Придвигаясь к костру, он чуть не прожег
сапог , а это стало бы настоящей катастрофо
й Ц сейчас он
хотя бы не боялся отморозить ноги. Эти сапоги сшил ему
колдун, ни у кого таких не было Ц теплые, удобные и легкие, не то что лапти
, которые он оставил в монастыре .
Тягучее время ползло медленно, солнце не дошло и до по
лудня: идти оказалось гораздо лег
че, чем сидеть, пусть и у костра. Почему-то на ходу мысли
его текли легко и увлекательно, песни складывались с
ами собой, а сидя и заснеженный ле
с не вызывал восторга, хотя, несомненно, был очень красив.
Лешек представил себе, как его ищут, как по реке туда с
юда верхом снуют монахи, как бесится сейчас Полкан, и снова улыбнулся.
Э то здорово Ц не чувствовать сом
нений и страха. Даже если он замерзнет здесь, в лесу, он
и все равно не найдут его, и никогда не получат кристалла. И Полкан отлично
это понимает.
Волк вышел из леса неожиданно Ц он не мог подобратьс
я к Лешеку со спины, потому что сзади его закрывал высокий сугроб и ствол е
лки, волку пришлось подходить сбо
ку, и Лешек уловил его движение боковым зрением.
Это был волк-одиночка, от голода и
отчаянья рискнувший приблизиться к огню :
Лешек много лет прожил
в лесу, и поведение зверей изучил хорошо. Однако, голод
и отчаянье Ц хорошие помощники на охоте, и
если зверю нечего терять, он не остановится.
Лешек осторожно потянулся к костру и взялся рукой за
сук, не успевший догореть до основания. Волк смотрел н
а него внимательно, не мигая, и не двигался. Лешек тоже замер
: первый испуг прошел, и теперь он старался придать взгляду убе
дительную твердость. Наверное, ему это удалось, потому что волк повернул
голову в сторону и приподнял верхнюю губу, что означало явный отказ от по
единка Ц у меня есть клыки, но драться я не хочу. Что-то вроде последней по
пытки напугать: уверенный в себе зверь клыков показывать не станет, он на
чнет их применять без предупреждения. Лешек дожал его, продолжая смотрет
ь не мигая еще несколько минут, и волк ,
в конце концов , сдался
Ц развернулся и ушел в лес, опустив хвост и голову.
Сук тлел в руке, растревоженный костер погас, и пришло
сь раздувать его, поднимая вверх легкие хлопья пепла. Один волк Ц это не о
пасно, Лешек знал, что справится с ним и в открыт ой схв
атке . Но если зверей будет хотя бы двое…
* * *
Отец Паисий однажды вызвал его к себе: Лешек удивился и исп
угался Ц Паисий никогда не приглашал в свою келью приютских детей.
Жилище монаха показалось ему роскошным: широкая кровать п
од пологом, дубовый стол с разложенными на нем пергаментами,
высокая каменная печь, и шкаф, забитый книг
ами. А главное Ц большое прозрачное
окно, выходящее в лес. Лешек оробел на поро
ге, и не смел через него переступить. Он искренне любил Паисия, и теперь бо
ялся какого-нибудь подвоха, который разрушит эту любовь.
- Ну что ты испугался? Ц ласково улыбнулся ему иеромо
нах, - заходи и садись. Только закрывай двери.
Он указал на стульчик
около кровати, на которой сидел сам.
Лешек еще раз восторженно осмотрел келью и перешагн
ул через порог.
- Садись, малыш, не бойся. Я слышал, ты поешь ребятам песн
и?
Лешек обмер и замотал головой, от страха не в силах вымолвить ни слова.
Все равно подслушали! Как Лытка не убеждал его в том, чт
о охрана надежна, их все равно подслушали! На глаза нав
ернулись слезы, и, как он не старался их удержать
, потекли из глаз крупными каплями.
- Что ты, детка? Ц Паисий поднялся и усадил Лешека на ст
ульчик, поглаживая по голов е, - что ты плачешь?
- Нет… Это не я… - сумел выговорить Л
ешек, - я не пел, ничего не пел!
- Да не бойся же, я не собираюсь тебя за это ругать.
Но Лешек не поверил ему Ц наверняка, он просто прикинулся добрым, чтобы
выведать у него эту тайну, получить признание.
Но кружка подслащенной воды и просвирка, которую обмакнули
в мед, немного его успокоили Ц по крайней мере, он перестал плакать.
- Я обещаю, что ничего плохого тебе не сделаю, и никому н
е расскажу о нашем разговоре, - Паисий присел на колени перед Лешеком,
чем сильно его смутил и растрогал : т
еперь слезы готовы были хлынуть из глаз
от теплых чувств к иеромонаху, - я просто хочу услышать, что за п
есни ты поешь. Только и всего.
- Тебе не понра
вится, - вздохнул Лешек.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
- А ты попробуй. Выбери что-нибудь подходящее.
И тут Лешек вспомнил, что у него есть одна песня, которую он
сочинял, думая именно о Паисии. Конечно, ничего о монахе в ней не
было, просто Лешек о нем думал, ког
да ее сочинял. Он помялся немного, теперь просто смуща
ясь и волнуясь Ц вдруг песня окажется недостаточно
хороша? Ц но все же запел, на этот раз позволяя голосу
литься так, как ему хочется. В этой песне соловей свил
гнездо на хорах церкви, и когда пришла пора служить всенощную на Пасху, ем
у не позволили петь, а гнездо выбросили в окошко.
Паисий слушал его со странным выражением лица: накло
нив голову и широко открыв глаза. Брови его поднимались все выше, и в конце
, на самом красивом месте, где соловей видит разрушенн
ое гнездо, Лешек заметил слезы в его глазах.
Иеромонах долго молчал, и Лешек было снова испугался,
но тот погладил его по плечу и тихо попросил:
- Спой мне еще что-нибудь.
Дело в том, что Лешек очень любил петь. Он мог делать эт
о бесконечно, даже если его не слушали. А когда слушали, он испытывал
небывалое ликование,
и ему было трудно остановиться. И он спел мо
наху про старую собаку, которая живет у сторожевой башни, и про облака,
которые ветер гонит по небу, куда ему вздумается
. И еще Ц про кузнечика, и мрачную песню про темную келью схи
мника. Про схимника, он , наверное, п
ел напрасно, потому что никакого восхищения его подвигом там не было, тол
ько страх перед чернецом, запертым в своем добровольном заточении.
- Послушай, а что ты думаешь о Боге? Ц спросил его Паиси
й.
Лешек пожал плечами и честно начал читать Символ Веры,
но иеромонах быстро его перебил:
- И больше ты ни
чего сказать не можешь? Кроме того, что тебя заставили вызубрить наизуст
ь?
Лешек снова пожал плечами: бог представлялся ему черной тучей, готовой в
любую секунду выпустить молнию, которая поразит его, если Лешек чем-то эт
ой туче не понравится.
- Может быть, ты можешь спеть? Ц предложил иеромонах.
Лешек подумал немного, и спел о туче, и немного о страш
ном суде и мучениях грешников. Но, видно, что-то в этой песне Паисию не понр
авилось : он стал хмурым
и задумчивым. Да что говорить, так себе полу
чилась песня…
П осле этого случая Паисий каждую
неделю приглашал Лешека к себе, и рассказывал ему евангельские сюжеты, м
ожет быть, немного не так, как они были записаны в Библии. И все надеялся, чт
о Лешек сможет об этом спеть. Но сердце Лешека молчало Ц в этих рассказах
он видел совсем не то, чего хотело
сь иеромонаху. Он спел песню про смоковницу, на которой уродились плохие
плоды, и смоковница представлялась ему почему-то сливой с зелеными ягода
ми. И ему было очень жалко эту сливу, потому что никто не ест ее плодов.
А из Нагорной проповеди получилась п
есня о плаче, который ничто не утешит. Грустная получилась песня.
Нет, иеромонах хотел совсем не этого, но Лешек не пони
мал, чего он хочет Ц его душа оставалась глухой к подвигам Иисуса, он не о
ценил даже распятья, и честно признался :
если бы на месте Христа оказался Лытка, он бы не позволил так н
ад собой издеваться, а прямо бы ск
азал, что жить нужно по правде и по-честному. И все бы ему поверили.
И пятью хлебами он накормил бы весь мир до самого конца свет
а, чтобы никому не приходилось голодать.
В любовь Иисуса Лешек не верил. Если Иисус любит людей
, то почему не сделает их счастливыми? Просто так, ни за что. Почему в рай он
берет только тех, кто не грешит? Лешек был уверен, что н
и в какой рай его не возьмут: судя по проповедям получ
алось, что грешит он на каждом шагу , и не подозревает о
б этом.
Надо отдать должное иеромонаху Ц он был терпелив. Но,
видно, всякому терпению приходит конец, и Паисий отказался от своей заду
мки: Лешек продолжал солировать в церковном хоре, тщательно выводя слова
и мелодию тропарей канон
а и стихир . Впрочем, и эт
ого хватало Ц и монахи, и паломники от его пения начин
али часто дышать и проливать слезы. Только это были не те слезы, которые хо
тел вызвать у них Паисий.
С тех пор, с легкой руки иеромонаха к Лешеку приклеило
сь прозвище «заблудшая душа».
* * *
Короткий зимний день склонился к закату, и Лешек решил про
бираться поближе к реке Ц когда сядет солнце, он легко потеряет нужное н
аправление. Зимой солнце садится б
ыстро, и темнеет в лесу сразу: недолгие серые сумерки оборачив
аются светлой, снежной ночью.
Лешек о сторожно засыпа
л костер и спрятал в сугроб наломанные сучья, которые не успел
сжечь, пососал еще немного снега и пожевал еловой хвои Ц только теперь о
т этого захотелось есть. Он сунул руку в карман и набра
л горстку пшена Ц мелкая крупа противно скрипела на зубах, жевать ее был
о неудобно, но ничего лучшего все равно не нашлось, и Лешек радовался тому
, что есть. На ходу глотая непрожеванную пшенку, он добрался до реки и осто
рожно выглянул из-за деревьев.
К ночи снова завыл ветер, но не так, как накануне, а тихо
и протяжно, словно голодный волк.
По реке неслась поземка ,
и если в лесу стало совсем темно, то на открытом пространстве в
се еще сгущались сумерки Ц мрачные зимние сумерки, неуютные,
бескровные, унылые, сжимающие сердце беспомощной тоской
. И в вое ветра Лешеку почудилось чье-то рыдание: тонкое и жа
лобное.
Поземка то прижималась к земле, то взлетала вверх, сви
валась маленькими воронками, и снова расстилалась понизу, и бежала, бежа
ла вперед. Лешек плохо видел в сумерках, и не сразу заметил двух всадников
, двигающихся в сторону монастыря. Когда они немного приблизились, сомне
ний не осталось Ц это дружина Пол
кана, монахи-воины. Их клобуки развивались на ветру, как будто у каждого за
плечами сидела черная птица с раскинутыми крыльями
, полы темных су
конных мантий , расстегнутых до по
яса, поднимались и опадали в такт движению лошадей Ц всадники скакали н
еспешной рысью.
Хорошо, что он не спешил выйти на лед Ц его бы сразу за
метили. Лешек подождал, пока всадники проедут мимо, но
, к его удивлению, они, добравшись до поворота реки, пов
ернули назад, такой же неспешной рысью Ц монахи патрулировали реку.
И, наверняка, за следующим поворотом тоже неторопливо дви
гаются еще двое, а дальше Ц еще и еще. Лешек сжал губы : т
ак легко, как в первую ночь, ему идти не удастся. Что ж, путь на лед закрыт, зн
ачит, надо идти по снегу, вдоль реки. В темноте, под пологом леса они его не з
аметят, зато он отлично сможет видеть преследователе
й.
Если бы он догадался об этом заранее, то за день смог б
ы сплести себе снегоступы Ц у костра это было бы не так трудно.
А сейчас он просто отморозит руки.
Иногда проваливаясь в снег по пояс, о
н пробирался вперед , то
лько когда монахи ехали к нему спиной, и старался всегда держать их в поле
зрения. От ходьбы Лешек быстро согревался, но, стоило е
му остановиться, пережидая, мороз брался за него еще крепче. На его беду, н
ад лесом поднялась полная луна и осветила реку лучше, чем сотня факелов
: т
еперь монахи могли заметить его, если бы случайно оглянулись.
Сук треснул под ногой неожиданно громко,
и даже свист ветра этого звука не заглушил. Лешек зарылся в сне
г и замер, задержав дыхание Ц монахи остановили лошад
ей и оглянулись, прислушиваясь, а потом галопом направились в
его сторону. Он спрятал лицо в снегу и сжался в комок
Ц только сейчас он в первый раз подумал о том, что с ним будет, если его пой
мают .
Лешек не сомневался в том, что Дамиан его убьет,
и смерть его будет долгой и мучительной. Чтобы другим послу
шникам было неповадно разбегаться из монастыря. Леш
ек подумал об этом отстраненно и спокойно: если его поймают, ему надо буде
т всего лишь с готовностью принять смерть. Гораздо страшней представлял
ся другой путь Ц жизнь в монастыре. Его могли ослепить, сделать калекой
Ц Дамиану хватит фантазии на всегда приковать его к
обители, чтобы ничего светлого в его жизни больше не осталось
. И на этот случай
Лешек приготовил решение: тогда он умр
ет сам, по своей воле. Ему нет дела до того, что об этом д
умает их злобный бог. По всему выходили только
мучения и смерть .
Страха не было.
Всадники подъехали к берегу и остановились в нескол
ьких метрах от Лешека.
- Да это от мороза ветка хрустнула, - сказал один.
- Погоди. Я все же посмотрю.
Лешек улыбнулся и расслабился Ц или его увидят, или не увидят. Ночь, он в т
ени, снег вокруг рыхлый и… он обмер: следы. Они увидят его следы!
Всадник спешился и направился к лесу Ц Лешек слышал, как
скрипит снег у него под ногами, но вскоре шаги замедлились и ст
ихли:
- Да тут снегу по пояс! Он тут не пройдет! Наверняка, дав
но замерз где-то!
- Помолись, чтобы этого не случилось, - крикнул ему втор
ой.
- Почему?
- Потому что тогда мы будем не верхом прогуливаться по реке, а ползать по п
ояс в снегу, разыскивая его труп! Полкан же ясно сказа
л!
Шаги повернули от берега, монах сел на лошадь, и вскоре
Лешек перестал слышать мерный топот копыт. У него стучали зубы Ц то ли от
волнения, то ли от холода.
* * *
Лешек боялся Дамиана. Всегда. И не он один Ц
Полкана боялись все, и воспи
танники, и воспитатели. И больше всего в приюте боялись его «по
мутнений», как их называл Леонтий. Э тими помутнениям
и он частенько пугал мальчиков:
- У брата Дамиана от этого случитс
я помутнение! Ц говаривал он, и иногда бывало достаточно только припугн
уть какого-нибудь расшалившегося ребенка тем, что сейчас его отведут к Д
амиану, и у того случится помутне
ние, чтобы самый отчаянный шалопай разрыдался от стр
аха и на коленях молил о прощении.
А «помутнения» у Полкана
и вправду случались Ц на него, особенно после обеда, когда он н
еизменно пил вино, нападала неконтролируемая ярость, и, если рядом не нах
одилось кого-нибудь вроде Благочинного или отца Паисия, он мог и убить в з
апале того, на кого эта ярость обрушивалась. За поясом
Полкан всегда носил кожаную плеть, очень т
яжелую, с треугольным наконечником из металла, и, говорили, что десяти уда
ров ею достаточно, чтобы вышибить дух из взрослого человека.
Во всяком случае, иногда мальчикам доводилось ее попробовать,
и рваные раны, нанесенные плетью, не заживали несколько недель.
Для поддержания репутации,
Полкан мог и изображать свои «помутне
ния», просто так, чтобы его боялись. Но это всегда было заметно Ц когда он
притворяется, а когда Ц нет.
Лешеку Дамиан казался демоном ада
, посланным на землю наказывать грешников, не дожидаясь их смерти.
Учитывая, что слово «грех» Лешек понимал очень по-своему, т
о грешниками считал всех вокруг, и себя самого, и Лытку. В его голове не укл
адывалось, можно ли быть грешным «больше» или «меньше». То, в чем ему предл
агалось каяться на исповеди, в его мыслях имело равную цену. Убийство нич
ем не отличались от лишнего куска хлеба, съеденного за столом, ибо именов
алось это чревоугодием, и плохо прочитанная молитва считалась нарушени
ем первой заповеди, и чуть выше приподнятая голова Ц грехом гордыни. А Ле
шек был любопытен, и опускать глаза долу все время забывал.
В конце концов, он примирился с тем, что каждый его шаг грешен, и
успокоился на этом.
Единственное, что хоть немного приводило в порядок п
утаницу в голове, это
епитимии, назначавшиеся духовниками после исповеди. Разумее
тся, на исповеди мальчики никогда не признавались в т
ом, что могло бы повлечь за собой серьезные наказания, и ими давно были при
думаны «невинные» грешки, за которые могли назначить чтение «Отче наш»
, в течение часа
стоя на коленях, или тридцать поклонов рас
пятию, или еще что-нибудь столь же необременительное. Признаваться в чем-
нибудь надо было обязательно, и у каждого имелся в запасе набор «грехов».
1 2 3 4 5 6 7
сапог , а это стало бы настоящей катастрофо
й Ц сейчас он
хотя бы не боялся отморозить ноги. Эти сапоги сшил ему
колдун, ни у кого таких не было Ц теплые, удобные и легкие, не то что лапти
, которые он оставил в монастыре .
Тягучее время ползло медленно, солнце не дошло и до по
лудня: идти оказалось гораздо лег
че, чем сидеть, пусть и у костра. Почему-то на ходу мысли
его текли легко и увлекательно, песни складывались с
ами собой, а сидя и заснеженный ле
с не вызывал восторга, хотя, несомненно, был очень красив.
Лешек представил себе, как его ищут, как по реке туда с
юда верхом снуют монахи, как бесится сейчас Полкан, и снова улыбнулся.
Э то здорово Ц не чувствовать сом
нений и страха. Даже если он замерзнет здесь, в лесу, он
и все равно не найдут его, и никогда не получат кристалла. И Полкан отлично
это понимает.
Волк вышел из леса неожиданно Ц он не мог подобратьс
я к Лешеку со спины, потому что сзади его закрывал высокий сугроб и ствол е
лки, волку пришлось подходить сбо
ку, и Лешек уловил его движение боковым зрением.
Это был волк-одиночка, от голода и
отчаянья рискнувший приблизиться к огню :
Лешек много лет прожил
в лесу, и поведение зверей изучил хорошо. Однако, голод
и отчаянье Ц хорошие помощники на охоте, и
если зверю нечего терять, он не остановится.
Лешек осторожно потянулся к костру и взялся рукой за
сук, не успевший догореть до основания. Волк смотрел н
а него внимательно, не мигая, и не двигался. Лешек тоже замер
: первый испуг прошел, и теперь он старался придать взгляду убе
дительную твердость. Наверное, ему это удалось, потому что волк повернул
голову в сторону и приподнял верхнюю губу, что означало явный отказ от по
единка Ц у меня есть клыки, но драться я не хочу. Что-то вроде последней по
пытки напугать: уверенный в себе зверь клыков показывать не станет, он на
чнет их применять без предупреждения. Лешек дожал его, продолжая смотрет
ь не мигая еще несколько минут, и волк ,
в конце концов , сдался
Ц развернулся и ушел в лес, опустив хвост и голову.
Сук тлел в руке, растревоженный костер погас, и пришло
сь раздувать его, поднимая вверх легкие хлопья пепла. Один волк Ц это не о
пасно, Лешек знал, что справится с ним и в открыт ой схв
атке . Но если зверей будет хотя бы двое…
* * *
Отец Паисий однажды вызвал его к себе: Лешек удивился и исп
угался Ц Паисий никогда не приглашал в свою келью приютских детей.
Жилище монаха показалось ему роскошным: широкая кровать п
од пологом, дубовый стол с разложенными на нем пергаментами,
высокая каменная печь, и шкаф, забитый книг
ами. А главное Ц большое прозрачное
окно, выходящее в лес. Лешек оробел на поро
ге, и не смел через него переступить. Он искренне любил Паисия, и теперь бо
ялся какого-нибудь подвоха, который разрушит эту любовь.
- Ну что ты испугался? Ц ласково улыбнулся ему иеромо
нах, - заходи и садись. Только закрывай двери.
Он указал на стульчик
около кровати, на которой сидел сам.
Лешек еще раз восторженно осмотрел келью и перешагн
ул через порог.
- Садись, малыш, не бойся. Я слышал, ты поешь ребятам песн
и?
Лешек обмер и замотал головой, от страха не в силах вымолвить ни слова.
Все равно подслушали! Как Лытка не убеждал его в том, чт
о охрана надежна, их все равно подслушали! На глаза нав
ернулись слезы, и, как он не старался их удержать
, потекли из глаз крупными каплями.
- Что ты, детка? Ц Паисий поднялся и усадил Лешека на ст
ульчик, поглаживая по голов е, - что ты плачешь?
- Нет… Это не я… - сумел выговорить Л
ешек, - я не пел, ничего не пел!
- Да не бойся же, я не собираюсь тебя за это ругать.
Но Лешек не поверил ему Ц наверняка, он просто прикинулся добрым, чтобы
выведать у него эту тайну, получить признание.
Но кружка подслащенной воды и просвирка, которую обмакнули
в мед, немного его успокоили Ц по крайней мере, он перестал плакать.
- Я обещаю, что ничего плохого тебе не сделаю, и никому н
е расскажу о нашем разговоре, - Паисий присел на колени перед Лешеком,
чем сильно его смутил и растрогал : т
еперь слезы готовы были хлынуть из глаз
от теплых чувств к иеромонаху, - я просто хочу услышать, что за п
есни ты поешь. Только и всего.
- Тебе не понра
вится, - вздохнул Лешек.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
- А ты попробуй. Выбери что-нибудь подходящее.
И тут Лешек вспомнил, что у него есть одна песня, которую он
сочинял, думая именно о Паисии. Конечно, ничего о монахе в ней не
было, просто Лешек о нем думал, ког
да ее сочинял. Он помялся немного, теперь просто смуща
ясь и волнуясь Ц вдруг песня окажется недостаточно
хороша? Ц но все же запел, на этот раз позволяя голосу
литься так, как ему хочется. В этой песне соловей свил
гнездо на хорах церкви, и когда пришла пора служить всенощную на Пасху, ем
у не позволили петь, а гнездо выбросили в окошко.
Паисий слушал его со странным выражением лица: накло
нив голову и широко открыв глаза. Брови его поднимались все выше, и в конце
, на самом красивом месте, где соловей видит разрушенн
ое гнездо, Лешек заметил слезы в его глазах.
Иеромонах долго молчал, и Лешек было снова испугался,
но тот погладил его по плечу и тихо попросил:
- Спой мне еще что-нибудь.
Дело в том, что Лешек очень любил петь. Он мог делать эт
о бесконечно, даже если его не слушали. А когда слушали, он испытывал
небывалое ликование,
и ему было трудно остановиться. И он спел мо
наху про старую собаку, которая живет у сторожевой башни, и про облака,
которые ветер гонит по небу, куда ему вздумается
. И еще Ц про кузнечика, и мрачную песню про темную келью схи
мника. Про схимника, он , наверное, п
ел напрасно, потому что никакого восхищения его подвигом там не было, тол
ько страх перед чернецом, запертым в своем добровольном заточении.
- Послушай, а что ты думаешь о Боге? Ц спросил его Паиси
й.
Лешек пожал плечами и честно начал читать Символ Веры,
но иеромонах быстро его перебил:
- И больше ты ни
чего сказать не можешь? Кроме того, что тебя заставили вызубрить наизуст
ь?
Лешек снова пожал плечами: бог представлялся ему черной тучей, готовой в
любую секунду выпустить молнию, которая поразит его, если Лешек чем-то эт
ой туче не понравится.
- Может быть, ты можешь спеть? Ц предложил иеромонах.
Лешек подумал немного, и спел о туче, и немного о страш
ном суде и мучениях грешников. Но, видно, что-то в этой песне Паисию не понр
авилось : он стал хмурым
и задумчивым. Да что говорить, так себе полу
чилась песня…
П осле этого случая Паисий каждую
неделю приглашал Лешека к себе, и рассказывал ему евангельские сюжеты, м
ожет быть, немного не так, как они были записаны в Библии. И все надеялся, чт
о Лешек сможет об этом спеть. Но сердце Лешека молчало Ц в этих рассказах
он видел совсем не то, чего хотело
сь иеромонаху. Он спел песню про смоковницу, на которой уродились плохие
плоды, и смоковница представлялась ему почему-то сливой с зелеными ягода
ми. И ему было очень жалко эту сливу, потому что никто не ест ее плодов.
А из Нагорной проповеди получилась п
есня о плаче, который ничто не утешит. Грустная получилась песня.
Нет, иеромонах хотел совсем не этого, но Лешек не пони
мал, чего он хочет Ц его душа оставалась глухой к подвигам Иисуса, он не о
ценил даже распятья, и честно признался :
если бы на месте Христа оказался Лытка, он бы не позволил так н
ад собой издеваться, а прямо бы ск
азал, что жить нужно по правде и по-честному. И все бы ему поверили.
И пятью хлебами он накормил бы весь мир до самого конца свет
а, чтобы никому не приходилось голодать.
В любовь Иисуса Лешек не верил. Если Иисус любит людей
, то почему не сделает их счастливыми? Просто так, ни за что. Почему в рай он
берет только тех, кто не грешит? Лешек был уверен, что н
и в какой рай его не возьмут: судя по проповедям получ
алось, что грешит он на каждом шагу , и не подозревает о
б этом.
Надо отдать должное иеромонаху Ц он был терпелив. Но,
видно, всякому терпению приходит конец, и Паисий отказался от своей заду
мки: Лешек продолжал солировать в церковном хоре, тщательно выводя слова
и мелодию тропарей канон
а и стихир . Впрочем, и эт
ого хватало Ц и монахи, и паломники от его пения начин
али часто дышать и проливать слезы. Только это были не те слезы, которые хо
тел вызвать у них Паисий.
С тех пор, с легкой руки иеромонаха к Лешеку приклеило
сь прозвище «заблудшая душа».
* * *
Короткий зимний день склонился к закату, и Лешек решил про
бираться поближе к реке Ц когда сядет солнце, он легко потеряет нужное н
аправление. Зимой солнце садится б
ыстро, и темнеет в лесу сразу: недолгие серые сумерки оборачив
аются светлой, снежной ночью.
Лешек о сторожно засыпа
л костер и спрятал в сугроб наломанные сучья, которые не успел
сжечь, пососал еще немного снега и пожевал еловой хвои Ц только теперь о
т этого захотелось есть. Он сунул руку в карман и набра
л горстку пшена Ц мелкая крупа противно скрипела на зубах, жевать ее был
о неудобно, но ничего лучшего все равно не нашлось, и Лешек радовался тому
, что есть. На ходу глотая непрожеванную пшенку, он добрался до реки и осто
рожно выглянул из-за деревьев.
К ночи снова завыл ветер, но не так, как накануне, а тихо
и протяжно, словно голодный волк.
По реке неслась поземка ,
и если в лесу стало совсем темно, то на открытом пространстве в
се еще сгущались сумерки Ц мрачные зимние сумерки, неуютные,
бескровные, унылые, сжимающие сердце беспомощной тоской
. И в вое ветра Лешеку почудилось чье-то рыдание: тонкое и жа
лобное.
Поземка то прижималась к земле, то взлетала вверх, сви
валась маленькими воронками, и снова расстилалась понизу, и бежала, бежа
ла вперед. Лешек плохо видел в сумерках, и не сразу заметил двух всадников
, двигающихся в сторону монастыря. Когда они немного приблизились, сомне
ний не осталось Ц это дружина Пол
кана, монахи-воины. Их клобуки развивались на ветру, как будто у каждого за
плечами сидела черная птица с раскинутыми крыльями
, полы темных су
конных мантий , расстегнутых до по
яса, поднимались и опадали в такт движению лошадей Ц всадники скакали н
еспешной рысью.
Хорошо, что он не спешил выйти на лед Ц его бы сразу за
метили. Лешек подождал, пока всадники проедут мимо, но
, к его удивлению, они, добравшись до поворота реки, пов
ернули назад, такой же неспешной рысью Ц монахи патрулировали реку.
И, наверняка, за следующим поворотом тоже неторопливо дви
гаются еще двое, а дальше Ц еще и еще. Лешек сжал губы : т
ак легко, как в первую ночь, ему идти не удастся. Что ж, путь на лед закрыт, зн
ачит, надо идти по снегу, вдоль реки. В темноте, под пологом леса они его не з
аметят, зато он отлично сможет видеть преследователе
й.
Если бы он догадался об этом заранее, то за день смог б
ы сплести себе снегоступы Ц у костра это было бы не так трудно.
А сейчас он просто отморозит руки.
Иногда проваливаясь в снег по пояс, о
н пробирался вперед , то
лько когда монахи ехали к нему спиной, и старался всегда держать их в поле
зрения. От ходьбы Лешек быстро согревался, но, стоило е
му остановиться, пережидая, мороз брался за него еще крепче. На его беду, н
ад лесом поднялась полная луна и осветила реку лучше, чем сотня факелов
: т
еперь монахи могли заметить его, если бы случайно оглянулись.
Сук треснул под ногой неожиданно громко,
и даже свист ветра этого звука не заглушил. Лешек зарылся в сне
г и замер, задержав дыхание Ц монахи остановили лошад
ей и оглянулись, прислушиваясь, а потом галопом направились в
его сторону. Он спрятал лицо в снегу и сжался в комок
Ц только сейчас он в первый раз подумал о том, что с ним будет, если его пой
мают .
Лешек не сомневался в том, что Дамиан его убьет,
и смерть его будет долгой и мучительной. Чтобы другим послу
шникам было неповадно разбегаться из монастыря. Леш
ек подумал об этом отстраненно и спокойно: если его поймают, ему надо буде
т всего лишь с готовностью принять смерть. Гораздо страшней представлял
ся другой путь Ц жизнь в монастыре. Его могли ослепить, сделать калекой
Ц Дамиану хватит фантазии на всегда приковать его к
обители, чтобы ничего светлого в его жизни больше не осталось
. И на этот случай
Лешек приготовил решение: тогда он умр
ет сам, по своей воле. Ему нет дела до того, что об этом д
умает их злобный бог. По всему выходили только
мучения и смерть .
Страха не было.
Всадники подъехали к берегу и остановились в нескол
ьких метрах от Лешека.
- Да это от мороза ветка хрустнула, - сказал один.
- Погоди. Я все же посмотрю.
Лешек улыбнулся и расслабился Ц или его увидят, или не увидят. Ночь, он в т
ени, снег вокруг рыхлый и… он обмер: следы. Они увидят его следы!
Всадник спешился и направился к лесу Ц Лешек слышал, как
скрипит снег у него под ногами, но вскоре шаги замедлились и ст
ихли:
- Да тут снегу по пояс! Он тут не пройдет! Наверняка, дав
но замерз где-то!
- Помолись, чтобы этого не случилось, - крикнул ему втор
ой.
- Почему?
- Потому что тогда мы будем не верхом прогуливаться по реке, а ползать по п
ояс в снегу, разыскивая его труп! Полкан же ясно сказа
л!
Шаги повернули от берега, монах сел на лошадь, и вскоре
Лешек перестал слышать мерный топот копыт. У него стучали зубы Ц то ли от
волнения, то ли от холода.
* * *
Лешек боялся Дамиана. Всегда. И не он один Ц
Полкана боялись все, и воспи
танники, и воспитатели. И больше всего в приюте боялись его «по
мутнений», как их называл Леонтий. Э тими помутнениям
и он частенько пугал мальчиков:
- У брата Дамиана от этого случитс
я помутнение! Ц говаривал он, и иногда бывало достаточно только припугн
уть какого-нибудь расшалившегося ребенка тем, что сейчас его отведут к Д
амиану, и у того случится помутне
ние, чтобы самый отчаянный шалопай разрыдался от стр
аха и на коленях молил о прощении.
А «помутнения» у Полкана
и вправду случались Ц на него, особенно после обеда, когда он н
еизменно пил вино, нападала неконтролируемая ярость, и, если рядом не нах
одилось кого-нибудь вроде Благочинного или отца Паисия, он мог и убить в з
апале того, на кого эта ярость обрушивалась. За поясом
Полкан всегда носил кожаную плеть, очень т
яжелую, с треугольным наконечником из металла, и, говорили, что десяти уда
ров ею достаточно, чтобы вышибить дух из взрослого человека.
Во всяком случае, иногда мальчикам доводилось ее попробовать,
и рваные раны, нанесенные плетью, не заживали несколько недель.
Для поддержания репутации,
Полкан мог и изображать свои «помутне
ния», просто так, чтобы его боялись. Но это всегда было заметно Ц когда он
притворяется, а когда Ц нет.
Лешеку Дамиан казался демоном ада
, посланным на землю наказывать грешников, не дожидаясь их смерти.
Учитывая, что слово «грех» Лешек понимал очень по-своему, т
о грешниками считал всех вокруг, и себя самого, и Лытку. В его голове не укл
адывалось, можно ли быть грешным «больше» или «меньше». То, в чем ему предл
агалось каяться на исповеди, в его мыслях имело равную цену. Убийство нич
ем не отличались от лишнего куска хлеба, съеденного за столом, ибо именов
алось это чревоугодием, и плохо прочитанная молитва считалась нарушени
ем первой заповеди, и чуть выше приподнятая голова Ц грехом гордыни. А Ле
шек был любопытен, и опускать глаза долу все время забывал.
В конце концов, он примирился с тем, что каждый его шаг грешен, и
успокоился на этом.
Единственное, что хоть немного приводило в порядок п
утаницу в голове, это
епитимии, назначавшиеся духовниками после исповеди. Разумее
тся, на исповеди мальчики никогда не признавались в т
ом, что могло бы повлечь за собой серьезные наказания, и ими давно были при
думаны «невинные» грешки, за которые могли назначить чтение «Отче наш»
, в течение часа
стоя на коленях, или тридцать поклонов рас
пятию, или еще что-нибудь столь же необременительное. Признаваться в чем-
нибудь надо было обязательно, и у каждого имелся в запасе набор «грехов».
1 2 3 4 5 6 7