Да, да, моя маленькая Фрида, не гляди на своего дядю и на свою будущую тетю столь удивленно – это как раз те «вещи, в которых ты ничего не понимаешь». Благодаря нашему обоюдному остроумию мы нашли это «разумное» и имеем честь представиться в качестве жениха и невесты. ГЛАВА XII На следующее утро после кофе оба брата уединились в кабинете Зандова-старшего. Франц Зандов сидел за письменным столом с тем счастливым выражением лица, которое бывало у него в прошлой жизни и которого уже долгие годы никто не видел. Но его чело все же слегка омрачилось, когда он обратился к сидевшему против него брату со следующими словами:– Так ты действительно хочешь покинуть меня и увезти Джесси в Германию? Я надеялся, что теперь, когда дочь Клиффорда сделается твоей женой, ты исполнишь горячее желание ее отца и станешь его преемником в деле. Тебе вовсе нет нужды совершенно отказываться от своей журналистской деятельности – ведь все дела, как и прежде, лежали бы на моих плечах. Печать тут, в Америке, более сильна и влиятельна, чем в Германии, ты найдешь здесь более свободное и широкое приложение своим способностям, нежели на родине. Подумай об этом!– Это не требует никаких размышлений, – решительно произнес Густав. – Весь свой интерес и всю свою работоспособность я могу посвятить лишь одному делу, быть же купцом и журналистом одновременно… нет, это невозможно. Как ни велики здесь возможности для духовной деятельности, я все же всем своим существом принадлежу родине и только там могу работать, как нужно. Что же касается нашего сотрудничества, то вряд ли мы могли бы ужиться друг с другом. Я был в силах терпеть в течение нескольких недель свое подчиненное положение и не реагировать ни на что, так как ради Фриды не хотел доводить дело до разрыва. Но теперь, Франц, я считаю себя обязанным сказать тебе откровенно, что вся твоя деловая практика, весь образ твоей коммерческой деятельности никогда не позволили бы мне работать совместно с тобой. Ведь твоя близкая связь с Дженкинсом красноречиво говорит о том, какого рода коммерцию ты ведешь.Франц Зандов не вспыхнул гневом, как непременно сделал бы раньше при подобном заявлении, но на его лбу появились еще более глубокие морщины.– Ты смотришь на вещи и обстоятельства со своей точки зрения, а я – со своей. Правда, твоя профессия предоставляет тебе полную свободу действий и взглядов, я же вынужден считаться с самыми разными, порой взаимоисключающими интересами и не всегда могу выбирать. Человек редко бывает господином обстоятельств. Я хотел бы, чтобы между мной и Дженкинсом не существовало общего дела, но это уже произошло, и я не могу ничего изменить.– Ты действительно не можешь? Неужели нет никакого выхода?– Да ведь я уже говорил тебе, что ради этой коммерции рискнул сотнями тысяч и могу потерять их, если дело не удастся или если отступлюсь от него.– Даже рискуя понести подобные потери, ты должен был бы отказаться!Франц Зандов взглянул на брата, словно не веря своим ушам, и воскликнул:– Понести подобные потери? Ты говоришь это серьезно? Да представляешь ли ты себе, какие это деньги? Я сделал все, что мог, попытался добром разойтись с Дженкинсом – увы! – это лишь повредило мне: Дженкинс упорно стоит на своем. В последнем письме он с нескрываемым недоверием спросил меня, действительно ли я настолько нуждаюсь в средствах, что так настойчиво, во что бы то ни стало, требую обратно свой капитал? Он, кажется, думает, что я понес потери, быть может, сомневается в моей кредитоспособности, а это самое опасное, что только может выпасть на долю коммерсанта. Чтобы исправить свою неосторожность, я обязан со всей энергией приняться за то дело.– Вчера я привел к тебе твое дитя, – серьезно произнес Густав, – думаю, ты от этого выиграл много больше, чем можешь потерять тут. Я надеялся, что ради Фриды ты откажешься от сомнительного дела, которое не даст тебе прямо глядеть в глаза своей дочери. Франц Зандов резко отвернулся, но его голос был по-прежнему тверд, когда он ответил:– Вот именно из-за Фриды! Неужели я должен обездолить своего только что найденного ребенка? Неужели я смею лишить свою дочь половины состояния?– Ей хватит и другой половины, думаю, что и целое состояние не принесет ей блага, если будет сохранено такой ценой.– Молчи, в этом ты ничего не смыслишь! Отступить от начатого, соглашаясь на любые потери, невозможно, а потому не будем говорить об этом. Само собой разумеется, я освобождаю тебя от твоего обещания, так как, насколько понимаю, ты никогда не напишешь нужных мне статей.– Первая уже готова, – холодно возразил Густав, – Правда, она будет и последней – для моей цели достаточно и одной. Я как раз хотел сегодня утром предложить ее твоему вниманию. Вот она! – Вынув из кармана несколько исписанных листков, он подал их брату.Франц медленно взял их, вопросительно глядя на Густава.– Прочти! – просто сказал тот.Франц принялся читать сперва медленно, а затем все поспешнее, дрожащей рукой переворачивая страницы. Его лицо густо покраснело и наконец, оборвав чтение на середине, он бросил рукопись на стол и почти крикнул:– Да ты в своем уме? Ты хочешь это напечатать? Да ведь то, что ты открываешь людям, прямо-таки ужасно!Густав выпрямился и, подойдя вплотную к брату, ответил:– Ужасно? Да, это очень точное слово. И главный ужас заключается в том, что все это – правда. Я сам был в тех местах и беру на себя ответственность за каждое написанное мной слово. Отступись от этого дела, Франц, пока еще не поздно! Эта статья, появившись в «Кельнской газете» и будучи перепечатана во всех германских органах печати, не останется незамеченной. На нее обратят внимание консульства, министерства. Дженкинсу не дадут продолжать свою, с позволения сказать, деятельность или по крайней мере позаботятся о том, чтобы ни один неосведомленный простак не попал в его лапы.– Ты, кажется, слишком гордишься предполагаемым успехом своего творчества! – крикнул Франц Зандов вне себя. – Только ты не учел, что и я являюсь совладельцем этих земель, которые ты изобразил так возмутительно, забыл, что каждое твое слово направлено против благополучия и чести твоего брата! Ты не только разоришь меня, но и выставишь перед всем светом подлецом.– Нет, такого я не сделаю, так как ты освободишься от этой компании негодяев. Я могу прибавить в своей статье, что мой брат, по незнанию вовлеченный в махинации, добровольно и с материальными потерями вышел из дела, как только ему стала известна вся истина. Скажи это прямо Дженкинсу, если боишься, что иные предлоги вредны для твоего кредита. Правда здесь лучше всего.– И ты думаешь, что Дженкинс поверит, что я, коммерсант, глава торгового дома Клиффордов, действительно способен на подобную выходку? Да он просто-напросто сочтет меня сумасшедшим.– Возможно! Ведь раз эти «честные» люди сами не имеют совести, то для них всегда будет непонятно, что она может заговорить в другом человеке. Но, как бы то ни было, ты должен прибегнуть к крайним средствам.Франц Зандов несколько раз тревожно прошелся по комнате, наконец он произнес, почти задыхаясь:– Ах, ты понятия не имеешь, что значит разворошить осиное гнездо. Конечно, находясь в Европе, ты будешь в безопасности от их жала, мне же достанется в полной мере. Дженкинс никогда не простит мне, если мое имя окажется причастным к подобным разоблачениям. Он достаточно влиятелен, чтобы поднять против меня всех, кого затрагивают эти разоблачения, а таковых сотни. Ты не знаешь железного кольца интересов, сковывающих нас здесь. Одно связано с другим, одно поддерживает другое. Горе тому, кто самовольно вырвется из круга и вступит в борьбу со своими союзниками. Они все объединятся, чтобы погубить отступника. Его кредит будет подорван, все его планы разрушены, сам он оклеветан и затравлен до полной гибели. Так сложилось, что именно теперь я не в силах вынести подобную расправу. Наша фирма лишается состояния Джесси ввиду ее замужества, а мои личные средства истощены до крайности спекуляцией с Дженкинсом; если она не удастся, это послужит началом моего разорения. Я говорю столь же откровенно, как ты говорил со мной. Ну, а теперь иди и разошли по всему свету свои разоблачения.Франц Зандов умолк, подавленный волнением. Густав мрачно и озабоченно смотрел перед собой; на его лбу тоже появились глубокие морщины.– Я не думаю, что тебя могли бы так обойти. Впрочем, это вытекает из вашей здешней деловой практики. Ну, тогда, – и он положил руку на свою статью, – я разорву эту рукопись. Я буду молчать, раз ты заявляешь, что мои слова явятся причиной твоего разорения. Но бери на себя последствия! На тебя падет ответственность за каждую человеческую жизнь, которая погибнет в ваших болотах.– Густав, ты губишь меня! – простонал Франц Зандов, падая в кресло.В этот момент тихо отворилась дверь и лакей доложил, что подан экипаж, обычно отвозивший господ в такое время в город. Густав приказал слуге удалиться, а сам наклонился к брату:– Ты теперь не в состоянии принять какое-либо решение, пока не успокоишься. Позволь мне сегодня одному отправиться в контору и заменить тебя там. Ты чересчур взволнован и потрясен, со вчерашнего дня слишком многое свалилось на тебя.Франц Зандов молча выразил свое согласие, очевидно, он сам чувствовал, что не в состоянии предстать перед своими служащими в привычном виде спокойного и уверенного дельца. Однако, когда его брат очутился уже у двери, он внезапно сказал:– Еще одно: ни слова Фриде! Не вовлекай ее в борьбу со мной, иначе ты доведешь меня до крайности!– Не беспокойся, на подобное я не рискнул бы! – с ударением произнес Густав. – Это отвратило бы от тебя только что завоеванное тобой сердце дочери и, возможно, навсегда… До свидания, Франц! ГЛАВА XIII Приблизительно через час в кабинет отца вошла Фрида. Он все еще беспокойно ходил взад и вперед. Взглянув на него, девушка испугалась: его лицо все еще отражало следы той внутренней борьбы, которую ему пришлось только что вынести. Правда, он пытался скрыть свое волнение и в ответ на обеспокоенный вопрос дочери сослался на нездоровье, но она все же не могла не заметить мучившего его лихорадочного беспокойства. Однако девушка не была еще настолько близка отцу, чтобы просьбами и настояниями вызвать на откровенность, а сам он не проявлял ее. Она со скрытым страхом глядела на его мрачный вид, когда все должно было бы дышать лишь радостью и умиротворением.В этот момент вошел Густав под руку с невестой. Он был в шляпе и перчатках – видимо, только что вернулся из города, в сущности, он отсутствовал не более часа.– Я прихватил с собой Джесси, – сказал он своим обычным беспечным тоном, – а поскольку Фрида как раз у тебя, мы можем устроить небольшое семейное заседание. Ты удивлен тем, что я уже вернулся, Франц? Я действительно хотел избавить тебя на сегодня от дел, но вынужден обратиться к тебе за решением. В конторе я встретил нескольких переселенцев, во что бы то ни стало желавших видеть тебя, а так как сегодня ты не поедешь в город, то я привел сюда этих людей.– Да, Густав привез их в своем экипаже, – подтвердила Джесси, еще не оправившаяся от изумления, после того как увидела, что ее жених подъехал к дому в своем элегантном экипаже вместе с простыми крестьянами.– Это немцы, даже земляки, как раз из наших мест, – быстро произнес Густав. – Возможно, они не нашли бы дороги сюда на виллу, и я счел нужным захватить их с собой.– Это было совершенно излишне, – сказал Франц Зандов беспокойно и с неудовольствием. – Наверное, их дело могло бы потерпеть до завтра. Да и о чем мне вообще говорить с переселенцами? Ведь они могут получить любую справку в конторе. Так ты действительно привез их всех сюда?– Да, кроме агента фирмы «Дженкинс и Компания». Он уже вчера был здесь и выразил желание поговорить с тобой. Я предложил ему явиться сегодня утром в контору и приехал как раз вовремя, чтобы избавить от него переселенцев, которых он ни за что не хотел допускать к тебе прежде чем сам должным образом не «информирует» тебя, как он выразился. Ты, конечно, примешь их? Я им определенно обещал, что ты переговоришь с ними.Не дав брату времени что-то возразить, Густав открыл дверь соседней комнаты и предложил находившимся там мужчинам войти в кабинет.Девушки выразили намерение удалиться, услышав, что речь пойдет о деловых вопросах, однако Густав крепко схватил Джесси за руку и тихо, но с ударением, сказал ей и племяннице:– Останьтесь, и главным образом ты, Фрида! Вы обе мне нужны.Между тем незнакомцы уже вошли в кабинет. Это были трое коренастых крестьян с загоревшими лицами и огрубевшими от тяжелой работы руками. Старший из них, человек средних лет, внешне выглядел довольно представительно. Двое других были моложе и одеты победнее. Они в смущении остались стоять у двери, тогда как их старший сделал несколько шагов вперед.– Вот мой брат, – сказал Густав, указывая на Франца Зандова. – Говорите с ним без стеснения. Он один может дать вам в вашем деле настоящий совет.– Здравствуйте, господин Зандов, – заговорил крестьянин на одном из немецких диалектов. – Мы рады тому, что здесь наши земляки, с которыми можно потолковать по совести. В конторе, где мы думали найти вас, мы встретили полный отказ, нас даже хотели задержать, да, к счастью, в это время как раз появился господин Густав. Он тотчас же оказал нам содействие и был чрезвычайно резок с агентом, не желавшим пропускать нас. Ваш брат поступил вполне правильно – мы уже давно не верим всей банде.Франц Зандов поднялся; он видел, что надвигается буря и кинул на брата грозный, полный упрека взгляд. Но вместе с тем он не хотел пасовать перед этими переселенцами и, стараясь сохранить спокойствие, спросил их деловым тоном:– Что вам угодно от меня, и какой совет должен я дать вам?Крестьянин поглядел на своих товарищей, словно ожидая, что они заговорят, но так как те только молча закивали ему головой, он сам начал говорить:– Мы попали в серьезное затруднение и не знаем, как выбраться из него. Еще при отъезде из Германии нам поставили условие, что мы должны обратиться к фирме «Дженкинс и Компания», и когда мы высадились в Нью-Йорке, нас встретили агенты этой фирмы. Они наобещали нам золотые горы, а в конторе господина Дженкинса нам сказали, что Дальний Запад – это настоящий рай. Но по дороге сюда мы случайно встретили нескольких немцев, уже долгие годы живущих в Америке, и те спели нам совсем другую песню. Они предупредили нас, чтобы мы с большой осторожностью относились к этому Дженкинсу и его раю, сказали, что он – настоящий головорез, кровопийца, сделавший уже многих несчастными, и что мы сами со всем своим скарбом пропадем в его лесах и много другого в этом же роде. Ну, и вот мы заколебались. Агент, ехавший вместе с нами, но в другом купе, страшно разозлился, когда мы прямо передали ему все услышанное. Однако, как я уже сказал, мы не доверяем ему и решили основательно все обдумать, прежде чем уехать на пару сотен миль на Запад.Густав, стоявший рядом с невестой, слушал внешне невозмутимо. Джесси казалась несколько испуганной; не понимая всего дела, она все же догадывалась, что речь идет о чем-то большем, чем простая деловая информация. Фрида же, затаив дыхание, прислушивалась к словам, так страшно совпадавшими с теми, которые она несколько недель тому назад говорила своему отцу. Она не могла понять только одного: что, собственно, связывало отца с этими переселенцами.– Нам указали на ваш банк, мистер Зандов, – продолжал крестьянин, – куда мы должны были обратиться, чтобы подписать договор и внести плату за землю. И вот в гостинице, где мы остановились, узнаем, что вы – немец, да к тому же еще из наших же родных мест. Тогда я обратился к своим товарищам: «Друзья мои, нам нечего беспокоиться! Пойдем к земляку и расскажем все, как есть. Ведь он – немец, у него, наверное, есть совесть, и он, конечно, не направит своих земляков на верную гибель».Если Франц Зандов до сих пор еще до конца не сознавал зловещего смысла своей спекуляции, то понял это сейчас, а искренние, полные доверия слова земляка обожгли его душу сильнее самых тяжких упреков. Он чувствовал себя, как на пытке. И вдруг случилось нечто непредвиденное, усугубившее его положение – Фрида тихо скользнула к нему и взяла за руку. Он старался не глядеть на дочь, не в силах поднять на нее глаз, но чувствовал на себе испуганный вопросительный взгляд девушки, ощущал, как дрожала ее рука.– Да говорите же и вы! – обратился крестьянин уже почти сердито к своим спутникам, предоставившим ему одному излагать дело. – Ведь у вас тоже есть жены и дети, вы затратили свои последние средства на это путешествие. Да, господин Зандов, среди нас в основном бедняки, которые не имеют ничего, кроме забот, и не могут заплатить за землю ничем, кроме своего труда. Правда, некоторые из нас в лучшем положении и, мы думаем, они помогут другим в новой колонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12