Затем, поняв, что кошмар наконец-то закончился и они остались в живых, они отодвинулись в стороны, пытаясь определить, кто из выживших их родственники, кто друзья, а кто враги.
На западе, там, где цепь островов протянулась от Манаркаса до Арима, поднявшись над несметным количеством погибших, несколько оставшихся в живых существ пошевелили когтистыми пальцами, любуясь гладким полосатым мехом, и почувствовали, что в уголках рта у них выросли острые клыки. Все еще способные передвигаться на двух ногах, однако обладающие при этом достаточно гибким телом, чтобы преследовать добычу на четырех конечностях, они скалились друг другу и пытались обмениваться словами, похожими на кашель. Они уже начали охотиться на тех, кому по воле богов не посчастливилось стать красивыми и подвижными.
По всему миру, в десяти тысячах различных форм пережившие катастрофу существа двинулись прочь от городов, которые уже больше не могли служить им домом. Они отправились прочь из городов в поисках добычи, самца или самки, в поисках товарищей и соплеменников. По божьему провидению им удалось найти подобных себе. Это служило вернейшим подтверждением тому, что они были заинтересованы в походе, потому что само по себе рево — это хаотичная сила, производящая огромные изменения наугад и в конечном итоге редко оставляющая жизнеспособных существ, которые не смогут размножаться на пригодных для жизни территориях.
Среди безумия вырвавшейся на волю магии боги сделали свой ход в игре в кости. Миллионы людей погибли, миллионы трансформировались навсегда, миллионы остались прежними в мире, который внезапно стал для них враждебным во всех отношениях.
Ход был сделан. Пришло время новой игры.
Жизнь пошла своим чередом.
Свет проник через одну пустоту, затем нежно скользнул в другую — к крошечным искоркам сознания, которые каким-то удачным образом нашли друг друга. Испуганный случившимся, Луэркас не имел ни малейшего представления о том, где он находится или как можно найти дорогу к Зеркалу Душ, а затем выбраться туда, где есть тепло, свет и различные цвета. Он неожиданно понял, что больше не одинок. И с этой другой душой — душой Меллейн, которая нашла способ привыкнуть к ужасному одиночеству, обнаружил, что может находить местоположение других крошечных искорок мысли. Мысли его людей.
Он вызвал их — собрал первое совещание Звездного Совета.
Пять лет, подумал он, они будут двигаться к нему. Пять. А может быть, целых десять. Если необходимо ждать десять лет, он будет ждать. Видимо, он здесь уже несколько месяцев.
Рейт, окруженный холодной темной вечностью, ощутил резкую обжигающую боль, и в его душу проник крик предсмертной агонии, который никак не хотел покидать его. Он сотрясал Рейта так долго, что тот даже подумал, что крик разорвет его на куски.
В этом крике он увидел лицо Матрина, словно тот стоял прямо в сердце вихря рево, словно плыл вместе со всеми потерянными душами в волнах каждого из двадцати семи морей, в которых не было ни капли воды. Рейту казалось, словно он снова очутился в Уоррене среди уорренцев, но сейчас попал в ловушку, из которой невозможно выбраться, если только кто-нибудь не придет ему на помощь. Водор Имриш показал ему все, все сразу, чтобы его душа испытала все ужасы мира через глаза и сердце бога. Рейт перестал быть одним из испытывающих нестерпимые мучения, умирающих, раненых, попавших в западню. На какое-то короткое мгновение он стал ими всеми, и это оказалось страшной мукой. Там, где у него не было тела, где он не должен был испытывать никакой боли, палец Водора Имриша поставил на Рейте метку воспоминаний о страданиях мира, а затем, когда Рейт понял наверняка, что сойдет с ума от безумной боли, бог оттолкнул его. Рейт рванулся к свету через липкие нити шелка. Рванулся в рассвет, встающий над морем, представлявшим собой идеально ровный круг, словно проведенный чертежным циркулем.
Рядом с ним рыдала Джесс.
Патр, стоявший напротив нее, рыдал. Рейт понял, что сам тоже рыдает.
— Это гибель мира, — всхлипывая, повторял Патр. — Гибель мира.
Джесс отвернулась, но Рейт, повернув ее, притянул к себе и обнял. Оба потянулись к Патру и обняли его.
Трое выживших парили в небе, когда миру пришел конец.
Через некоторое время Рейт отдышался, и они с Джесс и Патром разомкнули объятия.
Солнце согрело кожу Рейта, а ветер высушил его слезы.
— У нас еще не все потеряно, — наконец проговорил он. — Мы живы, а значит, можем трудиться. Мы соберем всех этих людей и отправим их домой.
— Мир погиб, — возразил ему Патр. — Ты видел, как он умирал. Ты это чувствовал.
— Не весь мир, — сказал Рейт.
Вот что имел в виду Соландер, когда дал ему тексты Пророчеств, подумал Рейт. И процитировал:
— От смертных судорог Драконов истинный народ будет рассеян по всему миру. На него будут охотиться волки и медведи, жадные до их крови, алчно стремящиеся уничтожить их. Слабые падут, храбрые усомнятся, но Соколы соберут их всех и станут охранять — и сильных, и слабых — и отведут их домой.
Потому что это мои люди, мой Истинный народ, — говорит Водор Имриш, -и я еще не покончил с ними.
Резкий смех Патра прозвучал подобно пощечине.
— Это ты написал. Ты думаешь, что способен одурачить меня «Пророчествами Винкалиса»?
Рейт спокойно выдержал его взгляд и ответил:
— Разве мы можем допустить, чтобы они погибли?
Было похоже, что Патр ожидал услышать совсем другой ответ.
— Что ты сказал? — переспросил он.
— Можем ли мы допустить, чтобы все они погибли? Люди, попавшие в западню Уоррена, над которым мы сейчас пролетаем, то есть плывем в этом волшебном кольце? Чтобы погибли люди, которые находятся в маленьких городах, окруженных… — Рейт пожал плечами. — Окруженных забытыми и проклятыми? Ты же знаешь, они погибнут. У большинства из них нет никакого оружия, никаких навыков. Это не каанцы, которые могут начать жизнь с нуля. Если, конечно, кто-то из них остался в живых. Это не гируналльцы. Это городские жители, во всем зависящие от магии. Даже если именно я написал пророчества, что в этом такого? Ты почувствовал прикосновение руки бога. Ведь ты знаешь, что мы служим тому, чья воля гораздо мощнее нашей. Это совсем не то, как если бы я действовал по указке какой-то выдуманной силы, чтобы наделить себя властью.
Рейт почувствовал, что ему что-то не дает покоя, и, сам не понимая, почему так поступает, отвернулся от Патра и посмотрел вниз на море. Аэрокар повис в воздухе над плывущим пузырем, внутри которого находился Уоррен. Рейт заметил, что пузырь начал двигаться — на большой скорости — к твердой земле.
Он чувствовал заклинания, направленные на то, чтобы этот пузырь и еще двадцать шесть ему подобных переместились в более безопасное место.
Двигайся! — подумал Рейт в унисон с тихим гудением голосов, звучавших в его голове. —Двигайся по моей воле, благодаря моим костям и крови, плоти и душе. Двигайся!
Он осознал, что физически чувствует магию, что теперь она бежит по его жилам вместе с кровью.
Прикосновение бога, подумал он и на мгновение ощутил жуткую боль под ключицей. Рейт почти не мог дышать и, задыхаясь, думал о том, что, наверное, слишком много себе позволил, и Водор Имриш решил с ним покончить. В следующее мгновение он с силой рванул на себе тунику.
Боль прекратилась. Болевой шок вполне мог убить его. Осмотрев свое тело, Рейт заметил настоящее клеймо. Это была отметина размером не больше отпечатка большого пальца, овал, внутри которого сидел на ветке сокол, устремивший взгляд куда-то вперед.
Патр уставился на грудь Рейта и удивленно произнес.
— Я думал, магия на тебя не действует!
— Я тоже так думал, — ответил Рейт. — Видимо, этого нельзя сказать о прикосновении бога. — Заметив странное сияние, исходящее из-под туники Патра, он указал не него. — Бог прикоснулся не только ко мне.
Патр посмотрел вниз, распахнул свою тунику и потрогал оказавшуюся на его теле метку — тайную метку благосклонности бога. Он прижал к ней палец и почувствовал, как из его глаз снова покатились слезы.
— И у меня тоже! — воскликнула Джесс.
— И ты тоже чувствуешь это? Правда? Вы оба?! Все они, все мы, соединены разумом, волей и духом. Мы стали Соколами. Такого я себе никогда представить не мог!
Джесс и Патр согласно кивнули.
— Тогда помогите им. Помогите нам. Соедините свою волю с нашей, чтобы мы могли сообща спасти уорренцев.
Соколы — теперь по-настоящему объединенные — разум к разуму, душа к душе — пронесли уорренцев через бушующий океан душ к расположенным на суше убежищам.
Когда аэрокар приземлился близ спасенного ими Уоррена, Рейт снова посмотрел на метку у себя на груди. Она больше не причиняла боли. Сокол смотрит в будущее, подумал он. На запад, где ему, Рейту, притворившемуся Винкалисом, было показано место, в котором люди смогут жить, не опасаясь медведей и волков новой эпохи — новых медведей и волков, в чьих преображенных телах все еще сохранился разум злых, мстительных людей.
По крайней мере на некоторое время они окажутся в безопасности. Будут набираться сил, пока не научатся жить так, чтобы стать органичной частью нового мира. Может быть, когда-нибудь между истинными людьми и новыми людьми воцарится мир. Может быть, в один прекрасный день Матрин станет местом, вполне подходящим для всех. Но этот день пока еще не настал.
Рейт и его спутники выбрались из аэрокара. Второй аэрокар, кружившийся в небе рядом с ними, отправился дальше, к новому Уоррену. Уорренцам обязательно понадобится кто-нибудь, кто поведет их за собой на юг, где, по договоренности Соколов, должны были встретиться все, кому посчастливилось остаться в живых.
Рейт провел своих товарищей через ворота Винкалис, более не представлявшие для людей никакой угрозы, после того как прекратила свое существование магия Драконов.
Рейт подумал, что встретит людей отчаявшихся, безмолвных, подавленных. Однако вместо этого увидел, что они уже собрали все, что только могло служить оружием, и теперь стояли рядами, не сводя глаз с ворот — мужчины, женщины и дети. Бледные, оборванные, невероятно разжиревшие, однако взгляды осмысленные и полные решимости.
— Конечно, — прошептал Рейт. — Все те, кто не родился здесь, — чужестранцы, политические заключенные… преступники…
Он поморщился и искоса посмотрел на Патра. Тем не менее присутствие аутсайдеров в Уоррене ничего не объясняло. Причем каждый был готов к тому, что ожидало впереди. Рейт знал, что некоторые из этих людей прирожденные уорренцы и им следовало бы быть беспомощными и напуганными, однако они, напротив, выглядели неглупыми и способными на самостоятельные поступки личностями. Как же так?
Вдоль людских рядов прошагал какой-то рыжеволосый мужчина.
— Те, у кого есть имена, оставайтесь на дальней стороне ряда. У кого имен нет, поднимите руки, и я вам дам имена. Ни один человек не пройдет под этими воротами, оставаясь безымянным. Мы, уорренцы, заслуживаем того, чтобы носить имена. Мы — люди, и мы будем жить как люди и умирать как люди.
Он прикоснулся к руке какой-то маленькой девочки.
— Ты — Смуглянка.
Затем прикоснулся к руке мальчика.
— Ты — Высокий.
Подойдя к мужчине, усталому и сгорбленному тяжелой жизнью, сказал:
— Ты — Храбрый.
Остановившись возле другого мужчины, рыжеволосый прикоснулся к нему и произнес:
— Мы оба родились в Уоррене, ты и я. Но теперь мы оба свободны. Наши души и наши тела принадлежат только нам самим. Питавшиеся нашей плотью чудовища исчезли. Они никогда больше не вернутся. Поверь мне, старина! Теперь мы — люди.
Изможденный мужчина кивнул и натянуто улыбнулся. Вожак двинулся дальше, продолжая раздавать имена.
— Ты — Охотник… ты — Медный… ты…
Он остановился перед неуклюжим, худым, как скелет, мальчишкой, который не вписывался в общую массу — малыш выглядел ужасно голодным и измученным и совсем не похожим на остальных уорренцев.
— У тебя нет имени? — спросил вожак ребенка. — Ты родом из Уоррена?
Мальчик кивнул. Улыбнувшись, рыжеволосый мужчина сказал:
— У меня есть для тебя особое имя. Твое имя будет Рейт. — Наклонившись к ребенку, он добавил: — Это самое лучшее имя. Я приберег его для того, кто совершенно не похож на остальных.
Рейт не верил собственным ушам. Он уставился на гору человеческой плоти, которая только что произнесла эти слова, и попытался сопоставить того, кто произнес их, с худым рыжеволосым мальчиком, которого знал в далекие-далекие времена. В это с трудом верилось, но иначе быть не могло.
Рейт растолкал толпу, направляющуюся к воротам навстречу обещанной свободе, протиснулся между толпой и стеной и подошел к рыжеволосому мужчине. К горлу подкатил комок, глаза затуманились слезами, и на какое-то мгновение он перестал видеть. Рейт дотронулся до руки рыжеволосого и, когда вожак уорренцев обернулся, сказал:
— Это ты, Смоук?!
— О боги! Рейт?!
Мужчины крепко обнялись. Затем Смоук отстранился и посмотрел в лицо Рейту.
— Ты ничуть не изменился, Рейт.
— Чего нельзя сказать о тебе, — ответил его старый товарищ.
Затем, рассмеявшись, вытер слезы тыльной стороной ладони.
— Верно, — согласился Смоук.
На мгновение друзья не могли вымолвить ни слова, так велика была пролегшая между ними пропасть прошедших лет и нескончаемых кошмаров.
Паузу первым нарушил Смоук:
— Даже во время моего Сна я знал, что ты вернешься. — Его взгляд сместился влево. Он недоверчиво улыбнулся. — Джесс?! Не может быть. Рейт, неужели ты привел с собой и Джесс?
— Да, это я, Смоук. — Джесс положила руку на плечо Рейту и добавила: — Рейт свернул горы, чтобы добраться сюда.
— Я это чувствовал, — ответил Смоук и, повернувшись к Рейту, произнес: — Спасибо. Спасибо, что не забывал меня и всех нас.
— Я никогда не забывал о вас, — ответил Рейт.
Он почувствовал, как ладонь Джесс скользнула в его руку, и нежно сжал ее пальцы. Повернув к Джесс лицо, Рейт увидел, что она улыбается. На ее щеках блестели слезы.
— Ты был совершенно прав в отношении уорренцев, — сказала Джесс.
Рейт кивнул и поцеловал ее в лоб.
— Я знаю.
За воротами Винкалис лежал новый, неведомый и немного пугающий мир. Однако самое главное — уорренцы остались живы, несмотря ни на что. Рейт был склонен полагать, что, пережив так много трудностей, эти люди все же имеют шанс на победу. Они наверняка сумеют завоевать этот мир.
— А как насчет тебя и меня? — прошептала Джесс.
— На то, чтобы точно выяснить это, у нас с тобой целая жизнь.
Рейт обнял ее и прижал к себе.
Первые уорренцы прошли под воротами, вступив в неизведанный мир, что ожидал их на той стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
На западе, там, где цепь островов протянулась от Манаркаса до Арима, поднявшись над несметным количеством погибших, несколько оставшихся в живых существ пошевелили когтистыми пальцами, любуясь гладким полосатым мехом, и почувствовали, что в уголках рта у них выросли острые клыки. Все еще способные передвигаться на двух ногах, однако обладающие при этом достаточно гибким телом, чтобы преследовать добычу на четырех конечностях, они скалились друг другу и пытались обмениваться словами, похожими на кашель. Они уже начали охотиться на тех, кому по воле богов не посчастливилось стать красивыми и подвижными.
По всему миру, в десяти тысячах различных форм пережившие катастрофу существа двинулись прочь от городов, которые уже больше не могли служить им домом. Они отправились прочь из городов в поисках добычи, самца или самки, в поисках товарищей и соплеменников. По божьему провидению им удалось найти подобных себе. Это служило вернейшим подтверждением тому, что они были заинтересованы в походе, потому что само по себе рево — это хаотичная сила, производящая огромные изменения наугад и в конечном итоге редко оставляющая жизнеспособных существ, которые не смогут размножаться на пригодных для жизни территориях.
Среди безумия вырвавшейся на волю магии боги сделали свой ход в игре в кости. Миллионы людей погибли, миллионы трансформировались навсегда, миллионы остались прежними в мире, который внезапно стал для них враждебным во всех отношениях.
Ход был сделан. Пришло время новой игры.
Жизнь пошла своим чередом.
Свет проник через одну пустоту, затем нежно скользнул в другую — к крошечным искоркам сознания, которые каким-то удачным образом нашли друг друга. Испуганный случившимся, Луэркас не имел ни малейшего представления о том, где он находится или как можно найти дорогу к Зеркалу Душ, а затем выбраться туда, где есть тепло, свет и различные цвета. Он неожиданно понял, что больше не одинок. И с этой другой душой — душой Меллейн, которая нашла способ привыкнуть к ужасному одиночеству, обнаружил, что может находить местоположение других крошечных искорок мысли. Мысли его людей.
Он вызвал их — собрал первое совещание Звездного Совета.
Пять лет, подумал он, они будут двигаться к нему. Пять. А может быть, целых десять. Если необходимо ждать десять лет, он будет ждать. Видимо, он здесь уже несколько месяцев.
Рейт, окруженный холодной темной вечностью, ощутил резкую обжигающую боль, и в его душу проник крик предсмертной агонии, который никак не хотел покидать его. Он сотрясал Рейта так долго, что тот даже подумал, что крик разорвет его на куски.
В этом крике он увидел лицо Матрина, словно тот стоял прямо в сердце вихря рево, словно плыл вместе со всеми потерянными душами в волнах каждого из двадцати семи морей, в которых не было ни капли воды. Рейту казалось, словно он снова очутился в Уоррене среди уорренцев, но сейчас попал в ловушку, из которой невозможно выбраться, если только кто-нибудь не придет ему на помощь. Водор Имриш показал ему все, все сразу, чтобы его душа испытала все ужасы мира через глаза и сердце бога. Рейт перестал быть одним из испытывающих нестерпимые мучения, умирающих, раненых, попавших в западню. На какое-то короткое мгновение он стал ими всеми, и это оказалось страшной мукой. Там, где у него не было тела, где он не должен был испытывать никакой боли, палец Водора Имриша поставил на Рейте метку воспоминаний о страданиях мира, а затем, когда Рейт понял наверняка, что сойдет с ума от безумной боли, бог оттолкнул его. Рейт рванулся к свету через липкие нити шелка. Рванулся в рассвет, встающий над морем, представлявшим собой идеально ровный круг, словно проведенный чертежным циркулем.
Рядом с ним рыдала Джесс.
Патр, стоявший напротив нее, рыдал. Рейт понял, что сам тоже рыдает.
— Это гибель мира, — всхлипывая, повторял Патр. — Гибель мира.
Джесс отвернулась, но Рейт, повернув ее, притянул к себе и обнял. Оба потянулись к Патру и обняли его.
Трое выживших парили в небе, когда миру пришел конец.
Через некоторое время Рейт отдышался, и они с Джесс и Патром разомкнули объятия.
Солнце согрело кожу Рейта, а ветер высушил его слезы.
— У нас еще не все потеряно, — наконец проговорил он. — Мы живы, а значит, можем трудиться. Мы соберем всех этих людей и отправим их домой.
— Мир погиб, — возразил ему Патр. — Ты видел, как он умирал. Ты это чувствовал.
— Не весь мир, — сказал Рейт.
Вот что имел в виду Соландер, когда дал ему тексты Пророчеств, подумал Рейт. И процитировал:
— От смертных судорог Драконов истинный народ будет рассеян по всему миру. На него будут охотиться волки и медведи, жадные до их крови, алчно стремящиеся уничтожить их. Слабые падут, храбрые усомнятся, но Соколы соберут их всех и станут охранять — и сильных, и слабых — и отведут их домой.
Потому что это мои люди, мой Истинный народ, — говорит Водор Имриш, -и я еще не покончил с ними.
Резкий смех Патра прозвучал подобно пощечине.
— Это ты написал. Ты думаешь, что способен одурачить меня «Пророчествами Винкалиса»?
Рейт спокойно выдержал его взгляд и ответил:
— Разве мы можем допустить, чтобы они погибли?
Было похоже, что Патр ожидал услышать совсем другой ответ.
— Что ты сказал? — переспросил он.
— Можем ли мы допустить, чтобы все они погибли? Люди, попавшие в западню Уоррена, над которым мы сейчас пролетаем, то есть плывем в этом волшебном кольце? Чтобы погибли люди, которые находятся в маленьких городах, окруженных… — Рейт пожал плечами. — Окруженных забытыми и проклятыми? Ты же знаешь, они погибнут. У большинства из них нет никакого оружия, никаких навыков. Это не каанцы, которые могут начать жизнь с нуля. Если, конечно, кто-то из них остался в живых. Это не гируналльцы. Это городские жители, во всем зависящие от магии. Даже если именно я написал пророчества, что в этом такого? Ты почувствовал прикосновение руки бога. Ведь ты знаешь, что мы служим тому, чья воля гораздо мощнее нашей. Это совсем не то, как если бы я действовал по указке какой-то выдуманной силы, чтобы наделить себя властью.
Рейт почувствовал, что ему что-то не дает покоя, и, сам не понимая, почему так поступает, отвернулся от Патра и посмотрел вниз на море. Аэрокар повис в воздухе над плывущим пузырем, внутри которого находился Уоррен. Рейт заметил, что пузырь начал двигаться — на большой скорости — к твердой земле.
Он чувствовал заклинания, направленные на то, чтобы этот пузырь и еще двадцать шесть ему подобных переместились в более безопасное место.
Двигайся! — подумал Рейт в унисон с тихим гудением голосов, звучавших в его голове. —Двигайся по моей воле, благодаря моим костям и крови, плоти и душе. Двигайся!
Он осознал, что физически чувствует магию, что теперь она бежит по его жилам вместе с кровью.
Прикосновение бога, подумал он и на мгновение ощутил жуткую боль под ключицей. Рейт почти не мог дышать и, задыхаясь, думал о том, что, наверное, слишком много себе позволил, и Водор Имриш решил с ним покончить. В следующее мгновение он с силой рванул на себе тунику.
Боль прекратилась. Болевой шок вполне мог убить его. Осмотрев свое тело, Рейт заметил настоящее клеймо. Это была отметина размером не больше отпечатка большого пальца, овал, внутри которого сидел на ветке сокол, устремивший взгляд куда-то вперед.
Патр уставился на грудь Рейта и удивленно произнес.
— Я думал, магия на тебя не действует!
— Я тоже так думал, — ответил Рейт. — Видимо, этого нельзя сказать о прикосновении бога. — Заметив странное сияние, исходящее из-под туники Патра, он указал не него. — Бог прикоснулся не только ко мне.
Патр посмотрел вниз, распахнул свою тунику и потрогал оказавшуюся на его теле метку — тайную метку благосклонности бога. Он прижал к ней палец и почувствовал, как из его глаз снова покатились слезы.
— И у меня тоже! — воскликнула Джесс.
— И ты тоже чувствуешь это? Правда? Вы оба?! Все они, все мы, соединены разумом, волей и духом. Мы стали Соколами. Такого я себе никогда представить не мог!
Джесс и Патр согласно кивнули.
— Тогда помогите им. Помогите нам. Соедините свою волю с нашей, чтобы мы могли сообща спасти уорренцев.
Соколы — теперь по-настоящему объединенные — разум к разуму, душа к душе — пронесли уорренцев через бушующий океан душ к расположенным на суше убежищам.
Когда аэрокар приземлился близ спасенного ими Уоррена, Рейт снова посмотрел на метку у себя на груди. Она больше не причиняла боли. Сокол смотрит в будущее, подумал он. На запад, где ему, Рейту, притворившемуся Винкалисом, было показано место, в котором люди смогут жить, не опасаясь медведей и волков новой эпохи — новых медведей и волков, в чьих преображенных телах все еще сохранился разум злых, мстительных людей.
По крайней мере на некоторое время они окажутся в безопасности. Будут набираться сил, пока не научатся жить так, чтобы стать органичной частью нового мира. Может быть, когда-нибудь между истинными людьми и новыми людьми воцарится мир. Может быть, в один прекрасный день Матрин станет местом, вполне подходящим для всех. Но этот день пока еще не настал.
Рейт и его спутники выбрались из аэрокара. Второй аэрокар, кружившийся в небе рядом с ними, отправился дальше, к новому Уоррену. Уорренцам обязательно понадобится кто-нибудь, кто поведет их за собой на юг, где, по договоренности Соколов, должны были встретиться все, кому посчастливилось остаться в живых.
Рейт провел своих товарищей через ворота Винкалис, более не представлявшие для людей никакой угрозы, после того как прекратила свое существование магия Драконов.
Рейт подумал, что встретит людей отчаявшихся, безмолвных, подавленных. Однако вместо этого увидел, что они уже собрали все, что только могло служить оружием, и теперь стояли рядами, не сводя глаз с ворот — мужчины, женщины и дети. Бледные, оборванные, невероятно разжиревшие, однако взгляды осмысленные и полные решимости.
— Конечно, — прошептал Рейт. — Все те, кто не родился здесь, — чужестранцы, политические заключенные… преступники…
Он поморщился и искоса посмотрел на Патра. Тем не менее присутствие аутсайдеров в Уоррене ничего не объясняло. Причем каждый был готов к тому, что ожидало впереди. Рейт знал, что некоторые из этих людей прирожденные уорренцы и им следовало бы быть беспомощными и напуганными, однако они, напротив, выглядели неглупыми и способными на самостоятельные поступки личностями. Как же так?
Вдоль людских рядов прошагал какой-то рыжеволосый мужчина.
— Те, у кого есть имена, оставайтесь на дальней стороне ряда. У кого имен нет, поднимите руки, и я вам дам имена. Ни один человек не пройдет под этими воротами, оставаясь безымянным. Мы, уорренцы, заслуживаем того, чтобы носить имена. Мы — люди, и мы будем жить как люди и умирать как люди.
Он прикоснулся к руке какой-то маленькой девочки.
— Ты — Смуглянка.
Затем прикоснулся к руке мальчика.
— Ты — Высокий.
Подойдя к мужчине, усталому и сгорбленному тяжелой жизнью, сказал:
— Ты — Храбрый.
Остановившись возле другого мужчины, рыжеволосый прикоснулся к нему и произнес:
— Мы оба родились в Уоррене, ты и я. Но теперь мы оба свободны. Наши души и наши тела принадлежат только нам самим. Питавшиеся нашей плотью чудовища исчезли. Они никогда больше не вернутся. Поверь мне, старина! Теперь мы — люди.
Изможденный мужчина кивнул и натянуто улыбнулся. Вожак двинулся дальше, продолжая раздавать имена.
— Ты — Охотник… ты — Медный… ты…
Он остановился перед неуклюжим, худым, как скелет, мальчишкой, который не вписывался в общую массу — малыш выглядел ужасно голодным и измученным и совсем не похожим на остальных уорренцев.
— У тебя нет имени? — спросил вожак ребенка. — Ты родом из Уоррена?
Мальчик кивнул. Улыбнувшись, рыжеволосый мужчина сказал:
— У меня есть для тебя особое имя. Твое имя будет Рейт. — Наклонившись к ребенку, он добавил: — Это самое лучшее имя. Я приберег его для того, кто совершенно не похож на остальных.
Рейт не верил собственным ушам. Он уставился на гору человеческой плоти, которая только что произнесла эти слова, и попытался сопоставить того, кто произнес их, с худым рыжеволосым мальчиком, которого знал в далекие-далекие времена. В это с трудом верилось, но иначе быть не могло.
Рейт растолкал толпу, направляющуюся к воротам навстречу обещанной свободе, протиснулся между толпой и стеной и подошел к рыжеволосому мужчине. К горлу подкатил комок, глаза затуманились слезами, и на какое-то мгновение он перестал видеть. Рейт дотронулся до руки рыжеволосого и, когда вожак уорренцев обернулся, сказал:
— Это ты, Смоук?!
— О боги! Рейт?!
Мужчины крепко обнялись. Затем Смоук отстранился и посмотрел в лицо Рейту.
— Ты ничуть не изменился, Рейт.
— Чего нельзя сказать о тебе, — ответил его старый товарищ.
Затем, рассмеявшись, вытер слезы тыльной стороной ладони.
— Верно, — согласился Смоук.
На мгновение друзья не могли вымолвить ни слова, так велика была пролегшая между ними пропасть прошедших лет и нескончаемых кошмаров.
Паузу первым нарушил Смоук:
— Даже во время моего Сна я знал, что ты вернешься. — Его взгляд сместился влево. Он недоверчиво улыбнулся. — Джесс?! Не может быть. Рейт, неужели ты привел с собой и Джесс?
— Да, это я, Смоук. — Джесс положила руку на плечо Рейту и добавила: — Рейт свернул горы, чтобы добраться сюда.
— Я это чувствовал, — ответил Смоук и, повернувшись к Рейту, произнес: — Спасибо. Спасибо, что не забывал меня и всех нас.
— Я никогда не забывал о вас, — ответил Рейт.
Он почувствовал, как ладонь Джесс скользнула в его руку, и нежно сжал ее пальцы. Повернув к Джесс лицо, Рейт увидел, что она улыбается. На ее щеках блестели слезы.
— Ты был совершенно прав в отношении уорренцев, — сказала Джесс.
Рейт кивнул и поцеловал ее в лоб.
— Я знаю.
За воротами Винкалис лежал новый, неведомый и немного пугающий мир. Однако самое главное — уорренцы остались живы, несмотря ни на что. Рейт был склонен полагать, что, пережив так много трудностей, эти люди все же имеют шанс на победу. Они наверняка сумеют завоевать этот мир.
— А как насчет тебя и меня? — прошептала Джесс.
— На то, чтобы точно выяснить это, у нас с тобой целая жизнь.
Рейт обнял ее и прижал к себе.
Первые уорренцы прошли под воротами, вступив в неизведанный мир, что ожидал их на той стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56