– Ты так же заслуживаешь любви, как любой другой.
Он вздернул брови. Его сарказм достиг совершенства в этом движении.
– Так же, как и ты?
Захотелось встряхнуть его, чтобы он пришел в себя. Или он пытается заманить ее в ловушку?
– Конечно.
– Думаю, ты более достойна, чем я. – «Ох, ради Бога!»
– Я не дам тебе заниматься самоуничижением.
– Это всего лишь констатация факта. Просто честность. Она подняла голову, брови ее были нахмурены.
– Честность? Ты нечистоплотен с самим собой, как же можешь быть порядочным с другими?
Он не поверил своим ушам.
– Как? Повтори, пожалуйста.
Их разговор далеко ушел от первоначальной фривольной легкости. Он не постеснялся сказать ей прямо, что он думает. Она до сих пор не отошла от его слов, что ей надо набрать вес. Почему тогда она должна говорить с ним намеками?
– Ты пытался убедить себя, что недостоин любви. Не сомневаюсь, из-за какого-то давнего тяжелого проступка. Мне не нужно знать, что это было. Это не имеет значения. Важно, что ты представляешь собой сейчас. Сегодня ты заслуживаешь, чтобы тебя любили.
Побледнев, он в смятении смотрел на нее. Она была близка к истине.
– Откуда ты это знаешь?
– Я видела тень этого человека, когда ты забывал притворяться другим. Не важно, какие ошибки ты сделал в прошлом или еще сделаешь в будущем, я верю, что ты прекрасный человек.
На какое-то короткое, мучительное мгновение Мойре показалось, что он вскочит и сбежит. Он испытывал боль и стыд. Но она обратила внимание, что он не воспринимает ее как чудовище.
И это пленило ее сердце.
Он не убежал. Вместо этого он повернулся и потянулся к ней. Она не двигалась, Даже не дышала. Любое проявление ее нерешительности могло отпугнуть его, и уже навсегда. А она лучше снова станет толстой, чем потеряет его теперь.
Их головы сблизились. Она затаила дыхание. Сердце заколотилось, когда она погрузилась в темноту его взгляда. Затем ее глаза закрылись, и она уже не видела ничего.
Губы Уинтропа, сильные и теплые, коснувшись ее, стали кроткими и ласковыми. Она не дыша, безропотно подчинилась ему, когда он ртом раздвинул ее губы. Открывшись, Мойра погружалась глубже и глубже в бездну его поцелуя. Он сохранял теплый и слабый вкус вина, которое они пили за шахматами. Тогда вино не показалось ей таким изысканным, как сейчас.
Ее руки скользнули вверх по шелковистому сукну и легли на лацканы его сюртука. Лучше бы оттолкнуть его, но руки ей не повиновались. Она даже не смогла бы притянуть его ближе, как этого хотелось ее телу. Руки могли только держать его рядом.
Он погрузил свои руки в ее волосы, проворно вытаскивая шпильки одну за другой. Почти полная пригоршня рассыпалась по полу. Боль от тщательно уложенной прически стала проходить, когда он начал осторожно массировать кожу ее головы. Пропуская волосы сквозь пальцы, он позволил им рассыпаться и упасть, за спину. Никто не видел ее с распущенными волосами с тех пор, как она была ребенком. Даже Энтони не знал ее такой. С пучком, с заплетенными косами, но только не с распущенными волосами. И теперь перед этим мужчиной, незнакомцем во всех отношениях, она предстанет такой, какой ее не видел никто.
Как будто это предопределено.
Он не прервал своего поцелуя, чтобы посмотреть на нее. Он целовал ее так же требовательно и настойчиво. Затем уложил на спину на софу, и Мойра не сопротивлялась. Она лишь не выпустила из рук лацканы его сюртука.
Тело Уинтропа было сильным и плотным, плечи – широкие, ноги и руки – крепкие. Но в нем не было тяжести. Он даже оказался легче, чем она предполагала. Всем весом он опирался на локоть у нее за головой, подтягивая другой рукой юбку вверх по ногам. Затем это мощное тело оказалось между ее бедер, сконцентрировав свой основной вес здесь, в том самом месте, которое немедленно ожило в ответ на его сладостную силу.
Он приподнял одну ее ногу, и она, согнув колено, обхватила ею бедра Уинтропа, Напряжение его тела нарастало. Инстинктивно Мойра бедрами прижалась к нему, когда он попытался начать движение.
Поцелуй длился. Мойра задыхалась. Ничего, кроме поцелуя, в этом мире не имело значения. Чтобы испытать такое, женщины готовы на любые безрассудства, на любовные связи, готовы уничтожить сами себя: Только сейчас она стала понимать это. Массивный выступ, словно горный хребет, грозил размозжить нежную плоть у нее между ног, но она не отпускала его. Ей хотелось еще и еще.
Все-таки она не должна была так поступать. Это вне всяких правил, выходит за границы дозволенного, а она всегда поступала в соответствии со строгим своим воспитанием. Но в глубине души ее таилась дерзкая мысль: разве может быть неприличным то, что дает такое ощущение счастья? Она ведь вдова, и на нее не распространяются правила для незамужних женщин.
Своим языком она касалась его. В таком же ритме двигались их бедра. Глубоко внутри родилась пульсация, которая постепенно нарастала и наконец превратилась в постоянную гулкую боль.
Она была девственницей, но не осталась наивной. Она знала, что происходит между мужчинами и женщинами, почерпнув свои представления из книг с картинками. Ей было известно, как тела соединяются друг с другом, что такое возбуждение, как его ощущают и как облегчить боль. Но все знания оказались бесполезными перед настойчивостью, с какой вело себя тело Уинтропа. Она хотела, его. Она желала, чтобы этот мужчина соприкасался с ней там, где к ней еще никто, кроме нее самой, не притрагивался. Она жаждала чувствовать его внутри себя, даже если для этого нужно пережить боль.
Но теперь вдруг в ней поднялась волна первобытного страха. Если он сейчас возьмет ее, не развернется ли он спиной к ней завтра? Не потеряет ли она его тотчас же?
Он приподнялся, освободив ее. Сразу стало легче дышать, но навалилось отчаяние. Не чувствуя тяжести его тела, ее собственное было готово закричать от острого желания, граничащего с болью.
Опираясь на руки, Уинтроп смотрел на нее сверху. Его скулы розовели в слабом свете, волосы растрепались, жилет превратился в нечто невообразимое. Приоткрытый рот был темным от их поцелуев, а глаза сверкали огнем. Ей захотелось сгореть в этом пламени заживо.
– Сейчас ты словно один из ангелов с твоих картин, – сказал он хрипло.
Она всегда считала, что ангелы Тони – редкостные по красоте создания. Преодолев спазм в горле, она лишь выдавила:
– Спасибо.
– Продолжим, Мойра? Или ты прикажешь мне остановиться?
Значит, она сама должна решить, что делать. С его стороны это уж очень по-джентльменски, хотя она понимала, что ему хочется услышать от нее. Она знала, что желает ответить ему, но слова не приходили. Она могла бы отдать себя в первый раз ему здесь, на софе. Пусть ее тайна откроется, но лишь бы он сохранил ее. Или оставить все в подвешенном состоянии и надеяться, что он не устанет ждать?
– Твое молчание красноречивее слов – Он поднялся с софы.
Вслед за ним села Мойра – быстро и неловко.
– Это совсем не потому, что я не…
Он остановил ее, прижав палец к ее губам.
– Когда мы с тобой будем любить друг друга, у тебя не должно быть никаких сомнений. Это произойдет, лишь, когда ты велишь мне не останавливаться.
– Мне очень жаль. – Мойра в смущении наклонила голову.
Тем же пальцем он приподнял ей подбородок, глядя на нее ласково, понимающе, без намека на насмешку.
– Обольщение – это как игра в шахматы, Мойра. Все фигуры должны сойтись в определенном месте, чтобы поддержать притязания короля.
Она улыбнулась аналогии.
– Король сейчас – это ты?
Он нежно коснулся губами ее рта.
– Конечно, а ты, моя черная королева, – награда, которую я приготовил и подожду, прежде чем завоюю.
Мойра, удивляясь, смотрела на него. Он будет ждать. Готов дать ей время. Означает ли это, что он воспользуется любой возможностью, чтобы сделать свое победное движение? Лишить ее обороны, чтобы не было поводов к сопротивлению, а затем – капитуляция. Именно это он и имел в виду. Господи помоги, ей не нужно беспокоиться, что он отвернется от нее. Есть другой предмет для забот – что будет, когда он поймет, что стал обладателем единственной награды, которую женщина может вручить мужчине?
Ее волновало, что Уинтроп Райленд будет цепляться за то, что, по его мнению, принадлежит ему. И это пугало гораздо больше, чем мысль, что он может оставить ее.
Глава 7
Наступивший рождественский сочельник принес с собой свежесть и ожидание радости. Бархатная ночь повисла над Лондоном. Дома уютно засветились золотом окон. Небо усыпали звезды. Снега нападало не много. Но воздух был холодным, и дыхание редкого прохожего мгновенно превращалось в облачко пара. Что-то есть такое в Рождестве, что открывает в эту ночь сердца людей, наполняя их покоем и ожиданием счастья.
– Минни, перестань суетиться. Ты смотришься отлично.
Молодая девушка строила гримасы всякий раз, когда карета качалась из стороны в сторону, двигаясь по голому булыжнику мостовой.
– Для тебя этого, может быть, достаточно, а я хочу выглядеть намного лучше, чем просто отлично.
Мойра высоко подняла брови, но сестра не обратила внимания на выражение ее лица. Минни сейчас было не до нее, она погрузилась в свои переживания. Барышня направлялась на рождественский бал, где должен был присутствовать новый молодой человек, на которого она имела виды.
Мойра тоже направлялась на бал, куда собирался приехать мужчина, далеко не безразличный ей. И точно так же была бы возмущена, если бы ей сказали, что она выглядит всего лишь отлично. Два часа потратила ее горничная только на то, чтобы подготовить, уложить и заколоть ей волосы в прическу. И сейчас она боялась лишний раз наклонить голову, чтобы это сложное сооружение не развалилось от толчка. Брови подведены, губы слегка подкрашены. Из драгоценностей она надела лишь чокер с желтыми алмазами и серьги-подвески, которые Энтони купил ей к пятой годовщине их свадьбы. Тяжелый шелк ее нового платья переливался на свету, меняясь от зеленого до золотого. Цвет перчаток и туфель совпадал, хоть и не полностью, с основным тоном одежды, так как мадам Вилленёв была против того, чтобы платье бросалось в глаза.
Мойру все это мало занимало. Ее беспокоило лишь, как оценит ее наряд Уинтроп Райленд.
За прошедшие полторы недели он стал чем-то вроде неотъемлемой принадлежности ее дома. Из десяти прошедших вечеров его не было только четыре раза. Когда он приходил, они обедали, потом играли в шахматы. Выигрывал всегда он, даже если Мойра прилагала все усилия, чтобы осложнить ему победу. В качестве награды он иногда настаивал на поцелуе или расспрашивал о ее жизни и доме, что казалось ей не совсем обычным. Например, надежно ли хранит она ценные вещи, учитывая, что они с Минервой одни во всем доме.
Его вопросы вызывали в ней беспокойство. Не потому, что она считала их назойливыми. Нет, только из-за того, что они часто были очень личными. Это напомнило ей ее собственную мысль, что человек может любого приручить, если он даст ему достаточно времени узнать себя. Уинтроп Райленд, несомненно, пытается докопаться, что она собой представляет. Станет ли он любить ее? Богу известно, как настойчиво она пыталась оградить свое сердце. Пока их отношения потихоньку развивались, не только он изучал ее, но и она многое о нем выведала.
Такой, скажем, факт, что он и Норт – лучшие друзья, помимо того, что они братья, и хотя он заявляет, что терпеть не может старшего брата Брама, отчаянно жаждет его одобрения. Самое главное из того, что ей удалось понять, – за остроумием и словесным ядом скрывается очень ранимый человек, неохотно подпускающий людей к себе из-за боязни быть непонятым, отверженным. Именно ранимость – эта сторона его личности – так привлекала ее к нему. Она ставила превыше всего искренность его улыбки, отметая практицизм ухмылки. Она предпочитала слушать, как он подтрунивает, и смеяться его шуткам, полным ехидства и сарказма. Впервые представ передней как денди, он вдруг оказался более сложным и интересным, чем обыкновенный щеголь. А его интеллигентность, умение обсуждать вопросы, за которые большинство подняло бы ее на смех: есть ли Бог, религии в других культурах, мифологию и много другого, – волновали Мойру. И ни разу он не попытался высмеять ее. У него была куча собственных вопросов и ответов, поэтому много времени они проводили в беседах, порой в спорах о мире, окружавшем их.
И чем больше они разговаривали, тем чаще ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Все менее она беспокоилась о том, куда заведут ее эти поцелуи. Чем дальше, тем сильнее она желала, чтобы их отношения стали более реальными, но Уинтроп соблюдал осторожность и не делал решительного шага. Она чувствовала, что он тоже хочет ее. Однако создавалось впечатление, что он отступил, и она знала почему. Он ждал, когда она сама даст ему понять, что готова. Он хотел, чтобы в решающий момент она полностью сознавала, что это ее личный выбор. Только в этом случае его обольщение ее было бы завершенным.
Мурашки от предчувствия событий побежали по спине.
Мойра по-прежнему сомневалась, можно ли доверить ему свою тайну. Но невзирая ни на что, она начала предпринимать осторожные шаги в этом направлении. Конечно, Уинтроп – человек непредсказуемый, однако она с трудом могла вообразить, что он обманет и предаст ее. Он не был похож на людей, которые используют других в собственных интересах.
– Ты выходишь?
Голос сестры вывел Мойру из задумчивости, и она огляделась. Минни стояла рядом с дверцей кареты и вместе с лакеем испытующе смотрела на старшую сестру.
Боже мой, они уже приехали, а она даже не заметила. Пробурчав извинения, Мойра последовала за сестрой и ступила на землю, опершись на руку бесстрастного лакея.
Сегодняшний вечер маркиз Уинтер и его жена княгиня Варя давали в Уинтер-Лейн – своем лондонском доме, выстроенном в арабском стиле. Всего год назад Блайт, сестра маркиза, вышла замуж за младшего из Райлендов – Девлина. Мойра не сомневалась, что приглашением на праздник она обязана Уинтропу или Октавии. Скорее ей, мужчина вряд ли будет придавать большое значение таким мелочам.
Однако получить приглашение на фактически семейное торжество было большой честью. Помимо Райлендов, Майлс и Варя Кристиан пригласили несколько близких знакомых и Мойру. Она была признательна за любезность: иначе им с Минни пришлось бы просидеть весь вечер дома в одиночестве.
Войдя в дом, они разделись с помощью дворецкого. Передав одежду лакею, он, улыбаясь, пожелал приятно провести вечер и проводил их к гостям.
Пока они шли через великолепный холл, Минни в восхищении вертела головой по сторонам. Мойра с трудом заставила себя не сделать то же самое. Она была привычна к богатству и элегантности, но великолепие убранства поразило и ее воображение. Мойра не сомневалась, что эта пышность в сочетании с отменным вкусом – заслуга Вари, которая, будучи русской, понимала толк в роскоши.
Их провели в музыкальный салон. Стены между салоном и соседним залом были раздвинуты, чтобы гостям хватило места для танцев и, если нужно, для отдыха. Перед ними предстала чудная картина. Лампы, горевшие повсюду, заливали все вокруг мягким теплым светом. Мужчины были одеты, как обычно для вечера – в черное и белое, зато женские туалеты составляли настоящую радугу цветов.
Темно-зеленое платье княгини Вари увеличивало ее и без того впечатляющую грудь. Густые темные волосы были высоко собраны и искусно уложены на голове. По мнению Мойры, такая прическа потребовала не меньше целого дня работы. В волосах, в ушах, на шее сияли бриллианты. Все свидетельствовало о том, что она царского рода, и Мойра была поражена ее обликом.
Ослепительно улыбаясь, княгиня подошла к ним. Ее голубые глаза сияли.
– Леди Осборн, мисс Баннинг, как мило, что вы смогли присоединиться к нам.
Она говорила с акцентом, не сильным, но заметным, что звучало непривычно для английских ушей Мойры.
Улыбаясь в ответ, чтобы не выглядеть излишне церемонной, Мойра присела в реверансе:
– Благодарю за приглашение, ваше высочество.
– Да будет вам – Княгиня протянула ей руку в перчатке. – Вы подруга Октавии, а значит, и моя тоже. Я предпочла бы называть вас Мойра, а вы можете звать меня Варя. Не станем следовать глупым правилам, которыми общество опутало нас.
Мойра замерла на мгновение. Господи, как она легко справилась со всеми условностями, обязательными при знакомстве! Поступи так какая-нибудь другая женщина, она испытала бы чудовищное неудобство, но с Варей она почувствовала облегчение и свободу. Такую женщину Мойра смогла бы полюбить.
Так же тепло и по-дружески Варя поздоровалась с Минервой, а потом, взяв Мойру под руку, повела ее к группе людей в центре салона. Минерва в это время отошла побеседовать с кем-то из своих сверстников, большинство из которых она уже знала. Среди них оказался тот самый молодой человек, о котором она так много говорила в последнее время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Он вздернул брови. Его сарказм достиг совершенства в этом движении.
– Так же, как и ты?
Захотелось встряхнуть его, чтобы он пришел в себя. Или он пытается заманить ее в ловушку?
– Конечно.
– Думаю, ты более достойна, чем я. – «Ох, ради Бога!»
– Я не дам тебе заниматься самоуничижением.
– Это всего лишь констатация факта. Просто честность. Она подняла голову, брови ее были нахмурены.
– Честность? Ты нечистоплотен с самим собой, как же можешь быть порядочным с другими?
Он не поверил своим ушам.
– Как? Повтори, пожалуйста.
Их разговор далеко ушел от первоначальной фривольной легкости. Он не постеснялся сказать ей прямо, что он думает. Она до сих пор не отошла от его слов, что ей надо набрать вес. Почему тогда она должна говорить с ним намеками?
– Ты пытался убедить себя, что недостоин любви. Не сомневаюсь, из-за какого-то давнего тяжелого проступка. Мне не нужно знать, что это было. Это не имеет значения. Важно, что ты представляешь собой сейчас. Сегодня ты заслуживаешь, чтобы тебя любили.
Побледнев, он в смятении смотрел на нее. Она была близка к истине.
– Откуда ты это знаешь?
– Я видела тень этого человека, когда ты забывал притворяться другим. Не важно, какие ошибки ты сделал в прошлом или еще сделаешь в будущем, я верю, что ты прекрасный человек.
На какое-то короткое, мучительное мгновение Мойре показалось, что он вскочит и сбежит. Он испытывал боль и стыд. Но она обратила внимание, что он не воспринимает ее как чудовище.
И это пленило ее сердце.
Он не убежал. Вместо этого он повернулся и потянулся к ней. Она не двигалась, Даже не дышала. Любое проявление ее нерешительности могло отпугнуть его, и уже навсегда. А она лучше снова станет толстой, чем потеряет его теперь.
Их головы сблизились. Она затаила дыхание. Сердце заколотилось, когда она погрузилась в темноту его взгляда. Затем ее глаза закрылись, и она уже не видела ничего.
Губы Уинтропа, сильные и теплые, коснувшись ее, стали кроткими и ласковыми. Она не дыша, безропотно подчинилась ему, когда он ртом раздвинул ее губы. Открывшись, Мойра погружалась глубже и глубже в бездну его поцелуя. Он сохранял теплый и слабый вкус вина, которое они пили за шахматами. Тогда вино не показалось ей таким изысканным, как сейчас.
Ее руки скользнули вверх по шелковистому сукну и легли на лацканы его сюртука. Лучше бы оттолкнуть его, но руки ей не повиновались. Она даже не смогла бы притянуть его ближе, как этого хотелось ее телу. Руки могли только держать его рядом.
Он погрузил свои руки в ее волосы, проворно вытаскивая шпильки одну за другой. Почти полная пригоршня рассыпалась по полу. Боль от тщательно уложенной прически стала проходить, когда он начал осторожно массировать кожу ее головы. Пропуская волосы сквозь пальцы, он позволил им рассыпаться и упасть, за спину. Никто не видел ее с распущенными волосами с тех пор, как она была ребенком. Даже Энтони не знал ее такой. С пучком, с заплетенными косами, но только не с распущенными волосами. И теперь перед этим мужчиной, незнакомцем во всех отношениях, она предстанет такой, какой ее не видел никто.
Как будто это предопределено.
Он не прервал своего поцелуя, чтобы посмотреть на нее. Он целовал ее так же требовательно и настойчиво. Затем уложил на спину на софу, и Мойра не сопротивлялась. Она лишь не выпустила из рук лацканы его сюртука.
Тело Уинтропа было сильным и плотным, плечи – широкие, ноги и руки – крепкие. Но в нем не было тяжести. Он даже оказался легче, чем она предполагала. Всем весом он опирался на локоть у нее за головой, подтягивая другой рукой юбку вверх по ногам. Затем это мощное тело оказалось между ее бедер, сконцентрировав свой основной вес здесь, в том самом месте, которое немедленно ожило в ответ на его сладостную силу.
Он приподнял одну ее ногу, и она, согнув колено, обхватила ею бедра Уинтропа, Напряжение его тела нарастало. Инстинктивно Мойра бедрами прижалась к нему, когда он попытался начать движение.
Поцелуй длился. Мойра задыхалась. Ничего, кроме поцелуя, в этом мире не имело значения. Чтобы испытать такое, женщины готовы на любые безрассудства, на любовные связи, готовы уничтожить сами себя: Только сейчас она стала понимать это. Массивный выступ, словно горный хребет, грозил размозжить нежную плоть у нее между ног, но она не отпускала его. Ей хотелось еще и еще.
Все-таки она не должна была так поступать. Это вне всяких правил, выходит за границы дозволенного, а она всегда поступала в соответствии со строгим своим воспитанием. Но в глубине души ее таилась дерзкая мысль: разве может быть неприличным то, что дает такое ощущение счастья? Она ведь вдова, и на нее не распространяются правила для незамужних женщин.
Своим языком она касалась его. В таком же ритме двигались их бедра. Глубоко внутри родилась пульсация, которая постепенно нарастала и наконец превратилась в постоянную гулкую боль.
Она была девственницей, но не осталась наивной. Она знала, что происходит между мужчинами и женщинами, почерпнув свои представления из книг с картинками. Ей было известно, как тела соединяются друг с другом, что такое возбуждение, как его ощущают и как облегчить боль. Но все знания оказались бесполезными перед настойчивостью, с какой вело себя тело Уинтропа. Она хотела, его. Она желала, чтобы этот мужчина соприкасался с ней там, где к ней еще никто, кроме нее самой, не притрагивался. Она жаждала чувствовать его внутри себя, даже если для этого нужно пережить боль.
Но теперь вдруг в ней поднялась волна первобытного страха. Если он сейчас возьмет ее, не развернется ли он спиной к ней завтра? Не потеряет ли она его тотчас же?
Он приподнялся, освободив ее. Сразу стало легче дышать, но навалилось отчаяние. Не чувствуя тяжести его тела, ее собственное было готово закричать от острого желания, граничащего с болью.
Опираясь на руки, Уинтроп смотрел на нее сверху. Его скулы розовели в слабом свете, волосы растрепались, жилет превратился в нечто невообразимое. Приоткрытый рот был темным от их поцелуев, а глаза сверкали огнем. Ей захотелось сгореть в этом пламени заживо.
– Сейчас ты словно один из ангелов с твоих картин, – сказал он хрипло.
Она всегда считала, что ангелы Тони – редкостные по красоте создания. Преодолев спазм в горле, она лишь выдавила:
– Спасибо.
– Продолжим, Мойра? Или ты прикажешь мне остановиться?
Значит, она сама должна решить, что делать. С его стороны это уж очень по-джентльменски, хотя она понимала, что ему хочется услышать от нее. Она знала, что желает ответить ему, но слова не приходили. Она могла бы отдать себя в первый раз ему здесь, на софе. Пусть ее тайна откроется, но лишь бы он сохранил ее. Или оставить все в подвешенном состоянии и надеяться, что он не устанет ждать?
– Твое молчание красноречивее слов – Он поднялся с софы.
Вслед за ним села Мойра – быстро и неловко.
– Это совсем не потому, что я не…
Он остановил ее, прижав палец к ее губам.
– Когда мы с тобой будем любить друг друга, у тебя не должно быть никаких сомнений. Это произойдет, лишь, когда ты велишь мне не останавливаться.
– Мне очень жаль. – Мойра в смущении наклонила голову.
Тем же пальцем он приподнял ей подбородок, глядя на нее ласково, понимающе, без намека на насмешку.
– Обольщение – это как игра в шахматы, Мойра. Все фигуры должны сойтись в определенном месте, чтобы поддержать притязания короля.
Она улыбнулась аналогии.
– Король сейчас – это ты?
Он нежно коснулся губами ее рта.
– Конечно, а ты, моя черная королева, – награда, которую я приготовил и подожду, прежде чем завоюю.
Мойра, удивляясь, смотрела на него. Он будет ждать. Готов дать ей время. Означает ли это, что он воспользуется любой возможностью, чтобы сделать свое победное движение? Лишить ее обороны, чтобы не было поводов к сопротивлению, а затем – капитуляция. Именно это он и имел в виду. Господи помоги, ей не нужно беспокоиться, что он отвернется от нее. Есть другой предмет для забот – что будет, когда он поймет, что стал обладателем единственной награды, которую женщина может вручить мужчине?
Ее волновало, что Уинтроп Райленд будет цепляться за то, что, по его мнению, принадлежит ему. И это пугало гораздо больше, чем мысль, что он может оставить ее.
Глава 7
Наступивший рождественский сочельник принес с собой свежесть и ожидание радости. Бархатная ночь повисла над Лондоном. Дома уютно засветились золотом окон. Небо усыпали звезды. Снега нападало не много. Но воздух был холодным, и дыхание редкого прохожего мгновенно превращалось в облачко пара. Что-то есть такое в Рождестве, что открывает в эту ночь сердца людей, наполняя их покоем и ожиданием счастья.
– Минни, перестань суетиться. Ты смотришься отлично.
Молодая девушка строила гримасы всякий раз, когда карета качалась из стороны в сторону, двигаясь по голому булыжнику мостовой.
– Для тебя этого, может быть, достаточно, а я хочу выглядеть намного лучше, чем просто отлично.
Мойра высоко подняла брови, но сестра не обратила внимания на выражение ее лица. Минни сейчас было не до нее, она погрузилась в свои переживания. Барышня направлялась на рождественский бал, где должен был присутствовать новый молодой человек, на которого она имела виды.
Мойра тоже направлялась на бал, куда собирался приехать мужчина, далеко не безразличный ей. И точно так же была бы возмущена, если бы ей сказали, что она выглядит всего лишь отлично. Два часа потратила ее горничная только на то, чтобы подготовить, уложить и заколоть ей волосы в прическу. И сейчас она боялась лишний раз наклонить голову, чтобы это сложное сооружение не развалилось от толчка. Брови подведены, губы слегка подкрашены. Из драгоценностей она надела лишь чокер с желтыми алмазами и серьги-подвески, которые Энтони купил ей к пятой годовщине их свадьбы. Тяжелый шелк ее нового платья переливался на свету, меняясь от зеленого до золотого. Цвет перчаток и туфель совпадал, хоть и не полностью, с основным тоном одежды, так как мадам Вилленёв была против того, чтобы платье бросалось в глаза.
Мойру все это мало занимало. Ее беспокоило лишь, как оценит ее наряд Уинтроп Райленд.
За прошедшие полторы недели он стал чем-то вроде неотъемлемой принадлежности ее дома. Из десяти прошедших вечеров его не было только четыре раза. Когда он приходил, они обедали, потом играли в шахматы. Выигрывал всегда он, даже если Мойра прилагала все усилия, чтобы осложнить ему победу. В качестве награды он иногда настаивал на поцелуе или расспрашивал о ее жизни и доме, что казалось ей не совсем обычным. Например, надежно ли хранит она ценные вещи, учитывая, что они с Минервой одни во всем доме.
Его вопросы вызывали в ней беспокойство. Не потому, что она считала их назойливыми. Нет, только из-за того, что они часто были очень личными. Это напомнило ей ее собственную мысль, что человек может любого приручить, если он даст ему достаточно времени узнать себя. Уинтроп Райленд, несомненно, пытается докопаться, что она собой представляет. Станет ли он любить ее? Богу известно, как настойчиво она пыталась оградить свое сердце. Пока их отношения потихоньку развивались, не только он изучал ее, но и она многое о нем выведала.
Такой, скажем, факт, что он и Норт – лучшие друзья, помимо того, что они братья, и хотя он заявляет, что терпеть не может старшего брата Брама, отчаянно жаждет его одобрения. Самое главное из того, что ей удалось понять, – за остроумием и словесным ядом скрывается очень ранимый человек, неохотно подпускающий людей к себе из-за боязни быть непонятым, отверженным. Именно ранимость – эта сторона его личности – так привлекала ее к нему. Она ставила превыше всего искренность его улыбки, отметая практицизм ухмылки. Она предпочитала слушать, как он подтрунивает, и смеяться его шуткам, полным ехидства и сарказма. Впервые представ передней как денди, он вдруг оказался более сложным и интересным, чем обыкновенный щеголь. А его интеллигентность, умение обсуждать вопросы, за которые большинство подняло бы ее на смех: есть ли Бог, религии в других культурах, мифологию и много другого, – волновали Мойру. И ни разу он не попытался высмеять ее. У него была куча собственных вопросов и ответов, поэтому много времени они проводили в беседах, порой в спорах о мире, окружавшем их.
И чем больше они разговаривали, тем чаще ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Все менее она беспокоилась о том, куда заведут ее эти поцелуи. Чем дальше, тем сильнее она желала, чтобы их отношения стали более реальными, но Уинтроп соблюдал осторожность и не делал решительного шага. Она чувствовала, что он тоже хочет ее. Однако создавалось впечатление, что он отступил, и она знала почему. Он ждал, когда она сама даст ему понять, что готова. Он хотел, чтобы в решающий момент она полностью сознавала, что это ее личный выбор. Только в этом случае его обольщение ее было бы завершенным.
Мурашки от предчувствия событий побежали по спине.
Мойра по-прежнему сомневалась, можно ли доверить ему свою тайну. Но невзирая ни на что, она начала предпринимать осторожные шаги в этом направлении. Конечно, Уинтроп – человек непредсказуемый, однако она с трудом могла вообразить, что он обманет и предаст ее. Он не был похож на людей, которые используют других в собственных интересах.
– Ты выходишь?
Голос сестры вывел Мойру из задумчивости, и она огляделась. Минни стояла рядом с дверцей кареты и вместе с лакеем испытующе смотрела на старшую сестру.
Боже мой, они уже приехали, а она даже не заметила. Пробурчав извинения, Мойра последовала за сестрой и ступила на землю, опершись на руку бесстрастного лакея.
Сегодняшний вечер маркиз Уинтер и его жена княгиня Варя давали в Уинтер-Лейн – своем лондонском доме, выстроенном в арабском стиле. Всего год назад Блайт, сестра маркиза, вышла замуж за младшего из Райлендов – Девлина. Мойра не сомневалась, что приглашением на праздник она обязана Уинтропу или Октавии. Скорее ей, мужчина вряд ли будет придавать большое значение таким мелочам.
Однако получить приглашение на фактически семейное торжество было большой честью. Помимо Райлендов, Майлс и Варя Кристиан пригласили несколько близких знакомых и Мойру. Она была признательна за любезность: иначе им с Минни пришлось бы просидеть весь вечер дома в одиночестве.
Войдя в дом, они разделись с помощью дворецкого. Передав одежду лакею, он, улыбаясь, пожелал приятно провести вечер и проводил их к гостям.
Пока они шли через великолепный холл, Минни в восхищении вертела головой по сторонам. Мойра с трудом заставила себя не сделать то же самое. Она была привычна к богатству и элегантности, но великолепие убранства поразило и ее воображение. Мойра не сомневалась, что эта пышность в сочетании с отменным вкусом – заслуга Вари, которая, будучи русской, понимала толк в роскоши.
Их провели в музыкальный салон. Стены между салоном и соседним залом были раздвинуты, чтобы гостям хватило места для танцев и, если нужно, для отдыха. Перед ними предстала чудная картина. Лампы, горевшие повсюду, заливали все вокруг мягким теплым светом. Мужчины были одеты, как обычно для вечера – в черное и белое, зато женские туалеты составляли настоящую радугу цветов.
Темно-зеленое платье княгини Вари увеличивало ее и без того впечатляющую грудь. Густые темные волосы были высоко собраны и искусно уложены на голове. По мнению Мойры, такая прическа потребовала не меньше целого дня работы. В волосах, в ушах, на шее сияли бриллианты. Все свидетельствовало о том, что она царского рода, и Мойра была поражена ее обликом.
Ослепительно улыбаясь, княгиня подошла к ним. Ее голубые глаза сияли.
– Леди Осборн, мисс Баннинг, как мило, что вы смогли присоединиться к нам.
Она говорила с акцентом, не сильным, но заметным, что звучало непривычно для английских ушей Мойры.
Улыбаясь в ответ, чтобы не выглядеть излишне церемонной, Мойра присела в реверансе:
– Благодарю за приглашение, ваше высочество.
– Да будет вам – Княгиня протянула ей руку в перчатке. – Вы подруга Октавии, а значит, и моя тоже. Я предпочла бы называть вас Мойра, а вы можете звать меня Варя. Не станем следовать глупым правилам, которыми общество опутало нас.
Мойра замерла на мгновение. Господи, как она легко справилась со всеми условностями, обязательными при знакомстве! Поступи так какая-нибудь другая женщина, она испытала бы чудовищное неудобство, но с Варей она почувствовала облегчение и свободу. Такую женщину Мойра смогла бы полюбить.
Так же тепло и по-дружески Варя поздоровалась с Минервой, а потом, взяв Мойру под руку, повела ее к группе людей в центре салона. Минерва в это время отошла побеседовать с кем-то из своих сверстников, большинство из которых она уже знала. Среди них оказался тот самый молодой человек, о котором она так много говорила в последнее время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37