Поднимаясь, как казалось, прямо из воды, они сияли, точно радуга. Она слышала, как стоящие вокруг солдаты ахают от восторга, и видела, как Айен сжал кулаки, а его выдающийся кадык заходил вверх-вниз на тонкой шее.— Какая красота, — прошептала она, и он кивнул, моргая, чтобы сбить слезы.— Я слишком давно здесь не был, — ответил он еле слышно. — Болота проникают в кровь, как самая страшная отрава. Я очень по ним скучал.— Что ж, позволь нам отвести тебя домой, — с сочувственным вздохом отозвалась она, думая о своей заснеженной родине, которую так давно не видела. Она кивнула Дункану, который дал приказ рассаживаться по лодкам.Когда длинные узкие лодки отплыли от берега, Изолт услышала резкий протяжный крик и подняла глаза.— Смотрите! — воскликнула она.По небу летели резные салазки, запряженные двенадцатью малиновокрылыми лебедями. В них, безжалостно подхлестывая грациозных птиц, сидела высокая женщина, одетая во все черное. Она развернулась и с высоты погрозила им кулаком, а потом салазки умчались прочь, увлекаемые сильными крыльями лебедей.— Ник-Фоган уносит ноги, — сказала Мегэн, и ее лицо на миг утратило выражение грусти. Гвилим отдал быстрый приказ, и стая нимф месмердов бросилась в погоню. Но у них не было ни сил, ни проворства лебедей, и они остались далеко позади. Салазки взмыли в облака и исчезли.
Кольцо высоких белых свечей окружало костер, разведенный на скале рядом с водопадом, где воды озера срывались с края утеса. Догорел закат, и луны уже показались из-за горизонта. Был день весеннего равноденствия. Одно из главных событий в календаре ведьм, весеннее равноденствие знаменовало смерть зимы и рождение лета, первый день в году, который длится столько же, сколько и ночь. Благоприятное время для того, чтобы снять проклятие.Над свечами вился душистый дымок, поднимаясь в сумерки дрожащими голубыми лентами. Майя сидела на одном из концов пентаграммы, совершенно обнаженная. Отблески огня играли на ее чешуйках, плавники отбрасывали странные тени. По сторонам от нее сидели Изабо и Бронвин, тоже обнаженные, а Ишбель и Хан’гарад занимали оставшиеся концы звезды. Им было тяжело смотреть на Майю, и они не сводили глаз со своих сжатых рук.— Солнце зашло, — тихо сказала Изабо. — Пора начать Испытание Тьмой.Все послушно закрыли глаза. Изабо полной грудью вдохнула пахнущий лесом воздух и попыталась обрести покой. Несмотря на неподвижность, спокойствие не приходило, и высиживая нескончаемые часы, она обнаружила, что из глаз у нее текут слезы. Время от времени раздавался приглушенный вздох или всхлип, и она знала, что не единственная в этом священном кругу, кто плачет.Она почувствовала отчетливее, чем когда-либо раньше, как внутри нее поворачивает волна времен года. Изабо открыла глаза и сказала, задыхаясь:— Настала полночь, и волна времени повернула. Пора начинать обряд.Хрипловатый голос Майи, нежный усталый голосок Бронвин, чистый голос Ишбель, низкий баритон Хан’гарада и ее собственный голос слились в один хор, затянув:
О ночи тьма, о солнца свет,Вы нам откройте свой секрет,Найдите в нас добро и зло,Мертвящий холод и тепло.Найдите их, они в нас есть:Веселье — грусть; бесчестье — честь,И чернота, и белизна,О ночи свет, о солнца тьма.
Знакомые слова обряда успокоили ее, чего не удалось долгим часам медитации, и ее голос окреп. Она затянула негромким речитативом:— О нескончаемый круг жизни и смерти, преобрази нас, раскрой свои секреты, распахни дверь. В тебе мы будем свободны от рабства. В тебе мы будем свободны от боли. В тебе мы будем свободны от беспросветной тьмы и от света без темноты. Ибо ты есть свет и мрак, ты есть жизнь и смерть. И ты есть все времена года, поэтому мы будем танцевать, пировать и веселиться, ибо время тьмы отступило, сменившись зеленым временем, временем любви и сбора урожая, временем преображения природы, временем быть мужчиной и женщиной, временем быть младенцем и древним стариком, временем прощения и временем искупления, временем потери и временем жертвоприношения…Хотя на ее глаза снова навернулись слезы, это были не те мучительные удушающие рыдания, которые ей пришлось сдерживать раньше, а очищающие слезы, освободившие и очистившие ее душу. Бронвин тоже плакала от сострадания, усталости и страха перед предстоящим расставанием. Изабо объяснила ей, что утром она должна будет уйти вместе со своей матерью. Сначала девочка была сама не своя от горя, но ни слезы, ни капризы не заставили Изабо смягчиться и разрешить ей остаться. Поэтому в конце концов маленькая банприоннса надулась, отказавшись вообще разговаривать с Изабо и прижавшись к матери. Ее печальная злость ранила Изабо куда сильнее, чем бурные протесты, и весь день у нее просто разрывалось сердце. Теперь плач Бронвин немного утешил Изабо, так как доказывал, что девочка будет скучать по ней так же сильно, как и она сама будет скучать по своей маленькой воспитаннице.Песнопение подошло к концу, и Изабо отпустила руки Майи и Ишбель, вытерев слезы и отбросив с лица непокорные рыжие кудри.— Майя, пришло время снять проклятие.Фэйргийка медленно подняла черный сверток, лежавший у костра. В колеблющемся свете ее глаза странно поблескивали. Она взяла украшенный драгоценными камнями нож и медленно и неторопливо разрезала узел, стягивающий ткань.
О ночи тьма, о солнца свет,О сила светлых лун,Пусть слово милости звучитИ проклятье отменит.
Ткань распахнулась, открыв маленькую куколку, обвязанную грязной смятой лентой, от которой пахло болезнью и ядом. Изабо окатила волна такой злобы, что она чуть не задохнулась, а Бронвин и Ишбель вскрикнули, отшатнувшись. Бородатое лицо Хан’гарада было суровым и печальным, и он смотрел на Майю с холодным гневом в глазах.Фэйргийка побледнела, но взяла куклу кончиками пальцев и осторожно перерезала ленту. Сломанное перо упало на землю.
О ночи тьма, о солнца свет,О сила светлых лун,Пусть слово милости звучитИ проклятье отменит,
— повторила она хрипло.Как можно аккуратнее держа куклу, она отрезала лоскуток тартана Мак-Кьюиннов и прядь черных волос, и еще раз дрожащим голосом повторила слова обряда.— Во имя Эйя, матери и отца всего сущего, пролейте свой благодатный свет на Лахлана Мак-Кьюинна и защитите его от всех злых, враждебных и пагубных сил, — затянула Изабо, и остальные присоединились к ней. — О божественная сила лун и звезд, ветров и воздуха, свежей воды и плодородной земли, жизнь во всей вселенной, жизнь во всех нас, благословите Лахлана Мак-Кьюинна, окружите его тело и душу и принесите ему мир и защиту от зла. Сбросьте злые цепи, которые сковывают его, разгоните тьму, которая гнетет его, разомкните его глаза, чтобы он мог видеть, разомкните его уста, чтобы он мог говорить, пусть сила и тепло вольются в его тело, пусть жизнь полностью вернется к нему. О сила светлых лун, пусть будет так, как сказано!Майя бросила куклу и все обрезки ленты, ткани и перо в огонь, громко прокричав:
Огонь пылает, зола сереет,Злые чары луна рассеет,Светлые луны, услышьте меня:Снято проклятие с этого дня.Благословляю тебя, благословляю тебя, благословляю тебя!
Взметнулись языки пламени, зеленые и зловонные, и они все смотрели, как кукла сгорает дотла. Потом Изабо бросила в огонь горсть сушеной драконьей крови, и пламя зашипело, фиолетовое, голубое и зеленое, а затем снова очистила круг солью и землей, водой и золой.— Все, сказала она тихо. — Во имя Эйя, будем надеяться, что этого достаточно.
Положив голову на руку, Изолт смотрела, как первые солнечные лучи пробиваются через щелку в занавесях и ползут по стене. Хотя она очень устала, пройдя Испытание Тьмой вместе с остальными ведьмами, ей не хотелось уходить от мужа и идти в свою пустую холодную постель. Почти за целый год, что она спала одна, Изолт так и не привыкла, что Лахлана нет рядом. Хотя поженились они лишь за два с половиной года до того, как его поразил этот странный недуг, ее тело по-прежнему тосковало по нему, по крыльям, теплым коконом укутывающим ее во сне. Она опустила голову на его безжизненную руку и почувствовала, что на глаза навернулись не свойственные ей слезы.Солнечный луч прополз по подушке и скользнул по лицу спящего. Его ресницы дрогнули, и он отвернулся от света, потом открыл глаза и непонимающе огляделся. Незнакомая комната была украшена роскошными гобеленами и шелковыми подушками. На двустворчатой двери красовалась резьба в виде цветущих чертополохов. У него кружилась голова, и он чувствовал себя очень слабым, но все-таки взглянул вниз и увидел огненно-рыжую голову Изолт, прижатую к одеялу. Медленно и неуверенно он повернул руку, зажатую в ее ладонях, и шевельнул пальцами. Она изумленно подняла покрасневшие от слез глаза.— Эй, леаннан, — сказал Лахлан, удивленный каким-то хриплым кваканьем, вылетавшим у него из горла, — почему ты плачешь? ПАКТ О МИРЕ Солнышко ласково пригревало танцоров, которые, кружась и подскакивая, пробирались под длинной аркой поднятых рук. Циркачи пели и играли, ребятишки с писком и визгом носились в толпе. Был Ламмас, и все пришли посмотреть, как будут пороть Ри, а Шабаш будет благословлять караваи хлеба.Внезапно чей-то голосок пропищал:— Едут, едут!Музыка резко замолкла, и танцоры отошли в сторону, освобождая место веселой процессии, спускающейся с холма.Ри скакал на своем вороном жеребце, Банри ехала рядом с ним, прионнсы чуть позади. Все были одеты в килты своих кланов, а пледы были сколоты брошами. Городские лорды тоже были тут, страшно взволнованные тем, что находятся в столь важной компании, а молодой циркач в малиновой шляпе встречал их песнями и шутками, сверкая черными глазами. Рядом с Ри ехали его собственные телохранители, одетые во все синее, и ребятишки во все глаза смотрели на огромную медведицу, косолапо переваливающуюся рядом с одним из телохранителей, и поджарую черную волчицу, скачущую по пятам за конем одного из лордов.Толпа взволнованно зашумела, увидев небольшую коляску, запряженную двумя белыми лошадьми, в которой ехали три пожилых члена совета колдунов и маленький прионнса, чуть взмахивающий крылышками в попытках вылететь из рук своей няньки. Толпа кидала ему цветы, а он в ответ махал рукой, сияя радостной улыбкой.При виде следующей коляски в толпе изумленно заахали, поскольку в ней сидели волшебные существа. Там была девушка с длинными волосами, покрытыми зеленой листвой, пушистый клюрикон, разодетый в бархат, Селестина в покрывале из своих белоснежных волос с малышом на коленях и корриган, похожий на замшелый валун с одним любопытным глазом. Над маленьким экипажем порхала крошечная нисса с яркими крылышками, заливаясь звонким смехом. Сначала она дернула за хвост одного из коней, потом уцепилась за кончик хлыста и повисла на нем, а возница тщетно пытался стряхнуть ее, размахивая хлыстом во все стороны. Ребятишки в толпе завизжали от восторга, и она тут же подлетела к ним, принявшись щипать их за носы и дергать за волосы, отчего смех стал только громче.Процессия добралась до высокого пограничного столба и остановилась. Ри спешился и со смехом приказал лорду:— Ну, давай, пори скорее! Чтобы никто потом не говорил, что Лахлан Мак-Кьюинн не любит, когда ему напоминают о его обязанностях!На нем были лишь килт и плед, а грудь оставалась обнаженной. Обращаясь к лорду, он стащил плед, и тот повис у него на поясе. На его плечах и руках не было живого места от красных ссадин.Лорд нерешительно спешился.— Вы уверены, Ваше Высочество? — спросил он с тревогой. — Прошло уже много лет с тех пор, как у нас в последний раз были Общие Скачки. Я не хотел бы выказывать неуважения…— Порите, милорд, — весело велел Лахлан. — Если уж я собираюсь возродить все старые традиции и обычаи, то не могу не вернуть единственный, который задевает меня, а не ваши кошельки. У меня широкие плечи, клянусь, мне это нипочем.Лорд печально улыбнулся.— Как скажете, Ваше Высочество.Он поднял кнут и трижды ударил по пограничному столбу, а потом с размаху опустил его на голые плечи Ри.— Проклят будет любой, кто забывает границы страны, будь то раб, лорд или Ри, — закричал Лахлан. — Клянусь своей кровью, что всегда буду соблюдать права народа этого графства. С благодарностью принимая Ламмасскую десятину, обещаю охранять его как собственное дитя. Ибо я ваш Ри и ваш отец, обязанный уважать и защищать вас.Толпа одобрительно заревела, и Лахлан отошел от пограничного столба. Три самых красивых девушки графства с цветами и колосьями, вплетенными в волосы, робко и гордо прошли через толпу. Одна несла воду и чистую ткань, чтобы вымыть его окровавленную спину, другая флягу с виски, чтобы он выпил, а третья — маленькую куколку, сделанную из колосьев и перевязанную цветами. Они промыли его рубцы и очень осторожно снова натянули плед на иссеченные плечи.Мегэн торжественно спустилась из своей коляски и благословила хлеб, яблоки и озимую пшеницу, которые поднесли ей ребятишки, с грустной улыбкой сделав над их головами знак Эйя. Гита позволил им потрепать свою шелковистую коричневую шубку, а потом старая колдунья неуклюже забралась обратно в экипаж, тяжело опираясь на свой посох.— Теперь в следующую деревню! — воскликнул Лахлан. — Да уж, хотелось бы мне, чтобы земли Мак-Кьюиннов не были столь обширными. Если я под конец не свалюсь с лошади от порки, то от всех стаканчиков, которые они подносят мне, точно свалюсь!Прионнсы засмеялись.— Ну, если у вас будет достаточно твердая рука, чтобы сегодня вечером подписать Пакт о Мире, нам нет до этого никакого дела! — выкрикнула Маделон Ник-Эйслин.— Вам-то, может быть, и нет, а вот мне есть, — с улыбкой отозвалась Изолт. — Слишком много живительной воды, и он не сможет выполнить свои обязанности перед женой.Все снова рассмеялись, и Энгус Мак-Рурах заметил:— Ну, судя по вашему виду, Ваше Высочество, у вас нет причин жаловаться!Черная волчица, сидевшая рядом с его лошадью, обнажила зубы в широкой ухмылке, как будто тоже поняла и оценила шутку.Изолт с мечтательной улыбкой погладила свой уже заметный живот. Они поехали дальше, а следом загремела телега, доверху нагруженная десятиной Ри, поскольку Ламмас был не только праздником первого урожая, но и днем уплаты налогов и податей. Лахлан ехал по своей собственной земле, по холмам и лугам, окружающим Лукерсирей, и он ехал собирать свою десятину.Дайд, держа в руках шляпу, поклонился толпе и запел:
Собираем мы сегодняУрожай плодов!Нет прекраснее наградыПосле всех трудов.И землю мы пахали,И сеяли зерно,Косили мы и жали,Ходили на гумно.Благослови же ЭйяОчаг наш и наш дом,И тех, кто этот праздникСвоим создал трудом!
Тени уже стали удлиняться, когда они наконец вернулись обратно в Лукерсирей, все изрядно навеселе от виски, которое фермеры и землевладельцы усердно подносили им до самого конца. Дворцовый парк был увешан фонарями, которые все разом по мановению руки Мегэн весело загорелись, когда процессия Ри въехала на длинную обсаженную деревьями аллею. По всей огромной площади были расставлены полосатые лотки, с которых раздавали ламмасские лепешки и ламмасский эль. Учеников Теургии угощали желе из бельфрута и печеными яблоками, а для тех, кто не придерживался вегетарианства, как члены Шабаша, на вертелах жарились кабаны.Лахлан улыбнулся при виде ребятишек, бежавших за лошадьми и звавших его и Изолт. Порывшись в своем спорране, он бросил им пригоршню золотых монет, и дети с криками бросились подбирать их.Томас вместе с Джоанной уже ждали Ри у входной двери, но Лахлан замахал на них руками, сказав:— Зачем разрешать им пороть меня, если я по приезде домой со всех ног брошусь к лекарям? Нет, это почетные раны. Я должен терпеть их спокойно.Он спешился, слегка поморщившись, и сказал Изолт:— Единственная, от кого я приму заботу, это ты, леаннан . Пойдем, помоги мне переодеться, а то до чего же болят эти ссадины!Изолт подождала лишь, пока к ним не подъехала коляска с колдунами.— Доннкан, малыш! — позвала она. — Иди к маме. Сегодня вечером я сама покормлю и искупаю тебя. Пусть бедняжка Сьюки отдохнет на празднике.— Ох, благодарю вас, Ваше Высочество! — воскликнула Сьюки. — Это точно? Я вполне могу сначала уложить Доннкана…— Нет, иди, — сказала Изолт. Она подхватила малыша и взъерошила его огненно-рыжие кудряшки. — Пойдем, маленький негодник! Думаешь, я не видела, что ты опять пытался улететь от Сьюки? Ты очень непослушный мальчик!Перед пиром должен был состояться Ламмасский Собор, поэтому, вымывшись и переодевшись, Изолт и Лахлан отправились в главный зал, где уже собрались все прионнсы. В зале стоял тихий гул разговоров, мгновенно смолкнувший при появлении Ри и Банри, и серебристо-голубая комната огласилась приветственными возгласами и хлопками.— Да здравствует Ри! Да здравствует Банри! — Слант матир! — За мир и счастье!Этот Ламмасский Собор был самым мирным и согласным за много лет, и самым необычным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62