Холм сплошь зарос кустарником и ивняком, а его серая каменистая вершина, голая, как колено, нависала над бурлящими водами Стремглавы отвесным обрывом.
— Лысая Круча… — вздохнул Миррон, проследив мой взгляд. — Там мои ребята остались. Непогребенными… А меня как копьями приперли, так я сиганул с обрыва — терять-то было нечего. Хорошо еще, что тогда было весеннее половодье, а то бы головой в дно воткнулся. Кольчугу ухитрился под водой стянуть — потом ее внизу нашел, когда вода спала. А наверх так и не сходил — духа не хватило.
— Так, может…
— Не надо. Сейчас там уже ничего не осталось — горные стервятники свое дело знают. Как-то тяжко на душе, словно что-то тянет меня туда, назад, через годы. Это — зов мертвых. Мои мальчики иногда приходят ко мне во снах. Они ничего не говорят, только слегка улыбаются с легкой грустинкой в уголках глаз. Они обрели свой покой и счастливы, а я… Я упорно тащу свой тяжкий груз, имя которому — жизнь.
Наши лесорубы вскоре вернулись с огромными охапками дров. Вскоре мы уже сушились у огня, жадно внюхиваясь в аромат варящейся рыбы, а Штырь замазывал мои царапины целебным бальзамчиком, отдающим падалью. Тот же ингредиент, растворенный в кипятке, я принял внутрь для дезинфекции. Все трое с большим трудом удерживались от высказываний в связи с тухлым запашком зелья.
— Мастер лекарь, из чего сварено такое редкостное амбре? — задал я упреждающий вопрос.
— Если я скажу об этом перед обедом, твой желудок откажется от еды. Если я скажу после обеда — все равно откажется, только процесс будет более живописным. Ты действительно хочешь знать, из чего сделано снадобье?
— Пожалуй… нет, — решил я, посматривая голодным взором на бурлящий котелок.
— А у меня — луженый желудок, любую гадость переварит, — подключился Миррон. — Ну-ка, малой, шепни мне на ушко!.. О! О-о-о! Забористо! Не думал, что от слоновьего дерьма может быть такая польза!
— Штырь!!! Ты ме-е-э-ээ…
— Да ладно, чего уж там, все свои, с кем не бывает… Пока я боролся с внезапно закапризничавшим желудком,
Штырь улизнул в кусты, прихватив свой заветный сундучок.
Назад он вернулся минут через пять, в довольно приподнятом настроении, и сразу схватился за ложку.
— Не иначе, Сток ходил свои сокровища проверять — не подмокли ли, не заржавели, — колко усмехнулся Таниус. — Признавайся, что у тебя там запрятано.
— Если скажу, вы совсем есть не сможете.
— Я — не Валиен, внутренним недержанием не страдаю. Ну?
— Там у меня… голова любимой матушки. Я ее в качестве оберега с собой таскаю — ни разу не подвела.
— Фу, гадость какая! Сток, ты настоящий горец — темный, дикий и суеверный до безобразия. И аппетит ты мне тоже сумел испортить.
Долго расхолаживаться у костерка было нельзя — в окрестностях могли шастать голодные данийские дозоры, за версту чующие запах еды. Поскольку ни угри, ни раки в силу своей природы не могут отомстить за свою безвременную кончину, всадив косточку в горло едока, — уничтожены они были моментально. Как только одежда подсохла, все засобирались в дорогу. А у меня была еще одна проблема: негоже сыщику, от следствия которого зависит судьба мира, прилюдно щеголять в одних подштанниках.
Дорогой товарищ авантюрист! Отправляясь в долгий и опасный поход, не забудь захватить с собой запасные штаны. Ты можешь ни разу не вытащить свой неутомимый меч из ножен, не натянуть тетиву своего верного лука, не использовать свой прославленный боевой топор иначе, как для рубки веток для костра, но запасными штанами ты воспользуешься обязательно. Поскольку те, что ты постоянно носишь на себе, запросто могут порваться о сучья, пока ты будешь продираться сквозь лесные дебри, промокнуть в речке, куда ты обязательно упадешь, если попытаешься перейти в узком месте по бревнышку, и сгореть у костра, когда ты их потом будешь сушить. Даже если тебе каким-то чудом удастся всего этого избежать, помни — ночи обычно бывают холодными, а спишь ты обычно на земле. Посему лишняя пара штанов будет всегда кстати.
Ну а ваш покорный слуга пренебрег этим правилом, и вот теперь пришла расплата. Миррон мне предложить ничего не мог, поскольку благополучно утопил все, что у него было. В необъятных шароварах Таниуса я просто утонул — ходить в них было совершенно невозможно. Штырь протянул мне свои портки, загадочно улыбаясь, а когда я с большим трудом натянул их, не выдержал и заржал:
— Сегодня впервые на арене цирковой клоун Райен!
Клетчатые штанишки, сшитые из кожаных лоскутков сумасбродных расцветок, сидели на мне в обтяжку, едва не трескаясь по швам, а в длину доходили лишь до края башмаков. Именно в таких пестрых и куцых лосинах-маломерках обожают выступать балаганные лицедеи, теперь и я таким же шутом заделался на людскую потеху. Ну что ж, смейтесь надо мною, развлекайтесь, господа обыватели, но не забывайте известную поговорку: «Всё ж лучше выглядеть придурком, чем оставаться в дураках».
Поздним вечером того же дня мы стояли у потайного хода. Миррон пользовался им часто, потому так тщательно маскировал, что девяносто девять человек из ста, пройдя по этому месту, ничего бы не заметили. В сущности, снаружи была лишь палка-рычаг, которая открывала узкий лаз под слоем дерна.
— Лошадь туда не пролезет… — сострил я, глядя на Таниуса. Неудачно. Капитан отчего-то решил, что я его имел в виду, и надулся.
— Кто-то должен будет вернуться, закрыть вход и сторожить коней, — сказал Миррон, потупив взгляд. — Никто не возражает? Мне ни к чему показываться в городе, где мои приметы впечатаны в память любой ищейки Контрразведки. Но если надо…
— Не надо, — оборвал его я. — Только проводи нас под землей и сразу возвращайся. Если дозорные Коалиции обнаружат лошадей, то найдут ход и устроят облаву в городе. Ты будешь нашим засадным полком. В смысле, засядешь здесь и будешь ждать нас.
В низком тоннеле стояли лужи, сверху капала вода.
— Протекает… — пробурчал Миррон, осматривая потолок. — Скоро совсем затопит. Не сразу, конечно, — поправился он, взглянув на наши напряженные лица.
Травинкалис строили имперцы, которые при этом зачем-то выкопали под городом целую сеть тоннелей со странным названием «канализация». Мотивировалось это необходимостью стока нечистот, хотя, по-моему, все это — мартышкин труд. У нас, в Эйсе, нечистоты неплохо стекают и по сточным канавам в реку, ну а то, что запах при этом неприятный, — так не во дворцах живем, духи не пользуем.
Зато для лазутчиков тоннели под Травинкалисом — самое то. Можно нанести удар в любом месте города и тут же безнаказанно скрыться — преследователи поймают под землей все что угодно, от одичавших кошек до насморка, но только не того, кого они ищут. В мою армейскую бытность из уст в уста ходила байка о том, как некий поддатый вояка по глупости или от переизбытка храбрости полез погулять по подземному лабиринту и повстречал там бесенка в спецовке и с лопатой, разгребающего кучу фекалий. Оно, может, конечно, и не бесенок был, но все равно как-то боязно лазить здесь в вечном мраке.
Прямо над головой раздался нарастающий гул, стены задрожали.
— Улица прямо над нами — небось телега проехала, — сказал Миррон, наблюдая, как мы дружно присели. — Здорово отдается под землей, да? Это еще мелочь. Как-то раз сверху проскакал кавалерийский отряд, так я думал — голова взорвется.
— Ты уверен, что здесь нет данийских доглядчиков?
— Да кто ж сюда полезет без нужды! Оккупанты поначалу попытались засыпать ходы, опасаясь вылазок уцелевших диверсантов, — вспоминал Миррон, ориентируясь по ему одному ведомым меткам. — Но когда по весне все дерьмо из-под земли хлынуло на улицы — быстро восстановили все как было. Впрочем, своего они добились — повстанцы выползли из-под земли, как суслики из залитых нор. А камер у данийцев хватало на всех — расход заключенных был большой… Вот сейчас, кстати, мы проходим через подвал тюрьмы. Попрошу не шуметь.
Снаружи явственно раздавались стоны и вопли дежурной жертвы тоталитарного режима.
— Прямо за стеной — камера пыток. Сколько мимо ни прохожу — каждый раз там кого-то мучают. Здесь работа палачу не переведется, — грустно вздохнул Миррон. — Был бы пойман человек, а статья найдется…
— Сам сочинил?
— Да куда мне… Есть тут один народный поэт, мы с ним встретимся через пару минут. Зовут его Люкс Золотой Язычок, но не потому, что стихами говорит, а потому, что после общения с ним ваше золото как корова языком слизала. Люкс хоть и наш человек, но все равно будьте с ним повнимательнее, а то без штанов останетесь и еще должны будете. Передам ему вас на постой и пойду обратно — лошадок пасти.
Вскоре ход уперся в небольшую окованную дверь, которую Миррон открыл ключом, хитро спрятанным тут же, в кучке засохших кошачьих экскрементов. Войдя, мы оказались на дне давным-давно пересохшего, заваленного мусором и отбросами колодца, на вороте которого до сих пор болталась веревка с бадейкой. Прямо напротив была еще одна такая же дверь, а стенки колодца опоясывали узкие лестничные ступеньки. Поднявшись наверх, мы оказались во внутреннем дворике большого дома, по всем признакам — таверны. Сержант исполнил замысловатую дробь на дверях, и в зарешеченном окошке появилась заспанная морда полового.
— Ну кто ж еще в такой час приперся? Ну чаво вам надоть? — простонал слуга зевающим голосом. — За полночь мы никого не обслуживаем. А хотите семечек?
— Какие еще семечки, тюфяк краснорожий? Поднимай Люкса и тащи его сюда. Скажешь — Миррон пришел.
— Ой, хозяин шибко не любит, когда мы его будим, у него в изголовье та-ака тяжелая палка стоит… — опять заныл половой. — А тыквенные семечки — замечательная вещь. Они полезны для пищеварения и просто необходимы в случае запора, поноса, заворота кишок и лечебного голодания. Так вы семечки купите? Если купите, тогда я, так и быть, схожу…
— Купим, купим, все купим, — нетерпеливо проворчал я. — Ты только хозяина сюда приведи.
Слуга неторопливо побрел в глубь дома, и наступила тишина. Минут через пять за дверью раздался многочисленный топот, перекрываемый звонким медовым голоском:
— Кто стучится ночью в дверь, что за изверг, что за зверь?
— Открывай, стихоплет толстозадый, Миррон пришел.
— Узнаю старого охальника! Чего надо?
— Выпить, закусить и отоспаться — три раза. В смысле — на троих. То есть — для троих.
— Сто цехинов за постой. У гостей карман пустой?
— Не пустой. Ты что в дверях застрял? Открывай, кому говорят!
Дверь медленно приоткрылась, в образовавшуюся щель высунулась большая кожаная кружка с надписью «для денег».
— На паперти твое место, сквалыга, — простонал я, однако монетки кинул.
— Гостю — почет, денежке — счет! — торжественно провозгласил хозяин, распахивая дверь и приглашая нас внутрь.
Теперь я смог разглядеть Люкса вблизи. Собственно, видел я его лишь второй раз в жизни — однажды, во время войны, после очередного диверсионного рейда, мне случилось здорово надраться в его заведении и тесно пообщаться с Люксовыми мордоворотами, которые отчего-то не захотели поверить в мою платежеспособность. В результате наутро после злополучной гулянки я очнулся не в мягкой постели в обнимку со смазливой девицей, а в сточной канаве на пару с дохлой кошкой.
Тогда, пятнадцать лет назад, Золотой Язычок был коренастым и мускулистым крепышом и с помощью стихотворной строки управлял выносом моего бесчувственного тела на свежий воздух. Но полтора десятилетия сытой жизни заметно сказались на облике хозяина — его так разнесло вширь, что шутка насчет застревания в узких дверях таверны уже могла быть воспринята всерьез.
— Враги в доме есть? — напрямую спросил Миррон, заглядывая Люксу через плечо.
— На моем гостиничном предприятии слово «враг» имеет иное понятие. За еду и за кровати люди платят. Или не платят. Враги — те, кто не платит, им по ребрам прокатят. Все очень просто…
«Просто» объяснялось просто — за спиной Люкса стояла целая шеренга дюжих здоровяков с дубинками наготове. Сержант хотел что-то возразить, но, смекнув, что с поэтом спорить бесполезно, лишь махнул рукой и, быстро попрощавшись с нами, полез обратно в колодец.
— Хозяин, они обещались у меня все семечки купить… — проводив сержанта трагическим взглядом, обиженно заскулил слуга, притащивший здоровую, плотно набитую суму.
— Слово крепче договора, словом мы всегда горды, — велеречиво изрек Люкс, обращаясь к нам. — Заплатите человеку за посильные труды. Уважайте предпринимательство и забудьте про обстоятельства…
Ну и дела! — еще войти не успели, а нас уже начинают обирать. Что ж дальше-то будет?
Расплатившись с ушлым половым и получив полмешка горелых тыквенных семечек, мы углубились в темные коридоры гостиного двора, который был просто огромен и со всеми своими пристройками, конюшнями и складами занимал целый квартал. Несмотря на такой размах, выглядело все это довольно убого — внутренняя отделка подсобных помещений отсутствовала как таковая. Пронырливый хозяин этого вертепа, чуя запах золота, ужом вертелся вокруг нас, предлагая всевозможные услуги, от которых я, памятуя слова Миррона, немедленно отказывался, чтобы мое молчание не было истолковано как знак согласия. И тогда Люкс нашел ко мне абсолютно неожиданный подход:
— …Надеюсь, что я вас ничем не обидел? А знаете, где-то я вас уже видел… Да! Вы были в таверне во время войны и были по случаю сильно пьяны. Тогда вы случайно в канаву упали, и, кажется, звать вас, э-э… просто…
— Давно исчезли в памяти былые времена, веками стерты надписи, забыты имена, — поспешно прервал я Люкса строками из стихотворения нашего народного поэта по имени МР. — А нам нужно в город…
Все-таки хитрюга Люкс нашел брешь в моей защите. Сразу все уяснив, он потянул меня за рукав, затащив в какой-то пыльный чулан, где заговорщицки подмигнул и зашептал мне на ухо:
— Раз так, то нужны вам значки Коалиции — чтоб не попасться армейской полиции. Сейчас в Травинкалисе — военное положение, но мы имеем нужное снаряжение: нашивки и банты, шевроны и аксельбанты, в общем, все, что нужно любому солдату. Естественно, за отдельную плату. Вот в этих шкафах много разных мундиров… — Люкс затащил нас в другую маленькую комнатку и отомкнул здоровенный платяной шкаф, весь забитый одеждой. — Представляю наряд данийского командира: накидка лиловая сатиновая, шляпа черная, габардиновая… й-э-эх, моль поела, обидно… Но ничего, издалека не видно. К форме приложены шарф семипрядный, лента, перчатки и вымпел отрядный. Все вместе стоит… четыре тысячи цехинов, а если еще и с орденами — полтысячи скину…
— Короче, болтун, — оборвал его я. — Что здесь самое дешевое?
— Предлагаю регалии таежных воителей — ленты, гербы и амулеты-хранители. Нынче в каждом кабаке видишь их грязные рожи, и с ними никто не связывается — себе же дороже.
Теперь мы — отвязные и полудикие лесные бойцы. Я и Штырь обошлись ленточками рядовых, а Таниус прицепил себе капитанскую розетту. За какие-то цветные тряпки и невзрачные гербы клана Дубового Листа, которые так и подмывало обозвать «гербариями», Люкс содрал с нас по десять марок (за такие деньги можно было пошить себе неплохой костюм), заявив при этом, что «лучшим друзьям лучшего друга» скинул цену вдвое.
— М-м-м… — промолвил Люкс, критически осматривая нас и задумчиво почесывая редкую бороденку. — Все это слишком ненадежно — вид у вас совсем не таежный. Лесняк в латах, что камзол в заплатах, — вид имеет весьма сумнительный, необычный и подозрительный. А малец ваш всем хорош, но на жулика похож. А ваши шутовские штанишки в глаза бросаются слишком. В такой одежде идти не стоит — первый же патруль остановит. Что я могу предложить? Для успеха вам жизненно необходимы доспехи. Пожалуйте за мной, щедрые господа…
Вот так да! Купили ключик, так уж теперь и дверь для него купите. У торгаша-спекулянта в подвалах обреталось немерено доспехов и оружия, кои доблестные вояки с похмелья позакладывали ему за гроши. Нам выдали тяжелые деревянные щиты, окованные полосами позеленевшей меди, ржавые старинные шлемы-бахтерцы, еще более ржавые железные кольчуги для меня и Штыря (для Таниуса не нашлось подходящего размера, к тому же у него имелась своя тельная плетенка из проволоки).
На вооружение нам были поставлены увесистые короткие секиры лесняков, в умелых руках бывшие очень опасным орудием — наилучшим для боя в густом непролазном лесу. Надев все предложенное снаряжение, я почувствовал себя вьючным осликом купца-эксплуататора. Меня шатало под тяжким гнетом доспехов, но мысль о том, что еще несколько дней мне предстоит ходить в них, а может быть (о ужас!), даже бегать, давила еще сильнее.
— Тэ-э-кс, теперь мы прикинем расходы проекта… Всего лишь пятнадцать тысяч цехинов — за три военных комплекта. Но…
— У нас таких денег нет! — возмущенно оборвал его я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Лысая Круча… — вздохнул Миррон, проследив мой взгляд. — Там мои ребята остались. Непогребенными… А меня как копьями приперли, так я сиганул с обрыва — терять-то было нечего. Хорошо еще, что тогда было весеннее половодье, а то бы головой в дно воткнулся. Кольчугу ухитрился под водой стянуть — потом ее внизу нашел, когда вода спала. А наверх так и не сходил — духа не хватило.
— Так, может…
— Не надо. Сейчас там уже ничего не осталось — горные стервятники свое дело знают. Как-то тяжко на душе, словно что-то тянет меня туда, назад, через годы. Это — зов мертвых. Мои мальчики иногда приходят ко мне во снах. Они ничего не говорят, только слегка улыбаются с легкой грустинкой в уголках глаз. Они обрели свой покой и счастливы, а я… Я упорно тащу свой тяжкий груз, имя которому — жизнь.
Наши лесорубы вскоре вернулись с огромными охапками дров. Вскоре мы уже сушились у огня, жадно внюхиваясь в аромат варящейся рыбы, а Штырь замазывал мои царапины целебным бальзамчиком, отдающим падалью. Тот же ингредиент, растворенный в кипятке, я принял внутрь для дезинфекции. Все трое с большим трудом удерживались от высказываний в связи с тухлым запашком зелья.
— Мастер лекарь, из чего сварено такое редкостное амбре? — задал я упреждающий вопрос.
— Если я скажу об этом перед обедом, твой желудок откажется от еды. Если я скажу после обеда — все равно откажется, только процесс будет более живописным. Ты действительно хочешь знать, из чего сделано снадобье?
— Пожалуй… нет, — решил я, посматривая голодным взором на бурлящий котелок.
— А у меня — луженый желудок, любую гадость переварит, — подключился Миррон. — Ну-ка, малой, шепни мне на ушко!.. О! О-о-о! Забористо! Не думал, что от слоновьего дерьма может быть такая польза!
— Штырь!!! Ты ме-е-э-ээ…
— Да ладно, чего уж там, все свои, с кем не бывает… Пока я боролся с внезапно закапризничавшим желудком,
Штырь улизнул в кусты, прихватив свой заветный сундучок.
Назад он вернулся минут через пять, в довольно приподнятом настроении, и сразу схватился за ложку.
— Не иначе, Сток ходил свои сокровища проверять — не подмокли ли, не заржавели, — колко усмехнулся Таниус. — Признавайся, что у тебя там запрятано.
— Если скажу, вы совсем есть не сможете.
— Я — не Валиен, внутренним недержанием не страдаю. Ну?
— Там у меня… голова любимой матушки. Я ее в качестве оберега с собой таскаю — ни разу не подвела.
— Фу, гадость какая! Сток, ты настоящий горец — темный, дикий и суеверный до безобразия. И аппетит ты мне тоже сумел испортить.
Долго расхолаживаться у костерка было нельзя — в окрестностях могли шастать голодные данийские дозоры, за версту чующие запах еды. Поскольку ни угри, ни раки в силу своей природы не могут отомстить за свою безвременную кончину, всадив косточку в горло едока, — уничтожены они были моментально. Как только одежда подсохла, все засобирались в дорогу. А у меня была еще одна проблема: негоже сыщику, от следствия которого зависит судьба мира, прилюдно щеголять в одних подштанниках.
Дорогой товарищ авантюрист! Отправляясь в долгий и опасный поход, не забудь захватить с собой запасные штаны. Ты можешь ни разу не вытащить свой неутомимый меч из ножен, не натянуть тетиву своего верного лука, не использовать свой прославленный боевой топор иначе, как для рубки веток для костра, но запасными штанами ты воспользуешься обязательно. Поскольку те, что ты постоянно носишь на себе, запросто могут порваться о сучья, пока ты будешь продираться сквозь лесные дебри, промокнуть в речке, куда ты обязательно упадешь, если попытаешься перейти в узком месте по бревнышку, и сгореть у костра, когда ты их потом будешь сушить. Даже если тебе каким-то чудом удастся всего этого избежать, помни — ночи обычно бывают холодными, а спишь ты обычно на земле. Посему лишняя пара штанов будет всегда кстати.
Ну а ваш покорный слуга пренебрег этим правилом, и вот теперь пришла расплата. Миррон мне предложить ничего не мог, поскольку благополучно утопил все, что у него было. В необъятных шароварах Таниуса я просто утонул — ходить в них было совершенно невозможно. Штырь протянул мне свои портки, загадочно улыбаясь, а когда я с большим трудом натянул их, не выдержал и заржал:
— Сегодня впервые на арене цирковой клоун Райен!
Клетчатые штанишки, сшитые из кожаных лоскутков сумасбродных расцветок, сидели на мне в обтяжку, едва не трескаясь по швам, а в длину доходили лишь до края башмаков. Именно в таких пестрых и куцых лосинах-маломерках обожают выступать балаганные лицедеи, теперь и я таким же шутом заделался на людскую потеху. Ну что ж, смейтесь надо мною, развлекайтесь, господа обыватели, но не забывайте известную поговорку: «Всё ж лучше выглядеть придурком, чем оставаться в дураках».
Поздним вечером того же дня мы стояли у потайного хода. Миррон пользовался им часто, потому так тщательно маскировал, что девяносто девять человек из ста, пройдя по этому месту, ничего бы не заметили. В сущности, снаружи была лишь палка-рычаг, которая открывала узкий лаз под слоем дерна.
— Лошадь туда не пролезет… — сострил я, глядя на Таниуса. Неудачно. Капитан отчего-то решил, что я его имел в виду, и надулся.
— Кто-то должен будет вернуться, закрыть вход и сторожить коней, — сказал Миррон, потупив взгляд. — Никто не возражает? Мне ни к чему показываться в городе, где мои приметы впечатаны в память любой ищейки Контрразведки. Но если надо…
— Не надо, — оборвал его я. — Только проводи нас под землей и сразу возвращайся. Если дозорные Коалиции обнаружат лошадей, то найдут ход и устроят облаву в городе. Ты будешь нашим засадным полком. В смысле, засядешь здесь и будешь ждать нас.
В низком тоннеле стояли лужи, сверху капала вода.
— Протекает… — пробурчал Миррон, осматривая потолок. — Скоро совсем затопит. Не сразу, конечно, — поправился он, взглянув на наши напряженные лица.
Травинкалис строили имперцы, которые при этом зачем-то выкопали под городом целую сеть тоннелей со странным названием «канализация». Мотивировалось это необходимостью стока нечистот, хотя, по-моему, все это — мартышкин труд. У нас, в Эйсе, нечистоты неплохо стекают и по сточным канавам в реку, ну а то, что запах при этом неприятный, — так не во дворцах живем, духи не пользуем.
Зато для лазутчиков тоннели под Травинкалисом — самое то. Можно нанести удар в любом месте города и тут же безнаказанно скрыться — преследователи поймают под землей все что угодно, от одичавших кошек до насморка, но только не того, кого они ищут. В мою армейскую бытность из уст в уста ходила байка о том, как некий поддатый вояка по глупости или от переизбытка храбрости полез погулять по подземному лабиринту и повстречал там бесенка в спецовке и с лопатой, разгребающего кучу фекалий. Оно, может, конечно, и не бесенок был, но все равно как-то боязно лазить здесь в вечном мраке.
Прямо над головой раздался нарастающий гул, стены задрожали.
— Улица прямо над нами — небось телега проехала, — сказал Миррон, наблюдая, как мы дружно присели. — Здорово отдается под землей, да? Это еще мелочь. Как-то раз сверху проскакал кавалерийский отряд, так я думал — голова взорвется.
— Ты уверен, что здесь нет данийских доглядчиков?
— Да кто ж сюда полезет без нужды! Оккупанты поначалу попытались засыпать ходы, опасаясь вылазок уцелевших диверсантов, — вспоминал Миррон, ориентируясь по ему одному ведомым меткам. — Но когда по весне все дерьмо из-под земли хлынуло на улицы — быстро восстановили все как было. Впрочем, своего они добились — повстанцы выползли из-под земли, как суслики из залитых нор. А камер у данийцев хватало на всех — расход заключенных был большой… Вот сейчас, кстати, мы проходим через подвал тюрьмы. Попрошу не шуметь.
Снаружи явственно раздавались стоны и вопли дежурной жертвы тоталитарного режима.
— Прямо за стеной — камера пыток. Сколько мимо ни прохожу — каждый раз там кого-то мучают. Здесь работа палачу не переведется, — грустно вздохнул Миррон. — Был бы пойман человек, а статья найдется…
— Сам сочинил?
— Да куда мне… Есть тут один народный поэт, мы с ним встретимся через пару минут. Зовут его Люкс Золотой Язычок, но не потому, что стихами говорит, а потому, что после общения с ним ваше золото как корова языком слизала. Люкс хоть и наш человек, но все равно будьте с ним повнимательнее, а то без штанов останетесь и еще должны будете. Передам ему вас на постой и пойду обратно — лошадок пасти.
Вскоре ход уперся в небольшую окованную дверь, которую Миррон открыл ключом, хитро спрятанным тут же, в кучке засохших кошачьих экскрементов. Войдя, мы оказались на дне давным-давно пересохшего, заваленного мусором и отбросами колодца, на вороте которого до сих пор болталась веревка с бадейкой. Прямо напротив была еще одна такая же дверь, а стенки колодца опоясывали узкие лестничные ступеньки. Поднявшись наверх, мы оказались во внутреннем дворике большого дома, по всем признакам — таверны. Сержант исполнил замысловатую дробь на дверях, и в зарешеченном окошке появилась заспанная морда полового.
— Ну кто ж еще в такой час приперся? Ну чаво вам надоть? — простонал слуга зевающим голосом. — За полночь мы никого не обслуживаем. А хотите семечек?
— Какие еще семечки, тюфяк краснорожий? Поднимай Люкса и тащи его сюда. Скажешь — Миррон пришел.
— Ой, хозяин шибко не любит, когда мы его будим, у него в изголовье та-ака тяжелая палка стоит… — опять заныл половой. — А тыквенные семечки — замечательная вещь. Они полезны для пищеварения и просто необходимы в случае запора, поноса, заворота кишок и лечебного голодания. Так вы семечки купите? Если купите, тогда я, так и быть, схожу…
— Купим, купим, все купим, — нетерпеливо проворчал я. — Ты только хозяина сюда приведи.
Слуга неторопливо побрел в глубь дома, и наступила тишина. Минут через пять за дверью раздался многочисленный топот, перекрываемый звонким медовым голоском:
— Кто стучится ночью в дверь, что за изверг, что за зверь?
— Открывай, стихоплет толстозадый, Миррон пришел.
— Узнаю старого охальника! Чего надо?
— Выпить, закусить и отоспаться — три раза. В смысле — на троих. То есть — для троих.
— Сто цехинов за постой. У гостей карман пустой?
— Не пустой. Ты что в дверях застрял? Открывай, кому говорят!
Дверь медленно приоткрылась, в образовавшуюся щель высунулась большая кожаная кружка с надписью «для денег».
— На паперти твое место, сквалыга, — простонал я, однако монетки кинул.
— Гостю — почет, денежке — счет! — торжественно провозгласил хозяин, распахивая дверь и приглашая нас внутрь.
Теперь я смог разглядеть Люкса вблизи. Собственно, видел я его лишь второй раз в жизни — однажды, во время войны, после очередного диверсионного рейда, мне случилось здорово надраться в его заведении и тесно пообщаться с Люксовыми мордоворотами, которые отчего-то не захотели поверить в мою платежеспособность. В результате наутро после злополучной гулянки я очнулся не в мягкой постели в обнимку со смазливой девицей, а в сточной канаве на пару с дохлой кошкой.
Тогда, пятнадцать лет назад, Золотой Язычок был коренастым и мускулистым крепышом и с помощью стихотворной строки управлял выносом моего бесчувственного тела на свежий воздух. Но полтора десятилетия сытой жизни заметно сказались на облике хозяина — его так разнесло вширь, что шутка насчет застревания в узких дверях таверны уже могла быть воспринята всерьез.
— Враги в доме есть? — напрямую спросил Миррон, заглядывая Люксу через плечо.
— На моем гостиничном предприятии слово «враг» имеет иное понятие. За еду и за кровати люди платят. Или не платят. Враги — те, кто не платит, им по ребрам прокатят. Все очень просто…
«Просто» объяснялось просто — за спиной Люкса стояла целая шеренга дюжих здоровяков с дубинками наготове. Сержант хотел что-то возразить, но, смекнув, что с поэтом спорить бесполезно, лишь махнул рукой и, быстро попрощавшись с нами, полез обратно в колодец.
— Хозяин, они обещались у меня все семечки купить… — проводив сержанта трагическим взглядом, обиженно заскулил слуга, притащивший здоровую, плотно набитую суму.
— Слово крепче договора, словом мы всегда горды, — велеречиво изрек Люкс, обращаясь к нам. — Заплатите человеку за посильные труды. Уважайте предпринимательство и забудьте про обстоятельства…
Ну и дела! — еще войти не успели, а нас уже начинают обирать. Что ж дальше-то будет?
Расплатившись с ушлым половым и получив полмешка горелых тыквенных семечек, мы углубились в темные коридоры гостиного двора, который был просто огромен и со всеми своими пристройками, конюшнями и складами занимал целый квартал. Несмотря на такой размах, выглядело все это довольно убого — внутренняя отделка подсобных помещений отсутствовала как таковая. Пронырливый хозяин этого вертепа, чуя запах золота, ужом вертелся вокруг нас, предлагая всевозможные услуги, от которых я, памятуя слова Миррона, немедленно отказывался, чтобы мое молчание не было истолковано как знак согласия. И тогда Люкс нашел ко мне абсолютно неожиданный подход:
— …Надеюсь, что я вас ничем не обидел? А знаете, где-то я вас уже видел… Да! Вы были в таверне во время войны и были по случаю сильно пьяны. Тогда вы случайно в канаву упали, и, кажется, звать вас, э-э… просто…
— Давно исчезли в памяти былые времена, веками стерты надписи, забыты имена, — поспешно прервал я Люкса строками из стихотворения нашего народного поэта по имени МР. — А нам нужно в город…
Все-таки хитрюга Люкс нашел брешь в моей защите. Сразу все уяснив, он потянул меня за рукав, затащив в какой-то пыльный чулан, где заговорщицки подмигнул и зашептал мне на ухо:
— Раз так, то нужны вам значки Коалиции — чтоб не попасться армейской полиции. Сейчас в Травинкалисе — военное положение, но мы имеем нужное снаряжение: нашивки и банты, шевроны и аксельбанты, в общем, все, что нужно любому солдату. Естественно, за отдельную плату. Вот в этих шкафах много разных мундиров… — Люкс затащил нас в другую маленькую комнатку и отомкнул здоровенный платяной шкаф, весь забитый одеждой. — Представляю наряд данийского командира: накидка лиловая сатиновая, шляпа черная, габардиновая… й-э-эх, моль поела, обидно… Но ничего, издалека не видно. К форме приложены шарф семипрядный, лента, перчатки и вымпел отрядный. Все вместе стоит… четыре тысячи цехинов, а если еще и с орденами — полтысячи скину…
— Короче, болтун, — оборвал его я. — Что здесь самое дешевое?
— Предлагаю регалии таежных воителей — ленты, гербы и амулеты-хранители. Нынче в каждом кабаке видишь их грязные рожи, и с ними никто не связывается — себе же дороже.
Теперь мы — отвязные и полудикие лесные бойцы. Я и Штырь обошлись ленточками рядовых, а Таниус прицепил себе капитанскую розетту. За какие-то цветные тряпки и невзрачные гербы клана Дубового Листа, которые так и подмывало обозвать «гербариями», Люкс содрал с нас по десять марок (за такие деньги можно было пошить себе неплохой костюм), заявив при этом, что «лучшим друзьям лучшего друга» скинул цену вдвое.
— М-м-м… — промолвил Люкс, критически осматривая нас и задумчиво почесывая редкую бороденку. — Все это слишком ненадежно — вид у вас совсем не таежный. Лесняк в латах, что камзол в заплатах, — вид имеет весьма сумнительный, необычный и подозрительный. А малец ваш всем хорош, но на жулика похож. А ваши шутовские штанишки в глаза бросаются слишком. В такой одежде идти не стоит — первый же патруль остановит. Что я могу предложить? Для успеха вам жизненно необходимы доспехи. Пожалуйте за мной, щедрые господа…
Вот так да! Купили ключик, так уж теперь и дверь для него купите. У торгаша-спекулянта в подвалах обреталось немерено доспехов и оружия, кои доблестные вояки с похмелья позакладывали ему за гроши. Нам выдали тяжелые деревянные щиты, окованные полосами позеленевшей меди, ржавые старинные шлемы-бахтерцы, еще более ржавые железные кольчуги для меня и Штыря (для Таниуса не нашлось подходящего размера, к тому же у него имелась своя тельная плетенка из проволоки).
На вооружение нам были поставлены увесистые короткие секиры лесняков, в умелых руках бывшие очень опасным орудием — наилучшим для боя в густом непролазном лесу. Надев все предложенное снаряжение, я почувствовал себя вьючным осликом купца-эксплуататора. Меня шатало под тяжким гнетом доспехов, но мысль о том, что еще несколько дней мне предстоит ходить в них, а может быть (о ужас!), даже бегать, давила еще сильнее.
— Тэ-э-кс, теперь мы прикинем расходы проекта… Всего лишь пятнадцать тысяч цехинов — за три военных комплекта. Но…
— У нас таких денег нет! — возмущенно оборвал его я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56