Гребцы, которых Данька заставил прыгать за борта и вручную выталкивать плоскодонный кораблик с отмели на глубину, стояли по пояс в воде и опасливо вглядывались вдаль – туда, где из-за острова выплывали черные подвижные точки, едва заметные среди ртутного мигания солнечных отблесков. Данила, глядя из-под руки, насчитал шесть гребных челнов и – чуть позади – старый одномачтовый ушкуй под залатанным парусом. От бликующей ряби болели глаза и хотелось плакать. Ошибка! Доверился быстроглазому кормчему… Что теперь делать?
– Воля твоя, хозяин… ничего не поправишь! – вздохнул бородатый наемник. Зацепив зубами, стащил рукавицы с ладоней, демонстративно бросил подлавку. – Супротив Стырькиной ватаги мы не пойдем… Лучше покориться. Иначе порежут всех!
Данька отвернулся. В каждом челноке по пять разбойников, на ушкуе еще двадцать. Итого – полета загорелых и оголодавших негодяев, вооруженных тесаками да топориками. Они захватят коч за несколько минут. Нет никаких шансов.
«Хлестаный идет! Бежим, братцы! – донеслось снизу: это гребцы, оцепеневшие было от страха, пришли в себя. – Утечем! В кущах укроемся!» Судорожно загребая руками, взмучивая коленями тугую воду, кинулись по широкой отмели прочь, к лесистому острову – прятаться. Данька посмотрел вослед – россыпь белых рубашек, размахивая рукавами, поднимая по мелководью тучи брызг, стремительно удалялась.
И все-таки победа будет за мной, нахмурился Данила.
– Рута! Бустя! Ступайте на нижний чердак под навес – и не высовывайтесь, – скомандовал он, нервно тиская вороненый перстень на пальце. Бегло глянул на мрачную железную птицу, недвижно сидевшую вверху, на рее. Обернулся к насупленным медведям: – Дядька Спиридон! Вы с Потапом садитесь в углу на корме и накройтесь холстиной. Без моего приказа носы наружу не показывать и никого не жрать. Ясно?!
Бойцовые медведи обнажили клыки в звездной улыбке и послушливо закивали мохнатыми мордами.
– Нельзя нам драться, хозяин! – снова заныл наемный охранник. – Разбитчиков много, а мы – жалкая горстка…
– Заткнись, – сухо сказал Данила.
Наемник побледнел, невнятно пробормотал что-то в рыжеватую бороду. Данька походя ударил его железным плечом, прошагал мимо по свежерубленой лубочной палубе – вцепился кольчужными пальцами в борт и невесело посмотрел на воду. Разбойничьи челны приближались, вертко юля против течения. Вскоре Данила разглядел бандитские рожи на переднем струге: сухой, черномазый цыганище с ободранной бородкой, белозубо улыбаясь, весело помахивал Даньке топориком, зажатым в мускулистой конечности.
– Эй, на коче! – заорал белозубый, задорно гримасничая, – Помочь нужна?
Полуголые разбойники загикали, загоготали. Свист, блеск кривых лезвий… Кто-то пустил в лодейный борт шальную стелу. На соседнем челне бритый ярыга бросил корявое весло и вскочил на ноги:
– Ох-хо! А вот и мы, сарынь голодраная! Никак, соскучились без нас, о-хохо!
– Соскучились чрезвычайно. Особенно по тебе, сволочь бритая, – пробормотал Данила. И прищурился: если врезать железным вороном по ближайшей лодке… может быть, это произведет должное впечатление на остальных разбойников?
Бандиты меж тем подгребали ближе, не переставая угрожающе пошучивать:
– Поклон вам от Хлестаного, добряки-человеки!
– Здорово, купец! А вот мой кистень молодецкий!
– Стыря велел вас стречать, добрым словом привечать, о-хохо!
– Эй, купчина коганый! Тамгу платить будешь али нам лучше коч твой подпалить? – задиристо крикнул бритый, воинственно заправляя за ухо длиннющий измусоленный ус. Челнок приблизился почти вплотную, и Данька поморщился: у бритого ярыжки вырваны ноздри! А на лбу – не то родимое пятно, не то черно-синее клеймо воровское… Жутковатая публика.
– Мужики! – заорал Данила по возможности веселым голосом. – Я деньги отдам! Забирайте все, только корабль не троньте! Не надо поджигать!
Коч нужен, чтобы доплыть до Калина. А денег не жалко.
Разбойничьи струги приблизились, охватили обездвиженный корабль неровным полукольцом – а чуть вдали, на безопасном расстоянии от песчаной отмели, замер, обсушивая весла, воровской ушкуй. Данька разглядел на его борту полуголых лучников с пучками тонких стрел в зубах. За спиной у лучников суетились ярыжки с зажженными факелами.
Вот это действительно опасно, огорчился Данька. Против горящих стрел у меня нет противодействия…
– Эй, на коче! Бросай оружие в челн! – уже без улыбки скомандовал белозубый цыганище, тряхнув смоляными кудрями. Сильным взмахом весла он подогнал лодочку к самому борту Данькиного корабля. – Кидайте сюды свои железы! Да поживее!
Не раздумывая, Данила вытащил из потайных ножен на спине воровской меч. Перехватил пальцами за лезвие и, помедлив секунду, не без сожаления бросил вниз, в разбойничий челн. Падая, любимый меч оскорбленно полыхнул на солнце лезвием и ударил золоченой рукоятью в днище струга. Вслед за мечом посыпались, часто грохоча, топоры и деревянные щиты бородатых наемников. Последним приземлился чудовищный Данькин кистень с шипастой гирей на цепочке.
– Ух ты… ладно! – уважительно заметил белозубый, покосившись на боевой цеп. – Теперя доспешки сымайте. Кольчужные рубахи нам тоже потребны.
Данька молча развязал широкий кушак, ослабил медные зацепы на вороте – стащил темную кольчугу через голову. Загнул подол в тяжелый сверток и осторожно уронил за борт.
– Мне, мне! – крикнул пузатый бандит с огромным шрамом на лысеющем темени: поспешно кинул весло и попытался подхватить добычу. Данька улыбнулся: лодка качнулась и едва не черпнула воды! Налетчики раздраженно зашумели – начали выскакивать из стругов, барахтаясь на мелководье и стремясь поскорее добраться до струга с трофеями.
– Нишкни! – яростно прошипел цыган, замахиваясь топориком. – Нехай батька Хлестаный самолично разрешит, кому чья доля сужена!
– Верно! Пущай Хлестаный добычу делит! – подхватили ярыжки на дальних челнах.
– Хлестаный подгребает! – вдруг закричал кто-то. Данька быстро глянул вдаль: точно. От дальнего ушкуя отделилась расписная лодочка – быстро полетела на тонких веслицах, стремительно приближаясь. На носу ярко пылало малиновое пятно: высокий человечек в рутвяно-красной рубашке стоял, величаво подбоченясь и помахивая обнаженным клинком экзотического и явно трофейного сорочинского кинжала. Длинный светлый оселедец трепался на ветру, как стяжок-яловец на шлеме витязя.
Данила пригляделся и вздохнул: да, это был беглый кормчий Чика. Знать бы заранее… В Жиробреге он слышал, что за голову Хлестаного властовский посадник Катома обещает сотню серебряных гривен!
– Па-берегись! – гаркнул вислоусый каторжник с оборванными ноздрями и, размахнувшись, закинул на борт ржавую крюкастую кошку на веревке. Данька отшатнулся: еще одна кошка просвистела совсем рядом, упала на дощатую палубу и быстро поползла, корябая крючьями липовые доски. Наконец добралась до борта – намертво вцепилась и задрожала от напряжения: веревка натянулась… Веселые парни один за другим полезли на Данькин коч.
– Ох-хохо! А вот и я! – радостно объявил бритый ярыга, ловко подтягиваясь на руках и кидая небольшое мускулистое тело через борт.
– Я сам-первой залез на кичку! Мне кольчуга полагается! – завизжал пузатый, тяжеловато карабкаясь по дощатому насаду на перекошенный нос корабля.
Данька вежливо улыбался. Через минуту уже с десяток бандитов забрались наверх. «Эгей, кидай добычу! Мечи товары за борт!» – орали снизу остальные. Добыча! Неразбериха! По палубе застучали мокрые пятки, повсюду заблестели потные черепа и облезлые темные спины: воры прыгали и толкались, заглядывая под навесы, перетряхивая корзины с едой… Ну вот, началось безобразие: покатились по палубе рассыпанные караваи, растеклось молоко из треснувшего горшка…
Вскоре и главный злодей появился. Скрестив руки на груди, Данька стоял возле мачты – безоружный, в одной рубахе – и молча наблюдал, как по веревочной лесенке, заботливо спущенной подчиненными ярыгами, на борт коча неторопливо поднялся долговязый речной пират в знойной рубахе. Солнце мигнуло на кривом сорочинском клинке; рубаха надулась малиновым пузырем – Стыря прыгнул с борта на палубу, и дощатый помост простонал под босыми подошвами знаменитого бандита…
– Батька Хлестаный! Не вели казнить, дай слово молвить! – К надменному Стыре подлетел юркий рыжеусый ярыжка, с лета бухнулся на колени: – Товара нетути! Ладья пустопорожняя!
– Порожняя? – Стыря недоверчиво хмыкнул. – А не врешь, ржавый?
– Ржавый не врет, – спокойно сказал Данька. – У меня нет товара.
– Странное дело, – нехорошо ухмыльнулся Стыря. Спрятал кривой кинжал за пояс и подступил ближе, потирая жесткие ладони, покрасневшие от карабканья по пеньковой лестнице. – Неужто коганый купчина порожнюю ладью по Влаге гонит? Небывалая невидаль…
– Я не коганый, – устало вздохнул Данила. – Я славянин.
– Ах он славянин. И как же звать тебя, земляк? – Стыря подошел вплотную, заглядывая в лицо теплыми наглыми глазами.
– Данька из Морама. Не губите, братцы. Не троньте корабль.
– Ха-ха! – Стыря задорно расхохотался, брызги полетели Даниле в лицо. – Данька из Морома! Стало быть, ты – дубрович? Ха! Искренний морамский дубрович – а врет, ровно коганый торгаш на пристани!
Каширин протянул руку с монетами:
– Вот. Здесь гривна мелочью. Больше у меня нет. Заберите пищу, оружие – и уходите. Здесь вам не найти другой добычи.
– Опять врешь, коганый гостюшка. – Стыря внезапно перестал хохотать. – Есть у тебя добыча, есть товар. И весьма драгоценный.
Он резко обернулся – подозвал бритого урода, тормошившего мешки с личными вещами гребцов:
– Эй, Черепанко! Ну-кася… ступай под палубок, на нижон чердак – да порыскай хорошенько. Коли разрыщешь девицу-красавицу, красну косу – тащи сюда.
Данила наклонил голову, посмотрел исподлобья:
– Что делаешь, Хлестаный? Разве я обижал тебя? Разве не платил тебе честно за труды кормчего?
– Ты обидел меня, коганый гость! – воскликнул Стыря, всплеснув длинными руками. – Обманул меня! Ты солгал, будто рудокосая красавичка – твоя сестра! А какая она тебе сестра? Ты еси когань степная, а девица твоя – милочка-славяночка, птичка небесная, згица ясная! Не иначе пленница-наложница! Надо ее освободить.
Сказав сие, Стыря довольно улыбнулся.
Из-под палубы раздался визг, потом звонкий удар и грохот падающего тела. Данька вздрогнул: кажется, Рута по обыкновению сумела за себя постоять.
– Ржавый! Гойдалка! Заруба! – Стыря, хмыкнув, подозвал еще троих бандитов. – Надо Черепашке помогти! Влачите сюда гадску девку! Коли вздумает кусаться – в путы замотайте!
– Послушай меня, брат! – Данила с усилием улыбнулся. – Не трогай девку. Возьми лучше мою ладью.
– Не-е… ладью не возьму. Ладья тебе самому нужна, – со злобной ласковостию сказал Хлестаный, похлопывая Даньку по плечу. – Ты теперь на этой лодейке уплывешь за дальни горы, в землицу твою коганую! И товарищам своим расскажешь, чтобы никогда в наши края не хаживали, славных девиц-красавиц не воровали! Понял, коганый гостюшко?
Данила не ответил – резко обернулся на шум: по лестнице, ведущей на палубу из нижнего чердака, загрохотали шаги.
Вчетвером ярыжки все-таки сладили с бедной княжной. Вцепились и вытолкали Руту из темного подпалубка наверх – она уже перестала визжать и царапаться: шла молча, возмущенно сопя и гневно зыркая синими глазками из-под распавшихся огненных прядей. Толстый Гойдалка гордо шествовал впереди и тянул за веревку (они все-таки ухитрились скрутить Руте запястья грязной бечевой). Двое других подталкивали в узенькую, гордо выпрямленную спину. Наконец, последним на палубу выбрался, кашляя и похаркивая кровью, избитый Черепан. Мозолистой ладонью клейменый урод зажимал левый глаз, стремительно опухавший после умелого удара оскорбленной девушки.
– Больше никого не сыскали? – хладнокровно осведомился Стыря.
Черепан поморщился и отрицательно качнул страшной головой. Данила облегченно вздохнул: слава Богу, не нашли Посуха с Бустей. Должно быть, ловкий дедушка снова применил излюбленный прием маскировки – вместе с маленькой Бустей сделался невидимым для озлобленного человечьего взгляда…
– Вот добыча драгоценная, – восхищенно заметил Стыря, разглядывая Руту – напряженную и притихшую явно не к добру. – Глазки лазоревые… Щечки аленькие, маков цвет! Хороша…
Он пригладил оселедец, расправил плечи в ягодной рубахе и неторопливо шагнул к девушке. Подчиненные бандиты почтительно расступились. Гойдалка дернул за веревку: «Кланяйся батьке Хлестаному, чурова кукла! Кланяйся!» Рута фыркнула и еще выше задрала остренький, дрожащий от презрения носик. Данила заметил: тонкие ноздри раздуваются, как у разгневанной лошадки.
– Хороша… Тельцем беленька, кровь с молочком! – хрипло воркуя, Стыря приблизился. – Как тебя звать, пичуженька?
– Братец, я его ударю, – негромко сообщила Рута, быстро глянув поверх разбойничьего плеча на Даньку: широко распахнутые глазки посерели от волнения. – Честно-пречестно, Сейчас ударю.
Данила не успел ответить. Стыря изящно поклонился юной княжне, улыбнулся – и вдруг… хоп! прыгнул, навалился на Руту всем телом, с ходу запуская жесткую ладонь под кольчужку, под тщательно выстиранный подол вышитой рубашки!
Ярыги радостно заржали.
О ужас, подумал Данька. Стыря осмелился схватить княжну Руту за девственную задницу. Она убьет его.
Удар был жестоким. На этот раз Рута даже визжать не стала. Кратко выдохнув, с чудовищной бессердечностью ударила обнаглевшего Стырю жестким коленом в натруженную промежность.
Хлестаный устоял на ногах – оледенел с распахнутыми руками, ослеп от неожиданности (настоящая боль еще не пришла). Разумеется, Рута одним ударом не ограничилась – подскочила в воздух, красиво прогнулась в спине – и длинным, стройным копытцем врезала прямо в изумленную бандитскую рожу.
Несчастного Стырю оторвало от палубы и снесло прочь метра на четыре: он обрушился спиной в дощатый борт. В тот момент, когда Хлестаный ломал бритым затылком доски, княжна Рута уже цепко приземлилась и красиво, как металлическая балерина, развернулась вбок: туда, где с выпученными глазами тихо недоумевал пузатый Гойдалка, продолжавший зачем-то удерживать в руках конец бечевки. Толстяк думал, что Рута у него на привязи! Он ошибался. Данила обратил внимание на то, что девица бьется исключительно ногами. Оно и понятно: копыта гораздо длиннее, чем передние конечности. Гойдалка получил несколько менее жестокий удар металлическим каблуком в грудь – и, выпустив бечеву, откатился, пробивая широкую брешь в толпе соратников.
К сожалению, Рута не видела, как у нее за спиной уродливый разбойник Черепан размашисто заносит небольшой топор для страшного удара прямо в рыжеволосую девичью головку. Карающая Рута только что лягнула Ржавого и теперь с удовлетвореним наблюдала, как желтоусый разбойник проседает на колени, схватившись волосатыми ручками за живот. Рута была внимательной девочкой, но она попросту не могла заметить того, что вытворяет за ее спиной ярыжка Черепан. Разбойничий топор мутной молнией мелькнул в воздухе. У Руты не было шанса выжить.
К счастью, у Данилы был шанс долететь и дотянуться.
Данила был уже в прыжке. Он прыгнул за секунду до того, как потная ладонь Хлестаного вцепилась в упругую ляжку красавицы княжны. За секунду до вульгарной выходки разбойника Данька понял: битва началась.
Данила любил Руту и хотел, чтобы девушка жила долго. Поэтому не было смысла щадить Черепана. Данька ударил его обеими ногами прямо в бритую голову – довольно метко. Стоит ли говорить, что проворный урод Черепашка не смог удержать топор в руке. У Черепашки едва хватило времени на то, чтобы пролететь через всю палубу и шумно кувыркнуться за борт. Головой вниз.
Отработав любимый армейский удар, Данька рухнул на дощатый настил – прыгнул издалека, и правильно приземлиться уже невозможно: раздирая штаны, на заднице въехал в толпу разбойников. Три или четыре недруга одновременно упали сверху: костлявый локоть ткнулся в лицо! Занозистым пламенем обожгло ноги! Едва успел отбить чужую руку с занесенным кинжалом! Нет, не вырваться, испугался Данила. Его задавили, прижали к палубе… И тогда – выдернув руку из потных вражеских клешней, Данька сунул ее за пазуху. Судорожно нащупал небольшой туесок с засмоленной крышкой: сдавил в бесчувственном кулаке, круша ломкую бересту. Под пальцами скользко заскрипел вонючий порошок… Эх – на кого Бог пошлет! Уже корчась от серии жутких ударов в живот (два мордоворота навалились, а еще двое бьют ногами), Данька выбросил руку вверх – и разжал пальцы! Щедрая пригоршня волшебной пыли взлетела в воздух, расцвела мутно-белым пахучим султанчиком… Избитый Данька почти улыбнулся, чувствуя, как мгновенно тяжелеют веки и – зазвенело, защекотало в глазах от сладкой лености… Прямо перед ним багровая исцарапанная морда бородатого ярыги вытянулась и поскучнела, злобные голубоватые глазки закатились… Всем пора спать, подумал Данька – и первым провалился в мутно-молочное болото волшебного кошмара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Воля твоя, хозяин… ничего не поправишь! – вздохнул бородатый наемник. Зацепив зубами, стащил рукавицы с ладоней, демонстративно бросил подлавку. – Супротив Стырькиной ватаги мы не пойдем… Лучше покориться. Иначе порежут всех!
Данька отвернулся. В каждом челноке по пять разбойников, на ушкуе еще двадцать. Итого – полета загорелых и оголодавших негодяев, вооруженных тесаками да топориками. Они захватят коч за несколько минут. Нет никаких шансов.
«Хлестаный идет! Бежим, братцы! – донеслось снизу: это гребцы, оцепеневшие было от страха, пришли в себя. – Утечем! В кущах укроемся!» Судорожно загребая руками, взмучивая коленями тугую воду, кинулись по широкой отмели прочь, к лесистому острову – прятаться. Данька посмотрел вослед – россыпь белых рубашек, размахивая рукавами, поднимая по мелководью тучи брызг, стремительно удалялась.
И все-таки победа будет за мной, нахмурился Данила.
– Рута! Бустя! Ступайте на нижний чердак под навес – и не высовывайтесь, – скомандовал он, нервно тиская вороненый перстень на пальце. Бегло глянул на мрачную железную птицу, недвижно сидевшую вверху, на рее. Обернулся к насупленным медведям: – Дядька Спиридон! Вы с Потапом садитесь в углу на корме и накройтесь холстиной. Без моего приказа носы наружу не показывать и никого не жрать. Ясно?!
Бойцовые медведи обнажили клыки в звездной улыбке и послушливо закивали мохнатыми мордами.
– Нельзя нам драться, хозяин! – снова заныл наемный охранник. – Разбитчиков много, а мы – жалкая горстка…
– Заткнись, – сухо сказал Данила.
Наемник побледнел, невнятно пробормотал что-то в рыжеватую бороду. Данька походя ударил его железным плечом, прошагал мимо по свежерубленой лубочной палубе – вцепился кольчужными пальцами в борт и невесело посмотрел на воду. Разбойничьи челны приближались, вертко юля против течения. Вскоре Данила разглядел бандитские рожи на переднем струге: сухой, черномазый цыганище с ободранной бородкой, белозубо улыбаясь, весело помахивал Даньке топориком, зажатым в мускулистой конечности.
– Эй, на коче! – заорал белозубый, задорно гримасничая, – Помочь нужна?
Полуголые разбойники загикали, загоготали. Свист, блеск кривых лезвий… Кто-то пустил в лодейный борт шальную стелу. На соседнем челне бритый ярыга бросил корявое весло и вскочил на ноги:
– Ох-хо! А вот и мы, сарынь голодраная! Никак, соскучились без нас, о-хохо!
– Соскучились чрезвычайно. Особенно по тебе, сволочь бритая, – пробормотал Данила. И прищурился: если врезать железным вороном по ближайшей лодке… может быть, это произведет должное впечатление на остальных разбойников?
Бандиты меж тем подгребали ближе, не переставая угрожающе пошучивать:
– Поклон вам от Хлестаного, добряки-человеки!
– Здорово, купец! А вот мой кистень молодецкий!
– Стыря велел вас стречать, добрым словом привечать, о-хохо!
– Эй, купчина коганый! Тамгу платить будешь али нам лучше коч твой подпалить? – задиристо крикнул бритый, воинственно заправляя за ухо длиннющий измусоленный ус. Челнок приблизился почти вплотную, и Данька поморщился: у бритого ярыжки вырваны ноздри! А на лбу – не то родимое пятно, не то черно-синее клеймо воровское… Жутковатая публика.
– Мужики! – заорал Данила по возможности веселым голосом. – Я деньги отдам! Забирайте все, только корабль не троньте! Не надо поджигать!
Коч нужен, чтобы доплыть до Калина. А денег не жалко.
Разбойничьи струги приблизились, охватили обездвиженный корабль неровным полукольцом – а чуть вдали, на безопасном расстоянии от песчаной отмели, замер, обсушивая весла, воровской ушкуй. Данька разглядел на его борту полуголых лучников с пучками тонких стрел в зубах. За спиной у лучников суетились ярыжки с зажженными факелами.
Вот это действительно опасно, огорчился Данька. Против горящих стрел у меня нет противодействия…
– Эй, на коче! Бросай оружие в челн! – уже без улыбки скомандовал белозубый цыганище, тряхнув смоляными кудрями. Сильным взмахом весла он подогнал лодочку к самому борту Данькиного корабля. – Кидайте сюды свои железы! Да поживее!
Не раздумывая, Данила вытащил из потайных ножен на спине воровской меч. Перехватил пальцами за лезвие и, помедлив секунду, не без сожаления бросил вниз, в разбойничий челн. Падая, любимый меч оскорбленно полыхнул на солнце лезвием и ударил золоченой рукоятью в днище струга. Вслед за мечом посыпались, часто грохоча, топоры и деревянные щиты бородатых наемников. Последним приземлился чудовищный Данькин кистень с шипастой гирей на цепочке.
– Ух ты… ладно! – уважительно заметил белозубый, покосившись на боевой цеп. – Теперя доспешки сымайте. Кольчужные рубахи нам тоже потребны.
Данька молча развязал широкий кушак, ослабил медные зацепы на вороте – стащил темную кольчугу через голову. Загнул подол в тяжелый сверток и осторожно уронил за борт.
– Мне, мне! – крикнул пузатый бандит с огромным шрамом на лысеющем темени: поспешно кинул весло и попытался подхватить добычу. Данька улыбнулся: лодка качнулась и едва не черпнула воды! Налетчики раздраженно зашумели – начали выскакивать из стругов, барахтаясь на мелководье и стремясь поскорее добраться до струга с трофеями.
– Нишкни! – яростно прошипел цыган, замахиваясь топориком. – Нехай батька Хлестаный самолично разрешит, кому чья доля сужена!
– Верно! Пущай Хлестаный добычу делит! – подхватили ярыжки на дальних челнах.
– Хлестаный подгребает! – вдруг закричал кто-то. Данька быстро глянул вдаль: точно. От дальнего ушкуя отделилась расписная лодочка – быстро полетела на тонких веслицах, стремительно приближаясь. На носу ярко пылало малиновое пятно: высокий человечек в рутвяно-красной рубашке стоял, величаво подбоченясь и помахивая обнаженным клинком экзотического и явно трофейного сорочинского кинжала. Длинный светлый оселедец трепался на ветру, как стяжок-яловец на шлеме витязя.
Данила пригляделся и вздохнул: да, это был беглый кормчий Чика. Знать бы заранее… В Жиробреге он слышал, что за голову Хлестаного властовский посадник Катома обещает сотню серебряных гривен!
– Па-берегись! – гаркнул вислоусый каторжник с оборванными ноздрями и, размахнувшись, закинул на борт ржавую крюкастую кошку на веревке. Данька отшатнулся: еще одна кошка просвистела совсем рядом, упала на дощатую палубу и быстро поползла, корябая крючьями липовые доски. Наконец добралась до борта – намертво вцепилась и задрожала от напряжения: веревка натянулась… Веселые парни один за другим полезли на Данькин коч.
– Ох-хохо! А вот и я! – радостно объявил бритый ярыга, ловко подтягиваясь на руках и кидая небольшое мускулистое тело через борт.
– Я сам-первой залез на кичку! Мне кольчуга полагается! – завизжал пузатый, тяжеловато карабкаясь по дощатому насаду на перекошенный нос корабля.
Данька вежливо улыбался. Через минуту уже с десяток бандитов забрались наверх. «Эгей, кидай добычу! Мечи товары за борт!» – орали снизу остальные. Добыча! Неразбериха! По палубе застучали мокрые пятки, повсюду заблестели потные черепа и облезлые темные спины: воры прыгали и толкались, заглядывая под навесы, перетряхивая корзины с едой… Ну вот, началось безобразие: покатились по палубе рассыпанные караваи, растеклось молоко из треснувшего горшка…
Вскоре и главный злодей появился. Скрестив руки на груди, Данька стоял возле мачты – безоружный, в одной рубахе – и молча наблюдал, как по веревочной лесенке, заботливо спущенной подчиненными ярыгами, на борт коча неторопливо поднялся долговязый речной пират в знойной рубахе. Солнце мигнуло на кривом сорочинском клинке; рубаха надулась малиновым пузырем – Стыря прыгнул с борта на палубу, и дощатый помост простонал под босыми подошвами знаменитого бандита…
– Батька Хлестаный! Не вели казнить, дай слово молвить! – К надменному Стыре подлетел юркий рыжеусый ярыжка, с лета бухнулся на колени: – Товара нетути! Ладья пустопорожняя!
– Порожняя? – Стыря недоверчиво хмыкнул. – А не врешь, ржавый?
– Ржавый не врет, – спокойно сказал Данька. – У меня нет товара.
– Странное дело, – нехорошо ухмыльнулся Стыря. Спрятал кривой кинжал за пояс и подступил ближе, потирая жесткие ладони, покрасневшие от карабканья по пеньковой лестнице. – Неужто коганый купчина порожнюю ладью по Влаге гонит? Небывалая невидаль…
– Я не коганый, – устало вздохнул Данила. – Я славянин.
– Ах он славянин. И как же звать тебя, земляк? – Стыря подошел вплотную, заглядывая в лицо теплыми наглыми глазами.
– Данька из Морама. Не губите, братцы. Не троньте корабль.
– Ха-ха! – Стыря задорно расхохотался, брызги полетели Даниле в лицо. – Данька из Морома! Стало быть, ты – дубрович? Ха! Искренний морамский дубрович – а врет, ровно коганый торгаш на пристани!
Каширин протянул руку с монетами:
– Вот. Здесь гривна мелочью. Больше у меня нет. Заберите пищу, оружие – и уходите. Здесь вам не найти другой добычи.
– Опять врешь, коганый гостюшка. – Стыря внезапно перестал хохотать. – Есть у тебя добыча, есть товар. И весьма драгоценный.
Он резко обернулся – подозвал бритого урода, тормошившего мешки с личными вещами гребцов:
– Эй, Черепанко! Ну-кася… ступай под палубок, на нижон чердак – да порыскай хорошенько. Коли разрыщешь девицу-красавицу, красну косу – тащи сюда.
Данила наклонил голову, посмотрел исподлобья:
– Что делаешь, Хлестаный? Разве я обижал тебя? Разве не платил тебе честно за труды кормчего?
– Ты обидел меня, коганый гость! – воскликнул Стыря, всплеснув длинными руками. – Обманул меня! Ты солгал, будто рудокосая красавичка – твоя сестра! А какая она тебе сестра? Ты еси когань степная, а девица твоя – милочка-славяночка, птичка небесная, згица ясная! Не иначе пленница-наложница! Надо ее освободить.
Сказав сие, Стыря довольно улыбнулся.
Из-под палубы раздался визг, потом звонкий удар и грохот падающего тела. Данька вздрогнул: кажется, Рута по обыкновению сумела за себя постоять.
– Ржавый! Гойдалка! Заруба! – Стыря, хмыкнув, подозвал еще троих бандитов. – Надо Черепашке помогти! Влачите сюда гадску девку! Коли вздумает кусаться – в путы замотайте!
– Послушай меня, брат! – Данила с усилием улыбнулся. – Не трогай девку. Возьми лучше мою ладью.
– Не-е… ладью не возьму. Ладья тебе самому нужна, – со злобной ласковостию сказал Хлестаный, похлопывая Даньку по плечу. – Ты теперь на этой лодейке уплывешь за дальни горы, в землицу твою коганую! И товарищам своим расскажешь, чтобы никогда в наши края не хаживали, славных девиц-красавиц не воровали! Понял, коганый гостюшко?
Данила не ответил – резко обернулся на шум: по лестнице, ведущей на палубу из нижнего чердака, загрохотали шаги.
Вчетвером ярыжки все-таки сладили с бедной княжной. Вцепились и вытолкали Руту из темного подпалубка наверх – она уже перестала визжать и царапаться: шла молча, возмущенно сопя и гневно зыркая синими глазками из-под распавшихся огненных прядей. Толстый Гойдалка гордо шествовал впереди и тянул за веревку (они все-таки ухитрились скрутить Руте запястья грязной бечевой). Двое других подталкивали в узенькую, гордо выпрямленную спину. Наконец, последним на палубу выбрался, кашляя и похаркивая кровью, избитый Черепан. Мозолистой ладонью клейменый урод зажимал левый глаз, стремительно опухавший после умелого удара оскорбленной девушки.
– Больше никого не сыскали? – хладнокровно осведомился Стыря.
Черепан поморщился и отрицательно качнул страшной головой. Данила облегченно вздохнул: слава Богу, не нашли Посуха с Бустей. Должно быть, ловкий дедушка снова применил излюбленный прием маскировки – вместе с маленькой Бустей сделался невидимым для озлобленного человечьего взгляда…
– Вот добыча драгоценная, – восхищенно заметил Стыря, разглядывая Руту – напряженную и притихшую явно не к добру. – Глазки лазоревые… Щечки аленькие, маков цвет! Хороша…
Он пригладил оселедец, расправил плечи в ягодной рубахе и неторопливо шагнул к девушке. Подчиненные бандиты почтительно расступились. Гойдалка дернул за веревку: «Кланяйся батьке Хлестаному, чурова кукла! Кланяйся!» Рута фыркнула и еще выше задрала остренький, дрожащий от презрения носик. Данила заметил: тонкие ноздри раздуваются, как у разгневанной лошадки.
– Хороша… Тельцем беленька, кровь с молочком! – хрипло воркуя, Стыря приблизился. – Как тебя звать, пичуженька?
– Братец, я его ударю, – негромко сообщила Рута, быстро глянув поверх разбойничьего плеча на Даньку: широко распахнутые глазки посерели от волнения. – Честно-пречестно, Сейчас ударю.
Данила не успел ответить. Стыря изящно поклонился юной княжне, улыбнулся – и вдруг… хоп! прыгнул, навалился на Руту всем телом, с ходу запуская жесткую ладонь под кольчужку, под тщательно выстиранный подол вышитой рубашки!
Ярыги радостно заржали.
О ужас, подумал Данька. Стыря осмелился схватить княжну Руту за девственную задницу. Она убьет его.
Удар был жестоким. На этот раз Рута даже визжать не стала. Кратко выдохнув, с чудовищной бессердечностью ударила обнаглевшего Стырю жестким коленом в натруженную промежность.
Хлестаный устоял на ногах – оледенел с распахнутыми руками, ослеп от неожиданности (настоящая боль еще не пришла). Разумеется, Рута одним ударом не ограничилась – подскочила в воздух, красиво прогнулась в спине – и длинным, стройным копытцем врезала прямо в изумленную бандитскую рожу.
Несчастного Стырю оторвало от палубы и снесло прочь метра на четыре: он обрушился спиной в дощатый борт. В тот момент, когда Хлестаный ломал бритым затылком доски, княжна Рута уже цепко приземлилась и красиво, как металлическая балерина, развернулась вбок: туда, где с выпученными глазами тихо недоумевал пузатый Гойдалка, продолжавший зачем-то удерживать в руках конец бечевки. Толстяк думал, что Рута у него на привязи! Он ошибался. Данила обратил внимание на то, что девица бьется исключительно ногами. Оно и понятно: копыта гораздо длиннее, чем передние конечности. Гойдалка получил несколько менее жестокий удар металлическим каблуком в грудь – и, выпустив бечеву, откатился, пробивая широкую брешь в толпе соратников.
К сожалению, Рута не видела, как у нее за спиной уродливый разбойник Черепан размашисто заносит небольшой топор для страшного удара прямо в рыжеволосую девичью головку. Карающая Рута только что лягнула Ржавого и теперь с удовлетвореним наблюдала, как желтоусый разбойник проседает на колени, схватившись волосатыми ручками за живот. Рута была внимательной девочкой, но она попросту не могла заметить того, что вытворяет за ее спиной ярыжка Черепан. Разбойничий топор мутной молнией мелькнул в воздухе. У Руты не было шанса выжить.
К счастью, у Данилы был шанс долететь и дотянуться.
Данила был уже в прыжке. Он прыгнул за секунду до того, как потная ладонь Хлестаного вцепилась в упругую ляжку красавицы княжны. За секунду до вульгарной выходки разбойника Данька понял: битва началась.
Данила любил Руту и хотел, чтобы девушка жила долго. Поэтому не было смысла щадить Черепана. Данька ударил его обеими ногами прямо в бритую голову – довольно метко. Стоит ли говорить, что проворный урод Черепашка не смог удержать топор в руке. У Черепашки едва хватило времени на то, чтобы пролететь через всю палубу и шумно кувыркнуться за борт. Головой вниз.
Отработав любимый армейский удар, Данька рухнул на дощатый настил – прыгнул издалека, и правильно приземлиться уже невозможно: раздирая штаны, на заднице въехал в толпу разбойников. Три или четыре недруга одновременно упали сверху: костлявый локоть ткнулся в лицо! Занозистым пламенем обожгло ноги! Едва успел отбить чужую руку с занесенным кинжалом! Нет, не вырваться, испугался Данила. Его задавили, прижали к палубе… И тогда – выдернув руку из потных вражеских клешней, Данька сунул ее за пазуху. Судорожно нащупал небольшой туесок с засмоленной крышкой: сдавил в бесчувственном кулаке, круша ломкую бересту. Под пальцами скользко заскрипел вонючий порошок… Эх – на кого Бог пошлет! Уже корчась от серии жутких ударов в живот (два мордоворота навалились, а еще двое бьют ногами), Данька выбросил руку вверх – и разжал пальцы! Щедрая пригоршня волшебной пыли взлетела в воздух, расцвела мутно-белым пахучим султанчиком… Избитый Данька почти улыбнулся, чувствуя, как мгновенно тяжелеют веки и – зазвенело, защекотало в глазах от сладкой лености… Прямо перед ним багровая исцарапанная морда бородатого ярыги вытянулась и поскучнела, злобные голубоватые глазки закатились… Всем пора спать, подумал Данька – и первым провалился в мутно-молочное болото волшебного кошмара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60