«А юнец еще важнее! Кто бы мог подумать?!» Дворецкий побагровел от унижения. Я побагровел также — от смущения, ведь до сей поры я разговаривал с ним почтительно и обращался исключительно на вы. К тому же дворецкий был как минимум втрое старше меня.
— Будет исполнено, господин барон! — прошипел дворецкий, исчезая. Если бы он мог, он растерзал бы меня на части.
Из-за стола поднялся Михаэль.
— Господин барон, — сказал он, — простите нам нашу оплошность. Видите ли, — он прокашлялся, -
высокопоставленные персоны вроде вас редко захаживают сюда — в этом ваш слуга прав.
— Зато придурков всяких здесь больше, чем надо, — сказал смуглый егерь, хотел добавить что-то еще, но умолк, придавленный тяжелым взглядом Михаэля.
— В общем, — сказал Михаэль, — примите наши
извинения и, если это не составит вам труда, соблаговолите выпить с нами глинтвейну.
Егеря с недоумением уставились на своего вожака, но тот, нимало не смутясь, развязал свой поясной кошель, достал оттуда два золотых, щелчком пальцев подозвал целовальника и заказал:
— Глинтвейну! Самого лучшего! Да пошевеливайся! Господин барон спешит.
— Позвольте, — сказал я, — я расплачусь. Мне кажется, вы отдали последние…
— Не стоит, господин барон, — сказал он. — На этой территории позвольте мне считать вас своим гостем.
Вскорости принесли глинтвейн, и, сделав несколько глотков этой терпкой, чуть сладкой жидкости, я почувствовал себя тепло, благостно и уютно. «Какие, — думалось мне, — все же благородные и замечательные люди эти егеря!» Захотелось сделать им что-нибудь хорошее. И неожиданно для себя я выпалил:
— А что, ребята, идите ко мне на службу! В который уже раз над нашим столом повисло молчание.
— Вы не шутите, господин барон? — помолчав, спросил Михаэль.
— Нисколько.
— Вы, если я правильно понял, предлагаете нам пойти к вам на службу?
— Конечно. Не шутки же я с вами тут шучу…
— Гм, — сказал Михаэль, — предложение ваше интересное. Но, — продолжил он после некоторой паузы, — что вы, господин барон…
— Можно просто — Кристоф.
— …но что вы, господин барон, — развивал Михаэль свою мысль, казалось, пропустив мою реплику мимо ушей, — имеете в виду под словом «служба»? Надеюсь, вы не заставите нас надеть ливреи и прислуживать вам за едой? Или одевать-раздевать вас? Или, скажем, мыть полы?
— Ни того, ни другого, ни третьего, — сказал я. — Ни в коем случае. Слуг у меня, поверьте, хватает. Я даже поувольнял половину из них. Служба же ваша будет состоять в том, чтобы вы выезжали со мной на охоту.
— А где мы будем жить? — вмешался приземистый. — Чтоб я в этом вашем замке Дахау поселился!… Тьфу! Там нежить одна!
По-моему, он имел в виду моих слуг.
— Хорошо, — сказал я. — Около замка есть, насколько я помню, большой пустующий флигель. Приведите его в порядок и можете жить там.
— Лично я, — сказал кудрявый, — едва ваш замок
увижу, так меня аж мороз по коже продирает…
— Истинная правда, — сказал крепыш. — Вы уж, милостивый государь, простите, но замочек ваш противный какой-то.
А горбоносый, подмигнув, громким театральным шепотом сказал:
— Сударь, мой вам совет: не берите на службу этих двух трусишек!
Егеря расхохотались. Улыбнулся и я.
— Теперь, — сказал Михаэль, — что касается оплаты…
«Сколько же им надо платить?» — размышлял я и наугад выпалил:
— Пятнадцать золотых вас устроят?
— В месяц, — сказал Михаэль.
— В месяц.
— Каждому, — сказал Михаэль.
— Каждому, — подтвердил я.
— По рукам! — радостно заорали все четверо.
«А не очень ли огромные это для них деньги? — подумал я. — Шестьдесят в месяц, семьсот двадцать в год? Да плевать на деньги! У меня — миллионы! Что ж мне, торговаться из-за грошей?!»
— По рукам! — сказал я.
Мы познакомились. Егеря со сломанным носом звали Клаус, приземистого — Шульц, а кучерявого — Гейнц.
— А теперь, ребята, — сказал я, — давайте выпьем еще.
— За удачную службу! — провозгласил Михаэль.
— За хорошую охоту! — добавил Клаус.
— За крепкую дружбу! — Приземистый Шульц поднялся с бокалом.
— И за новую работу! — закончил Гейнц.
Стекло наших бокалов зазвенело.
В скором времени я и четверо моих новых слуг были у ворот городской ярмарки, где уже нервничали обе госпожи баронессы, возмущенно сопел дворецкий, скучат на облучках кучер.
— Ну наконец-то, господин барон, наконец-то! — Дворецкий бросился мне навстречу. — Мы уж так волновались, так волновались!
«Как же, — подумал я, — волновался ты, особенно после пивнушки».
— А позвольте спросить, — продолжал дворецкий, — что делают здесь эти господа? — Он указал на егерей. — Я полагаю, господин барон, вы пригласили ваших новых друзей в замок? — В голосе его звучал сарказм. Он оказался ядовит, мой дворецкий.
— Ошибаетесь, — невозмутимо отвечал я. — Эти господа наняты мною на работу в качестве егерей.
— А-а, — протянул дворецкий. — Господин барон собираются поохотиться. Ну, ну.
— Кристоф! — Из экипажа выглянула мать. Ее голову, как я заметил, украшала обновка: какой-то чудовищный не то чепец, не то шляпка. — Кристоф! Сынуля! Садись в экипаж! Едем!
Я оглянулся на егерей. Те уж восседали на гордых жеребцах-красавцах, насмешливо поглядывая в мою сторону.
К черту! Внезапно понял я: к черту экипаж! К черту «сынулю»! Я больше не «сынуля»!
— Одну минуту! — воскликнул я, бегом устремясь на ярмарку. — Я мигом!
Довольный и не очень разбредался с ярмарки народ. Мой лихорадочно бегающий по толпе взгляд вдруг выхватил из скопища людей торговца лошадьми. Тот угрюмо отвязывал от столба непроданную кобылу.
— Эй! — крикнул я. — Постой!
Торговец оглянулся.
— Ты, что ли, меня? — спросил он щурясь.
— Почем отдашь кобылку?
— А сколько дашь? — спросил он.
— Десять тебе хватит? — спросил я.
Лошадник оторопел.
— Десять?! — выдавил он. — Золотых?! А может, поторгуемся?
— Некогда мне с тобой, — сказал я. — Вот тебе десять, давай лошадь.
Я положил в его ладонь горсть монет.
— Упряжь к кобыле дашь?
Мужик кивнул.
Я уже вскочил, опустился в седло, когда лошадник воскликнул:
— Постой, парень, может, ты фальшивыми мне дал?
— Поди проспись! — отвечал я, ударяя кобылу пятками в бока. — Барон фон Гевиннер-Люхс никогда не расплачивается фальшивыми!… Как звать кобылку?
— Молния, — ответствовал торговец, пробуя мою монету на зуб.
Обратный путь я проделал уже не в экипаже, с женщинами, но в седле, как то и подобает настоящему рыцарю. Правда, Молния оказалась довольно никудышной клячонкой. Она была явно немолода, худо подкована, одышлива. Весь остаток дороги я размышлял, какой же насмешник дал ей нынешнее имя.
При выезде из городка произошел еще вот какой случай. У самых городских ворот нам наперерез бросился какой-то человек и с криком: «Стойте! Стойте!» — остановил экипаж, меня и моих спутников. Из окон экипажа выглянули обе недоумевающие госпожи баронессы.
— Миллион извинений! — рявкнул странный незнакомец, уже по одному голосу я определил в нем бывшего военного. — Миллиард извинений и пардонов, сударыни и судари. Поправьте меня, если ошибаюсь, но вы носите титул фон Гевиннер-Люхс и проживаете в замке Дахау.
— Совершенно верно, — улыбаясь, ответила мать. -
Именно так.
— Очень рад, очень рад! — осклабился сей инкогнито и, довольно неловко выхватив руку матери из окошка экипажа, поцеловал ее. Слышно было, как стукнулись его зубы о костяшки ее пальцев. — Позвольте отрекомендоваться: граф Иоахим-Иероним фон Блямменберг, полковник кавалерии в отставке. Волею всемогущей Планиды мы соседи. У нас, знаете, глушь: любому обществу радуешься, а кроме вас, почитай, никого и нет. Так что давайте знакомиться.
Егеря рядом со мной засмеялись. Я и сам не смог удержаться от улыбки.
— Вы, я полагаю, баронесса-мать? — продолжал граф. — А это, эрго, баронесса-дочь. — Он посмотрел на Клару. — А где же, собственно, барон? — Он обернулся в нашу сторону. — Я предположу и не ошибусь, что барон — вот этот статный господин. — Он указал на Михаэля.
— Нет, — отвечала баронесса-мать. — Вы ошиблись, господин граф. Барон вот…
— Подождите! — решительно прервал ее полковник в отставке. — Я сам определю. Ведь на голубую кровь у меня чутье необычайное. Барон, — он помедлил, затем указал на Клауса, — несомненно он.
Тут уж и я не смог удержаться от хохота.
— Неужели я ошибся? — продолжал граф. — Неужели барон вот этот господин? — На сей раз он указал на Шульца. Новый взрыв смеха разубедил его и в этой мысли. — Что ж, дорогой господин барон, — обратился он к Гейнцу, — будем знакомы! По правде сказать, вы не очень похожи на мать! Что? Я снова ошибся? — воскликнул граф, услышав новый раскат хохота. — Не может быть!
Он заглянул внутрь нашего экипажа, с сомнением оглядел дворецкого, смерил взглядом кучера.
— Очень досадно, — проговорил граф, завершив осмотр, — что господин барон остался в замке. Я был бы поистине счастлив познакомиться с ним. Досадно! Чертовски досадно!
Шульц и Гейнц уже рыдали от смеха.
— Но, — сказала мать, — господин барон находится
здесь. Кристоф! Представьтесь господину графу.
Я спешился, протянул графу руку.
— Так это вы — новый барон? — недоверчиво говорил граф, пожимая мою руку. — Никогда бы не подумал, вы уж извините. А почему бы не подумал? Вовсе не потому, что вы на барона не похожи. Отнюдь! Но очень уж, сударь, лошаденка ваша худа. У этих, — он кивнул на егерей, — красавцы, а не кони. А у вас? Послушайтесь старого кавалериста: не скупитесь, купите новую. А на этой клячонке даже дрова возить нельзя. Это я вам как кавалерист говорю. Сколько лет назад вы ее купили?
— Сегодня, — отвечал я.
— Зачем? — изумился граф. — Зачем вы купили эту падаль? Впрочем, не мое это дело. А сколько заплатили?
— Золотой, — мрачно соврал я.
— Зо-ло-той?! — Глаза графа сделались круглы. — Почему так дорого? Нет! Все-таки поразительно, до чего обнаглели эти торговцы! Ни стыда ни совести! По-ра-зи-тель-но! Если хотите, посмотрите, каких лошадок я наторговал для своей кареты. За каждую отдал пополталера. Зато какие лошади! Стройны, как лани, резвы, как леопарды. Кстати, о лошадях, там дочь моя сидит. Невеста на выданье. Хотите познакомлю? Эй, Верхен, иди сюда! Не хочет. Стесняется.
Я взглянул в сторону его экипажа. Женская головка в его окошке показалась мне хороша.
— Хорошие вы люди, — продолжал тем временем отставной полковник. — Пригласил бы вас в гости, да особняк наш, хе-хе, в ремонте. Так что сначала уж к вам, к вам. Как насчет четверга?
— Очень будем рады, — сказала мать. — Приезжайте к обеду.
— С превеликим удовольствием, сударыни и судари! — сказал граф. — С превеликим удовольствием! Ну-с, в гости напросился, теперь можно и откланяться. О'ревуар, господа, до четверга!
С этими словами почтенный граф удалился восвояси.
Обратная дорога прошла без приключений. В замок мы прибыли затемно и, отужинав, завалились спать. Егеря — во флигеле, я же — один в своей необъятной опочивальне. Долго не мог заснуть, ворочался с одного бока на другой. Различные мысли проносились в голове, подобно стылым сквознякам, хозяйничающим по полам и углам циклопической моей спальни. Вспоминались события прошедшего дня. «Почему это, — размышлялось, — никто не верит, что я барон? Может, я сошел с ума и меня сдадут в дурдом? Или я сплю? Как раз нет, напротив — не могу уснуть. Неужели я настолько не похож на дворянина? Даже этот солдафон граф и тот не распознал во мне „голубую“ кровь, хотя у него на нее и „чутье“. Еще мне было чертовски неудобно перед дворецким. Так обхамить бедного, добросовестного служаку! Как школяр, при товарищах не признающий придурковатого братца. Завтра же извинюсь перед ним и прибавлю жалованья. В общем, Леопольд, меня угрызала обычная с похмелья совесть.
Я постарался подумать о приятном. Например, о той прелестной женской головке в окне графской кареты. Обуреваемый сей приятной мыслью, я уснул. Мне снилось, что я портной. Только вместо одежды примеряю туловища, приставляю их к голове миловидной Верхен. Туловища различные: изящные, не очень изящные, полные, худые. Тела, которые я примерял, были обнажены, горячи, волнующи. Неожиданно у меня в руках оказалось мужское тело: одноногое, горбатое, покрытое шерстью. Проснулся я в холодном поту.
Уже рассвело. Проснулся я очень кстати, потому что егеря вознамерились провезти меня по окрестностям, показать ущелья и водопады. Наспех позавтракав, мы выехали. От греха подальше я оставил Молнию в конюшне, оттуда же взял вполне добротного мериноса, точнее, меринос — это овца, а я взял коня какой-то восточной породы, название сложное, не запомнить, так что пусть будет меринос.
Часа четыре мы куда-то поднимались, затем опускались, проезжали вьющимися вокруг пологих гор тропками. Потом подобрались к какой-то дикой лесистой расселине, где спешились. Невозможно, Леопольд, описать красоту здешних мест. Я и не стану этого делать. Хочешь представить, как тут красиво, — купи открытку и полюбуйся. А еще лучше — приезжай в гости.
Войдя в ущелье, я попервоначалу любовался окружающими видами, машинально забираясь на водопады вслед за егерями. Когда я вскарабкался на четвертый или пятый водопад, то понял: что-то неладно. Я абсолютно не представлял себе, как буду слезать обратно. А глядя на то, куда нам еще предстояло залезть, я не мог вообразить, как мы пойдем вперед.
Когда я вспоминаю то, что ждало нас дальше, мне все еще становится немного не по себе. Представь, Леопольд, каково это повиснуть на веревке над ревущим водопадом, ногой выискивать в скале опору, а из-под ноги сыплются камешки. Однако настоящего ужаса я натерпелся, когда нам нужно было пробраться самым краем пропасти, по уступу не шире полутора пальцев, причем мизинцев. При этом ты сильно отклоняешь тело назад, ногой нашариваешь выступ, пальцами же цепляешься за какие-то еле видимые щели в камнях. Вот тогда-то я впервые пожалел, что у меня ноги, а не копыта, а на руках нет длинных когтей. Насколько сподручней было бы карабкаться в таком обличье по скалам!
Вскорости стало темнеть. Надо было выбираться из ущелья, и мы полезли вверх по лесистому склону. Это, Леопольдушка, доложу, было немного посложнее, чем карабкаться по водосточной трубе к кухаркам на второй этаж. Влезали мы нескончаемо долго, до самой темноты. Было уже совсем темно, когда мы добрались наконец к нашим коням, а я к своему мериносу. В замок мы прибыли уже глубокой ночью, уставшие и голодные. Встречать нас выбежала вся многочисленная замковая прислуга, суетясь и лопоча, накрыли нам на стол. В эту ночь я спал без сновидений, как актер анатомического театра.
На этом, дружище, пока откланиваюсь. Остальное отпишу тебе в самое ближайшее время.
Твой друг Кристоф фон Верхолаз.
P.S. А я сейчас баклана в манговом соусе ел. Очень вкусно. Хе-хе…
P.P.S. Не обижайся и не завидуй. Приедешь — еще и не такой вкуснятинкой угощу: пальчики оближешь, и не только рук, но и ног.
3. Наследство
Кристоф — Леопольду
А теперь, дружище, придется тебе потерпеть еще немного, ибо я решил, не откладывая дела в долгий ящик, в этом же письме изложить, с чего же все началось, как я стал наследником замка, владельцем несусветных миллионов, самодуром и супостатом. А поскольку письмо мое сделалось уже чересчур объемно и его можно назвать не письмом даже, но целой бандеролью, у меня возникают справедливые сомнения в том, что ты, дружище, дочитаешь его до конца. Поэтому я распорядился: мой слуга не выдаст тебе пятьсот обещанных талеров, пока ты не дочитаешь письмо до конца в его присутствии. Не обижайся, Леопольд, но я тебя знаю как облупленного — чтение чего-либо, превышающего размером одну страницу, составляет для тебя непосильный труд. Так что потрудись, дружок, потрудись.
А началось все вот как. Ты, наверное, помнишь, когда мы с тобою виделись последний раз, как я отправился подкрасить у бакалейщика вывеску, получил там четверть талера и как ты, не дождавшись меня, умотал куда-то с двумя цыганками. (Жирный ты кабан! Хотел тебе послать тысячу монет, но, вспомнив твою бессовестность, решил ограничиться пятьюстами.) И по твоей, Леопольдушка, милости весь вечер для меня безнадежно пропал. Оставалось либо скучать в четырех стенах, либо отправляться самому искать приключений на одно место. Я избрал последнее. Четверть талера довольно ощутимо отягощали карман. Я решил поступить по-свински в ответ на свинство с твоей стороны: четверть талера, замыслил я, должны быть потрачены. С таковой мыслью и отправился на улицу.
Сумеречный вид нашей улицы, узкой, с выщербленной мостовой, к увеселениям никак не располагал. Какая-то тетка волочила котомки, по-видимому, с рынка. Какой-то человек, насвистывая, прилаживал к телеге новое колесо. Беззубые пацаны-оборвыши фехтовали ящичными досками. У входа в лавку восседала жена бакалейщика с тремя похожими на ручки от швабры дочерьми. И все такое прочее, много раз виденное и в описании не нуждающееся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Будет исполнено, господин барон! — прошипел дворецкий, исчезая. Если бы он мог, он растерзал бы меня на части.
Из-за стола поднялся Михаэль.
— Господин барон, — сказал он, — простите нам нашу оплошность. Видите ли, — он прокашлялся, -
высокопоставленные персоны вроде вас редко захаживают сюда — в этом ваш слуга прав.
— Зато придурков всяких здесь больше, чем надо, — сказал смуглый егерь, хотел добавить что-то еще, но умолк, придавленный тяжелым взглядом Михаэля.
— В общем, — сказал Михаэль, — примите наши
извинения и, если это не составит вам труда, соблаговолите выпить с нами глинтвейну.
Егеря с недоумением уставились на своего вожака, но тот, нимало не смутясь, развязал свой поясной кошель, достал оттуда два золотых, щелчком пальцев подозвал целовальника и заказал:
— Глинтвейну! Самого лучшего! Да пошевеливайся! Господин барон спешит.
— Позвольте, — сказал я, — я расплачусь. Мне кажется, вы отдали последние…
— Не стоит, господин барон, — сказал он. — На этой территории позвольте мне считать вас своим гостем.
Вскорости принесли глинтвейн, и, сделав несколько глотков этой терпкой, чуть сладкой жидкости, я почувствовал себя тепло, благостно и уютно. «Какие, — думалось мне, — все же благородные и замечательные люди эти егеря!» Захотелось сделать им что-нибудь хорошее. И неожиданно для себя я выпалил:
— А что, ребята, идите ко мне на службу! В который уже раз над нашим столом повисло молчание.
— Вы не шутите, господин барон? — помолчав, спросил Михаэль.
— Нисколько.
— Вы, если я правильно понял, предлагаете нам пойти к вам на службу?
— Конечно. Не шутки же я с вами тут шучу…
— Гм, — сказал Михаэль, — предложение ваше интересное. Но, — продолжил он после некоторой паузы, — что вы, господин барон…
— Можно просто — Кристоф.
— …но что вы, господин барон, — развивал Михаэль свою мысль, казалось, пропустив мою реплику мимо ушей, — имеете в виду под словом «служба»? Надеюсь, вы не заставите нас надеть ливреи и прислуживать вам за едой? Или одевать-раздевать вас? Или, скажем, мыть полы?
— Ни того, ни другого, ни третьего, — сказал я. — Ни в коем случае. Слуг у меня, поверьте, хватает. Я даже поувольнял половину из них. Служба же ваша будет состоять в том, чтобы вы выезжали со мной на охоту.
— А где мы будем жить? — вмешался приземистый. — Чтоб я в этом вашем замке Дахау поселился!… Тьфу! Там нежить одна!
По-моему, он имел в виду моих слуг.
— Хорошо, — сказал я. — Около замка есть, насколько я помню, большой пустующий флигель. Приведите его в порядок и можете жить там.
— Лично я, — сказал кудрявый, — едва ваш замок
увижу, так меня аж мороз по коже продирает…
— Истинная правда, — сказал крепыш. — Вы уж, милостивый государь, простите, но замочек ваш противный какой-то.
А горбоносый, подмигнув, громким театральным шепотом сказал:
— Сударь, мой вам совет: не берите на службу этих двух трусишек!
Егеря расхохотались. Улыбнулся и я.
— Теперь, — сказал Михаэль, — что касается оплаты…
«Сколько же им надо платить?» — размышлял я и наугад выпалил:
— Пятнадцать золотых вас устроят?
— В месяц, — сказал Михаэль.
— В месяц.
— Каждому, — сказал Михаэль.
— Каждому, — подтвердил я.
— По рукам! — радостно заорали все четверо.
«А не очень ли огромные это для них деньги? — подумал я. — Шестьдесят в месяц, семьсот двадцать в год? Да плевать на деньги! У меня — миллионы! Что ж мне, торговаться из-за грошей?!»
— По рукам! — сказал я.
Мы познакомились. Егеря со сломанным носом звали Клаус, приземистого — Шульц, а кучерявого — Гейнц.
— А теперь, ребята, — сказал я, — давайте выпьем еще.
— За удачную службу! — провозгласил Михаэль.
— За хорошую охоту! — добавил Клаус.
— За крепкую дружбу! — Приземистый Шульц поднялся с бокалом.
— И за новую работу! — закончил Гейнц.
Стекло наших бокалов зазвенело.
В скором времени я и четверо моих новых слуг были у ворот городской ярмарки, где уже нервничали обе госпожи баронессы, возмущенно сопел дворецкий, скучат на облучках кучер.
— Ну наконец-то, господин барон, наконец-то! — Дворецкий бросился мне навстречу. — Мы уж так волновались, так волновались!
«Как же, — подумал я, — волновался ты, особенно после пивнушки».
— А позвольте спросить, — продолжал дворецкий, — что делают здесь эти господа? — Он указал на егерей. — Я полагаю, господин барон, вы пригласили ваших новых друзей в замок? — В голосе его звучал сарказм. Он оказался ядовит, мой дворецкий.
— Ошибаетесь, — невозмутимо отвечал я. — Эти господа наняты мною на работу в качестве егерей.
— А-а, — протянул дворецкий. — Господин барон собираются поохотиться. Ну, ну.
— Кристоф! — Из экипажа выглянула мать. Ее голову, как я заметил, украшала обновка: какой-то чудовищный не то чепец, не то шляпка. — Кристоф! Сынуля! Садись в экипаж! Едем!
Я оглянулся на егерей. Те уж восседали на гордых жеребцах-красавцах, насмешливо поглядывая в мою сторону.
К черту! Внезапно понял я: к черту экипаж! К черту «сынулю»! Я больше не «сынуля»!
— Одну минуту! — воскликнул я, бегом устремясь на ярмарку. — Я мигом!
Довольный и не очень разбредался с ярмарки народ. Мой лихорадочно бегающий по толпе взгляд вдруг выхватил из скопища людей торговца лошадьми. Тот угрюмо отвязывал от столба непроданную кобылу.
— Эй! — крикнул я. — Постой!
Торговец оглянулся.
— Ты, что ли, меня? — спросил он щурясь.
— Почем отдашь кобылку?
— А сколько дашь? — спросил он.
— Десять тебе хватит? — спросил я.
Лошадник оторопел.
— Десять?! — выдавил он. — Золотых?! А может, поторгуемся?
— Некогда мне с тобой, — сказал я. — Вот тебе десять, давай лошадь.
Я положил в его ладонь горсть монет.
— Упряжь к кобыле дашь?
Мужик кивнул.
Я уже вскочил, опустился в седло, когда лошадник воскликнул:
— Постой, парень, может, ты фальшивыми мне дал?
— Поди проспись! — отвечал я, ударяя кобылу пятками в бока. — Барон фон Гевиннер-Люхс никогда не расплачивается фальшивыми!… Как звать кобылку?
— Молния, — ответствовал торговец, пробуя мою монету на зуб.
Обратный путь я проделал уже не в экипаже, с женщинами, но в седле, как то и подобает настоящему рыцарю. Правда, Молния оказалась довольно никудышной клячонкой. Она была явно немолода, худо подкована, одышлива. Весь остаток дороги я размышлял, какой же насмешник дал ей нынешнее имя.
При выезде из городка произошел еще вот какой случай. У самых городских ворот нам наперерез бросился какой-то человек и с криком: «Стойте! Стойте!» — остановил экипаж, меня и моих спутников. Из окон экипажа выглянули обе недоумевающие госпожи баронессы.
— Миллион извинений! — рявкнул странный незнакомец, уже по одному голосу я определил в нем бывшего военного. — Миллиард извинений и пардонов, сударыни и судари. Поправьте меня, если ошибаюсь, но вы носите титул фон Гевиннер-Люхс и проживаете в замке Дахау.
— Совершенно верно, — улыбаясь, ответила мать. -
Именно так.
— Очень рад, очень рад! — осклабился сей инкогнито и, довольно неловко выхватив руку матери из окошка экипажа, поцеловал ее. Слышно было, как стукнулись его зубы о костяшки ее пальцев. — Позвольте отрекомендоваться: граф Иоахим-Иероним фон Блямменберг, полковник кавалерии в отставке. Волею всемогущей Планиды мы соседи. У нас, знаете, глушь: любому обществу радуешься, а кроме вас, почитай, никого и нет. Так что давайте знакомиться.
Егеря рядом со мной засмеялись. Я и сам не смог удержаться от улыбки.
— Вы, я полагаю, баронесса-мать? — продолжал граф. — А это, эрго, баронесса-дочь. — Он посмотрел на Клару. — А где же, собственно, барон? — Он обернулся в нашу сторону. — Я предположу и не ошибусь, что барон — вот этот статный господин. — Он указал на Михаэля.
— Нет, — отвечала баронесса-мать. — Вы ошиблись, господин граф. Барон вот…
— Подождите! — решительно прервал ее полковник в отставке. — Я сам определю. Ведь на голубую кровь у меня чутье необычайное. Барон, — он помедлил, затем указал на Клауса, — несомненно он.
Тут уж и я не смог удержаться от хохота.
— Неужели я ошибся? — продолжал граф. — Неужели барон вот этот господин? — На сей раз он указал на Шульца. Новый взрыв смеха разубедил его и в этой мысли. — Что ж, дорогой господин барон, — обратился он к Гейнцу, — будем знакомы! По правде сказать, вы не очень похожи на мать! Что? Я снова ошибся? — воскликнул граф, услышав новый раскат хохота. — Не может быть!
Он заглянул внутрь нашего экипажа, с сомнением оглядел дворецкого, смерил взглядом кучера.
— Очень досадно, — проговорил граф, завершив осмотр, — что господин барон остался в замке. Я был бы поистине счастлив познакомиться с ним. Досадно! Чертовски досадно!
Шульц и Гейнц уже рыдали от смеха.
— Но, — сказала мать, — господин барон находится
здесь. Кристоф! Представьтесь господину графу.
Я спешился, протянул графу руку.
— Так это вы — новый барон? — недоверчиво говорил граф, пожимая мою руку. — Никогда бы не подумал, вы уж извините. А почему бы не подумал? Вовсе не потому, что вы на барона не похожи. Отнюдь! Но очень уж, сударь, лошаденка ваша худа. У этих, — он кивнул на егерей, — красавцы, а не кони. А у вас? Послушайтесь старого кавалериста: не скупитесь, купите новую. А на этой клячонке даже дрова возить нельзя. Это я вам как кавалерист говорю. Сколько лет назад вы ее купили?
— Сегодня, — отвечал я.
— Зачем? — изумился граф. — Зачем вы купили эту падаль? Впрочем, не мое это дело. А сколько заплатили?
— Золотой, — мрачно соврал я.
— Зо-ло-той?! — Глаза графа сделались круглы. — Почему так дорого? Нет! Все-таки поразительно, до чего обнаглели эти торговцы! Ни стыда ни совести! По-ра-зи-тель-но! Если хотите, посмотрите, каких лошадок я наторговал для своей кареты. За каждую отдал пополталера. Зато какие лошади! Стройны, как лани, резвы, как леопарды. Кстати, о лошадях, там дочь моя сидит. Невеста на выданье. Хотите познакомлю? Эй, Верхен, иди сюда! Не хочет. Стесняется.
Я взглянул в сторону его экипажа. Женская головка в его окошке показалась мне хороша.
— Хорошие вы люди, — продолжал тем временем отставной полковник. — Пригласил бы вас в гости, да особняк наш, хе-хе, в ремонте. Так что сначала уж к вам, к вам. Как насчет четверга?
— Очень будем рады, — сказала мать. — Приезжайте к обеду.
— С превеликим удовольствием, сударыни и судари! — сказал граф. — С превеликим удовольствием! Ну-с, в гости напросился, теперь можно и откланяться. О'ревуар, господа, до четверга!
С этими словами почтенный граф удалился восвояси.
Обратная дорога прошла без приключений. В замок мы прибыли затемно и, отужинав, завалились спать. Егеря — во флигеле, я же — один в своей необъятной опочивальне. Долго не мог заснуть, ворочался с одного бока на другой. Различные мысли проносились в голове, подобно стылым сквознякам, хозяйничающим по полам и углам циклопической моей спальни. Вспоминались события прошедшего дня. «Почему это, — размышлялось, — никто не верит, что я барон? Может, я сошел с ума и меня сдадут в дурдом? Или я сплю? Как раз нет, напротив — не могу уснуть. Неужели я настолько не похож на дворянина? Даже этот солдафон граф и тот не распознал во мне „голубую“ кровь, хотя у него на нее и „чутье“. Еще мне было чертовски неудобно перед дворецким. Так обхамить бедного, добросовестного служаку! Как школяр, при товарищах не признающий придурковатого братца. Завтра же извинюсь перед ним и прибавлю жалованья. В общем, Леопольд, меня угрызала обычная с похмелья совесть.
Я постарался подумать о приятном. Например, о той прелестной женской головке в окне графской кареты. Обуреваемый сей приятной мыслью, я уснул. Мне снилось, что я портной. Только вместо одежды примеряю туловища, приставляю их к голове миловидной Верхен. Туловища различные: изящные, не очень изящные, полные, худые. Тела, которые я примерял, были обнажены, горячи, волнующи. Неожиданно у меня в руках оказалось мужское тело: одноногое, горбатое, покрытое шерстью. Проснулся я в холодном поту.
Уже рассвело. Проснулся я очень кстати, потому что егеря вознамерились провезти меня по окрестностям, показать ущелья и водопады. Наспех позавтракав, мы выехали. От греха подальше я оставил Молнию в конюшне, оттуда же взял вполне добротного мериноса, точнее, меринос — это овца, а я взял коня какой-то восточной породы, название сложное, не запомнить, так что пусть будет меринос.
Часа четыре мы куда-то поднимались, затем опускались, проезжали вьющимися вокруг пологих гор тропками. Потом подобрались к какой-то дикой лесистой расселине, где спешились. Невозможно, Леопольд, описать красоту здешних мест. Я и не стану этого делать. Хочешь представить, как тут красиво, — купи открытку и полюбуйся. А еще лучше — приезжай в гости.
Войдя в ущелье, я попервоначалу любовался окружающими видами, машинально забираясь на водопады вслед за егерями. Когда я вскарабкался на четвертый или пятый водопад, то понял: что-то неладно. Я абсолютно не представлял себе, как буду слезать обратно. А глядя на то, куда нам еще предстояло залезть, я не мог вообразить, как мы пойдем вперед.
Когда я вспоминаю то, что ждало нас дальше, мне все еще становится немного не по себе. Представь, Леопольд, каково это повиснуть на веревке над ревущим водопадом, ногой выискивать в скале опору, а из-под ноги сыплются камешки. Однако настоящего ужаса я натерпелся, когда нам нужно было пробраться самым краем пропасти, по уступу не шире полутора пальцев, причем мизинцев. При этом ты сильно отклоняешь тело назад, ногой нашариваешь выступ, пальцами же цепляешься за какие-то еле видимые щели в камнях. Вот тогда-то я впервые пожалел, что у меня ноги, а не копыта, а на руках нет длинных когтей. Насколько сподручней было бы карабкаться в таком обличье по скалам!
Вскорости стало темнеть. Надо было выбираться из ущелья, и мы полезли вверх по лесистому склону. Это, Леопольдушка, доложу, было немного посложнее, чем карабкаться по водосточной трубе к кухаркам на второй этаж. Влезали мы нескончаемо долго, до самой темноты. Было уже совсем темно, когда мы добрались наконец к нашим коням, а я к своему мериносу. В замок мы прибыли уже глубокой ночью, уставшие и голодные. Встречать нас выбежала вся многочисленная замковая прислуга, суетясь и лопоча, накрыли нам на стол. В эту ночь я спал без сновидений, как актер анатомического театра.
На этом, дружище, пока откланиваюсь. Остальное отпишу тебе в самое ближайшее время.
Твой друг Кристоф фон Верхолаз.
P.S. А я сейчас баклана в манговом соусе ел. Очень вкусно. Хе-хе…
P.P.S. Не обижайся и не завидуй. Приедешь — еще и не такой вкуснятинкой угощу: пальчики оближешь, и не только рук, но и ног.
3. Наследство
Кристоф — Леопольду
А теперь, дружище, придется тебе потерпеть еще немного, ибо я решил, не откладывая дела в долгий ящик, в этом же письме изложить, с чего же все началось, как я стал наследником замка, владельцем несусветных миллионов, самодуром и супостатом. А поскольку письмо мое сделалось уже чересчур объемно и его можно назвать не письмом даже, но целой бандеролью, у меня возникают справедливые сомнения в том, что ты, дружище, дочитаешь его до конца. Поэтому я распорядился: мой слуга не выдаст тебе пятьсот обещанных талеров, пока ты не дочитаешь письмо до конца в его присутствии. Не обижайся, Леопольд, но я тебя знаю как облупленного — чтение чего-либо, превышающего размером одну страницу, составляет для тебя непосильный труд. Так что потрудись, дружок, потрудись.
А началось все вот как. Ты, наверное, помнишь, когда мы с тобою виделись последний раз, как я отправился подкрасить у бакалейщика вывеску, получил там четверть талера и как ты, не дождавшись меня, умотал куда-то с двумя цыганками. (Жирный ты кабан! Хотел тебе послать тысячу монет, но, вспомнив твою бессовестность, решил ограничиться пятьюстами.) И по твоей, Леопольдушка, милости весь вечер для меня безнадежно пропал. Оставалось либо скучать в четырех стенах, либо отправляться самому искать приключений на одно место. Я избрал последнее. Четверть талера довольно ощутимо отягощали карман. Я решил поступить по-свински в ответ на свинство с твоей стороны: четверть талера, замыслил я, должны быть потрачены. С таковой мыслью и отправился на улицу.
Сумеречный вид нашей улицы, узкой, с выщербленной мостовой, к увеселениям никак не располагал. Какая-то тетка волочила котомки, по-видимому, с рынка. Какой-то человек, насвистывая, прилаживал к телеге новое колесо. Беззубые пацаны-оборвыши фехтовали ящичными досками. У входа в лавку восседала жена бакалейщика с тремя похожими на ручки от швабры дочерьми. И все такое прочее, много раз виденное и в описании не нуждающееся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27