Что происходит? Когда этот разговор превратился в фарс? Как все нелепо вышло из-под контроля.
– С Адамом Вестлейком. – Минни самодовольно проинформировала Натаниэля.
Он был, естественно, поражен.
– Полагаешь, ты сможешь выйти за него замуж? – Мойра не сразу сообразила, что вопрос обращен к ней.
Хотя к кому же еще, если спрашивала Минни?
– За Уйнтропа? – Сестра кивнула.
Бедная Мойра не знала, как вывернуться.
– Я… Он пока не заговаривал об этом. И не думаю, что заговорит. – Сказав это, Мойра вдруг ощутила, как у нее засосало под ложечкой. Но это была правда. Она заранее знала, что все, что случится между ней и Уинтропом, будет чем-то временным, сиюминутным. В этом не было сомнения. Он не казался ей человеком, готовым остепениться.
– Почему ты так думаешь? – спросила Минни.
– Да, – тут же встрял Натаниэль. – Почему? – Разочарование было таким сильным! Неужели эти двое не слушают ее? Они ничего не понимают!
– Потому что не могу представить, как он относится ко мне, и не в состоянии понять, что я чувствую к нему. – Это была вся глупая правда о том, какой беспомощной оказалась она, когда потребовалось разобраться в себе или в ком-то другом.
Минни передернула плечами.
– Вы проводите довольно много времени вместе. Это уже что-то значит.
Как объяснить своей наивной сестричке, что у Уинтропа есть причина приходить сюда? Конечно, если плотская связь – все, что ему нужно, он давно бы уже получил ее. Она знала это абсолютно точно.
– Кроме того, – продолжала Минни, взяв следующую булочку, – если ему требуется всего лишь найти кого-нибудь, чтобы согреть свою постель, он может получить это в любом месте. Нет, мне кажется, ему нравится проводить время с тобой.
Мойра не могла внятно возразить. Зато Минни, проявила ясность в понимании ситуации, что настораживало.
– Я думаю точно также, – поддержал ее Натаниэль. Он поднял глаза на Мойру. Их пересеклись их взгляды? – Проявляй осмотрительность, пока не поймешь его намерений, и выкинь из головы, что они могут быть только плохими.
– Ты должна нравиться ему, – добавила Минни. – Он же не дурак. Ты добрая, красивая и богатая. Он тебе приятен. Почему бы ему не относиться к этому серьезно?
Вот так все просто. Вот такой окружающая действительность предстает перед восемнадцатилетними. Хотя почему она действительно не может нравиться ему?
И с какой стати Мойре кажется, что в глубине души ей хочется намного больше, чем просто прийтись ему по нраву.
Ему никуда не деться от нее.
В своей маленькой гостиной Уинтроп лежал на парчовой софе и глядел в потолок, считая завитушки на лепнине.
Чем бы он ни занимался, что бы ни пересчитывал, Мойра не оставляла его. Днем он не мог отделаться от воспоминаний об их беседах, ее смехе, поцелуях и о той незабываемой ночи в ее библиотеке. В постели, готовясь ко сну, ему приходилось много труднее, потому что он постоянно проигрывал в памяти ту решающую шахматную партию, когда она попросила поцеловать ее. В снах реальность существенно изменялась: он входил в нее, он обладал ею, он достигал в ней кульминации.
Большую часть времени Уинтроп грустил, если не мучился от чувства вины. Он желал Мойру в полном смысле этого слова. Он скучал, если ее не было рядом. Примирить свои чувства с тем, что ему придется обокрасть ее, не удавалось, как он ни старался. Проще было постараться не думать об этом.
Сегодня снова все валилось из рук. Оставалось только грызть себя из-за предательства, которое он готов совершить. Никто, кроме него и Дэниелса, не будет знать об этом. Мойра тоже никогда не узнает. Сможет ли он вести себя как ни в чем не бывало? Сумеет ли лгать ей только для того, чтобы удержать ее в своей жизни? Он не представлял, как открыться перед ней. Она может обратиться к властям, и тогда все чрезвычайно усложнится. А вдруг она все расскажет Октавии, а та, в свою очередь, – Норту? Или еще хуже, поступит так, что подвергнет себя опасности. Если Дэниелс узнает, что Уинтроп выдал его, он не остановится ни перед чем, вплоть до насилия, чтобы заполучить тиару.
Мойра станет винить его в том, что с ней сделал Дэниелс, и будет права. Все-таки лучше, если она останется в неведении. Помимо разных причин, для этого имелась еще одна – он не смог бы вынести ненависти в ее глазах. Лучше повернуться к ней спиной, и пусть она считает его бессердечным мерзавцем, но только не лжецом.
Она полагает, что он – тот, настоящий он – достоин любви. Что знает она об этом – женщина вполне определенного возраста, которая совершенно точно не получала плотских удовольствий ни в браке, ни на стороне. Опытный человек, он знал, как выглядит женщина, которая почувствовала себя удовлетворенной в первый раз. Возможно, собственными усилиями ей удавалось вызывать подобное ощущение, – учитывая ее возраст, в этом можно не сомневаться. Но он был первым мужчиной, который заставил ее достичь вершины наслаждения.
В свою очередь, она помогла ему почувствовать себя богом, пусть на несколько мгновений и только в своем воображении.
Как прекрасна, естественна и раскованна была она в его объятиях! Такая влажная и желанная. Он должен был взять ее. Он мог это сделать.
Тогда почему не взял? Какое-то глупое рыцарское чувство остановило его. Может, ему не захотелось воспользоваться ее слабостью? Или подумал, что следующее возбуждение не будет достаточно сильным? Нет, не в этом дело, он ведь почувствовал прилив сил, стоило ей лишь сказать «да». Он просто побоялся совершить это. Ведь он пообещал соблазнить ее, и только, и заставил ее сделать выбор. И что случилось после того, как он достиг, чего намеревался? Он не хочет оставлять ее. Совсем непросто – уйти от нее. Но если он не способен лгать ей вею оставшуюся жизнь, тогда нужно уходить.
Вся оставшаяся жизнь. Разве когда-нибудь ему приходила в голову мысль провести всю жизнь с одной женщиной? Нет. Он всегда считал брак тюрьмой. Родители и их ровесники вполне очевидно доказывали этот факт. Девлин и Норт были всего лишь исключениями. Они женаты на тех, кого обожают, и получали такое же чувство в ответ. Он наблюдал, как братья меняются под воздействием своих жен, и не в худшую сторону, о чем шутят многие мужчины. Блайт и Октавия стали благотворным дополнением к семье Райлендов, помогая братьям залечивать их душевные раны, которых было предостаточно.
Сможет ли Мойра помочь ему исцелиться? Захочет ли? Вправе ли он потребовать от нее еще больше, помимо того, что уже намерен забрать? Кажется, она доверяет ему, и становится страшно, если это действительно так. Она ввела его в свой дом, рассчитывая, что у него единственная причина бывать там – она сама. Вероятно, она и не помышляет, что это может стать чем-то иным.
Господи, она даже не подозревает, насколько она необходима ему. Он молил Бога, чтобы она никогда не узнала, каким трусом он был. Однако он не мог рисковать, особенно теперь, когда нужно было развязаться с этим делом, и он не был уверен, что ей захочется яблока с червоточиной.
И не сейчас, когда он не знал, как подступиться к ней, чтобы выложить всю правду. Эта мысль повергала его в состояние ужаса больше, чем возможность оказаться в тюрьме, погибнуть или стать причиной краха Норта.
– Что можно здесь делать одному в такой: темноте? – Вспомни про него, и он тут как тут. Разве тут темно? Он и не заметил. Надо было дважды подумать, прежде чем давать Норту ключи от своего дома.
– Зажги лампу, если хочешь. – Он не потрудился встать. Позади него раздались звуки шагов, потом послышалось, как кремнем высекают огонь. Вскоре золотой свет залил угол комнаты, где он находился. Действительно уже было темно. Сплошная темень. Что с ним будет, когда дни начнут прибавляться и не станет ночей, в которых можно спрятаться? Придется занавешиваться и создавать ночь самому.
– Ты болен? – Брат обошел его и встал перед ним.
– Нет. – Не в том смысле, который брат имеет в виду, во всяком случае.
– Тогда что ты валяешься?
Повернув голову на подушке, он слабо улыбнулся:
– Мне это нравится.
– На тебя не похоже, – нахмурился Норт.
– В самом деле? – Уинтроп сухо усмехнулся. – Очень даже похоже. Я мыслитель. Лежу и размышляю. Мне нравится думать о разных вещах и быть в меланхолии. Могу читать лекции на эту тему.
Ирония не произвела на брата никакого впечатления. Ничего не поделаешь. В последнее время дерзости рождались с трудом. Саркастические выпады, так легко удававшиеся раньше, приходилосьвымучиватьизсебя. Единственным человеком, которого могли поразить его высказывания или поступки, был он сам. Он глубоко вздохнул:
– Зачем ты пришел, Норт?
Брат уселся на подлокотник кресла.
– Нужен повод, чтобы навестить брата?
– Нет, конечно, но, кажется, он у тебя всегда есть. – Может, не так уж и трудно быть легкомысленным?
При полном безразличии на лице в глазах Норта появилось беспокойство.
– Октавия считает, что тебе нужно прийти к нам на обед. Ей кажется, ты плохо питаешься.
Уинтроп рассмеялся.
– Твоя жена слишком хороша для тебя. – Разумеется, брат не стал спорить.
– Я повторяю это себе каждый день. Ты придешь на обед или нет?
Закинув руку за голову, Уинтроп поудобнее устроился на узкой софе.
– Передай Октавии мою благодарность и извинения. Я никуда не пойду.
– Черт побери, Уин! – Надо же, сколько экспрессии скрывается за невозмутимостью. – Что с тобой творится?
Сейчас настала его очередь проявить безразличие.
– Ничего.
Норт сердито смотрел на него.
– Ты беззастенчиво лжешь.
Рассмеявшись, Уинтроп повернулся лицом к брату.
– Все прекрасно, просто я не в настроении общаться сегодня вечером.
Норт криво усмехнулся:
– Даже с очаровательной леди Осборн?
Он должен был предвидеть такой поворот. Если бы он не был настолько занят самим собой, то был бы готов к подобному вопросу.
– Учитывая, что она леди и вряд ли захочет поехать без сопровождения, я не уверен, что затея имеет смысл.
Хорошо зная Норта, он понимал, что это только начало.
– В последние дни вы много времени проводили вместе. – Уинтроп снова глядел в потолок, потом закрыл глаза.
– Да. И что с того?
– Люди судачат.
– Догадываюсь. – На этом их разговор закончится? Он слышал, как Норт зашевелился в кресле.
– Она близкий друг Ви, ты ведь знаешь.
Ага. Вот, кажется, начинается самое главное. Настолько, что брат даже не предупредил о своем приходе.
– Да, знаю.
– Я тоже о ней высокого мнения. – Уинтроп приподнял брови, не открывая глаз.
– Не сомневаюсь.
– В любом случае нам с Октавией никак не хотелось бы видеть ее… разочарованной.
– Могу представить, вы же ее друзья. – Как холодно это прозвучало, словно он уже наперед знал свое будущее. Мойра в любом случае обманется в нем.
– Господи помилуй, Уин, ты можешь посмотреть на меня?
Еще один вздох, он открыл глаза и скосил их на брата.
– Что ты хочешь от меня, Норт?
Брат сверлил его взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Я хочу знать, каковы твои намерения в отношении Мойры.
– Пока ничего определенного. Наверное, хочу познакомиться с ней ближе. – Лжец. Странно, он не подивился этими словами.
– Она заслуживает большего, чем заурядная связь.
Брат был прав. Она достойна много большего, чем он мог ей дать при всем своем желании.
– Ты уверен, что я рассчитываю на это? Норт пристально глядел на него, губы вытянулись в жесткую линию.
– Понятия не имею. Так каковы же твои намерения? – Проклятие! Норт отлично знал, как выпотрошить его.
Поэтому, стараясь выглядеть как можно естественнее, Уинтроп ответил с показным безразличием:
– Конечно, она заслуживает большего. Для утех можно найти сколько угодно и где угодно, и с гораздо меньшими усилиями, которых мне стоит очаровательная вдова Осборн.
– Так, значит, она для тебя – усилие?
Что-то щелкнуло внутри его, и он вскочил, свесив ноги с софы.
– Что она значит для меня, не твое дело.
Норт с удивлением разглядывал его. Уинтроп рассмеялся бы, если бы не был так зол на себя за то, что не удержал себя в руках.
Он пригладил волосы и глубоко вздохнул, прежде чем заговорить снова. Он уже пришел в себя.
– Что это за расспросы, Норт? Вы с Октавией думаете, что я наношу ущерб Мойре, что я играю с ней? – Он сам так и думал, но не это было главным.
Норт пожал плечами. Наконец он позволил себе выглядеть несколько сконфуженным. Его светло-голубые глаза старались избегать взгляда Уинтропа.
– Ты никогда не проводишь около одной женщины больше недели, в крайнем случае – двух.
– Мы видимся с Мойрой в течение почти четырех недель. – Господи Боже, это длится уже так долго? Точно. Он встретился с ней в самом начале месяца. Сегодня – 29 декабря.
– Именно поэтому мы обеспокоены. Вряд ли Мойра может быть обычным приключением.
Уинтроп откинулся на спинку софы. Господи, как он устал!
– Если вы так уверены, что она не заурядная авантюра, к чему тогда эти расспросы?
– Потому что мы с Октавией беспокоимся, что она станет рассчитывать на нечто большее, чем ты приготовил для нее. – Брат приподнял бровь, словно подчеркивая самое важное в своих словах.
– На женитьбу? – Как язвительно и горько прозвучало это слово.
Норт утвердительно кивнул.
– Ты первый мужчина, к которому она проявила интерес после смерти мужа. Она так не уверена в себе до сих пор!
– Она совсем не выглядела неуверенной, когда тискала мой болт пару дней назад. – Слова сорвались с языка, и он тут же пожалел, что невозможно вернуть их назад. Они не имели к Мойре никакого отношения. Вдобавок у него не было права пачкать ее имя. Получалось, что таким образом он обесценивает случившееся той ночью, сводит до ординарного физиологического отправления. Но чувствовал он по-другому.
– Я предпочту забыть только что сказанное тобой, – поставил в известность Норт ледяным тоном, отчужденно глядя на него.
Уинтроп потер глаза.
– Отлично, может, мне тоже это удастся. – Однако брат пока не собирался откланиваться.
– Как я понял, здесь что-то одно из двух.
Когда Уинтроп приоткрыл глаза, брат показался ему темным пятном. Он глядел на него, желая, чтобы тот провалился сию же минуту.
– Что именно?
Норт скрестил руки на своей широченной груди. Уинтроп всегда завидовал его телосложению.
– Либо ты почему-то хочешь уничтожить Мойру, либо влюблен в нее.
Сердце Уинтропа бешено заколотилось. Какой из вариантов наименее вероятен?
– Может, то и другое одновременно – я хочу разрушить, полюбив ее.
Норт еще сильнее нахмурился. При желании он мог выглядеть просто пугающе.
– И что, черт возьми, это означает?
Хрипло хохотнув, Уинтроп покрутил головой, сложив руки на коленях.
– Не знаю.
Норт и не думал сдаваться.
– Ты все отлично знаешь, иначе так бы не говорил.
Очень тонкое наблюдение.
– Я не собираюсь уничтожать Мойру, Норт. Я слишком много думаю о ней, чтобы желать причинить ей вред, но не уверен, что смогу принести ей что-нибудь еще, кроме этого.
Их с Нортом разделяли всего лишь несколько месяцев в возрасте, но сейчас Уинтроп чувствовал себя глубоким стариком по сравнению со своим незаконнорожденным братом. Бедняжка Норт, он выглядел таким сконфуженным!
– Ты говоришь такие же глупости, как Девлин, когда он впервые встретил Блайт.
Уинтроп был недоволен.
– Ничего глупого я, кажется, не сказал.
Бедный Девлин! Это сейчас он женатый и счастливый человек, а было время, когда он решил забыть о своих чувствах к Блайт, так как ему показалось, что он недостаточно хорош для нее.
– Прислушайся к словам, которые ты бросаешь. Они звучат так, словно ты недостоин такой женщины, как Мойра. – Голос Норта был полон скепсиса.
Он с ума сошел?
– Неправда!
– Прекрати вести себя как болван. – Если бы слова могли хлестать, как плети, он бы заживо лишился кожи.
– Дело не в этом. Если бы я был монахом и творил только благие дела, я и тогда бы не заслуживал Мойры. – Он глубоко вздохнул и поднял утомленный взгляд на брата. – Но это совсем не означает, что я откажусь покорять вершину, если выпадет шанс.
Видимо, его ответ изумил Норта, хотя он и сам был поражен немало.
– Ты в нее влюбился.
Снова в груди что-то болезненно отозвалось. Может, Норт близко подошел к правде или чувство вины заговорило в нем с такой болью.
– Я не понимаю, что со мной. До твоего прихода я просто старался не думать об этом.
– Если ты боишься влюбиться, то это нормально. Время от времени мы все оказываемся в такой ситуации.
Его слова принесли мало облегчения. Уинтроп понимал, куда клонит брат.
– Благодарю тебя, о мудрейший! – Норт снова смотрел сердито.
– Почему ты всегда хочешь выглядеть таким ослом?
– А отчего ты до сих пор здесь? – ответил Уинтроп выпадом.
Норт тяжело вздохнул, погладив щетину на подбородке.
– Потому что ты мой брат, и я люблю тебя.
Уинтроп безучастно смотрел на него, хотя был тронут до глубины души.
– Я бы тоже любил тебя, но слишком боюсь.
На секунду Норт замер, словно намереваясь стиснуть его в своих объятиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– С Адамом Вестлейком. – Минни самодовольно проинформировала Натаниэля.
Он был, естественно, поражен.
– Полагаешь, ты сможешь выйти за него замуж? – Мойра не сразу сообразила, что вопрос обращен к ней.
Хотя к кому же еще, если спрашивала Минни?
– За Уйнтропа? – Сестра кивнула.
Бедная Мойра не знала, как вывернуться.
– Я… Он пока не заговаривал об этом. И не думаю, что заговорит. – Сказав это, Мойра вдруг ощутила, как у нее засосало под ложечкой. Но это была правда. Она заранее знала, что все, что случится между ней и Уинтропом, будет чем-то временным, сиюминутным. В этом не было сомнения. Он не казался ей человеком, готовым остепениться.
– Почему ты так думаешь? – спросила Минни.
– Да, – тут же встрял Натаниэль. – Почему? – Разочарование было таким сильным! Неужели эти двое не слушают ее? Они ничего не понимают!
– Потому что не могу представить, как он относится ко мне, и не в состоянии понять, что я чувствую к нему. – Это была вся глупая правда о том, какой беспомощной оказалась она, когда потребовалось разобраться в себе или в ком-то другом.
Минни передернула плечами.
– Вы проводите довольно много времени вместе. Это уже что-то значит.
Как объяснить своей наивной сестричке, что у Уинтропа есть причина приходить сюда? Конечно, если плотская связь – все, что ему нужно, он давно бы уже получил ее. Она знала это абсолютно точно.
– Кроме того, – продолжала Минни, взяв следующую булочку, – если ему требуется всего лишь найти кого-нибудь, чтобы согреть свою постель, он может получить это в любом месте. Нет, мне кажется, ему нравится проводить время с тобой.
Мойра не могла внятно возразить. Зато Минни, проявила ясность в понимании ситуации, что настораживало.
– Я думаю точно также, – поддержал ее Натаниэль. Он поднял глаза на Мойру. Их пересеклись их взгляды? – Проявляй осмотрительность, пока не поймешь его намерений, и выкинь из головы, что они могут быть только плохими.
– Ты должна нравиться ему, – добавила Минни. – Он же не дурак. Ты добрая, красивая и богатая. Он тебе приятен. Почему бы ему не относиться к этому серьезно?
Вот так все просто. Вот такой окружающая действительность предстает перед восемнадцатилетними. Хотя почему она действительно не может нравиться ему?
И с какой стати Мойре кажется, что в глубине души ей хочется намного больше, чем просто прийтись ему по нраву.
Ему никуда не деться от нее.
В своей маленькой гостиной Уинтроп лежал на парчовой софе и глядел в потолок, считая завитушки на лепнине.
Чем бы он ни занимался, что бы ни пересчитывал, Мойра не оставляла его. Днем он не мог отделаться от воспоминаний об их беседах, ее смехе, поцелуях и о той незабываемой ночи в ее библиотеке. В постели, готовясь ко сну, ему приходилось много труднее, потому что он постоянно проигрывал в памяти ту решающую шахматную партию, когда она попросила поцеловать ее. В снах реальность существенно изменялась: он входил в нее, он обладал ею, он достигал в ней кульминации.
Большую часть времени Уинтроп грустил, если не мучился от чувства вины. Он желал Мойру в полном смысле этого слова. Он скучал, если ее не было рядом. Примирить свои чувства с тем, что ему придется обокрасть ее, не удавалось, как он ни старался. Проще было постараться не думать об этом.
Сегодня снова все валилось из рук. Оставалось только грызть себя из-за предательства, которое он готов совершить. Никто, кроме него и Дэниелса, не будет знать об этом. Мойра тоже никогда не узнает. Сможет ли он вести себя как ни в чем не бывало? Сумеет ли лгать ей только для того, чтобы удержать ее в своей жизни? Он не представлял, как открыться перед ней. Она может обратиться к властям, и тогда все чрезвычайно усложнится. А вдруг она все расскажет Октавии, а та, в свою очередь, – Норту? Или еще хуже, поступит так, что подвергнет себя опасности. Если Дэниелс узнает, что Уинтроп выдал его, он не остановится ни перед чем, вплоть до насилия, чтобы заполучить тиару.
Мойра станет винить его в том, что с ней сделал Дэниелс, и будет права. Все-таки лучше, если она останется в неведении. Помимо разных причин, для этого имелась еще одна – он не смог бы вынести ненависти в ее глазах. Лучше повернуться к ней спиной, и пусть она считает его бессердечным мерзавцем, но только не лжецом.
Она полагает, что он – тот, настоящий он – достоин любви. Что знает она об этом – женщина вполне определенного возраста, которая совершенно точно не получала плотских удовольствий ни в браке, ни на стороне. Опытный человек, он знал, как выглядит женщина, которая почувствовала себя удовлетворенной в первый раз. Возможно, собственными усилиями ей удавалось вызывать подобное ощущение, – учитывая ее возраст, в этом можно не сомневаться. Но он был первым мужчиной, который заставил ее достичь вершины наслаждения.
В свою очередь, она помогла ему почувствовать себя богом, пусть на несколько мгновений и только в своем воображении.
Как прекрасна, естественна и раскованна была она в его объятиях! Такая влажная и желанная. Он должен был взять ее. Он мог это сделать.
Тогда почему не взял? Какое-то глупое рыцарское чувство остановило его. Может, ему не захотелось воспользоваться ее слабостью? Или подумал, что следующее возбуждение не будет достаточно сильным? Нет, не в этом дело, он ведь почувствовал прилив сил, стоило ей лишь сказать «да». Он просто побоялся совершить это. Ведь он пообещал соблазнить ее, и только, и заставил ее сделать выбор. И что случилось после того, как он достиг, чего намеревался? Он не хочет оставлять ее. Совсем непросто – уйти от нее. Но если он не способен лгать ей вею оставшуюся жизнь, тогда нужно уходить.
Вся оставшаяся жизнь. Разве когда-нибудь ему приходила в голову мысль провести всю жизнь с одной женщиной? Нет. Он всегда считал брак тюрьмой. Родители и их ровесники вполне очевидно доказывали этот факт. Девлин и Норт были всего лишь исключениями. Они женаты на тех, кого обожают, и получали такое же чувство в ответ. Он наблюдал, как братья меняются под воздействием своих жен, и не в худшую сторону, о чем шутят многие мужчины. Блайт и Октавия стали благотворным дополнением к семье Райлендов, помогая братьям залечивать их душевные раны, которых было предостаточно.
Сможет ли Мойра помочь ему исцелиться? Захочет ли? Вправе ли он потребовать от нее еще больше, помимо того, что уже намерен забрать? Кажется, она доверяет ему, и становится страшно, если это действительно так. Она ввела его в свой дом, рассчитывая, что у него единственная причина бывать там – она сама. Вероятно, она и не помышляет, что это может стать чем-то иным.
Господи, она даже не подозревает, насколько она необходима ему. Он молил Бога, чтобы она никогда не узнала, каким трусом он был. Однако он не мог рисковать, особенно теперь, когда нужно было развязаться с этим делом, и он не был уверен, что ей захочется яблока с червоточиной.
И не сейчас, когда он не знал, как подступиться к ней, чтобы выложить всю правду. Эта мысль повергала его в состояние ужаса больше, чем возможность оказаться в тюрьме, погибнуть или стать причиной краха Норта.
– Что можно здесь делать одному в такой: темноте? – Вспомни про него, и он тут как тут. Разве тут темно? Он и не заметил. Надо было дважды подумать, прежде чем давать Норту ключи от своего дома.
– Зажги лампу, если хочешь. – Он не потрудился встать. Позади него раздались звуки шагов, потом послышалось, как кремнем высекают огонь. Вскоре золотой свет залил угол комнаты, где он находился. Действительно уже было темно. Сплошная темень. Что с ним будет, когда дни начнут прибавляться и не станет ночей, в которых можно спрятаться? Придется занавешиваться и создавать ночь самому.
– Ты болен? – Брат обошел его и встал перед ним.
– Нет. – Не в том смысле, который брат имеет в виду, во всяком случае.
– Тогда что ты валяешься?
Повернув голову на подушке, он слабо улыбнулся:
– Мне это нравится.
– На тебя не похоже, – нахмурился Норт.
– В самом деле? – Уинтроп сухо усмехнулся. – Очень даже похоже. Я мыслитель. Лежу и размышляю. Мне нравится думать о разных вещах и быть в меланхолии. Могу читать лекции на эту тему.
Ирония не произвела на брата никакого впечатления. Ничего не поделаешь. В последнее время дерзости рождались с трудом. Саркастические выпады, так легко удававшиеся раньше, приходилосьвымучиватьизсебя. Единственным человеком, которого могли поразить его высказывания или поступки, был он сам. Он глубоко вздохнул:
– Зачем ты пришел, Норт?
Брат уселся на подлокотник кресла.
– Нужен повод, чтобы навестить брата?
– Нет, конечно, но, кажется, он у тебя всегда есть. – Может, не так уж и трудно быть легкомысленным?
При полном безразличии на лице в глазах Норта появилось беспокойство.
– Октавия считает, что тебе нужно прийти к нам на обед. Ей кажется, ты плохо питаешься.
Уинтроп рассмеялся.
– Твоя жена слишком хороша для тебя. – Разумеется, брат не стал спорить.
– Я повторяю это себе каждый день. Ты придешь на обед или нет?
Закинув руку за голову, Уинтроп поудобнее устроился на узкой софе.
– Передай Октавии мою благодарность и извинения. Я никуда не пойду.
– Черт побери, Уин! – Надо же, сколько экспрессии скрывается за невозмутимостью. – Что с тобой творится?
Сейчас настала его очередь проявить безразличие.
– Ничего.
Норт сердито смотрел на него.
– Ты беззастенчиво лжешь.
Рассмеявшись, Уинтроп повернулся лицом к брату.
– Все прекрасно, просто я не в настроении общаться сегодня вечером.
Норт криво усмехнулся:
– Даже с очаровательной леди Осборн?
Он должен был предвидеть такой поворот. Если бы он не был настолько занят самим собой, то был бы готов к подобному вопросу.
– Учитывая, что она леди и вряд ли захочет поехать без сопровождения, я не уверен, что затея имеет смысл.
Хорошо зная Норта, он понимал, что это только начало.
– В последние дни вы много времени проводили вместе. – Уинтроп снова глядел в потолок, потом закрыл глаза.
– Да. И что с того?
– Люди судачат.
– Догадываюсь. – На этом их разговор закончится? Он слышал, как Норт зашевелился в кресле.
– Она близкий друг Ви, ты ведь знаешь.
Ага. Вот, кажется, начинается самое главное. Настолько, что брат даже не предупредил о своем приходе.
– Да, знаю.
– Я тоже о ней высокого мнения. – Уинтроп приподнял брови, не открывая глаз.
– Не сомневаюсь.
– В любом случае нам с Октавией никак не хотелось бы видеть ее… разочарованной.
– Могу представить, вы же ее друзья. – Как холодно это прозвучало, словно он уже наперед знал свое будущее. Мойра в любом случае обманется в нем.
– Господи помилуй, Уин, ты можешь посмотреть на меня?
Еще один вздох, он открыл глаза и скосил их на брата.
– Что ты хочешь от меня, Норт?
Брат сверлил его взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Я хочу знать, каковы твои намерения в отношении Мойры.
– Пока ничего определенного. Наверное, хочу познакомиться с ней ближе. – Лжец. Странно, он не подивился этими словами.
– Она заслуживает большего, чем заурядная связь.
Брат был прав. Она достойна много большего, чем он мог ей дать при всем своем желании.
– Ты уверен, что я рассчитываю на это? Норт пристально глядел на него, губы вытянулись в жесткую линию.
– Понятия не имею. Так каковы же твои намерения? – Проклятие! Норт отлично знал, как выпотрошить его.
Поэтому, стараясь выглядеть как можно естественнее, Уинтроп ответил с показным безразличием:
– Конечно, она заслуживает большего. Для утех можно найти сколько угодно и где угодно, и с гораздо меньшими усилиями, которых мне стоит очаровательная вдова Осборн.
– Так, значит, она для тебя – усилие?
Что-то щелкнуло внутри его, и он вскочил, свесив ноги с софы.
– Что она значит для меня, не твое дело.
Норт с удивлением разглядывал его. Уинтроп рассмеялся бы, если бы не был так зол на себя за то, что не удержал себя в руках.
Он пригладил волосы и глубоко вздохнул, прежде чем заговорить снова. Он уже пришел в себя.
– Что это за расспросы, Норт? Вы с Октавией думаете, что я наношу ущерб Мойре, что я играю с ней? – Он сам так и думал, но не это было главным.
Норт пожал плечами. Наконец он позволил себе выглядеть несколько сконфуженным. Его светло-голубые глаза старались избегать взгляда Уинтропа.
– Ты никогда не проводишь около одной женщины больше недели, в крайнем случае – двух.
– Мы видимся с Мойрой в течение почти четырех недель. – Господи Боже, это длится уже так долго? Точно. Он встретился с ней в самом начале месяца. Сегодня – 29 декабря.
– Именно поэтому мы обеспокоены. Вряд ли Мойра может быть обычным приключением.
Уинтроп откинулся на спинку софы. Господи, как он устал!
– Если вы так уверены, что она не заурядная авантюра, к чему тогда эти расспросы?
– Потому что мы с Октавией беспокоимся, что она станет рассчитывать на нечто большее, чем ты приготовил для нее. – Брат приподнял бровь, словно подчеркивая самое важное в своих словах.
– На женитьбу? – Как язвительно и горько прозвучало это слово.
Норт утвердительно кивнул.
– Ты первый мужчина, к которому она проявила интерес после смерти мужа. Она так не уверена в себе до сих пор!
– Она совсем не выглядела неуверенной, когда тискала мой болт пару дней назад. – Слова сорвались с языка, и он тут же пожалел, что невозможно вернуть их назад. Они не имели к Мойре никакого отношения. Вдобавок у него не было права пачкать ее имя. Получалось, что таким образом он обесценивает случившееся той ночью, сводит до ординарного физиологического отправления. Но чувствовал он по-другому.
– Я предпочту забыть только что сказанное тобой, – поставил в известность Норт ледяным тоном, отчужденно глядя на него.
Уинтроп потер глаза.
– Отлично, может, мне тоже это удастся. – Однако брат пока не собирался откланиваться.
– Как я понял, здесь что-то одно из двух.
Когда Уинтроп приоткрыл глаза, брат показался ему темным пятном. Он глядел на него, желая, чтобы тот провалился сию же минуту.
– Что именно?
Норт скрестил руки на своей широченной груди. Уинтроп всегда завидовал его телосложению.
– Либо ты почему-то хочешь уничтожить Мойру, либо влюблен в нее.
Сердце Уинтропа бешено заколотилось. Какой из вариантов наименее вероятен?
– Может, то и другое одновременно – я хочу разрушить, полюбив ее.
Норт еще сильнее нахмурился. При желании он мог выглядеть просто пугающе.
– И что, черт возьми, это означает?
Хрипло хохотнув, Уинтроп покрутил головой, сложив руки на коленях.
– Не знаю.
Норт и не думал сдаваться.
– Ты все отлично знаешь, иначе так бы не говорил.
Очень тонкое наблюдение.
– Я не собираюсь уничтожать Мойру, Норт. Я слишком много думаю о ней, чтобы желать причинить ей вред, но не уверен, что смогу принести ей что-нибудь еще, кроме этого.
Их с Нортом разделяли всего лишь несколько месяцев в возрасте, но сейчас Уинтроп чувствовал себя глубоким стариком по сравнению со своим незаконнорожденным братом. Бедняжка Норт, он выглядел таким сконфуженным!
– Ты говоришь такие же глупости, как Девлин, когда он впервые встретил Блайт.
Уинтроп был недоволен.
– Ничего глупого я, кажется, не сказал.
Бедный Девлин! Это сейчас он женатый и счастливый человек, а было время, когда он решил забыть о своих чувствах к Блайт, так как ему показалось, что он недостаточно хорош для нее.
– Прислушайся к словам, которые ты бросаешь. Они звучат так, словно ты недостоин такой женщины, как Мойра. – Голос Норта был полон скепсиса.
Он с ума сошел?
– Неправда!
– Прекрати вести себя как болван. – Если бы слова могли хлестать, как плети, он бы заживо лишился кожи.
– Дело не в этом. Если бы я был монахом и творил только благие дела, я и тогда бы не заслуживал Мойры. – Он глубоко вздохнул и поднял утомленный взгляд на брата. – Но это совсем не означает, что я откажусь покорять вершину, если выпадет шанс.
Видимо, его ответ изумил Норта, хотя он и сам был поражен немало.
– Ты в нее влюбился.
Снова в груди что-то болезненно отозвалось. Может, Норт близко подошел к правде или чувство вины заговорило в нем с такой болью.
– Я не понимаю, что со мной. До твоего прихода я просто старался не думать об этом.
– Если ты боишься влюбиться, то это нормально. Время от времени мы все оказываемся в такой ситуации.
Его слова принесли мало облегчения. Уинтроп понимал, куда клонит брат.
– Благодарю тебя, о мудрейший! – Норт снова смотрел сердито.
– Почему ты всегда хочешь выглядеть таким ослом?
– А отчего ты до сих пор здесь? – ответил Уинтроп выпадом.
Норт тяжело вздохнул, погладив щетину на подбородке.
– Потому что ты мой брат, и я люблю тебя.
Уинтроп безучастно смотрел на него, хотя был тронут до глубины души.
– Я бы тоже любил тебя, но слишком боюсь.
На секунду Норт замер, словно намереваясь стиснуть его в своих объятиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37