мере как у быка. Возможно, как у барана.
Напряжение отпустило, когда она вдруг поняла, что он совершенно не сердится на нее и откровенно веселится, как и предсказала Блайт.
– Мне так жаль.
– Тебе жаль, и ты злишься. – Его улыбка стала самодовольной.
– Ничего подобного! – Она снова нахмурилась.
Он подошел ближе, почти вплотную, так что она ощутила тепло его кожи и терпкий запах мыла.
– Нет, я прав. Ей бы не удалось уязвить тебя, если бы ты не чувствовала угрозу с ее стороны.
– Мне дела нет до угроз этой грудастой бабищи, – продолжала она настаивать. Потом вдруг добавила: – Ты знаешь, она ведь не настоящая блондинка.
Его улыбка стала шире.
– Знаю.
– Откуда? – Тут же она все поняла и вспыхнула. Они, делили постель, и ему, конечно, известно, насколько естествен у нее цвет волос. Наверняка осведомлен и обо всех интимных секретах леди Дюмон. – Так вот где ты был эти пять дней! – О Господи, теперь она точно разозлилась.
Уинтроп внезапно стал абсолютно серьезным. Его руки обхватили ее за плечи.
– С момента, когда я повстречал тебя, у меня не было другой женщины. Сомневаюсь, что будет и впредь. Ни одна из них не сравнится с тобой – моей черной королевой.
Мойра открыла было рот, чтобы сказать, что это самые чудесные слова, которые она когда-либо слышала, но тут же лишилась такой возможности. Он своим ртом закрыл ее в долгом поцелуе. И продолжал целовать, пока не стало сил, и она не забыла, где находится.
Перестало волновать, где он был эти пять дней. Главное, он скучал по ней и у нее есть власть над ним, которой нет у других женщин. Кто захочет больше?
Сразу после встречи Нового, 1819 года Уинтроп решил, что с него достаточно и им с Мойрой надо побыть вдвоем. Здравый смысл подсказывал ему, что так лучше не поступать, потому что в дальнейшем это может вызвать серьезные осложнения. Но пока его не беспокоило, что будет потом. Сегодня ночью он думал только о том, что есть сейчас. Он жаждал наслаждаться временем, проведенным с ней, не важно, как долго оно бы длилось. Хотелось упиваться ею, потому что ему еще никогда не встречалась такая женщина, как его черная королева.
– Тебе понравился вечер? – спросил он, как только карета тронулась, и они отправились домой.
Сидя напротив, она кивнула:
– Понравился. Спасибо. А тебе? – Он засмеялся:
– Да, за исключением шуток о моих мужских достоинствах.
Она застенчиво усмехнулась.
– Жаль, что так вышло.
Внезапно она, пошатываясь, шагнула к нему. К счастью, расстояние было невелико. Ее ноги запутались в накидке, и она со всего размаха уселась ему на колени. Только его острая реакция не позволила ей свалиться на ковер.
Она снова засмеялась, пока он устраивал ее удобнее.
– Я выпила слишком много шампанского сегодня, – Ее глаза блестели и немного косили в свете фонарей. – Ты замечательный образец вида, называемого «мужчины», ты ведь знаешь.
Прикусив губу, чтобы не рассмеяться, Уинтроп лишь кивнул в ответ.
– В самом деле. Жаль, что до жеребца недотянул.
Она закатила глаза. Это легкое движение сделало таким юным ее лицо, зато полностью нарушило равновесие. Она закачалась у него на коленях.
– Зачем тебе нужно быть как жеребец? Во всем мире не найдется женщины, которой хотелось бы заниматься любовью с конем.
Господи, до чего же она наивна в некоторых отношениях!
– А как насчет быка или барана?
Она наморщила нос, ерзая и прижимаясь к нему. Даже совершенно пьяная, она возбуждала его больше, чем кто-либо.
– И с ними тоже. Почему вам нужно, чтобы вас сравнивали с этими животными?
– Потому что каждому мужчине хочется, чтобы его мужское естество было самым большим и массивным, какого женщина еще не видела.
Еще одна расхожая истина. Она усмехнулась, давая понять, что относится к этому как к полной белиберде, и он с ней заодно. Но когда для них придет время заниматься любовью, он будет стараться стать самым лучшим любовником, какого у нее еще никогда не было.
– Естество… – повторила она. – Это звучит как название головного убора.
Уинтроп кивнул, соглашаясь:
– Весьма похоже.
Она прижалась к его груди. Он почти не ощутил ее веса, так легка и изящна она была.
– Зачем нужно, чтобы женщина думала, что больше, чем у тебя, ни у кого нет?
Неужели муж ничему не научил ее? Так много слышишь о том, каким чудесным Энтони Тиндейл был, но как мужчина он словно и не существовал, по крайней мере, в том смысле, как это понимал Уинтроп.
– Потому что уверенность мужчины в самом себе основывается на том, что у него находится ниже пояса.
Ее веки отяжелели от выпитого.
– Это так странно. Женщины ценят мужчин за их характер, а не за то, что у них в штанах.
Значит, она еще не понимает того, что уже знали многие женщины, которые у него были, и это его устраивало.
– Мы часто сами оцениваем себя как раз по этому самому.
Конечно, глупо, однако очень мало мужчин не забеспокоились бы, если их оснастка дала бы сбой в работе. Она обняла его за шею.
– Ну и пусть, а я буду ценить тебя за твой характер.
Он вдохнул сладковатый аромат ее духов, и его пронзило острое и безысходное желание.
– Нет, только не за мой характер.
– Может, вот за это? – Она поерзала и теснее прижалась к его бедрам.
Сердце замерло и пошло трещинами в ответ на ее шутку. Как все-таки она изменилась с того момента, когда они встретились впервые! Так забавна, откровенна, а временами и дерзка.
Он пальцами дотронулся до ее щеки, нежной и шелковистой.
– И не за это.
Она отстранилась и попыталась посмотреть на него серьезно, хотя, когда глаза не в фокусе от выпитого, сделать это чрезвычайно трудно.
– Тогда на основании чего я могу делать выводы?
– Оценивай меня по поцелуям, – предложил он первое, что пришло на ум.
– О, это мне по вкусу, – заулыбалась она. – Мне нравится, как ты целуешься. – Он притянул ее к себе.
– Мне тоже целоваться с тобой – одно удовольствие. Она наклонилась к нему:
– Тогда поцелуй меня.
Второго приглашения не потребовалось. Здесь, в размягченном полумраке, он поднял к ней лицо и приник к ее губам. На них был вкус шампанского и неуловимый запах огурцов от сандвича. Он усмехнулся про себя по поводу такой странной комбинации. Сегодня она ела безудержно много, но, вероятно, нет смысла оценивать ее по аппетиту.
На его взгляд, она немного набрала в весе и стала еще более притягательной. Ей не к чему худеть, чтобы подстраиваться под чьи-то представления об идеале. Даже если она располнеет, он все равно будет обожать ее. Она роскошна такая, какая есть. А как выглядит – не важно. Она всегда будет прекрасной для него.
Она прервала поцелуй и поглядела на него сверху вниз широко открытыми глазами.
– Давай займемся любовью.
Он откинул голову на спинку сиденья.
– Что? – Господи Боже, наверное, он неправильно расслышал, что она сказала.
– Давай займемся любовью, – повторила она.
– Здесь? – Голое внезапно охрип. Она пожала плечами:
– Здесь. У меня дома. Мне безразлично. – Она прижалась к нему.
Господи Иисусе, она ошеломляет гораздо легче, чем он думал…
– Только не здесь.
– Тогда у меня дома. – Она наклонилась, чтобы поцеловать его.
Он остановил ее, удерживая за плечи на расстоянии.
– И там тоже нет.
Она обиженно надула губы.
– Почему?
Он тихонько рассмеялся. Какая нелепость. Он не знал, смеяться или плакать. Есть женщина, которую он хочет и которая нужна ему, словно воздух. Она фактически предлагает ему себя, а он отказывается от нее.
– Ты пьяна, вот почему. – «И главное, не уверен, смогу ли сейчас любить тебя, а потом обчистить».
– Ты меня не хочешь? – Все говорило, что она обижена, – выражение лица, задрожавший голос.
Трещина в его сердце, продолжала расти, грозя расколоть надвое этот твердый орешек.
– Хочу так, что представить себе не можешь.
– Тогда возьми меня. – Она терлась и прижималась бедрами к его возбужденной плоти. – Мне так тебя хочется.
Он подавил в себе рвущийся наружу стон. Господи, этот благородный поступок зачтется ему и убережет от пропасти ада, когда придет его час отчитаться за земную жизнь.
– Сейчас ты сама не знаешь, чего хочешь. Поверь мне, ты будешь жалеть, когда придешь в себя.
– Неправда, не буду, – с вызовом заявила она.
– Нет, будешь. – Кажется, они начали препираться. Что может быть более смехотворным, чем их спор? Самое ужасное, что приходится отказывать самому себе в единственном, чего он так долго желал. Черт возьми, всего несколько недель назад он говорил ей, что собирается уложить ее в постель, а теперь, когда она предлагает себя, он идет на попятную.
Однажды она и так пожалеет, что узнала его. Не нужно усугублять ситуацию. И не следует отягощать свою совесть.
Разумные доводы, должно быть, дошли до ее затуманенного сознания. Или, может, она поняла, что ей не удастся настоять на своем. Как бы то ни было, она соскользнула с него и уселась рядом.
– Если бы я была трезвой, ты бы не отказался?
– Ни за что. – Он улыбнулся, когда она устроила голову на его плече.
– Вот и отлично. – Она зевнула. – А то я забеспокоилась, вдруг ты теряешь ко мне интерес.
– Этого не будет никогда. – Уинтроп проглотил комок, застрявший в горле.
В ответ она что-то тихонько пробормотала. Несколько минут спустя они остановились у ее дома. Уинтроп внес ее, посапывающую, в дом, уложил на софу в гостиной и накрыл одеялом. Он не отважился перенести ее в спальню. Если она проснется и снова попросит заняться с ней любовью, он точно не сможет устоять. Он всего лишь слабый человек.
Он вернулся домой усталым и со смятенным сердцем, чего с ним никогда не бывало. Он мог рассуждать и жаловаться на то, что жизнь несправедлива к нему, но на самом деле почему-то так не думал. После тех жутких вещей, которые он совершил, совершенно естественно, что ему отказано в добре и милости.
Господи, Норт был прав. Он становится похожим на Девлина. Даже хуже – на Брама. А потом он понял, что у него начались настоящие проблемы.
Он вошел в свою квартиру, толчком закрыв за собой дверь. Не потрудившись зажечь свет, задвинул задвижку. Потом скинул пальто и дернул, развязывая, галстук. Сегодня, в праздничную ночь, он отпустил камердинера.
Расстегивая воротничок, он вдруг понял, что в комнате кто-то есть.
– Добрый вечер, паренек. – Дэниелс вышел из темного угла, где он сидел на стуле, и вступил в поток лунного света, льющегося через окна.
– Черт возьми, когда ты перестанешь вползать ко мне в дом? – С тяжелым вздохом Уинтроп кинул пальто и галстук на кресло. Самое последнее, что он хотел видеть сегодня ночью, был Дэниелс.
– Я-то надеялся, что ты занимаешься той безделушкой для меня.
Уинтроп потер руками лицо. Он так устал. Ничего не хотелось, кроме как упасть в постель и укрыться с головой одеялом.
– Я сначала должен найти, где она ее прячет. – Старик злобно смотрел на него, пока сокращал дистанцию между ними.
– Тогда почему ты здесь, а не с ней?
Был ли он таким мерзавцем тогда, в то время, когда Уинтроп любил его, как отца? Или он так умело притворялся? Нет, Уинтроп, без сомнения, принимал на веру все, что ему скармливал этот холодный ублюдок.
– Я достану ее.
Дэниелс ткнул пальцем Уинтропу в лицо.
– Старайся как следует. Я пока терплю, потому что помню о нашей прежней дружбе, но не собираюсь ждать долго. Лучше сам добудь мне эту чертову тиару, а не то я заставлю тебя сделать это.
Откуда-то взялась решимость, и Уинтроп оттолкнул старика от себя.
– Интересно посмотреть, как это тебе удастся. – Дэниелс заулыбался. Сладенькой улыбкой милого дедушки с душой сатаны.
– Будет жаль, если вдруг что-нибудь случится с одним из твоих братьев или с их женами.
Уинтроп почувствовал, как кровь стынет в жилах.
– Ты не посмеешь.
Дэниелс пожал своими согнутыми плечами:
– Может, и посмею. А возможно, с ними вообще ничего не случится. Я слышал кое-какие разговоры о тебе и леди Осборн. И заметил, сколько времени ты у нее проводишь. Ты полагаешь, я ничего не понимаю? Ты думаешь, я не могу сложить два плюс два и определить, что ты смотришь только, как она крутит хвостом? Никто, кроме тебя, не будет виноват, если с ней произойдет несчастье.
Уинтроп выпрямился.
– Если ее убрать с дороги, тебе легче будет увести тиару. Может, это выход? Как ты думаешь?
Стиснув зубы, Уинтроп изо всех сил пытался совладать с собой, хотя в груди росло желание покончить с прохвостом.
– Думаю, тебе лучше не вмешивать сюда леди Осборн. – Снова эта чертова приторная улыбочка.
– Так ведь, паренек, все от тебя зависит. Сделаешь, что велено, все останутся целы. Нет – кому-то пустят кровь, а уж такой милой дамочке, как виконтесса, – это проще простого.
Тут, Уинтроп не совладал с собой. Он набросился на Даниелса, ударив кулаком в челюсть. Тот растянулся на софе. Схватив за отвороты пальто, Уинтроп вновь поставил его на ноги и приготовился ударить еще раз.
Дэниеле глядел на него, кровь сочилась из уголка рта. Выражение его лица заставило Уинтропа замереть и не подходить ближе. Затем он почувствовал, как что-то упирается ему в ребра. Он не опустил глаз вниз, зная и так, что это. Дэниелс наставил на него нож. Это был, наверное, тот самый нож, который Уинтроп видел несколько лет назад, когда Дэниелс запугивал им людей. Отличный испанский нож с изящным лезвием, ручкой из слоновой кости и отменно острый – достаточно легкого движения руки, чтобы располосовать человека.
Медленно он разжал руку, отпуская Дэниелса. Старик не двинулся с места и смотрел на Уинтропа с откровенной ненавистью. Вот это был настоящий Дэниелс. Подумать только, когда-то Уинтроп относился к нему с почтением, старался угодить. Его настоящий отец мог бы быть куда как лучшим наставником, чем этот сморчок.
– Не глупи, паренек. – Дэниелс говорил спокойно и с издёвкой. – Не то нарвешься.
Уинтроп ответил прямым взглядом:
– Мне наплевать.
– Тебе не все равно, что будет с твоими братьями или с милашкой вдовой. – Рот Дэниелса скривился. – Я знаю тебя, мальчик. Тебе не захочется их погибели, их крови на своих руках. Ты хорошо понимаешь это.
Уинтроп молчал. Ему нечем было крыть. Дэниелс догадался о том, как много Мойра значит для него. А все из-за того, что он не мог сдержать себя. Что с ним происходит, в самом деле? Словно кто-то подталкивает его поступать неразумно.
– Ты будешь делать то, что я тебе скажу, или тебе требуется, чтобы тебя немного убедили?
Методы убеждения, которые применял Дэниелс, предполагали физическую боль и личную зависимость человека. В данном случае это будет боль. Он рассчитывает заставить Уинтропа действовать, чтобы не навредить людям, которые ему небезразличны. Это не обязательно будут члены семьи. Это может быть друг. Или любовница.
Жертвой, возможно, станет Мойра.
Отбросив гнев и гордость, Уинтроп поднял голову.
– Я достану тебе тиару.
Если даже Дэниелс заметил, что Уинтроп не согласен делать то, что ему скажут, он оставил это без внимания.
– Узнаю моего мальчика, – ухмыльнулся он. – Я знал, что ты разумный человек. Когда?
Уинтроп пожал плечами.
– Мне нужно найти, где она ее прячет.
Старик вскинул нож, приставив его к горлу Уинтропа. Тот не двинулся, даже не вздрогнул. Дэниелс не собирался ранить его, он слишком был ему нужен. В свое время старик был умелым вором, но теперь он просто старая развалина. Ему не под силу самому проникнуть в дом Мойры, найти тиару и не попасться при этом. Уинтроп знал это, и Дэниелс – тоже.
– У тебя время до Крещения. Чем дольше ты меня заставишь ждать, тем больше я буду злиться, а ты знаешь, каким я становлюсь, когда у меня кончается терпение.
В ответ Уинтроп медленно опустил веки. Да, он знал это. Надо найти тиару как можно скорее, иначе старик начнет причинять зло людям.
– Я же сказал, что достану ее. – Опустив нож, Дэниелс отступил.
– Отлично. Мы поняли друг друга. – Нож исчез у него в рукаве. – Увидимся через несколько дней. Не разочаровывай меня, Уинни.
В мертвой тишине Уинтроп смотрел, как тот уходит. Только потом он позволил себе расслабиться. Подойдя к двери снова запер ее, подавив желание подпереть ее столом. Дэниелс не вернется, во всяком случае, не сегодня.
Он прошел в спальню, разделся и упал в постель. Лежа на боку, он смотрел на ночь за окном. Потом подтянул колени к животу и закрыл глаза. Он приказал себе забыть о Дэниелсе и его угрозах. Ему хотелось отдаться мыслям о приятном.
Он думал о Мойре, ее улыбке, вспоминал ее шутки. Как мало нужно алкоголя, чтобы сделать ее необузданной! Когда перехватило горло и защипало в глазах, он все равно продолжал размышлять о ней. Он остановился, только когда слезы потекли по лицу.
Уинтроп Райленд не плакал с детства. Нельзя позволить себе распускаться. Хотя сейчас он чувствовал себя маленьким потерявшимся ребенком.
Глава 10
Ночь накануне Крещения наступила для Уинтропа так же неотвратимо и нежелательно, как не дай Бог разразиться буре в день, на который назначен пикник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Он усмехнулся:
– По крайней мере как у быка. Возможно, как у барана.
Напряжение отпустило, когда она вдруг поняла, что он совершенно не сердится на нее и откровенно веселится, как и предсказала Блайт.
– Мне так жаль.
– Тебе жаль, и ты злишься. – Его улыбка стала самодовольной.
– Ничего подобного! – Она снова нахмурилась.
Он подошел ближе, почти вплотную, так что она ощутила тепло его кожи и терпкий запах мыла.
– Нет, я прав. Ей бы не удалось уязвить тебя, если бы ты не чувствовала угрозу с ее стороны.
– Мне дела нет до угроз этой грудастой бабищи, – продолжала она настаивать. Потом вдруг добавила: – Ты знаешь, она ведь не настоящая блондинка.
Его улыбка стала шире.
– Знаю.
– Откуда? – Тут же она все поняла и вспыхнула. Они, делили постель, и ему, конечно, известно, насколько естествен у нее цвет волос. Наверняка осведомлен и обо всех интимных секретах леди Дюмон. – Так вот где ты был эти пять дней! – О Господи, теперь она точно разозлилась.
Уинтроп внезапно стал абсолютно серьезным. Его руки обхватили ее за плечи.
– С момента, когда я повстречал тебя, у меня не было другой женщины. Сомневаюсь, что будет и впредь. Ни одна из них не сравнится с тобой – моей черной королевой.
Мойра открыла было рот, чтобы сказать, что это самые чудесные слова, которые она когда-либо слышала, но тут же лишилась такой возможности. Он своим ртом закрыл ее в долгом поцелуе. И продолжал целовать, пока не стало сил, и она не забыла, где находится.
Перестало волновать, где он был эти пять дней. Главное, он скучал по ней и у нее есть власть над ним, которой нет у других женщин. Кто захочет больше?
Сразу после встречи Нового, 1819 года Уинтроп решил, что с него достаточно и им с Мойрой надо побыть вдвоем. Здравый смысл подсказывал ему, что так лучше не поступать, потому что в дальнейшем это может вызвать серьезные осложнения. Но пока его не беспокоило, что будет потом. Сегодня ночью он думал только о том, что есть сейчас. Он жаждал наслаждаться временем, проведенным с ней, не важно, как долго оно бы длилось. Хотелось упиваться ею, потому что ему еще никогда не встречалась такая женщина, как его черная королева.
– Тебе понравился вечер? – спросил он, как только карета тронулась, и они отправились домой.
Сидя напротив, она кивнула:
– Понравился. Спасибо. А тебе? – Он засмеялся:
– Да, за исключением шуток о моих мужских достоинствах.
Она застенчиво усмехнулась.
– Жаль, что так вышло.
Внезапно она, пошатываясь, шагнула к нему. К счастью, расстояние было невелико. Ее ноги запутались в накидке, и она со всего размаха уселась ему на колени. Только его острая реакция не позволила ей свалиться на ковер.
Она снова засмеялась, пока он устраивал ее удобнее.
– Я выпила слишком много шампанского сегодня, – Ее глаза блестели и немного косили в свете фонарей. – Ты замечательный образец вида, называемого «мужчины», ты ведь знаешь.
Прикусив губу, чтобы не рассмеяться, Уинтроп лишь кивнул в ответ.
– В самом деле. Жаль, что до жеребца недотянул.
Она закатила глаза. Это легкое движение сделало таким юным ее лицо, зато полностью нарушило равновесие. Она закачалась у него на коленях.
– Зачем тебе нужно быть как жеребец? Во всем мире не найдется женщины, которой хотелось бы заниматься любовью с конем.
Господи, до чего же она наивна в некоторых отношениях!
– А как насчет быка или барана?
Она наморщила нос, ерзая и прижимаясь к нему. Даже совершенно пьяная, она возбуждала его больше, чем кто-либо.
– И с ними тоже. Почему вам нужно, чтобы вас сравнивали с этими животными?
– Потому что каждому мужчине хочется, чтобы его мужское естество было самым большим и массивным, какого женщина еще не видела.
Еще одна расхожая истина. Она усмехнулась, давая понять, что относится к этому как к полной белиберде, и он с ней заодно. Но когда для них придет время заниматься любовью, он будет стараться стать самым лучшим любовником, какого у нее еще никогда не было.
– Естество… – повторила она. – Это звучит как название головного убора.
Уинтроп кивнул, соглашаясь:
– Весьма похоже.
Она прижалась к его груди. Он почти не ощутил ее веса, так легка и изящна она была.
– Зачем нужно, чтобы женщина думала, что больше, чем у тебя, ни у кого нет?
Неужели муж ничему не научил ее? Так много слышишь о том, каким чудесным Энтони Тиндейл был, но как мужчина он словно и не существовал, по крайней мере, в том смысле, как это понимал Уинтроп.
– Потому что уверенность мужчины в самом себе основывается на том, что у него находится ниже пояса.
Ее веки отяжелели от выпитого.
– Это так странно. Женщины ценят мужчин за их характер, а не за то, что у них в штанах.
Значит, она еще не понимает того, что уже знали многие женщины, которые у него были, и это его устраивало.
– Мы часто сами оцениваем себя как раз по этому самому.
Конечно, глупо, однако очень мало мужчин не забеспокоились бы, если их оснастка дала бы сбой в работе. Она обняла его за шею.
– Ну и пусть, а я буду ценить тебя за твой характер.
Он вдохнул сладковатый аромат ее духов, и его пронзило острое и безысходное желание.
– Нет, только не за мой характер.
– Может, вот за это? – Она поерзала и теснее прижалась к его бедрам.
Сердце замерло и пошло трещинами в ответ на ее шутку. Как все-таки она изменилась с того момента, когда они встретились впервые! Так забавна, откровенна, а временами и дерзка.
Он пальцами дотронулся до ее щеки, нежной и шелковистой.
– И не за это.
Она отстранилась и попыталась посмотреть на него серьезно, хотя, когда глаза не в фокусе от выпитого, сделать это чрезвычайно трудно.
– Тогда на основании чего я могу делать выводы?
– Оценивай меня по поцелуям, – предложил он первое, что пришло на ум.
– О, это мне по вкусу, – заулыбалась она. – Мне нравится, как ты целуешься. – Он притянул ее к себе.
– Мне тоже целоваться с тобой – одно удовольствие. Она наклонилась к нему:
– Тогда поцелуй меня.
Второго приглашения не потребовалось. Здесь, в размягченном полумраке, он поднял к ней лицо и приник к ее губам. На них был вкус шампанского и неуловимый запах огурцов от сандвича. Он усмехнулся про себя по поводу такой странной комбинации. Сегодня она ела безудержно много, но, вероятно, нет смысла оценивать ее по аппетиту.
На его взгляд, она немного набрала в весе и стала еще более притягательной. Ей не к чему худеть, чтобы подстраиваться под чьи-то представления об идеале. Даже если она располнеет, он все равно будет обожать ее. Она роскошна такая, какая есть. А как выглядит – не важно. Она всегда будет прекрасной для него.
Она прервала поцелуй и поглядела на него сверху вниз широко открытыми глазами.
– Давай займемся любовью.
Он откинул голову на спинку сиденья.
– Что? – Господи Боже, наверное, он неправильно расслышал, что она сказала.
– Давай займемся любовью, – повторила она.
– Здесь? – Голое внезапно охрип. Она пожала плечами:
– Здесь. У меня дома. Мне безразлично. – Она прижалась к нему.
Господи Иисусе, она ошеломляет гораздо легче, чем он думал…
– Только не здесь.
– Тогда у меня дома. – Она наклонилась, чтобы поцеловать его.
Он остановил ее, удерживая за плечи на расстоянии.
– И там тоже нет.
Она обиженно надула губы.
– Почему?
Он тихонько рассмеялся. Какая нелепость. Он не знал, смеяться или плакать. Есть женщина, которую он хочет и которая нужна ему, словно воздух. Она фактически предлагает ему себя, а он отказывается от нее.
– Ты пьяна, вот почему. – «И главное, не уверен, смогу ли сейчас любить тебя, а потом обчистить».
– Ты меня не хочешь? – Все говорило, что она обижена, – выражение лица, задрожавший голос.
Трещина в его сердце, продолжала расти, грозя расколоть надвое этот твердый орешек.
– Хочу так, что представить себе не можешь.
– Тогда возьми меня. – Она терлась и прижималась бедрами к его возбужденной плоти. – Мне так тебя хочется.
Он подавил в себе рвущийся наружу стон. Господи, этот благородный поступок зачтется ему и убережет от пропасти ада, когда придет его час отчитаться за земную жизнь.
– Сейчас ты сама не знаешь, чего хочешь. Поверь мне, ты будешь жалеть, когда придешь в себя.
– Неправда, не буду, – с вызовом заявила она.
– Нет, будешь. – Кажется, они начали препираться. Что может быть более смехотворным, чем их спор? Самое ужасное, что приходится отказывать самому себе в единственном, чего он так долго желал. Черт возьми, всего несколько недель назад он говорил ей, что собирается уложить ее в постель, а теперь, когда она предлагает себя, он идет на попятную.
Однажды она и так пожалеет, что узнала его. Не нужно усугублять ситуацию. И не следует отягощать свою совесть.
Разумные доводы, должно быть, дошли до ее затуманенного сознания. Или, может, она поняла, что ей не удастся настоять на своем. Как бы то ни было, она соскользнула с него и уселась рядом.
– Если бы я была трезвой, ты бы не отказался?
– Ни за что. – Он улыбнулся, когда она устроила голову на его плече.
– Вот и отлично. – Она зевнула. – А то я забеспокоилась, вдруг ты теряешь ко мне интерес.
– Этого не будет никогда. – Уинтроп проглотил комок, застрявший в горле.
В ответ она что-то тихонько пробормотала. Несколько минут спустя они остановились у ее дома. Уинтроп внес ее, посапывающую, в дом, уложил на софу в гостиной и накрыл одеялом. Он не отважился перенести ее в спальню. Если она проснется и снова попросит заняться с ней любовью, он точно не сможет устоять. Он всего лишь слабый человек.
Он вернулся домой усталым и со смятенным сердцем, чего с ним никогда не бывало. Он мог рассуждать и жаловаться на то, что жизнь несправедлива к нему, но на самом деле почему-то так не думал. После тех жутких вещей, которые он совершил, совершенно естественно, что ему отказано в добре и милости.
Господи, Норт был прав. Он становится похожим на Девлина. Даже хуже – на Брама. А потом он понял, что у него начались настоящие проблемы.
Он вошел в свою квартиру, толчком закрыв за собой дверь. Не потрудившись зажечь свет, задвинул задвижку. Потом скинул пальто и дернул, развязывая, галстук. Сегодня, в праздничную ночь, он отпустил камердинера.
Расстегивая воротничок, он вдруг понял, что в комнате кто-то есть.
– Добрый вечер, паренек. – Дэниелс вышел из темного угла, где он сидел на стуле, и вступил в поток лунного света, льющегося через окна.
– Черт возьми, когда ты перестанешь вползать ко мне в дом? – С тяжелым вздохом Уинтроп кинул пальто и галстук на кресло. Самое последнее, что он хотел видеть сегодня ночью, был Дэниелс.
– Я-то надеялся, что ты занимаешься той безделушкой для меня.
Уинтроп потер руками лицо. Он так устал. Ничего не хотелось, кроме как упасть в постель и укрыться с головой одеялом.
– Я сначала должен найти, где она ее прячет. – Старик злобно смотрел на него, пока сокращал дистанцию между ними.
– Тогда почему ты здесь, а не с ней?
Был ли он таким мерзавцем тогда, в то время, когда Уинтроп любил его, как отца? Или он так умело притворялся? Нет, Уинтроп, без сомнения, принимал на веру все, что ему скармливал этот холодный ублюдок.
– Я достану ее.
Дэниелс ткнул пальцем Уинтропу в лицо.
– Старайся как следует. Я пока терплю, потому что помню о нашей прежней дружбе, но не собираюсь ждать долго. Лучше сам добудь мне эту чертову тиару, а не то я заставлю тебя сделать это.
Откуда-то взялась решимость, и Уинтроп оттолкнул старика от себя.
– Интересно посмотреть, как это тебе удастся. – Дэниелс заулыбался. Сладенькой улыбкой милого дедушки с душой сатаны.
– Будет жаль, если вдруг что-нибудь случится с одним из твоих братьев или с их женами.
Уинтроп почувствовал, как кровь стынет в жилах.
– Ты не посмеешь.
Дэниелс пожал своими согнутыми плечами:
– Может, и посмею. А возможно, с ними вообще ничего не случится. Я слышал кое-какие разговоры о тебе и леди Осборн. И заметил, сколько времени ты у нее проводишь. Ты полагаешь, я ничего не понимаю? Ты думаешь, я не могу сложить два плюс два и определить, что ты смотришь только, как она крутит хвостом? Никто, кроме тебя, не будет виноват, если с ней произойдет несчастье.
Уинтроп выпрямился.
– Если ее убрать с дороги, тебе легче будет увести тиару. Может, это выход? Как ты думаешь?
Стиснув зубы, Уинтроп изо всех сил пытался совладать с собой, хотя в груди росло желание покончить с прохвостом.
– Думаю, тебе лучше не вмешивать сюда леди Осборн. – Снова эта чертова приторная улыбочка.
– Так ведь, паренек, все от тебя зависит. Сделаешь, что велено, все останутся целы. Нет – кому-то пустят кровь, а уж такой милой дамочке, как виконтесса, – это проще простого.
Тут, Уинтроп не совладал с собой. Он набросился на Даниелса, ударив кулаком в челюсть. Тот растянулся на софе. Схватив за отвороты пальто, Уинтроп вновь поставил его на ноги и приготовился ударить еще раз.
Дэниеле глядел на него, кровь сочилась из уголка рта. Выражение его лица заставило Уинтропа замереть и не подходить ближе. Затем он почувствовал, как что-то упирается ему в ребра. Он не опустил глаз вниз, зная и так, что это. Дэниелс наставил на него нож. Это был, наверное, тот самый нож, который Уинтроп видел несколько лет назад, когда Дэниелс запугивал им людей. Отличный испанский нож с изящным лезвием, ручкой из слоновой кости и отменно острый – достаточно легкого движения руки, чтобы располосовать человека.
Медленно он разжал руку, отпуская Дэниелса. Старик не двинулся с места и смотрел на Уинтропа с откровенной ненавистью. Вот это был настоящий Дэниелс. Подумать только, когда-то Уинтроп относился к нему с почтением, старался угодить. Его настоящий отец мог бы быть куда как лучшим наставником, чем этот сморчок.
– Не глупи, паренек. – Дэниелс говорил спокойно и с издёвкой. – Не то нарвешься.
Уинтроп ответил прямым взглядом:
– Мне наплевать.
– Тебе не все равно, что будет с твоими братьями или с милашкой вдовой. – Рот Дэниелса скривился. – Я знаю тебя, мальчик. Тебе не захочется их погибели, их крови на своих руках. Ты хорошо понимаешь это.
Уинтроп молчал. Ему нечем было крыть. Дэниелс догадался о том, как много Мойра значит для него. А все из-за того, что он не мог сдержать себя. Что с ним происходит, в самом деле? Словно кто-то подталкивает его поступать неразумно.
– Ты будешь делать то, что я тебе скажу, или тебе требуется, чтобы тебя немного убедили?
Методы убеждения, которые применял Дэниелс, предполагали физическую боль и личную зависимость человека. В данном случае это будет боль. Он рассчитывает заставить Уинтропа действовать, чтобы не навредить людям, которые ему небезразличны. Это не обязательно будут члены семьи. Это может быть друг. Или любовница.
Жертвой, возможно, станет Мойра.
Отбросив гнев и гордость, Уинтроп поднял голову.
– Я достану тебе тиару.
Если даже Дэниелс заметил, что Уинтроп не согласен делать то, что ему скажут, он оставил это без внимания.
– Узнаю моего мальчика, – ухмыльнулся он. – Я знал, что ты разумный человек. Когда?
Уинтроп пожал плечами.
– Мне нужно найти, где она ее прячет.
Старик вскинул нож, приставив его к горлу Уинтропа. Тот не двинулся, даже не вздрогнул. Дэниелс не собирался ранить его, он слишком был ему нужен. В свое время старик был умелым вором, но теперь он просто старая развалина. Ему не под силу самому проникнуть в дом Мойры, найти тиару и не попасться при этом. Уинтроп знал это, и Дэниелс – тоже.
– У тебя время до Крещения. Чем дольше ты меня заставишь ждать, тем больше я буду злиться, а ты знаешь, каким я становлюсь, когда у меня кончается терпение.
В ответ Уинтроп медленно опустил веки. Да, он знал это. Надо найти тиару как можно скорее, иначе старик начнет причинять зло людям.
– Я же сказал, что достану ее. – Опустив нож, Дэниелс отступил.
– Отлично. Мы поняли друг друга. – Нож исчез у него в рукаве. – Увидимся через несколько дней. Не разочаровывай меня, Уинни.
В мертвой тишине Уинтроп смотрел, как тот уходит. Только потом он позволил себе расслабиться. Подойдя к двери снова запер ее, подавив желание подпереть ее столом. Дэниелс не вернется, во всяком случае, не сегодня.
Он прошел в спальню, разделся и упал в постель. Лежа на боку, он смотрел на ночь за окном. Потом подтянул колени к животу и закрыл глаза. Он приказал себе забыть о Дэниелсе и его угрозах. Ему хотелось отдаться мыслям о приятном.
Он думал о Мойре, ее улыбке, вспоминал ее шутки. Как мало нужно алкоголя, чтобы сделать ее необузданной! Когда перехватило горло и защипало в глазах, он все равно продолжал размышлять о ней. Он остановился, только когда слезы потекли по лицу.
Уинтроп Райленд не плакал с детства. Нельзя позволить себе распускаться. Хотя сейчас он чувствовал себя маленьким потерявшимся ребенком.
Глава 10
Ночь накануне Крещения наступила для Уинтропа так же неотвратимо и нежелательно, как не дай Бог разразиться буре в день, на который назначен пикник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37