А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Не успел Тим проникнуться тревогой, как услышал голос, выкликающий его имя.
— Бренди! Тим, иди подай бренди! — кричал повар.
Тим сперва попробовал бренди, нашел его отменным и наполнил высокий графин, используемый для торжественных случаев. Эльфийский бренди — мощная штука, его надо пить понемногу, а не залпом. После первых тостов выпивание пошло медленнее, но так много гостей собралось в зале — были выставлены все запасные столы, — что все равно не было времени отдыхать.
Гости веселились, ибо Наименование Меча считалось счастливым событием в людской семье — публичное провозглашение того, что юноша достиг совершеннолетия. Имя, данное мечу, и его посвящение были первым предзнаменованием будущего юноши. Зажиточный и не очень зажиточный народ, могущественные лорды и простые крестьяне Фенсдоунской равнины, люди и Другие, все друзья Телерхайда собрались, чтобы отпраздновать с ним это событие. Они привезли с собой родню (детей кормили отдельно во дворе, прилегающем к кухне, под присмотром дочерей повара и нескольких деревенских девушек). Все были одеты в самые красивые наряды и старались вести себя как можно лучше. По установленному Телерхайдом обычаю человек сидел рядом с Другим, богатый ужинал с бедным и все наслаждались щедростью Кровелла.
Тим был взволнован и беспокоился о том, чтобы все на праздновании Наименования Меча Ньяла шло, как полагается. Он заметил, что за столом, где сидели несколько молодых людей — сыновей северных лордов, — выпито слишком много бренди.
— Может, вы хотите воды, сэр? — предложил он Недрику из Фанстока, но вопрос его был встречен презрительным смехом.
— Чистого бренди, слуга, — велел Недрик. Повернувшись к приятелю, он добавил: — Странные порядки в доме Телерхайда. В Фанстоке мы не позволяем прислуге указывать, сколько нам пить!
Тим знал Недрика не один год. Но хотя он и оказал молодому лорду любезность утром, придержав его коня, он все же пропустил оскорбление мимо ушей. Тим привык, что его не замечают, или принимают за другого, или просто не узнают. Отчасти это происходило по причине невыразительности его внешности. Но вместе с тем и из-за того, что он сам изо всех сил старался не выделяться. По мнению Тима, тот, кто выделяется, зачастую вынужден работать больше того, кто не выделяется. Он наполнил стакан Недрика наполовину и пошел дальше, намеренно не ответив на красноречивые жесты молодого лорда, требующего наполнить стакан до краев.
С противоположного конца большого зала Тима подозвал взглядом Телерхайд. Когда Тим наполнил его чашу, Телерхайд кивнул в сторону сидевшего рядом с ним великана:
— И о его величестве позаботься.
Тим любил великанов. Самые высокорослые Другие среди Пяти Племен, мохнатые и волосатые, обычно они разгуливали раздетыми — если не считать густого темного меха, покрывающего все их тело с головы до ног. Но сейчас, в честь праздничного события, на великане была короткая юбка. Сидевшая рядом с ним женщина постарше, чью гриву посеребрила седина, была одета в мешковатую тунику. Кончики пальцев ее громадной руки лежали на краю тарелки с замороженной земляникой и листьями мяты — великаньим лакомством.
Великана звали Ур Логга, он был королем великанов Гаркинского леса. Тим обожал его за воспитанность и умение рассказывать истории. Бугры мышц перекатились по плечами великана, когда он откинулся на спинку стула, давая хрупкому человеку подойти к столу. Ур Логга улыбнулся, обнажив длинные клыки.
— Большое спасибо, — гортанно произнес он.
Женщина — Бин Лапет — старейшина того же рода. Она прикрыла свой кубок рукой и покачала головой, когда Тим повернулся к ней.
— Как я уже не раз говорил тебе, — сказал Телерхайд эйкону Глису, сидевшему за столом напротив него, — это проблема людей, и люди должны решать ее своими средствами. — Тим задержался, чтобы послушать. Лорд Ландес, главный советник Телерхайда, наклонился вперед, внимательно слушая. Фаллон, нахмурясь, оттолкнулся от стола и отмахнулся от бренди.
Эйкон так энергично закивал, что его многочисленные подбородки затряслись.
— Но ты должен согласиться: решение необходимо. Сам образ жизни человека поставлен на карту.
— Это издержки Новой Веры, — возразил Ландес.
— Нет, милорд! — сказал эйкон так резко, что его медоточивый голос перекрыл шумливые голоса за соседними столами. — Это не моя вера против вашей, как бы вам этого ни хотелось. Это жизнь или смерть для человечества!
И снова Тим ощутил странный порыв — что-то вроде ощущения родства с толстяком эйконом.
— Да ладно тебе, Глис, — пробормотал Фаллон еле слышно.
— Людям нужна земля! — продолжал эйкои страстно. Головы сидевших за другими столами повернулись к нему. — Города невыносимо переполнены. Люди там болеют и умирают. Дети растут в невообразимом убожестве! А в глубине нашей страны тысячи акров незаселенных земель!
Телерхайд поднял руку.
— Это не застольный разговор, — сказал он негромко. Тим отступил в тень. Тишина сгустилась в зале; все гости повернулись к центральному столу.
Великаны были ясно видны изо всех уголков, поскольку были на голову выше всех людей на пиру. Бин Лапет смущенно глядела перед собой. Лицо Ур Логги потемнело… приняло лиловый оттенок.
— Гаркин — священное сердце Морбихана, — проговорил он тихо. — Я бы не хотел, чтобы кто-то страдал, но со дней Китры лес остается неприкосновенным для людей.
Эйкон даже не пытался скрыть своего презрения к великану.
— Я задал вопрос Телерхайду, — настаивал он.
— Ты невежлив и не пожелал прислушаться к моему гостю, но я отвечу тебе еще раз, — ровно, спокойно сказал Телерхайд. — Как ты прекрасно знаешь, беда существует только в двух городах: Флине и Элии — портах, открытых для торговли с Укреплением.
— Единственные городки в Морбихане, достойные называться городами! — резко ответил эйкон. — Человеческие города — колыбель искусства и культуры, основа процветания для любой нации. Остальной Морбихан — всего лишь провинциальные городишки, фермы и лес. Поверь мне, я сердцем предан интересам Морбихана.
— Наша культура исходит из силы Пяти Племен, эйкон.
Эйкон Глис фыркнул:
— Эльфийская выделка кожи? Металлургия гномов? Это ты зовешь культурой? А может, искусством? Уроженцы Укрепления обладают способностью организовать нацию! Укрепить ее, следовать естественной судьбе людей! Там, где ты видишь лес, они видят древесину для кораблей! Там, где ты видишь болота, они видят процветающие фермы!
Телерхайд оборвал его жестом:
— Там, где я вижу беженцев из Укрепления, я вижу нищету, страдания и невежество. Мне жаль несчастных людей, запертых в городах, — и они воистину несчастны! Нищета в Элии душераздирающая, но несчастны те, кто бежит от моерского Тирана, а не граждане Морбихана.
— У тебя нет никакого сострадания? История говорит нам, что все люди родом из Моера, — возразил эйкон.
— То было много столетий назад, эйкон. Морбихан создал нас, воспитал с колыбели в Древней Вере. Мы теперь морбихане, мы верны Пяти Племенам. Слишком многие из беженцев от Тирана несут с собой Новую Веру. Они хотят свободы для себя, но думают, что их святой долг — разрушить свободу Других. Они должны научиться уважать наши обычаи. Кроме того, Морбихан' не настолько велик, чтобы стать домом для всех, кто бежит от хозяев Укрепления. Многим из них придется вернуться обратно или отправиться на Внешние Острова.
— Здесь места больше чем достаточно! — воскликнул эйкон. — Лес мог бы стать домом для десяти тысяч душ!
— И тогда Морбихан подпал бы под влияние Новой Веры? — издевательски крикнул пикси из-за соседнего стола.
— И сколько будет длиться эта идиллия, прежде чем снова запылают костры? — воскликнул Руф Наб. — Сколько, прежде чем мы будем втянуты в новую войну?
— Эйкон, мы не дураки! — заявил Ландес. — От воцарения Новой Веры рукой подать до подчинения Тирану Моера.
Эйкон покачал головой:
— Нет, нет, милорд. Это старый предрассудок! Придерживаться Новой Веры, как вы ее называете, не всегда значит быть подданным Укрепления. Те бедные люди, о которых речь, — всего лишь беспомощные беженцы, желающие только, чтобы мы открыли для них нашу родину.
— Вы все упускаете главное! — стукнул чашей по столу Телерхайд и забрызгал скатерть бренди. — Гаркин не наш! Лес — дом Других, священный для них. Тот, кто забрал бы его у них, такой же вор, как тот, кто забрал бы у меня Кровелл! Однажды мы уже сражались в войне, отстаивая это, милорд эйкон.
— Наконец-то мы докопались до истины! — крикнул эйкон на весь зал. — Ты настаиваешь на том, чтобы возвышать нечисть над людьми! Позволять людям страдать, когда демоны процветают! — Произнеся слово «процветают», Глис ткнул пальцем в сторону великанов. — Ты дал демонам место за своим столом. Вот так Древняя Вера развращает Морбихан!
Тим свирепо посмотрел на кувшин, виня его содержимое в своем замешательстве. Слова эйкона были ненавистны ему, но золотистая окраска голоса завораживала.
— Сядь, Глис, — резко сказал Фаллон. — В какого же противного зануду ты превратился! — Чародей повернулся к Ур Логге, который, не зная, куда деваться от смущения, уперся взглядом в собственные колени. — Простите эйкона, ваше величество. Хотя он бы предпочел забыть то время, когда еще не был апостолом Новой Веры, я могу ему напомнить. Мы с ним вместе учились Магии, когда были молоды.
— Мы все совершаем ошибки, Фаллон, — прошипел эйкон.
— Это было до того, как он обнаружил, сколь выгодна Новая Вера. Тогда же он был ревностным поборником Магии, — продолжал чародей достаточно громко — так, чтобы всем было слышно. — И ни о чем он не мечтал так страстно, как о Даре. На самом деле, когда я обрел свой Дар, Глис признался мне, что хочет стать великим чародеем. — Многие одобрительно засмеялись. — И вот слушаю я тебя нынче вечером и вижу: ты обрел-таки Дар. Твое красноречие, которое ты нагло повернул против Закона.
— Если я владею красноречием, оно должно служить Тирану, его восхвалению, — пробормотал эйкон и промокнул губы салфеткой.
— Если тебе нравится думать так, — мягко сказал Фаллон, — пусть так и будет. Но будь осторожен, Глис. Если Дар использовать против Закона, он обернется против тебя.
— Единственный закон — закон Укрепления! — провозгласил эйкон. — Другие — порождение зла и должны уступить перед Новой Верой!
Телерхайд стукнул по тарелке костяшками пальцев.
— Вы нарушаете Мир такими речами, сэр! — Он повернулся к несчастным великанам, уставившимся в свои тарелки. — Ваше величество, старейшина Бин, пожалуйста, примите мои извинения. Я смертельно переживаю, что вам пришлось выслушать в моем доме такой вздор.
— Прошу прощения, если мои слова прозвучали оскорбительно, — негромко сказал Глис, не глядя на великанов. — Но в один прекрасный день людям придется ответить на вопросы, от которых ты отворачиваешься, лорд Телерхайд!
Тиму показалось, что на алчном лице толстяка эйкона, когда тот знаком попросил еще бренди, зажглась победная улыбка. Остаток ужина прошел в тревожном молчании, гости задумались каждый о своем.
Глава 5
С тех пор как около двадцати лет назад после битвы за Гаркинский лес в Морбихане установился хрупкий мир, лорд Телерхайд, лорд Ландес и чародей Фаллон руководили здесь людьми. Лорд Ландес — отец Сины — был самым верным другом Телерхайда. Коренастому, сильному — ему больше подходила прямолинейность воина, чем тонкости света. Он очень гордился тем, что его часто называли правой рукой Телерхайда, тогда как Фаллон с безразличием относился в тому, что был известен как левая рука Телерхайда. Все в Гаркине считали, что без силы и мудрости Фаллона Морбихан давным-давно проиграл бы Укреплению.
Сина была единственной ученицей Фаллона и наслаждалась этим. Особенно она наслаждалась драгоценным временем, которое проводила наедине с учителем. Как ученица чародея, она имела право спрашивать его обо всем, чего не понимала. Хотя Сина часто считала, что понимает многое, события предшествующей ночи возбудили ее любопытство.
— Это правда, — сказал ей Фаллон во время завтрака под яблоней во дворе. — Мы с Глисом вместе учились. Я всегда думал, что он талантливее меня, но кто может судить о таком наверняка? Он, несомненно, был более честолюбивым, и честолюбие испортило его.
— Но как вышло, что чародей стал эйконом Новой Веры? — Взволнованные глаза Сины стали темными и тревожными.
Фаллон любил говорить о Магии и Законе. Он отрезал кусочек сыра и помахал им, как учительской указкой.
— Когда учишься, Сина, чтобы стать чародеем — или волшебницей, — ты должен обрести Дар. Все Дары исходят от силы Закона, и все они магические. Но я думаю, что Глис, обладая великим талантом, ожидал великого Дара. Когда я получил свой Дар Превращений, — продолжал Фаллон, — он смеялся надо мной. По его мнению, превращения — просто фокусы, детская забава. Он претендовал на ясновидение или даже пророчество! Но чем дальше, тем больше становилось ясно, что его Дар — красноречие. Прекрасный Дар, но Глис считал его даже более низким, чем Дар Превращений, и стыдился его. Он бросил ученичество и, думаю, провел несколько лет в Укреплении. Я редко видел его, а потом он начал проповедовать Новую Веру и ненависть, которыми калечил человеческие умы. Такова темная сторона человеческой природы, Сина: часто, если мы не можем получить то, что хотим, мы пытаемся это уничтожить.
Сина задумалась о словах учителя, а Фаллон тем временем намазал толстый ломоть хлеба из непросеянной муки маслом и медом.
— А что вы имели в виду, Мастер, когда говорили, что Дар обернется против своего обладателя?
— Закон суров, он не чей-нибудь досужий вымысел. Глис говорит, что его Тиран правит по воле Ворсай, великой силы, которая представляется ему существом, подобным человеку: осыпающим милостями тех, кто ему мил, и бедами — тех, кого ненавидит. Но это слишком мелочный для Вселенной способ управления. Закон никого не оправдывает и ни к кому не питает ненависти. Закону не важно, верит в него кто-то или нет, даже не важно, хорош или плох этот «кто-то». Закон существует для эйкона и для Тирана Укрепления так же, как для меня или для вон той улитки, что ползет по листу. Получить силу Закона через Дар и затем превратить Дар в орудие ненависти и разрушения — означает навлечь ненависть на ненавидящего.
— Поэтому вы и говорите всегда, что Дар должен проявляться в сострадании и творчестве?
— Верно, если сострадание и творчество — это то, чего ты хочешь в жизни. Пройдет время, ты поймешь больше. Когда ты обретешь свой Дар, ты сама познаешь движущую силу Вселенной. Ты получишь ответы на все свои вопросы. А пока иди и помолись об успехе ночной церемонии, ибо я думаю, что Ньял вернется сегодня вечером.
— Хорошо, господин Фаллон.
В большом зале Сина прошла мимо отца, который разговаривал с группой людей.
— Сина, красавица моя, — ласково позвал Ландес, — ты знакома с лордом Адлером? Моя дочь Сина.
— Миледи. — Лорд Адлер низко поклонился. Помня о том превосходстве, которое дает ей небесно-голубой балахон чародейки, Сина только кивнула в ответ. Хотя она была лишь ученицей, она наслаждалась теми преимуществами, которые имели причастные Магии перед остальными. Адлер был красивым молодым мужчиной с ястребиным профилем и пронзительными большими глазами. Будучи не намного старше брата Сины, Недрика, Адлер был могущественным северным лордом, чьи земельные владения включали город Элию, известный жителям Гаркинского леса под названием Волчий Глаз.
— Недрик много рассказывал мне о вас, — улыбаясь девушке, проговорил Адлер.
— Все это неправда, уверяю вас, — улыбнулась Сина, ее взгляд метнулся к брату, который, как обычно, стоял немного в стороне. Он отличался угрюмой красотой — этот двойник Сины в мужском обличье. На среднем пальце его правой руки блестело тяжелое золотое кольцо.
— Надеюсь, правда, леди, поскольку он говорил замечательные вещи. — Адлер снова поклонился.
Сина улыбнулась, но от лести Адлера ей сделалось неловко. Произнеся дежурные фразы, она оставила мужчин. Ей вдруг неудержимо захотелось покоя и молитвы.
— Сина, подожди!
— Нед! — Она подождала, когда брат догонит ее.
— Ты даже не поздоровалась, — укорил Нед сестру.
— Мне показалось, что ты занят.
Недрик взял Сину под руку и повел в пустую комнату, залитую лучами солнца.
— Ты все еще сердишься на меня?
— Мне не из-за чего сердиться, Нед, — ответила Сина прохладно. — Это твоя жизнь, и ты имеешь право жить по-своему.
— Ты не это хочешь сказать. Ты думаешь, что я должен был остаться с Фаллоном. Что я должен был еще дольше ждать своего Дара. Тогда я стал бы самым старым учеником в истории Морбихана, Сина!
Сина вздохнула и села на край холодного каменного подоконника.
— Нет, я правда так не думаю, больше уже не думаю. Я жду своего собственного Дара, Нед, и знаю, что ты, должно быть, чувствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42