VIII
Оставайся, реченька, с озером лесным.
Будешь ты и весела, и покойна с ним…
– Нет, не нужен мне покой, тороплюсь к нему —
К моему любимому морю синему.
Узольская народная песня

На пристани, у кораблей, за минуту до отплытия из Висохолма, наследник Властовский Зверко попрощался со старым Посухом.
В смешном дорожном армячке, с котомкою и шляпою в руках, в сопровождении насупленной девочки Бустеньки древний пасечник подошел к наследнику и заявил со вздохом:
– Слышь, Данилка… Уходим, тудысь-растудысь. С Буштенькой и медведями.
Данила отвлекся от изучения чернокожей пергаментной книги, конфискованной у пленного чурильского волхва:
– Полночь на дворе… Куда вы пойдете?
– Спасать дядьку Потыка, понял?! – звонко, с вызовом крикнула Бустя, блестя глазами.
– Тише, Буштенька, не вышовывайшя, – испугался Посух. Поднял взгляд на Даньку: – Вон и лодочку нашли, без хожяина ошталася. И веслица нашлися.
Данька обернулся: хмурые мокрые медведи тащили струганую однодеревку – по мокрому песку к черной воде.
– Сядем и поплывем потихошеньку, – продолжал старик. – Кошолапые погребут, а я, думается, подремлю маленько. К полудню будем в Калине… Аида с нами?
Данька улыбнулся, наблюдая, как Бустя, путаясь в подоле, залезает в лодочку. Уселась гордо, прижимая к груди обернутый тряпицами горшок. Пареная репа с медом, догадался Данька, осторожно пробуя воздух ноздрями.
– Поехали! – услышал он. – Возьми весло.
Может быть. А восхитительно бы: прямо сейчас, ни о чем не думая, кликнуть рыженькую Руту и самому прыгнуть в лодку – махнув на все рукой, не думая о том, что забыл на берегу – и, сильно оттолкнувшись веслом, слушать, как заплескала вода под днищем и как гулко, сладко обрываются невидимые струны, приковывавшие тебя к грязному берегу…
– Эгей, постойте-погодите! – зазвенел от кораблей встревоженный серебряный голосок, взбешенная Рута пробежала по сходням, спрыгнула на песок. – Куда вы? Без меня?! Братец, так нечестно!
Ну вот: все в сборе, будто специально. Теперь все просто: взять весло, шагнуть в лодку. Грести часто и тихо, чтобы не заметила ватага. Никогда больше не слышать этого визга и посвиста…
– Давай, поехали. Выкидывай швои черные книжонки да порошки вонючия. Перштень в воду, Данилка. Хорош ерундой штрадать, берикось веслище!
Данила вздрогнул. Спиной почувствовал жар от пылающей мельницы: огненные отсветы красного колеса мотаются по темному песку, как цветомузыка на сцене небывалого шоу.
И вспомнил Данила, что не может взять весло. В кулаке его по-прежнему сжата рукоять обломанного меча.
– Куда вы плывете? – грустно усмехнулся он. – Потык мертв.
Слышно, как заплакала Бустя – засопела, вжимаясь курносой мордочкой в теплый тряпичный сверток. И косолапый Потап недобро заурчал, принюхиваясь к ветру, приглядываясь к неподвижной фигуре самозваного наследника на берегу.
– Потык еще жив, Данилка, – вздохнул Посух, напяливая шляпу на блестящую плешь. – Жаль, что ты поверил дурным новостям да лукавым вестникам. Ну… мы пошли. А ты… догоняй опосля, коли хочешь. Только берегись: княжья тесьма в волосах – что змеищща. Выпутать ее сложнее, чем когану личину с рожи содрать. Бывай, гумноед. Даст Бог, повидаемся ишшо.
Он вздохнул и, сгорбившись, пошлепал лаптями к воде.
– Братец, любименький… А может быть, Потык… и правда не умер, а? Ах, если бы проверить… – зашептала Рута, прижимаясь щекой к братнину плечу.
– Отправляйся, если хочешь. – Данила отвернулся, чтобы звонкие рыжие волосы не кололи в лицо. – Плыви в Калин и проверяй.
– Правда можно? Ты не будешь скучать?! – оживилась полоумная княжна, чуть в ладоши не хлопает: – Я быстренько-пребыстренько. В Калин и сразу назад. Даже соскучиться не успеешь!
– Валяй, – кивнул Данька, опуская голову, чтобы спрятать взгляд.
– Братец… – Рута вздохнула, в замешательстве поправила каленую медную прядь над ушком… Быстро положила белые пальчики Даньке на грудь. – Ты загрустил, да? Скучный-прескучный…
– Все в порядке. – Он поднял спокойное лицо. – Можешь ехать в Калин. Только… сделай одолжение: исполни мою последнюю просьбу. Я просил тебя выпутать ржавчину из волос…
– Я не могу. – Рута жалобно подняла брови. – Это не ржавчина, а кольчужинки князя Лисея… Он мне подарил. Я должна их хранить в разлуке, это моя свадебная кольчуга. Чтобы все видели и знали: я обручена.
Увидев странную улыбку брата, она испуганно смолкла. Даже голову втянула в плечи – умоляюще заглядывает в глаза:
– Я же говорила тебе, миленький братец! Говорила, что беру его кольчужинки! Еще в Жиробреге, на пристани, помнишь? Говорила-говорила, честно. Ты не стал запрещать…
– Я не могу тебе запрещать.
– Можешь-можешь, ты же мой братец. Но я тебя спрашивала, а ты не ругался! Разве ты злишься? Разве ты не любишь князя Лисея?
– Я обожаю князя Лисея, – простонал Данила. – Уезжай. Давай, быстро. В Калин. Не хочу тебя видеть.
Разумеется, она восприняла это как шутку.
– Только не скучай без меня! – весело погрозила пальчиком. – Веди себя хорошо. Берегись этой мерзкой снежной бабы в штанах! Договорились? Будь хороший мальчик, братец! А я скоренько вернусь. Только спасу Потыка, и сразу…
– Рута, – быстро сказал Данька.
– Что, братец?
– Останься.
IX
Вверх по ночной Влаге от Висохолма до большого Жиробрега плыть не менее шести часов. Если отправляться в полночь – даже имея таких опытных руслоходов, как Хлестаный, Черепанко и братья Плешиватые, – ни за что не успеть до рассвета. Однако… высыпав в загудевшую воду полмешка сушеной петрушки (все, что было найдено в сумках у двадцати побитых волхвов Чурилы), Зверко сумел договориться с русалицами так: в Жиробреге караван должен быть не позже половины третьего.
Поначалу водяная гниль закапризничала: привыкли, твари, к щедрым подачками из Данькиных рук. Потребовали целый мешок зелья. Их можно понять: тащить корабли придется навстречу течению… Никак не хотели понять, что больше петрушки попросту нет. К счастью, неожиданную помощь оказал однорукий почтальон Пустельга: заметив, как Данила бьется над черной водой, разбрасывая траву словно тщательный сеятель, израненный вестник тяжело подковылял ближе:
– Позволь, княжич… я поговорю с ними.
Данька удивился – но, подумав, кивнул телохранителям. Пустельга тряхнул грязноватым хвостом русых волос, молча зашел в воду по пояс, похлопал черное зеркало ладонью единственной руки, будто любимого жеребчика. Опустил в воду согнутый мизинец, как мирящийся ребенок в детском саду. Невесть как – сработало; русалки согласились на полмешка. Данила обрадовался. По правде говоря, петрушки было почти ровно мешок, но надо сохранить ценного зелья впрок – ведь за Жиробрегом придется повернуть с Влаги на Рдянку: новая река, а значит – новые русалки, новый договор…
– Откуда знаешь чародейство? – спросил наследник, внимательно разглядывая вестника Пустельгу. Особенно руки и глаза. Пальцы на уцелевшей правой руке были длинные и тонкие, как у музыканта. А глаза Пустельги и вовсе не понравились Даньке. Слишком неглупые.
«Я знаю вовсе не много, – отвечал почтальон. – Раньше служил у волхвов в полуденных землях, кое-что помню». – «Может быть, ты помнишь, как читать чернокниги?» – Данила спросил просто так; у него скопилась целая корзина пергаментных свитков, конфискованных в рогатой пагоде незадолго до ее разрушения. «Не пробовал, но очень хочу поглядеть», – быстро ответил Пустельга. Данька приказал принести корзину – и подивился, с какой жадностью пословный человечек набросился на чтение. Бережно разбирая влажные гниловатые пергамента, заляпанные подозрительными пятнами, он едва не трясся от любопытства. Ватага грузилась на суда, до отправления оставалось четверть часа, и Данила присел рядом на ременчатый стульчик: «Расскажи, что там пишут». – «Пишут много, княжич, почти все о колдовстве. Эта книга зовется „Волховник“, наука обозленной травы. Вот это – „Чаровница“, но не вся – только первая главка. А здесь, в свитках, – „Вранограй“, искусство повелевания железными птицами…» – «Как любопытно. – Данька покосился на пергамент и с удивлением разглядел… корявые строчки прописной латыни! – На каком языке написаны эти книги?» – «Почти все по-ледянски, княжич».
Странно… Жрецы Чурилы приходят с востока, а книги у них – западные, латинские, подумал Данила, взвешивая на ладони толстый сверток иссохшей телячьей кожи с размашистой надписью в начале текста, крупными буквами: «Auguri ludi. Opus magnum. Curujadus facit».
– Что здесь написано, Пустельга?
– Написано… удивительные слова, княжич. Будто бы эту книгу об искусстве изготовления железных птиц, приемах их натаски и использования в бою написал… человек по имени Куруяд. Признаться, я слыхал о «Вранограе» прежде, но не догадывался, чья здесь рука…
– Знакомое имя.
– Да, княжич. Кто бы мог подумать! Наш знаменитый Куруяд пишет по-ледянски…
Было видно, что Пустельга взволнован открытием. Он попросил у Данилы заветный пергамент и некоторое время пожирал текст глазами, будто записывал на видеопленку. А потом, отложив грязную книгу, просидел минуты три, неподвижно глядя на воду. Странный парень, подумал Данька. Пожалуй, я возьму его с собой.
На вонючей зеленой волне, поднятой русалками, двадцать кораблей дошли до Жиробрега без задержек и приключений. Ровно в половине второго измученная струя швырнула «Будимир» к жиробрегскому причалу. Но княжич Зверко не разрешил бросать становые грузы. Только один человек был отпущен на пристань – быстро выведав городские новости, Стыря вернулся на борт флагманского корабля: «Кумбал прошел мимо Жиробрега еще утром. Князь Лисей Вещий погнался за ним следом по дороге на Глыбозеро…»
Значит – и нам пора на Глыбозеро, кивнул наследник. Лодьи тихо прошли мимо спящего города и, натужно раздирая веслами встречное течение, свернули на Керженец, а через полчаса и на Рдянку – быстрый приток, известный свежей игристой струёй. Здешние русалки едва не выпрыгнули на берег от радости, получив сразу полмешка петрушки: обещали домчать до Голубиной Перемыки всего за час!
Стыря рассказывал собранные в Жиробреге новости. Бодрствующие завсегдатаи купецкого двора на пристани успели рассказать Хлестаному свежие байки о князе Лисее, которого теперь почему-то именовали Вещим. Утверждали, что Вещий Лисей умеет разговаривать с реками и ручьями; ему, дескать, сведом язык диких зверей и вольных птиц. Когда Лисей пошел бить Кумбала, никто не усомнился в том, что грек одержит победу. Кажется, князь Алеша прославился в народе, ухмыльнулся Данька. Должно быть, научился-таки обманывать диких аборигенов. «По слухам, – продолжал Стыря, – на службе у Лисеюшки содержатся страховидны алыберския звери-скорпии, хвостами камни кидают, ошибнями полымя мечут! А сам Вещий Лисей собою статен, очи горючие, сердечко справедливое». Данила покосился на Руту: княжна стояла у мачты, повернувшись в профиль и будто не слушая – однако… расцветает прямо на глазах: гордо задрала носик, а ушки чуть не раздуваются, впитывая сладкие похвалы любимому князю Лисею. Господи, я не верю глазам. Она его любит…
Рутино счастье оказалось слишком коротким. Уже через час, когда разбойная сарынь, обливаясь потом и рыча, сухим волоком перетаскивала корабли по бревенчатому настилу через узкую перемычку между Рдянкой и тихой, пугливой речкой Голубой – именно тогда под кустом, в березовой рощице неподалеку был пойман дрожащий от страха пастушок Гулебяка, потерявший свое стадо, а частично и рассудок от пережитого (он воочию наблюдал с холма разорение Стожаровой Хаты броненосцами Кумбала). Так вот, к ужасу и раздражению Руты, пастушок Гулебяка с пеной у рта доказывал, что князь Лисей… сражается на стороне Чурилы. «Поганцы да греки Хату пожгли, – убеждал он. – Сперва рогатые пришли, а погодя гречане прискакали». – «Да с чего ты взял, холоп, будто князь Лисей под Чурилой ходит?» – «А как же, княжич: Кумбал-то Жиробрег не тронул! А князь Лисей за Кумбалом всюду следом бежит, ровно прихвостень! Отчего не нападает? Знамо дело: все иноземцы заодно, коли русичей бить…»
Данила повелел высечь дурака, а сам призадумался. Видать, князь Алеша не все делает правильно, раз уж такие слухи пошли… Или – Данила поморщился: да нет, не может быть. Не мог же Старцев, в самом деле, подружиться с Кумбал-ханом! Впрочем… зачем гадать? Через полчаса все выяснится само собой…
Эти полчаса он провел в компании Хлестаного, Пустельги, Берладки и братьев Плешиватых. Нужно было продумать план предстоящей атаки. Имея такое количество трофейных снадобий, глупо не обеспечить магическое прикрытие нашим парням. Кудлатый Беладка, ранее исполнявший в Стырькиной ватаге роль полевого чудодея, предложил традиционный вариант: обмазаться медвежьим салом, чтоб вражеские кони пугались. Молчаливый Пустельга, наморщив бледный лоб, предложил вариант поинтереснее: выдать авангарду наших десантников мешочки с необходимым зельем, а именно – сон-траву и споры ржавого гриба. Данила немедля отдал соответствующие указания. Возможно, они придумали бы еще что-нибудь, похитрей да покруче, но – из-за деревьев уже показались уцелевшие башни глыбозерской крепости. Лодьи вырвались из тесной Голубы на простор Глыбкого озера – вот полуразрушенный замок отражается в свинцовой воде… А вот и глухой скрежет, злобный гул долетел с дальнего берега. Ночное путешествие закончилось, начиналась битва.
Поначалу Данька испугался, разглядев в бледном предрассветном тумане широкий полуостров, засеянный мертвыми телами людей, лошадей и чудовищ. Нет. К счастью для всех – кроме, разумеется, Кумбал-хана – битва еще не закончилась; вскоре дозорный на «Будимире» коротким условным свистом сообщил: вижу неприятеля.
Неприятеля имелось в достаточном количестве. Длинная цепь черных рогатых всадников – почти таких же, как давеча в Висохолме, только почернее да покостлявее – перегородила полуостров, быстро надвигаясь на дымящиеся развалины глыбозерского кремля. Угу. Это враги, сообразил догадливый Данька. А друзья, если и живы, то почему-то не показываются наружу из полуразрушенной крепости. Ладно, плюнул он. Когда-то в прошлой жизни, в десятом классе школы он подрабатывал морильщиком тараканов… Что-то подобное приходится делать и сейчас.
Обернулся к Хлестаному и скомандовал:
– Гранаты к бою.
Х
Впоследствии, вспоминая утреннюю битву с гвардейским бунчуком Кумбал-хана, Данька понял: все было сделано из рук вон плохо. Потери были чудовищны, и даже применение боевой магии не помогло уничтожить противника малой кровью.
Сначала на берег десантировались так называемые «гренадеры». У каждого из крепких парней & правой руке был зажат топор, а в левой – мешочек с пылью ржавого гриба. Незадолго до начала битвы гренадеров накормили пирожками с дурманом; это позволяло надеяться на то, что головорезы смогут разглядеть ослепшего, опыленного противника в душном облаке вонючего дыма. Это облако плотной стеной встало над полем брани, как только каждый гренадер метнул свой мешочек навстречу приближающимся броненосцам. Казалось бы – все идет по плану! Однако… уловка не сработала. Никто в лагере Даньки не мог знать, что в ежедневный рацион угадаев входит сладкое каменное вино, в которое по давней сорочинской традиции добавляют отвар из молодого дурмана. Рогачи не нуждались в колдовских пирожках, дурман был у них в крови с раннего детства.
Следующая уловка Зверки также не принесла ожидаемых результатов. Вслед за гренадерами с разбойничьих лодий посыпались на мокрый песок ловкие загорелые пращники – помимо ременчатых пращей они тащили горшки с дорогостоящим хищьим салом. За спинами у дерущихся и гибнущих гренадеров пращники кинулись собирать прибрежные камни, окунать их в сало, чтобы затем запускать эти магические снаряды в неприятеля. Затея изначально была, как выяснилось, довольно глупой: во-первых, обмазанные жиром камни выскальзывали из пращных петель. Во-вторых, в отличие от отечественных лошадей, гигантские кони полканов-угадаев оказались совершенно невосприимчивыми к запаху медвежьего или волчьего сала. И это понятно: стоит ли бояться волка, если в седле и без того восседает гигантская обезьяна – тот же медведь, только коварней и гаже.
Одним словом, Кумбала перемогли не уменьем, а числом. Более трехсот ярыжек полегло на узком полуострове в предрассветный час: по шесть наших на каждого недруга! И все-таки Данька был рад. По крайней мере он сделал самое главное: не пустил в бой сумасшедшую Руту. Это звучит неправдоподобно, но ему удалось удержать княжну при себе – что согласитесь, нелегко, если повсюду скачут «такие мерзкие дураки с рогами», одним своим видом провоцирующие «быстренько подбежать и стрельнуть хоть разочек».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60