Я знаю здесь лишь несколько проходов, по которым можно двигаться, не боясь заблудиться. А недавно мне снился сон, очень похожий на явь. Кошмарный сон. Я заблудился в необитаемой части замка. Стены стали дрожать и испускать странное свечение. Мне стало страшно, я побежал и попал на сборище каких-то ужасных, бесформенных чудовищ, которые чуть не растерзали меня. Меня спас лишь какой-то одетый в яркий плащ великан… Порою мне кажется, что это произошло наяву. Я боюсь своего замка.
— Почему же ты никуда отсюда не уедешь?
— Я сразу лишусь наследства. Покойному барону было угодно, чтобы целый год безвыездно я провел в этом замке. И уже за эту неделю он мне порядком осточертел. Если бы не охота и ты, Вероника, я бы свихнулся здесь от скуки. Обещай приезжать ко мне почаще!
— С удовольствием! — сказала Вероника.
Ладони Кристофа смяли нежную ткань платья графини, а губы впились в уста жадным поцелуем.
— Кхе-кхе-кхе! — раздался неподалеку знакомый скрипучий кашель. — Я извиняюсь, господин барон, что отвлекаю вас от сего, безусловно, приятного времяпрепровождения.
— Маэстро! — обрадованно воскликнул Кристоф. — Собственно, вас-то мы и разыскиваем!
— Странно слышать, — молвил маэстро, раскланиваясь во все стороны, — что вы изволили прервать шумное увеселение поистине лукуллова пиршества и соизволили обратить внимание на скромного философа.
Итак, чем могу служить? Хотя постойте!… Я наблюдаю здесь персону, мне незнакомую, имя которой, однако же, для меня не загадка. Если не ошибаюсь, а не ошибаюсь я почти никогда, вас, сударыня, зовут Вероника, графиня фон Блямменберг.
— Вы действительно не ошибаетесь! — ответила, рассмеявшись, Вероника. — Позвольте теперь и мне предположить, что вас зовут маэстро Корпускулус. Очень о вас наслышана!…
— С хорошей, надеюсь, стороны! — сказал маэстро, подпрыгивая едва не до потолка.
— Вероника — моя невеста, — сказал Кристоф.
— Хорошо, что вы предупредили об этом бывалого ловеласа. Ибо красота ваша, сударыня, неописуема. И я нисколько не сомневаюсь в том, что вы способны разжечь любовный пламень не только в юном бароне, но даже в старце, убеленном сединами. Искренне сожалею, что не встретил вас лет эдак пятьдесят назад. Однако чем могу быть полезен? Ваше желание, сударыня, для меня закон. Ради его исполнения я, пожалуй, согласен отложить намеченный поход в библиотеку. Что есть чтение книг по сравнению с созерцанием столь небывалой красоты?!
Из уст маэстро изливался такой поток красноречия, что Кристоф поневоле почувствовал себя неловким и косноязычным.
— Мы, собственно, вот по какому поводу, — сказал Кристоф.
— Я весь внимание! — встрепенулся маэстро, изобразив ногами небывалое антраша. — Я обратился сейчас в одно большое ухо, готовое расслышать все ваши желания!
— Погадайте мне по руке, пожалуйста! — сказала Вероника.
— О, сударыня! Вы не могли ничем другим более порадовать старого хироманта, чем этой просьбой! Преподнесите мне мешок золота! — воскликнул маэстро, подкидывая парик в воздух.
— О Боже! — воскликнула Вероника. — Неужели так дорого!
— Преподнесите мне мешок золота, и то я не обрадуюсь этому более, чем вашей просьбе! Однако пройдемте же в мой кабинет. Там я исполню ваше желание с несказаннейшим удовольствием.
Откуда-то снизу грянули резкие и пронзительные звуки музыки.
— Что это? — спросил маэстро, внезапно посерьезнев.
— Карнавал, — сказал Кристоф.
— Кто его затеял? — спросил маэстро. Его глубокий взгляд, казалось, проникал Кристофу в самые тайники Души.
— Господин дворецкий.
— Господин дворецкий… — повторил маэстро. — Гм! Что ж… Однако пойдемте!
Когда они вступили в коридоры пятого этажа, маэстро вполголоса обратился к Кристофу:
— Господин барон! Настоятельно рекомендую вам не посещать безлюдные места замка. Это пойдет к вашей же пользе. Во-первых, ничего интересного там нет. Во-вторых, ваши предки были шутники: нежелательный гость шел по коридору, неожиданно каменные половицы под ним разверзались, и гость попадал — навечно — в каменный мешок. Следует знать, что такие ловушки кое-где еще остались неиспользованными. И в-третьих, помните о том, что я прочитал на вашей ладони о грозящей вам опасности, коей вы рискуете подвергнуться, расхаживая по необитаемым коридорам. И, прошу вас, не сочтите сие предупреждение за занудство многоученого старца, но за совет, направленный к вашей же пользе.
— Странно, — сказал Кристоф. — Я — хозяин замка — не могу даже прогуляться по своему жилищу. Напоминает домашний арест.
— Нисколько! — раскланялся маэстро. — Если в вас возникает любопытство, если вы хотите осмотреть необитаемые внутренности замка — обращайтесь ко мне. У меня есть старинные планы замковых коридоров, кроме того, за полгода, которые я здесь пробыл, я многие из этих коридоров исследовал. В моем лице вы обрящете ценного проводника. Отправившись же в путь самостоятельно, вы рискуете окончательно и бесповоротно заблудиться. Добавлю, что внутренности замка не так уж необитаемы, как это кажется. Запомните, юноша, в каждом лабиринте есть свой Минотавр.
Стена глухого коридора таила в себе нишу, ниша скрывала дверцу. «Никогда бы не догадался, что маэстро живет здесь», — подумал Кристоф и мысленно поблагодарил провидение, пославшее ему встречу со старым философом.
Маэстро церемонно, размахивая париком, раскланялся.
— Почтенная сударыня! Философ-отшельник сердечнейше рад приветствовать вас на пороге своей берлоги, в кою всенижайше упрашивает вас прошествовать.
Вслед за сей тирадой маэстро громко и троекратно щелкнул пальцами правой руки. Маленькая дверца распахнулась.
Внутри обиталище маэстро не представало такой уж берлогой. Напротив, покои одинокого философа вид имели ухоженный, порядок, во всяком случае, видимость порядка, присутствовала. Стрельчатое окно открывало вид на большую часть замка с высоты, близкой к высоте птичьего полета. Огромный стол, ножки которого были сделаны в виде человеческих ног со ступнями, пальцами, коленями, вмещал множество разнообразных бумаг, испещренных неведомыми знаками и пометами. Стены «берлоги» были украшены картинами, гравюрами и литографиями. Одна из гравюр изображала человека в остроконечном колпаке, квадрат, заполненный цифрами, астролябию. Была у маэстро в кабинете и настоящая астролябия — огромная, на инкрустированной серебром подставке. Стояла она на специальной полке по соседству с чем-то загадочным, напоминающим перегонный куб.
— Располагайтесь, пожалуйста, в креслах! — сказал маэстро. — А вы, любезная графиня, садитесь около меня. Так-с! — Маэстро весьма ловко зажег толстую витую свечу и склонился в витиеватом поклоне около Вероники. — Так-с, сударыня! Гм!… Угу!… Так-так-так!
— Что же вы видите, маэстро? — спросила Вероника нетерпеливо.
— Сударыня! Вы когда-нибудь слыхали о Дельфийском оракуле? О! Вы морщите лобик! Учитывая вашу красоту, знать о Дельфийском оракуле вам необязательно. Располагался он в городке Дельфы, в Древней Греции. Находился в пещере, из глубины которой постоянно валил густой, одуряющий дым. Древние греки, сударыня, верили, что этот дым идет из самого Аида — царства мертвых, расположенного глубоко под землей. В пещере сидела пифия — дева-прорицательница. Вдыхая дым, она изрекала туманные пророчества, смысла которых зачастую не понимал пришедший за предсказанием человек. Он пожимал плечами и уходил. И лишь затем, когда начинало сбываться предсказанное, а причудливые обстоятельства сплетались таким образом, что смысл пророчества уже переставал быть невнятным, к человеку приходило понимание. Человек понимал, что иначе (и большего) сказать было невозможно. Ибо (прошу, сударыня, прощения за затянувшееся вступление, будьте снисходительны к старому болтуну) миром управляет Его Величество Случай. Игра и сплетение всякого рода случайностей, ежесекундно меняющихся, тончайшей сетью оплетают мир, где мы с вами живем. Помимо этого, есть еще и закономерности… Впрочем — гм! — не будем углубляться в эти материи. Скажу лишь, что человек волен менять некоторые случайности, дабы не подвергаться опасностям разного рода. Например, случай из моей практики. Некий служащий, жена коего находилась в весьма интересном положении, выразил желание узнать у меня, кого она ему родит.
— Неужели вы можете предсказать даже это? — изумленно воскликнула Вероника.
— Сударыня! Это такие пустяки, доступные даже средней руки шарлатану, что я считаю излишним хвалиться этой своей способностью. Так вот, я безошибочно определил, что жена принесет ему двойняшек мужеского пола. Однако помимо этого (а вот здесь уже хвалюсь), внимание мое привлек довольно редкий узор кожных линий. Рядовой хиромант не придал бы сему обстоятельству ровно никакого значения — но только не я! Линии указывали, что человек этот фантастически привержен своим устоявшимся за долгие годы привычкам и что таковая приверженность грозит ему в самое ближайшее время неслыханными бедами. Большего я выведать не смог. Чиновник внимательнейше выслушал меня, однако, как мне показалось, был весьма недоволен туманностью моего предсказания. Через две недели я получил известие, что недавний мой клиент оказался убит. Причиною смерти явился наиобычнейший цветочный горшок, вывалившийся из окна по недосмотру протиравшей оконные стекла горничной прямо на улицу, по которой наш чиновник ежедневно ходил на службу, ходил с такой регулярностью, что по нему, извините за избитое выражение, можно было проверять часы. Горшок упал чиновнику на голову, пробив черепную коробку… Впрочем, опустим детали. Естественно, он так и не увидел двойняшек мужеского пола, которых жена принесла ему точно в срок. А ведь, пройди он по улице секундой раньше или секундой позже, трагедии не случилось бы. Ее также не случилось бы, если б он прислушался к моему совету и изменил свои привычки. Хотя скорее всего я требовал от него невозможного. Теперь, дитя мое (вы не будете возражать, если я вас так назову?), вы, надеюсь, понимаете, что такое обстоятельства, могущие измениться?
— О да, — сказала Вероника, — кажется, понимаю.
— Задача всякого прорицателя — указать именно на такие обстоятельства, изменение которых способствует избавлению от бед и всякого рода напастей.
— А что же вы все-таки углядели на моей ладони? — спросила Вероника.
— Это не тайна, сударыня, от вас, — сказал, раскланявшись, маэстро. — Однако господину барону лучше было бы не слышать этого.
— Мне что же — уйти? — сказал Кристоф.
— Нет, — сказал маэстро. — Просто отойдите к окну. Там вы не будете слышать того, что для ваших ушей не предназначено.
— Что ж, — сказал Кристоф, пожимая плечами, — будь по-вашему!
За окном моросил мелкий дождик, в сером небе летали далекие, похожие на мух птицы, по заросшему ряской рву расходились круги дождевых капель.
— Сударыня! — Маэстро заговорил шепотом. — Не ошибусь, если скажу, что вы влюблены.
Вероника покраснела.
— Не краснейте, дитя мое! Ничего стыдного в этом нет…
— Маэстро, я поражена! Неужели все это написано на моей ладони?…
— Оставьте свой сарказм, графиня. Это написано на вашем лице, это безошибочно читается у вас во взгляде. Ладонь же ваша повествует, помимо этого, еще кое о чем…
— О чем же?
— А о том, что вы сами еще не знаете, до какой степени можете любить. Любовь ваша может подвигнуть вас на безумства, которых я советую остерегаться.
— Я не понимаю, о чем вы говорите! — разгневанно перебила Вероника.
— Подождите гневаться! Я ни в коем случае не делаю вам оскорбительных намеков. Я всего лишь предостерегаю вас от необдуманных поступков, совсем не связанных с тем, что вы подумали.
— Откуда вам знать, что я подумала?
— Тысяча извинений, сударыня! Хоть я и доктор красноречия, однако не в моих силах объяснить вам, что я имею в виду…
Взгляд Кристофа, устав скучающе блуждать по заоконному пространству, обратился к подоконнику. Сделанный из красного дерева, он содержал на себе несколько предметов: резную фигурку, изображавшую толстого монгола с бритой наголо головой, сидящего на корточках и блаженно чему-то улыбающегося; пожелтевший кусок пергамента, испещренный неведомыми значками; хрустальный флакончик, до половины наполненный какой-то белой, напоминающей воду жидкостью. Машинально флакончик этот очутился у Кристофа в руке. Аккуратно, двумя пальцами, Кристоф Убрал с его горлышка миниатюрную хрустальную пробку и, поднеся флакончик к самым ноздрям, понюхал жидкость. Она обладала резким, но не лишенным приятности запахом, как будто нашатырь смешали с изысканным благовонием. Кристоф еще раз глубоко вздохнул, и, странное дело, ему показалось, что жидкость выделяет радужный пар. Гладко, как дым из трубки, извиваясь в воздухе, разноцветный этот пар стремился в ноздри Кристофа. В этом было что-то пугающее. Кристоф быстро закрыл флакончик и поставил его на прежнее место. Кажется, маэстро ничего не заметил.
— Сударыня! — продолжал маэстро. — Вы начинаете обижаться, так и не соизволив меня понять…
— Кто вам сказал, что я обижаюсь? — пожала плечами Вероника. — Хотя, сказать честно, я была лучшего мнения о вас.
— Я всего лишь предупреждаю вас, что принятие вами необдуманных решений может привести к нежелательным последствиям…
— Что ж, я поняла вас. — Шурша юбками, Вероника поднялась из кресла. — Господин барон, пойдемте на карнавал…
Жидкость с подоконника обладала несомненно опьяняющим действием. Кристоф вдруг почувствовал, как все расплывается перед его глазами. Маэстро превратился в нечто огромное, бесформенное и расплывчатое. Вероника, казалось, растеклась в воздухе белым ажурным пятном. Стены кабинета раскачивались перед глазами. «Еще мгновение, — подумал Кристоф, — и они пустятся в какой-то нелепый, фантастический танец, увлекут за собою меня, я не выдержу, упаду в обморок, как кисейная барышня, и…»
— Сударыня! — продолжал маэстро шепотом. — Хорошо же. Приоткрою чуть-чуть завесу тайны. Посещая замок, вы рискуете попасть в довольно неприятную историю. Воздержитесь, — маэстро умоляюще сложил руки, — от частых посещений замка!
— Знаете ли! — Вероника в гневе закусила губу.
— По крайней мере старайтесь не посещать замок незапланированно!…
— С меня довольно! — воскликнула Вероника. — Господин барон, вы идете? Или я пойду сама!
Кристоф нагнал ее уже на лестнице. В дверях своего кабинета беспомощно раскланивался маэстро.
— Что случилось? — спросил Кристоф.
— Ничего не случилось! — резко отвечала Вероника, каблучки ее туфель разгневанно щелкали по ступеням. — Ничего не случилось! Он обычный шарлатан — твой маэстро! — Она почти кричала.
Кристоф мог клясться и божиться, что видел, как из ее рта вылетают белые пушистые хлопья, похожие на маленькие облака, вылетают и с хлопком лопаются. «Это слова», — понял Кристоф.
— Как ты сказала? — проговорил он. — Повтори, пожалуйста.
— Твой маэстро — обычный шарлатан! — В гневе Вероника даже топнула ножкой.
Кристоф же удивленно наблюдал за вновь возникшими пушистыми хлопьями-облаками. Облачко, образовавшееся от слова «маэстро», неожиданно приняло облик самого маэстро и грозно грозило Кристофу эфемерным кулаком.
— Кристоф! Что случилось? Что с тобой?
Эти слова приняли вид множества вопросительных знаков. Они мягко облепили тело Кристофа, щекотались изогнутыми верхними концами, присасывались к камзолу и панталонам нижними своими точками.
— Все в порядке! — сказал Кристоф, с изумлением наблюдая, как с его губ слетают восклицательные знаки. Прямые и стройные, уверенные в себе, они врезались в изогнуто-неуверенное месиво знаков вопросительных. Те вяло отступали.
«Битва восклицательных и вопросительных знаков! — подумал Кристоф. — Никогда подобного не видел!»
— Кристоф! — Вероника обвила его шею тонкими своими руками. — Ты сейчас какой-то ненормальный. Ты устал? Может, проводить тебя в спальню?
И опять целая лавина заботливых вопросительных знаков.
— Что с тобой?
Еще больше знаков вопроса.
— Вероника! — тяжело проговорил Кристоф. — По-моему, я сошел с ума. — Слова тяжелыми металлическими кубами вылетали из уст. — Но… Нет, этого не объяснить.
— Расскажи мне, пожалуйста! — Вероника еще тесней прижалась к нему.
— В общем… Я, как бы это сказать, вижу все слова.
О черт! — Слова, тяжелые и громоздкие, едва выходилииз горла, то и дело норовили застрять во рту, и Кристофу приходилось тяжело и натужно выплевывать их наружу, и они с грохотом осыпались к его ногам. — Прости меня!
— Ты бредишь, Кристоф! У тебя лихорадка?
— Нет-нет! Я действительно вижу слова! Понимаешь, пока ты разговаривала с маэстро, я стоял у подоконника. — Слово «подоконник» было таким длинным и громоздким, что Кристоф чуть им не поперхнулся, затем с облегчением отметил, что оно, как и прочие, все же обрушилось вниз, к его ногам, и продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Почему же ты никуда отсюда не уедешь?
— Я сразу лишусь наследства. Покойному барону было угодно, чтобы целый год безвыездно я провел в этом замке. И уже за эту неделю он мне порядком осточертел. Если бы не охота и ты, Вероника, я бы свихнулся здесь от скуки. Обещай приезжать ко мне почаще!
— С удовольствием! — сказала Вероника.
Ладони Кристофа смяли нежную ткань платья графини, а губы впились в уста жадным поцелуем.
— Кхе-кхе-кхе! — раздался неподалеку знакомый скрипучий кашель. — Я извиняюсь, господин барон, что отвлекаю вас от сего, безусловно, приятного времяпрепровождения.
— Маэстро! — обрадованно воскликнул Кристоф. — Собственно, вас-то мы и разыскиваем!
— Странно слышать, — молвил маэстро, раскланиваясь во все стороны, — что вы изволили прервать шумное увеселение поистине лукуллова пиршества и соизволили обратить внимание на скромного философа.
Итак, чем могу служить? Хотя постойте!… Я наблюдаю здесь персону, мне незнакомую, имя которой, однако же, для меня не загадка. Если не ошибаюсь, а не ошибаюсь я почти никогда, вас, сударыня, зовут Вероника, графиня фон Блямменберг.
— Вы действительно не ошибаетесь! — ответила, рассмеявшись, Вероника. — Позвольте теперь и мне предположить, что вас зовут маэстро Корпускулус. Очень о вас наслышана!…
— С хорошей, надеюсь, стороны! — сказал маэстро, подпрыгивая едва не до потолка.
— Вероника — моя невеста, — сказал Кристоф.
— Хорошо, что вы предупредили об этом бывалого ловеласа. Ибо красота ваша, сударыня, неописуема. И я нисколько не сомневаюсь в том, что вы способны разжечь любовный пламень не только в юном бароне, но даже в старце, убеленном сединами. Искренне сожалею, что не встретил вас лет эдак пятьдесят назад. Однако чем могу быть полезен? Ваше желание, сударыня, для меня закон. Ради его исполнения я, пожалуй, согласен отложить намеченный поход в библиотеку. Что есть чтение книг по сравнению с созерцанием столь небывалой красоты?!
Из уст маэстро изливался такой поток красноречия, что Кристоф поневоле почувствовал себя неловким и косноязычным.
— Мы, собственно, вот по какому поводу, — сказал Кристоф.
— Я весь внимание! — встрепенулся маэстро, изобразив ногами небывалое антраша. — Я обратился сейчас в одно большое ухо, готовое расслышать все ваши желания!
— Погадайте мне по руке, пожалуйста! — сказала Вероника.
— О, сударыня! Вы не могли ничем другим более порадовать старого хироманта, чем этой просьбой! Преподнесите мне мешок золота! — воскликнул маэстро, подкидывая парик в воздух.
— О Боже! — воскликнула Вероника. — Неужели так дорого!
— Преподнесите мне мешок золота, и то я не обрадуюсь этому более, чем вашей просьбе! Однако пройдемте же в мой кабинет. Там я исполню ваше желание с несказаннейшим удовольствием.
Откуда-то снизу грянули резкие и пронзительные звуки музыки.
— Что это? — спросил маэстро, внезапно посерьезнев.
— Карнавал, — сказал Кристоф.
— Кто его затеял? — спросил маэстро. Его глубокий взгляд, казалось, проникал Кристофу в самые тайники Души.
— Господин дворецкий.
— Господин дворецкий… — повторил маэстро. — Гм! Что ж… Однако пойдемте!
Когда они вступили в коридоры пятого этажа, маэстро вполголоса обратился к Кристофу:
— Господин барон! Настоятельно рекомендую вам не посещать безлюдные места замка. Это пойдет к вашей же пользе. Во-первых, ничего интересного там нет. Во-вторых, ваши предки были шутники: нежелательный гость шел по коридору, неожиданно каменные половицы под ним разверзались, и гость попадал — навечно — в каменный мешок. Следует знать, что такие ловушки кое-где еще остались неиспользованными. И в-третьих, помните о том, что я прочитал на вашей ладони о грозящей вам опасности, коей вы рискуете подвергнуться, расхаживая по необитаемым коридорам. И, прошу вас, не сочтите сие предупреждение за занудство многоученого старца, но за совет, направленный к вашей же пользе.
— Странно, — сказал Кристоф. — Я — хозяин замка — не могу даже прогуляться по своему жилищу. Напоминает домашний арест.
— Нисколько! — раскланялся маэстро. — Если в вас возникает любопытство, если вы хотите осмотреть необитаемые внутренности замка — обращайтесь ко мне. У меня есть старинные планы замковых коридоров, кроме того, за полгода, которые я здесь пробыл, я многие из этих коридоров исследовал. В моем лице вы обрящете ценного проводника. Отправившись же в путь самостоятельно, вы рискуете окончательно и бесповоротно заблудиться. Добавлю, что внутренности замка не так уж необитаемы, как это кажется. Запомните, юноша, в каждом лабиринте есть свой Минотавр.
Стена глухого коридора таила в себе нишу, ниша скрывала дверцу. «Никогда бы не догадался, что маэстро живет здесь», — подумал Кристоф и мысленно поблагодарил провидение, пославшее ему встречу со старым философом.
Маэстро церемонно, размахивая париком, раскланялся.
— Почтенная сударыня! Философ-отшельник сердечнейше рад приветствовать вас на пороге своей берлоги, в кою всенижайше упрашивает вас прошествовать.
Вслед за сей тирадой маэстро громко и троекратно щелкнул пальцами правой руки. Маленькая дверца распахнулась.
Внутри обиталище маэстро не представало такой уж берлогой. Напротив, покои одинокого философа вид имели ухоженный, порядок, во всяком случае, видимость порядка, присутствовала. Стрельчатое окно открывало вид на большую часть замка с высоты, близкой к высоте птичьего полета. Огромный стол, ножки которого были сделаны в виде человеческих ног со ступнями, пальцами, коленями, вмещал множество разнообразных бумаг, испещренных неведомыми знаками и пометами. Стены «берлоги» были украшены картинами, гравюрами и литографиями. Одна из гравюр изображала человека в остроконечном колпаке, квадрат, заполненный цифрами, астролябию. Была у маэстро в кабинете и настоящая астролябия — огромная, на инкрустированной серебром подставке. Стояла она на специальной полке по соседству с чем-то загадочным, напоминающим перегонный куб.
— Располагайтесь, пожалуйста, в креслах! — сказал маэстро. — А вы, любезная графиня, садитесь около меня. Так-с! — Маэстро весьма ловко зажег толстую витую свечу и склонился в витиеватом поклоне около Вероники. — Так-с, сударыня! Гм!… Угу!… Так-так-так!
— Что же вы видите, маэстро? — спросила Вероника нетерпеливо.
— Сударыня! Вы когда-нибудь слыхали о Дельфийском оракуле? О! Вы морщите лобик! Учитывая вашу красоту, знать о Дельфийском оракуле вам необязательно. Располагался он в городке Дельфы, в Древней Греции. Находился в пещере, из глубины которой постоянно валил густой, одуряющий дым. Древние греки, сударыня, верили, что этот дым идет из самого Аида — царства мертвых, расположенного глубоко под землей. В пещере сидела пифия — дева-прорицательница. Вдыхая дым, она изрекала туманные пророчества, смысла которых зачастую не понимал пришедший за предсказанием человек. Он пожимал плечами и уходил. И лишь затем, когда начинало сбываться предсказанное, а причудливые обстоятельства сплетались таким образом, что смысл пророчества уже переставал быть невнятным, к человеку приходило понимание. Человек понимал, что иначе (и большего) сказать было невозможно. Ибо (прошу, сударыня, прощения за затянувшееся вступление, будьте снисходительны к старому болтуну) миром управляет Его Величество Случай. Игра и сплетение всякого рода случайностей, ежесекундно меняющихся, тончайшей сетью оплетают мир, где мы с вами живем. Помимо этого, есть еще и закономерности… Впрочем — гм! — не будем углубляться в эти материи. Скажу лишь, что человек волен менять некоторые случайности, дабы не подвергаться опасностям разного рода. Например, случай из моей практики. Некий служащий, жена коего находилась в весьма интересном положении, выразил желание узнать у меня, кого она ему родит.
— Неужели вы можете предсказать даже это? — изумленно воскликнула Вероника.
— Сударыня! Это такие пустяки, доступные даже средней руки шарлатану, что я считаю излишним хвалиться этой своей способностью. Так вот, я безошибочно определил, что жена принесет ему двойняшек мужеского пола. Однако помимо этого (а вот здесь уже хвалюсь), внимание мое привлек довольно редкий узор кожных линий. Рядовой хиромант не придал бы сему обстоятельству ровно никакого значения — но только не я! Линии указывали, что человек этот фантастически привержен своим устоявшимся за долгие годы привычкам и что таковая приверженность грозит ему в самое ближайшее время неслыханными бедами. Большего я выведать не смог. Чиновник внимательнейше выслушал меня, однако, как мне показалось, был весьма недоволен туманностью моего предсказания. Через две недели я получил известие, что недавний мой клиент оказался убит. Причиною смерти явился наиобычнейший цветочный горшок, вывалившийся из окна по недосмотру протиравшей оконные стекла горничной прямо на улицу, по которой наш чиновник ежедневно ходил на службу, ходил с такой регулярностью, что по нему, извините за избитое выражение, можно было проверять часы. Горшок упал чиновнику на голову, пробив черепную коробку… Впрочем, опустим детали. Естественно, он так и не увидел двойняшек мужеского пола, которых жена принесла ему точно в срок. А ведь, пройди он по улице секундой раньше или секундой позже, трагедии не случилось бы. Ее также не случилось бы, если б он прислушался к моему совету и изменил свои привычки. Хотя скорее всего я требовал от него невозможного. Теперь, дитя мое (вы не будете возражать, если я вас так назову?), вы, надеюсь, понимаете, что такое обстоятельства, могущие измениться?
— О да, — сказала Вероника, — кажется, понимаю.
— Задача всякого прорицателя — указать именно на такие обстоятельства, изменение которых способствует избавлению от бед и всякого рода напастей.
— А что же вы все-таки углядели на моей ладони? — спросила Вероника.
— Это не тайна, сударыня, от вас, — сказал, раскланявшись, маэстро. — Однако господину барону лучше было бы не слышать этого.
— Мне что же — уйти? — сказал Кристоф.
— Нет, — сказал маэстро. — Просто отойдите к окну. Там вы не будете слышать того, что для ваших ушей не предназначено.
— Что ж, — сказал Кристоф, пожимая плечами, — будь по-вашему!
За окном моросил мелкий дождик, в сером небе летали далекие, похожие на мух птицы, по заросшему ряской рву расходились круги дождевых капель.
— Сударыня! — Маэстро заговорил шепотом. — Не ошибусь, если скажу, что вы влюблены.
Вероника покраснела.
— Не краснейте, дитя мое! Ничего стыдного в этом нет…
— Маэстро, я поражена! Неужели все это написано на моей ладони?…
— Оставьте свой сарказм, графиня. Это написано на вашем лице, это безошибочно читается у вас во взгляде. Ладонь же ваша повествует, помимо этого, еще кое о чем…
— О чем же?
— А о том, что вы сами еще не знаете, до какой степени можете любить. Любовь ваша может подвигнуть вас на безумства, которых я советую остерегаться.
— Я не понимаю, о чем вы говорите! — разгневанно перебила Вероника.
— Подождите гневаться! Я ни в коем случае не делаю вам оскорбительных намеков. Я всего лишь предостерегаю вас от необдуманных поступков, совсем не связанных с тем, что вы подумали.
— Откуда вам знать, что я подумала?
— Тысяча извинений, сударыня! Хоть я и доктор красноречия, однако не в моих силах объяснить вам, что я имею в виду…
Взгляд Кристофа, устав скучающе блуждать по заоконному пространству, обратился к подоконнику. Сделанный из красного дерева, он содержал на себе несколько предметов: резную фигурку, изображавшую толстого монгола с бритой наголо головой, сидящего на корточках и блаженно чему-то улыбающегося; пожелтевший кусок пергамента, испещренный неведомыми значками; хрустальный флакончик, до половины наполненный какой-то белой, напоминающей воду жидкостью. Машинально флакончик этот очутился у Кристофа в руке. Аккуратно, двумя пальцами, Кристоф Убрал с его горлышка миниатюрную хрустальную пробку и, поднеся флакончик к самым ноздрям, понюхал жидкость. Она обладала резким, но не лишенным приятности запахом, как будто нашатырь смешали с изысканным благовонием. Кристоф еще раз глубоко вздохнул, и, странное дело, ему показалось, что жидкость выделяет радужный пар. Гладко, как дым из трубки, извиваясь в воздухе, разноцветный этот пар стремился в ноздри Кристофа. В этом было что-то пугающее. Кристоф быстро закрыл флакончик и поставил его на прежнее место. Кажется, маэстро ничего не заметил.
— Сударыня! — продолжал маэстро. — Вы начинаете обижаться, так и не соизволив меня понять…
— Кто вам сказал, что я обижаюсь? — пожала плечами Вероника. — Хотя, сказать честно, я была лучшего мнения о вас.
— Я всего лишь предупреждаю вас, что принятие вами необдуманных решений может привести к нежелательным последствиям…
— Что ж, я поняла вас. — Шурша юбками, Вероника поднялась из кресла. — Господин барон, пойдемте на карнавал…
Жидкость с подоконника обладала несомненно опьяняющим действием. Кристоф вдруг почувствовал, как все расплывается перед его глазами. Маэстро превратился в нечто огромное, бесформенное и расплывчатое. Вероника, казалось, растеклась в воздухе белым ажурным пятном. Стены кабинета раскачивались перед глазами. «Еще мгновение, — подумал Кристоф, — и они пустятся в какой-то нелепый, фантастический танец, увлекут за собою меня, я не выдержу, упаду в обморок, как кисейная барышня, и…»
— Сударыня! — продолжал маэстро шепотом. — Хорошо же. Приоткрою чуть-чуть завесу тайны. Посещая замок, вы рискуете попасть в довольно неприятную историю. Воздержитесь, — маэстро умоляюще сложил руки, — от частых посещений замка!
— Знаете ли! — Вероника в гневе закусила губу.
— По крайней мере старайтесь не посещать замок незапланированно!…
— С меня довольно! — воскликнула Вероника. — Господин барон, вы идете? Или я пойду сама!
Кристоф нагнал ее уже на лестнице. В дверях своего кабинета беспомощно раскланивался маэстро.
— Что случилось? — спросил Кристоф.
— Ничего не случилось! — резко отвечала Вероника, каблучки ее туфель разгневанно щелкали по ступеням. — Ничего не случилось! Он обычный шарлатан — твой маэстро! — Она почти кричала.
Кристоф мог клясться и божиться, что видел, как из ее рта вылетают белые пушистые хлопья, похожие на маленькие облака, вылетают и с хлопком лопаются. «Это слова», — понял Кристоф.
— Как ты сказала? — проговорил он. — Повтори, пожалуйста.
— Твой маэстро — обычный шарлатан! — В гневе Вероника даже топнула ножкой.
Кристоф же удивленно наблюдал за вновь возникшими пушистыми хлопьями-облаками. Облачко, образовавшееся от слова «маэстро», неожиданно приняло облик самого маэстро и грозно грозило Кристофу эфемерным кулаком.
— Кристоф! Что случилось? Что с тобой?
Эти слова приняли вид множества вопросительных знаков. Они мягко облепили тело Кристофа, щекотались изогнутыми верхними концами, присасывались к камзолу и панталонам нижними своими точками.
— Все в порядке! — сказал Кристоф, с изумлением наблюдая, как с его губ слетают восклицательные знаки. Прямые и стройные, уверенные в себе, они врезались в изогнуто-неуверенное месиво знаков вопросительных. Те вяло отступали.
«Битва восклицательных и вопросительных знаков! — подумал Кристоф. — Никогда подобного не видел!»
— Кристоф! — Вероника обвила его шею тонкими своими руками. — Ты сейчас какой-то ненормальный. Ты устал? Может, проводить тебя в спальню?
И опять целая лавина заботливых вопросительных знаков.
— Что с тобой?
Еще больше знаков вопроса.
— Вероника! — тяжело проговорил Кристоф. — По-моему, я сошел с ума. — Слова тяжелыми металлическими кубами вылетали из уст. — Но… Нет, этого не объяснить.
— Расскажи мне, пожалуйста! — Вероника еще тесней прижалась к нему.
— В общем… Я, как бы это сказать, вижу все слова.
О черт! — Слова, тяжелые и громоздкие, едва выходилииз горла, то и дело норовили застрять во рту, и Кристофу приходилось тяжело и натужно выплевывать их наружу, и они с грохотом осыпались к его ногам. — Прости меня!
— Ты бредишь, Кристоф! У тебя лихорадка?
— Нет-нет! Я действительно вижу слова! Понимаешь, пока ты разговаривала с маэстро, я стоял у подоконника. — Слово «подоконник» было таким длинным и громоздким, что Кристоф чуть им не поперхнулся, затем с облегчением отметил, что оно, как и прочие, все же обрушилось вниз, к его ногам, и продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27