Он нашарил трясущимися пальцами фляжку из-под жертвенного вина, протер грязным рукавом. Стеклянный бок искажал мутное отражение, но джьерн разглядел, что с лица исчезли пятна, оставив пусть грязную, но нормального цвета кожу.
Действие снадобья Фротона наконец-то закончилось.
Жрец начал бояться, что оно никогда не прекратится, что Фротон забыл сделать симптомы временными. Хратена и так поражало, что безвестный хровел способен создать зелье, которое награждало человека признаками шаода. Но он недооценил аптекаря: тот исполнил заказ в точности, хотя время действия снадобья оказалось чуть больше ожидаемого.
Но если он в скором времени не выберется из Элантриса, то все равно умрет. Хратен собрал остаток сил и набрал воздуха в легкие.
— Узрите! — прокричал он, задрав голову к караулке на стене. — Станьте свидетелями мощи и славы лорда Джаддета! Я излечился!
Ответа не последовало. Возможно, голос не долетал до стены. Но тут джьерн заметил некую странность: на стене не было солдат. Ни патрулей, ни часовых, ни сверкающих на солнце наконечников копий. Он видел их вчера… или позавчера? Последние трое суток слились воедино в спутанный клубок из молитв, видений и редкого провала в усталый сон.
Куда пропали часовые? Они считали святым долгом наблюдать за Элантрисом, как будто им могло что-то угрожать из недр догнивающего города. Элантрийская гвардия занималась бессмысленным делом, но позиция защитников от ужасных чудовищ придавала им вес в обществе. Гвардейцы никогда бы не покинули своих постов.
И все же они ушли. Хратен снова закричал, но силы покидали его. Если ворота не откроются, он обречен. От него не ускользнула ирония ситуации: единственный исцеленный элантриец умрет по вине нерадивых часовых.
Створки ворот со скрипом поползли в стороны. Снова галлюцинации? Но тут в щель просунулась голова падкого на деньги капитана, которого он прикармливал.
— Господин? — неуверенно спросил капитан. Он оглядел Хратена с ног до головы и задохнулся от удивления. — Доми великодушный! Вы действительно вылечились!
— Лорд Джаддет откликнулся на мои молитвы, — провозгласил джьерн. — Элантрийская чума покинула меня.
Голова капитана исчезла, и ворота медленно распахнулись, явив группу настороженных охранников.
— Выходите, милорд.
Хратен встал (он не заметил, когда снова рухнул на колени) и на подгибающихся ногах пошел к воротам. В проеме он обернулся, положил руку на дерево — одна сторона покрыта слизью, другая светлая и чистая — и окинул взглядом площадь. С плоской крыши одного из домов за ним наблюдали несколько элантрийцев.
— Наслаждайтесь вечным проклятием, друзья мои, — прошептал жрец и жестом приказал гвардейцам закрывать ворота.
— Я поступаю против правил, господин, — проговорил капитан. — Когда человек попадает в Элантрис…
— Джаддет щедро вознаграждает послушание. Часто руками своих слуг.
Глаза капитана заблестели, и Хратен порадовался, что в свое время приучил его к подачкам.
— Где твой отряд, капитан?
— Охраняет нового короля, — гордо ответил он.
— Нового короля?
— Вы многое пропустили, милорд. Теперь Арелоном правит лорд Телри — или будет править, как только похоронят Йадона.
У жреца не оставалось сил на удивление. «Йадон умер? Телри станет королем?» Как пять дней принесли столько изменений?
— Пойдем, — твердо произнес Хратен. — Ты все расскажешь по пути в часовню.
По дороге вокруг него собралась толпа. Капитан не имел экипажа, а Хратен не захотел ждать, пока вызовут карету из города. Переполнявшее его упоение от удачного плана отодвинуло слабость на второй план.
Радостные крики толпы тоже придавали бодрости. Новость разлетелась по городу, и слуги, торговцы, дворяне сбегались посмотреть на излеченного элантрийца. Люди расступались перед ним, провожали полными удивления и благоговения взглядами, а некоторые искали прикосновения к грязной элантрийской мантии.
Дорога до часовни прошла шумно, но спокойно, за исключением момента, когда джьерн заметил на боковой улочке выглядывающую из окна кареты теоданскую принцессу. При виде ее жреца охватило чувство удовлетворения, какого он не испытывал даже в тот день, когда стал полным джьерном. Его исцеление казалось не только неожиданным, оно было невероятным, немыслимым. Сарин никак не могла подготовиться к подобному обороту событий; Хратен получил полное и безоговорочное преимущество в войне с принцессой.
Около часовни он обернулся к толпе и воздел руки. Его мантию покрывала слизь, но джьерн показывал ее с гордостью. Грязь оповещала о пережитых страданиях, служила доказательством, что он опустился до самых глубин проклятия и вернулся с чистой душой.
— Люди Арелона! — выкрикнул Хратен. — Сегодня вы познали, кто правит вами! Обратите сердца и души к вере, где вас ждет высшая поддержка. Лорд Джаддет — единый бог на Сикле. Если вам необходимо доказательство, смотрите! Мои руки очистились от гнили, с кожи исчезли пятна, а на голове растут волосы. Я выдержал посланное лордом Джаддетом испытание, и он вознаградил меня. Я исцелился!
Он опустил руки, толпа взревела в одобрении. Многие усомнились после падения джьерна, но теперь их вера вернется сторицей. Дереиты Каи будут самыми преданными из когда-либо обращенных им.
Хратен вошел в часовню, а горожане остались шуметь и волноваться снаружи. Он слабел с каждым шагом, радость освобождения из Элантриса отступала под напором пятидневной усталости. Перед алтарем он опустился на колени и склонил голову в искренней молитве.
Джьерна не смущало, что «чудо» случилось благодаря снадобью Фротона; он всегда считал, что большинство чудес являлись либо естественными явлениями, либо делом человеческих рук. В любом случае за ними стоял Джаддет, как и за всем происходящим в мире, и он не упустит случая укрепить веру людей в творца всего сущего.
Он вознес благодарение Джаддету за то, что тот даровал ему идею и средства к ее успешному исполнению. Своевременное появление капитана безошибочно указывало на божественное вмешательство; случайностью не объяснить того, что именно сегодня тот решил прогуляться от особняка Телри до Элантриса и услышал через толщу стен крики Хратена. Джаддет не насылал на Хратена шаод, но успех плану принесло его благословение.
Опустошенный, верховный жрец закончил молитву и, пошатываясь, поднялся на ноги. За ним с шумом распахнулась входная дверь, и в часовню ворвался Дилаф. Хратен обреченно вздохнул: он надеялся отложить объяснения до того момента, когда отдохнет.
Дилаф смиренно упал к его ногам.
— Хроден, — прошептал он.
Джьерн вздрогнул от удивления.
— Да, артет?
— Я усомнился в вас, хроден, — признался арелонец. — Я думал, что лорд Джаддет проклял вас, что вы не знаете, что творите. Но теперь я вижу, что ваша вера сильнее, чем я полагал. Я понял, почему вас почтили званием джьерна.
— Извинение принято, артет. — Хратен старался, чтобы голос не дрожал от усталости. — Каждый может усомниться в трудные времена, ведь вам с братьями пришлось нелегко после моего изгнания.
— Нам не следовало терять веры.
— Тогда учись на прошлых ошибках и в следующий раз не позволяй сомнениям смутить тебя. Можешь идти, артет.
Дилаф поднялся и попятился к выходу; Хратен внимательно изучал его лицо. На нем читалось искреннее уважение, а вот раскаяние арелонца казалось показным. Взгляд переполняла смесь восхищения и беспокойства, но удовольствия по поводу возвращения джьерна он не испытывал. Война между ними еще не закончилась.
Хратен был слишком измучен, чтобы волноваться насчет Дилафа, так что он доковылял до своих покоев и, собрав остатки сил, распахнул дверь. Его вещи лежали грудой в углу комнаты, дожидаясь, пока их выкинут. В панике джьерн ринулся к куче. Он нашел сундук с сеоном под ворохом одежды; замок был сломан. Вытащил из сундука стальной ящик и осмотрел со всех сторон: дверцу покрывали царапины и вмятины.
Жрец поспешно открыл ящик. Некоторые рычаги погнулись, а колесо заклинило, так что он испытал облегчение, когда замок наконец щелкнул. С замирающим сердцем Хратен откинул крышку — внутри невозмутимо парил сеон. Там же лежали три флакона со снадобьем Фротона; два треснули, и содержимое вытекло на дно ящика.
— Кто-нибудь открывал ящик после того, как я в последний раз вызывал тебя?
— Нет, господин, — мелодичным голосом ответил сеон.
— Хорошо. — Хратен захлопнул крышку.
Потом рухнул на кровать и заснул.
Проснулся он в темноте. Тело еще стонало от усталости, но жрец заставил себя подняться. Ему осталось привести в исполнение самую важную часть плана. Он послал за одним из жрецов, и вскоре тот появился в дверях. Артет Дофген отличался мощным сложением фьерденца и выпирающими из-под дереитской мантии мускулами.
— Вы звали, господин? — спросил Дофген.
— Ты обучался в Рэтборском монастыре, не так ли?
— Да, господин.
— Хорошо. — Хратен протянул ему последний флакон. — Мне потребуются твои услуги.
— Для кого это, господин?
С выпускником Рэтбо не мог равняться ни один наемный убийца. Его обучение намного превосходило навыки, которые Хратен получил в монастыре Гаджан после того, как Дахор чуть не убил его. Только джьерн или рагнат имел право воспользоваться услугами рэтборского монаха без специального разрешения вирна.
Хратен улыбнулся.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Приступ случился во время занятий. Раоден не слышал своего сдавленного вскрика, не понял, что в судорогах свалился со стула на пол. Он ощущал только внезапно нахлынувшую агонию. Миллионы крохотных игл вонзились в него изнутри и снаружи, разрывая на части. Он перестал чувствовать свое тело — его поглотила боль. Она заполняла все чувства, исходя изо рта захлебывающимся криком.
И тут он увидел, как перед его мысленным взором поднялась неоглядная скользкая поверхность, без единой трещины или выступа. Она напирала, гнала перед собой волну невыносимой боли. Поверхность казалась огромной; перед ее размерами терялись целые миры. Она не желала ему зла, не имела разума. Она не волновалась и не пенилась, а застыла неподвижно, замороженная собственным давлением. Ей хотелось двигаться, хотелось перетечь куда-нибудь, лишь бы освободиться от накопившегося напряжения. Но у нее не имелось выхода.
Давящая мощь отступила, и зрение Раодена постепенно прояснилось. Он лежал под столом на холодном мраморном полу часовни. Над ним нависали встревоженные лица.
— Сюл? — настойчиво спрашивал знакомый голос. — Долокен! Раоден, ты меня слышишь?
Взгляд принца сфокусировался. Обычно суровое лицо Караты искажало беспокойство, а Галладон был вне себя.
— Все хорошо, — выдавил Раоден.
Его охватил стыд: теперь они узнают, насколько он слаб, если всего один месяц в Элантрисе сломил его.
Друзья помогли ему принять сидячее положение. Он жестом попросил помочь ему добраться до стула и со стоном рухнул на жесткое каменное сиденье. Тело ломило, как будто принц весь день перетаскивал тяжести.
— Сюл, что случилось? — взволнованно спросил Галладон.
Он неуверенно подошел к другому стулу, но не торопился присесть.
— Боль нахлынула слишком сильно. — Принц сложил на столе руки и опустил на них голову. — Уже все прошло.
Дьюл нахмурился:
— О чем ты говоришь?
— О боли, — вспылил Раоден. — Боль от порезов и синяков, которая отравляет жизнь элантрийцам.
— Сюл, боль не приходит волнами. Она все время с тобой.
— Ко мне она приходит волнами.
Галладон покачал головой:
— Так не бывает. Коло? Когда боль накопится до определенного предела, ты ломаешься и теряешь разум. Так всегда было. К тому же для хоеда тебе синяков еще копить и копить.
— Это ты уже говорил, но со мной происходит иначе. Боль приходит внезапно, как будто пытается поглотить меня, а потом отступает. Может, я просто не умею терпеть.
— Принц, — в замешательстве произнесла Карата, — вы светились.
Раоден оторопело уставился на нее:
— Что?
— Все верно, сюл. Ты упал и начал светиться, как эйон. Как будто…
Раоден изумленно продолжил:
— Как будто Дор пыталась пройти сквозь меня? Получалось, что сила искала выход и хотела использовать его как эйон.
— Почему я?
— Некоторые люди ближе к Дор, сюл. Одни элантрийцы умели создавать более мощные эйоны, а других, казалось, магия слушалась по мановению руки.
— К тому же, — добавила Карата, — вы знаете эйоны лучше всех. Вы же занимаетесь каждый день.
Раоден медленно кивнул, позабыв про боль.
— Говорят, что во время реода первыми пали сильнейшие элантрийцы. Они даже не пытались сопротивляться, когда их сжигали.
— Как будто все их силы сосредоточились на чем-то другом. Коло?
Раодена охватило внезапное облегчение: как бы ни мучила боль, он сильнее страдал от неуверенности. И все же его положение не улучшилось.
— Приступы ухудшаются. Если так пойдет дальше, скоро они сломают меня. Тогда…
Галладон понимающе и серьезно кивнул:
— Ты станешь хоедом.
— Дор уничтожит меня, разорвет на куски в бесплодной попытке вырваться на свободу. Она не живая — это всего лишь сила, и ее не остановит то, что я не могу предоставить проход. Когда она меня пересилит, вспомните свое обещание.
Галладон и Карата кивнули. Они поклялись отнести его к горному озеру. Сознание, что друзья его не бросят, придавало принцу решимости переносить приступы и в то же время желать, чтобы конец пришел поскорее.
— Может, все обойдется, сюл, — прервал его мысли дьюл. — Ведь джьерн излечился. Кто знает, все еще может измениться.
Раоден встрепенулся.
— Если он действительно вылечился.
— Что вы имеете в виду? — спросила Карата.
— Его выпустили из города с большой шумихой. На месте вирна я бы не потерпел, чтобы дереит оставался в Элантрисе и позорил мою религию. Я бы послал за ним своих людей, объявил о чудесном исцелении, а потом укрыл во Фьердене подальше от ненужных глаз.
— Правда, нам даже не удалось его хорошенько разглядеть после исцеления, — согласилась Карата.
От такого поворота дел Галладон выглядел подавленным. Как и прочие элантрийцы, после освобождения Хратена он воспрял духом. Раоден молчал, потому что не хотел разбивать родившуюся в людях надежду, но его одолевали подозрения. После ухода джьерна никто из остальных жителей города не выздоровел.
История с Хратеном казалась началом новой жизни, но принц сомневался, что в их существовании произойдут перемены. Они должны трудиться и заслужить лучшую долю своими руками, а не ждать чудес.
Он вернулся к занятиям.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Сарин недовольно наблюдала за джьерном. Хратен больше не проповедовал в часовне: прихожане туда не помещались. Он проводил собрания на окраине Каи, где поднимался на пятифутовую городскую стену, а завороженные слушатели рассаживались у его ног. Теперь его проповеди отличались живостью и энтузиазмом. Джьерна называли святым — он пострадал от шаода и победил проклятие.
Принцессе пришлось признать, что она схватилась с достойным противником. Затянутый в алые доспехи, Хратен возвышался над толпой, как омытая кровью стальная статуя.
— Может, его исцеление — обман, — заметила она.
— Конечно, обман, кузина, — откликнулся Люкел. — Если мы решим иначе, то ничего не останется, как обратиться в Шу-Дерет. А лично мне не идет красный цвет.
— У тебя лицо слишком розовое, — рассеянно откликнулась девушка.
— Если нас обманули, — сказал Шуден, — то я не представляю, каким образом.
Они стояли на задворках собравшейся к утренней проповеди толпы, чтобы своими глазами убедиться, как растет число последователей Дерети, даже в день королевских похорон.
— Может, ему наложили грим, — высказала предположение Сарин.
— Который выдержал ритуальное омовение?
— А если жрецы с ним заодно? — спросил Люкел.
— Ты когда-нибудь пробовал подкупить кораитского жреца?
Молодой купец стрельнул глазами по сторонам.
— Я предпочитаю не отвечать на подобные вопросы, благодарю покорно.
— Можно подумать, что ты веришь в чудесное исцеление, Шуден, — сказала принцесса.
— Я не исключаю его. Почему бы богу не отблагодарить преданного слугу? Разделение религий придумали Шу-Дерет и Шу-Корат; Шу-Кесег признает всех без исключения.
Сарин вздохнула и начала пробираться сквозь толпу к ожидающей ее карете, дав знак друзьям следовать за ней. Обманом или нет, но Хратен получил неоспоримую власть над жителями Каи. Если ему удастся посадить на трон своего протеже, все будет кончено. Арелон станет частью дереитской империи, и останется лишь Теод — и то, скорее всего, ненадолго.
Мысли Шудена и Люкела текли в том же направлении, потому что оба помрачнели и глубоко задумались. Они расселись в тягостном молчании, которое наконец нарушил Люкел, повернувшись к ней с тревожным выражением на узком ястребином лице.
— Почему ты считаешь, что у меня розовое лицо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Действие снадобья Фротона наконец-то закончилось.
Жрец начал бояться, что оно никогда не прекратится, что Фротон забыл сделать симптомы временными. Хратена и так поражало, что безвестный хровел способен создать зелье, которое награждало человека признаками шаода. Но он недооценил аптекаря: тот исполнил заказ в точности, хотя время действия снадобья оказалось чуть больше ожидаемого.
Но если он в скором времени не выберется из Элантриса, то все равно умрет. Хратен собрал остаток сил и набрал воздуха в легкие.
— Узрите! — прокричал он, задрав голову к караулке на стене. — Станьте свидетелями мощи и славы лорда Джаддета! Я излечился!
Ответа не последовало. Возможно, голос не долетал до стены. Но тут джьерн заметил некую странность: на стене не было солдат. Ни патрулей, ни часовых, ни сверкающих на солнце наконечников копий. Он видел их вчера… или позавчера? Последние трое суток слились воедино в спутанный клубок из молитв, видений и редкого провала в усталый сон.
Куда пропали часовые? Они считали святым долгом наблюдать за Элантрисом, как будто им могло что-то угрожать из недр догнивающего города. Элантрийская гвардия занималась бессмысленным делом, но позиция защитников от ужасных чудовищ придавала им вес в обществе. Гвардейцы никогда бы не покинули своих постов.
И все же они ушли. Хратен снова закричал, но силы покидали его. Если ворота не откроются, он обречен. От него не ускользнула ирония ситуации: единственный исцеленный элантриец умрет по вине нерадивых часовых.
Створки ворот со скрипом поползли в стороны. Снова галлюцинации? Но тут в щель просунулась голова падкого на деньги капитана, которого он прикармливал.
— Господин? — неуверенно спросил капитан. Он оглядел Хратена с ног до головы и задохнулся от удивления. — Доми великодушный! Вы действительно вылечились!
— Лорд Джаддет откликнулся на мои молитвы, — провозгласил джьерн. — Элантрийская чума покинула меня.
Голова капитана исчезла, и ворота медленно распахнулись, явив группу настороженных охранников.
— Выходите, милорд.
Хратен встал (он не заметил, когда снова рухнул на колени) и на подгибающихся ногах пошел к воротам. В проеме он обернулся, положил руку на дерево — одна сторона покрыта слизью, другая светлая и чистая — и окинул взглядом площадь. С плоской крыши одного из домов за ним наблюдали несколько элантрийцев.
— Наслаждайтесь вечным проклятием, друзья мои, — прошептал жрец и жестом приказал гвардейцам закрывать ворота.
— Я поступаю против правил, господин, — проговорил капитан. — Когда человек попадает в Элантрис…
— Джаддет щедро вознаграждает послушание. Часто руками своих слуг.
Глаза капитана заблестели, и Хратен порадовался, что в свое время приучил его к подачкам.
— Где твой отряд, капитан?
— Охраняет нового короля, — гордо ответил он.
— Нового короля?
— Вы многое пропустили, милорд. Теперь Арелоном правит лорд Телри — или будет править, как только похоронят Йадона.
У жреца не оставалось сил на удивление. «Йадон умер? Телри станет королем?» Как пять дней принесли столько изменений?
— Пойдем, — твердо произнес Хратен. — Ты все расскажешь по пути в часовню.
По дороге вокруг него собралась толпа. Капитан не имел экипажа, а Хратен не захотел ждать, пока вызовут карету из города. Переполнявшее его упоение от удачного плана отодвинуло слабость на второй план.
Радостные крики толпы тоже придавали бодрости. Новость разлетелась по городу, и слуги, торговцы, дворяне сбегались посмотреть на излеченного элантрийца. Люди расступались перед ним, провожали полными удивления и благоговения взглядами, а некоторые искали прикосновения к грязной элантрийской мантии.
Дорога до часовни прошла шумно, но спокойно, за исключением момента, когда джьерн заметил на боковой улочке выглядывающую из окна кареты теоданскую принцессу. При виде ее жреца охватило чувство удовлетворения, какого он не испытывал даже в тот день, когда стал полным джьерном. Его исцеление казалось не только неожиданным, оно было невероятным, немыслимым. Сарин никак не могла подготовиться к подобному обороту событий; Хратен получил полное и безоговорочное преимущество в войне с принцессой.
Около часовни он обернулся к толпе и воздел руки. Его мантию покрывала слизь, но джьерн показывал ее с гордостью. Грязь оповещала о пережитых страданиях, служила доказательством, что он опустился до самых глубин проклятия и вернулся с чистой душой.
— Люди Арелона! — выкрикнул Хратен. — Сегодня вы познали, кто правит вами! Обратите сердца и души к вере, где вас ждет высшая поддержка. Лорд Джаддет — единый бог на Сикле. Если вам необходимо доказательство, смотрите! Мои руки очистились от гнили, с кожи исчезли пятна, а на голове растут волосы. Я выдержал посланное лордом Джаддетом испытание, и он вознаградил меня. Я исцелился!
Он опустил руки, толпа взревела в одобрении. Многие усомнились после падения джьерна, но теперь их вера вернется сторицей. Дереиты Каи будут самыми преданными из когда-либо обращенных им.
Хратен вошел в часовню, а горожане остались шуметь и волноваться снаружи. Он слабел с каждым шагом, радость освобождения из Элантриса отступала под напором пятидневной усталости. Перед алтарем он опустился на колени и склонил голову в искренней молитве.
Джьерна не смущало, что «чудо» случилось благодаря снадобью Фротона; он всегда считал, что большинство чудес являлись либо естественными явлениями, либо делом человеческих рук. В любом случае за ними стоял Джаддет, как и за всем происходящим в мире, и он не упустит случая укрепить веру людей в творца всего сущего.
Он вознес благодарение Джаддету за то, что тот даровал ему идею и средства к ее успешному исполнению. Своевременное появление капитана безошибочно указывало на божественное вмешательство; случайностью не объяснить того, что именно сегодня тот решил прогуляться от особняка Телри до Элантриса и услышал через толщу стен крики Хратена. Джаддет не насылал на Хратена шаод, но успех плану принесло его благословение.
Опустошенный, верховный жрец закончил молитву и, пошатываясь, поднялся на ноги. За ним с шумом распахнулась входная дверь, и в часовню ворвался Дилаф. Хратен обреченно вздохнул: он надеялся отложить объяснения до того момента, когда отдохнет.
Дилаф смиренно упал к его ногам.
— Хроден, — прошептал он.
Джьерн вздрогнул от удивления.
— Да, артет?
— Я усомнился в вас, хроден, — признался арелонец. — Я думал, что лорд Джаддет проклял вас, что вы не знаете, что творите. Но теперь я вижу, что ваша вера сильнее, чем я полагал. Я понял, почему вас почтили званием джьерна.
— Извинение принято, артет. — Хратен старался, чтобы голос не дрожал от усталости. — Каждый может усомниться в трудные времена, ведь вам с братьями пришлось нелегко после моего изгнания.
— Нам не следовало терять веры.
— Тогда учись на прошлых ошибках и в следующий раз не позволяй сомнениям смутить тебя. Можешь идти, артет.
Дилаф поднялся и попятился к выходу; Хратен внимательно изучал его лицо. На нем читалось искреннее уважение, а вот раскаяние арелонца казалось показным. Взгляд переполняла смесь восхищения и беспокойства, но удовольствия по поводу возвращения джьерна он не испытывал. Война между ними еще не закончилась.
Хратен был слишком измучен, чтобы волноваться насчет Дилафа, так что он доковылял до своих покоев и, собрав остатки сил, распахнул дверь. Его вещи лежали грудой в углу комнаты, дожидаясь, пока их выкинут. В панике джьерн ринулся к куче. Он нашел сундук с сеоном под ворохом одежды; замок был сломан. Вытащил из сундука стальной ящик и осмотрел со всех сторон: дверцу покрывали царапины и вмятины.
Жрец поспешно открыл ящик. Некоторые рычаги погнулись, а колесо заклинило, так что он испытал облегчение, когда замок наконец щелкнул. С замирающим сердцем Хратен откинул крышку — внутри невозмутимо парил сеон. Там же лежали три флакона со снадобьем Фротона; два треснули, и содержимое вытекло на дно ящика.
— Кто-нибудь открывал ящик после того, как я в последний раз вызывал тебя?
— Нет, господин, — мелодичным голосом ответил сеон.
— Хорошо. — Хратен захлопнул крышку.
Потом рухнул на кровать и заснул.
Проснулся он в темноте. Тело еще стонало от усталости, но жрец заставил себя подняться. Ему осталось привести в исполнение самую важную часть плана. Он послал за одним из жрецов, и вскоре тот появился в дверях. Артет Дофген отличался мощным сложением фьерденца и выпирающими из-под дереитской мантии мускулами.
— Вы звали, господин? — спросил Дофген.
— Ты обучался в Рэтборском монастыре, не так ли?
— Да, господин.
— Хорошо. — Хратен протянул ему последний флакон. — Мне потребуются твои услуги.
— Для кого это, господин?
С выпускником Рэтбо не мог равняться ни один наемный убийца. Его обучение намного превосходило навыки, которые Хратен получил в монастыре Гаджан после того, как Дахор чуть не убил его. Только джьерн или рагнат имел право воспользоваться услугами рэтборского монаха без специального разрешения вирна.
Хратен улыбнулся.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Приступ случился во время занятий. Раоден не слышал своего сдавленного вскрика, не понял, что в судорогах свалился со стула на пол. Он ощущал только внезапно нахлынувшую агонию. Миллионы крохотных игл вонзились в него изнутри и снаружи, разрывая на части. Он перестал чувствовать свое тело — его поглотила боль. Она заполняла все чувства, исходя изо рта захлебывающимся криком.
И тут он увидел, как перед его мысленным взором поднялась неоглядная скользкая поверхность, без единой трещины или выступа. Она напирала, гнала перед собой волну невыносимой боли. Поверхность казалась огромной; перед ее размерами терялись целые миры. Она не желала ему зла, не имела разума. Она не волновалась и не пенилась, а застыла неподвижно, замороженная собственным давлением. Ей хотелось двигаться, хотелось перетечь куда-нибудь, лишь бы освободиться от накопившегося напряжения. Но у нее не имелось выхода.
Давящая мощь отступила, и зрение Раодена постепенно прояснилось. Он лежал под столом на холодном мраморном полу часовни. Над ним нависали встревоженные лица.
— Сюл? — настойчиво спрашивал знакомый голос. — Долокен! Раоден, ты меня слышишь?
Взгляд принца сфокусировался. Обычно суровое лицо Караты искажало беспокойство, а Галладон был вне себя.
— Все хорошо, — выдавил Раоден.
Его охватил стыд: теперь они узнают, насколько он слаб, если всего один месяц в Элантрисе сломил его.
Друзья помогли ему принять сидячее положение. Он жестом попросил помочь ему добраться до стула и со стоном рухнул на жесткое каменное сиденье. Тело ломило, как будто принц весь день перетаскивал тяжести.
— Сюл, что случилось? — взволнованно спросил Галладон.
Он неуверенно подошел к другому стулу, но не торопился присесть.
— Боль нахлынула слишком сильно. — Принц сложил на столе руки и опустил на них голову. — Уже все прошло.
Дьюл нахмурился:
— О чем ты говоришь?
— О боли, — вспылил Раоден. — Боль от порезов и синяков, которая отравляет жизнь элантрийцам.
— Сюл, боль не приходит волнами. Она все время с тобой.
— Ко мне она приходит волнами.
Галладон покачал головой:
— Так не бывает. Коло? Когда боль накопится до определенного предела, ты ломаешься и теряешь разум. Так всегда было. К тому же для хоеда тебе синяков еще копить и копить.
— Это ты уже говорил, но со мной происходит иначе. Боль приходит внезапно, как будто пытается поглотить меня, а потом отступает. Может, я просто не умею терпеть.
— Принц, — в замешательстве произнесла Карата, — вы светились.
Раоден оторопело уставился на нее:
— Что?
— Все верно, сюл. Ты упал и начал светиться, как эйон. Как будто…
Раоден изумленно продолжил:
— Как будто Дор пыталась пройти сквозь меня? Получалось, что сила искала выход и хотела использовать его как эйон.
— Почему я?
— Некоторые люди ближе к Дор, сюл. Одни элантрийцы умели создавать более мощные эйоны, а других, казалось, магия слушалась по мановению руки.
— К тому же, — добавила Карата, — вы знаете эйоны лучше всех. Вы же занимаетесь каждый день.
Раоден медленно кивнул, позабыв про боль.
— Говорят, что во время реода первыми пали сильнейшие элантрийцы. Они даже не пытались сопротивляться, когда их сжигали.
— Как будто все их силы сосредоточились на чем-то другом. Коло?
Раодена охватило внезапное облегчение: как бы ни мучила боль, он сильнее страдал от неуверенности. И все же его положение не улучшилось.
— Приступы ухудшаются. Если так пойдет дальше, скоро они сломают меня. Тогда…
Галладон понимающе и серьезно кивнул:
— Ты станешь хоедом.
— Дор уничтожит меня, разорвет на куски в бесплодной попытке вырваться на свободу. Она не живая — это всего лишь сила, и ее не остановит то, что я не могу предоставить проход. Когда она меня пересилит, вспомните свое обещание.
Галладон и Карата кивнули. Они поклялись отнести его к горному озеру. Сознание, что друзья его не бросят, придавало принцу решимости переносить приступы и в то же время желать, чтобы конец пришел поскорее.
— Может, все обойдется, сюл, — прервал его мысли дьюл. — Ведь джьерн излечился. Кто знает, все еще может измениться.
Раоден встрепенулся.
— Если он действительно вылечился.
— Что вы имеете в виду? — спросила Карата.
— Его выпустили из города с большой шумихой. На месте вирна я бы не потерпел, чтобы дереит оставался в Элантрисе и позорил мою религию. Я бы послал за ним своих людей, объявил о чудесном исцелении, а потом укрыл во Фьердене подальше от ненужных глаз.
— Правда, нам даже не удалось его хорошенько разглядеть после исцеления, — согласилась Карата.
От такого поворота дел Галладон выглядел подавленным. Как и прочие элантрийцы, после освобождения Хратена он воспрял духом. Раоден молчал, потому что не хотел разбивать родившуюся в людях надежду, но его одолевали подозрения. После ухода джьерна никто из остальных жителей города не выздоровел.
История с Хратеном казалась началом новой жизни, но принц сомневался, что в их существовании произойдут перемены. Они должны трудиться и заслужить лучшую долю своими руками, а не ждать чудес.
Он вернулся к занятиям.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Сарин недовольно наблюдала за джьерном. Хратен больше не проповедовал в часовне: прихожане туда не помещались. Он проводил собрания на окраине Каи, где поднимался на пятифутовую городскую стену, а завороженные слушатели рассаживались у его ног. Теперь его проповеди отличались живостью и энтузиазмом. Джьерна называли святым — он пострадал от шаода и победил проклятие.
Принцессе пришлось признать, что она схватилась с достойным противником. Затянутый в алые доспехи, Хратен возвышался над толпой, как омытая кровью стальная статуя.
— Может, его исцеление — обман, — заметила она.
— Конечно, обман, кузина, — откликнулся Люкел. — Если мы решим иначе, то ничего не останется, как обратиться в Шу-Дерет. А лично мне не идет красный цвет.
— У тебя лицо слишком розовое, — рассеянно откликнулась девушка.
— Если нас обманули, — сказал Шуден, — то я не представляю, каким образом.
Они стояли на задворках собравшейся к утренней проповеди толпы, чтобы своими глазами убедиться, как растет число последователей Дерети, даже в день королевских похорон.
— Может, ему наложили грим, — высказала предположение Сарин.
— Который выдержал ритуальное омовение?
— А если жрецы с ним заодно? — спросил Люкел.
— Ты когда-нибудь пробовал подкупить кораитского жреца?
Молодой купец стрельнул глазами по сторонам.
— Я предпочитаю не отвечать на подобные вопросы, благодарю покорно.
— Можно подумать, что ты веришь в чудесное исцеление, Шуден, — сказала принцесса.
— Я не исключаю его. Почему бы богу не отблагодарить преданного слугу? Разделение религий придумали Шу-Дерет и Шу-Корат; Шу-Кесег признает всех без исключения.
Сарин вздохнула и начала пробираться сквозь толпу к ожидающей ее карете, дав знак друзьям следовать за ней. Обманом или нет, но Хратен получил неоспоримую власть над жителями Каи. Если ему удастся посадить на трон своего протеже, все будет кончено. Арелон станет частью дереитской империи, и останется лишь Теод — и то, скорее всего, ненадолго.
Мысли Шудена и Люкела текли в том же направлении, потому что оба помрачнели и глубоко задумались. Они расселись в тягостном молчании, которое наконец нарушил Люкел, повернувшись к ней с тревожным выражением на узком ястребином лице.
— Почему ты считаешь, что у меня розовое лицо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67