А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Джиннет, похоже, все еще спала. Кувшин с пивом стоял у ножки скамьи. В руках у каждого было по кружке.
Гном заметил его.
— С добрым утром, друг мой, снаружи оно давно уже наступило. Надеюсь, ваша первая ночь в Джхааре была приятной.
Ривен невнятно пробормотал ответное приветствие. Пиво, которое выпил он прошлым вечером, давало знать о себе тяжестью в голове и хмурым настроением. Он сейчас не был готов к разговорам.
Гном улыбнулся и молча продолжил курить свою трубку. Ратаган с Байклином потягивали пиво.
У кушетки Ривена стоял кувшин с водой и лежало полотенце. Он плеснул водой себе в лицо. Холодная, она обжигала кожу. Однако после такого омовения Ривен почувствовал себя вполне проснувшимся и присоединился ко всем остальным у огня. Интересно, подумал он про себя, как Тормод узнает здесь — под землей — день сейчас или ночь?
— Чем вы тут занимаетесь? — спросил он, наклонившись над столом и взяв себе яблоко из большой чаши с фруктами. Ратаган протянул ему кружку с пивом.
Тормод вынул трубку изо рта и принялся рассматривать ее, как это делал Кэлам, — Ривен буквально застыл, пораженный, наблюдая, за ним.
— Этим утром Совет собирается обсудить некоторые детали истории, которую мы расскажем вам сегодня. Но чуть попозже, — сказал Тормод. — Наш Сказитель оттачивает сейчас свой стиль и выпытывает у старейшин древние предания, чтобы представить тебе подлинную историю, — безупречную, — подобную которой ты в жизни не слышал.
— Историю?! — воскликнул Ривен. — Ты хочешь сказать, что он будет рассказывать нам истории?
— Одну историю, — поправил его Тормод.
— Одну. — В голосе Ривена послышалось раздражение, и Байклин бросил предупреждающий взгляд в его сторону, который так и остался незамеченным. — У нас нет времени слушать легенды. Нам нужны конкретные ответы, чтобы мы могли решить, куда идти и что делать.
Тормод выпустил синий клуб дыма, завившийся змеиными кольцами в свете свечей. Его голос был также тих и сдержан, но красный огонь в глазах гнома стал ярче.
— Из этой истории ты и получишь свои ответы.
Ривен почувствовал, что густой голос гнома отдался резонансом в его душе. Он приумолк. Истории и магия. Он понимал, что гном прав. Истории и магия составляли само существо Мингниша. Самое средоточие пересечения этого мира с его собственной жизнью. История. Магия. Горы. Сгарр Дигу еще предстояло сыграть свою роль. В этом Ривен был уверен.
В комнату вошла Джиннет и налила себе пива. Тормод поглядел на нее исподлобья. Кэлам, пристально наблюдающий за дочерью. Ривен потряс головой и отломил кусок хлеба.
— Чего уставился? — вызывающе спросила Джиннет Кэлама. — Во мне что, какой-то изъян?
Тормод вынул трубку изо рта и затушил огонь, прижав пепел большим пальцем.
— Вот именно, — ответ этот застал ее врасплох. — Изъян. Я и сам не подобрал бы более верного слова. — Его глаза сверкали в пляшущем свете свечей, точно два огромных рубина.
— Объясни! — потребовала Джиннет. Ее голос дрогнул. Ривен опустился на скамью рядом с Ратаганом.
— Ты испорчена. С тобой что-то не так, — сказал Тормод. — Со Сказителем тоже что-то не так, — он кивнул в сторону Ривена, — но такова уж природа всякого переизбытка. В нем много лишнего… в тебе же чего-то недостает. В тебе какая-то пустота, в тайну которой я не могу проникнуть. Но есть у меня подозрение, скорее — предчувствие, что ты для чего-то еще понадобишься. Если б не это, я посчитал бы за лучшее, чтобы тебя и твоих головорезов прикончили тут же, как только вы поднялись в эти горы. Но Орквилл — один из старейших в Совете — сказал, что нам следует оставить тебе жизнь, подтвердив тем самым мои предчувствия. Ты — убийца, но все же, сдается мне, в тебе есть не только зло.
Ратаган и Ривен обменялись взглядами.
— Кроме того. Сказитель, мне кажется, не позволил бы нам причинить тебе вред, поскольку это означало бы причинить вред себе самому.
Айса открыл было рот, словно намереваясь сказать что-то, но промолчал. Только нахмурился.
— Прими это к сведению. Ты здесь и жива, потому что другие решили, что будет так, а не из-за каких-то твоих достоинств. Так что попридержи язык, если не можешь не огрызаться.
Голос Тормода оставался по-прежнему тих и мягок, но Джиннет вся сжалась, как будто он ударил ее. Она нервно вертела в руках чашку, потом швырнула ее на пол. Чашка разбилась — звук заставил их вздрогнуть. Ривен не смел поднять глаз и уставился на густую шапку пены над своей кружкой пива.
— Что вам нужно от меня? — прошептала Джиннет.
— Пока мы и сами не знаем, — ответил ей Тормод, — но мы это выясним. — Лицо гнома застыло, как камень, лишь алые глаза были живыми. И все же лицо его оставалось лицом Кэлама. Ривен редко видел тестя во гневе, но, однажды увидев, запомнил на всю жизнь. А вот чего он не видел ни разу, так это — как Кэлам теряет терпение в разговоре с дочерью. И теперь почему-то ему было стыдно наблюдать подобную сцену.
— Уж не ты ли и не твои ли сородичи заставили меня прийти сюда? — спросила Джиннет. Ее лицо пылало, волосы растрепались. Она выглядела как ребенок, которого только что наказали.
Тормод приподнял бровь.
— Заставили прийти сюда? Никто-не заставлял тебя встать на тот путь, по которому ты пошла. Ты сама сделала выбор.
Она покачала головой. По щекам ее бежали слезы, достигая подбородка. Она стояла босыми ногами в луже разлитого пива среди осколков своей чашки, но как будто этого не замечала. Или ей было уже все равно.
— Нет. — Голос ее сорвался. — Что-то заставило меня прийти сюда. Что-то тянуло меня к нему. С того самого раза, когда я впервые его увидела. — Она не отрываясь смотрела на Ривена, но он был не в силах, поднять глаза и открыто встретить ее взгляд.
Глаза Байклина вспыхнули гневом.
— У тебя странный способ демонстрировать свое влечение, если таковое и в самом деле имеет место.
— Влечение! — Теперь в ее голосе появилась твердость, как если бы она была королевой, обращающейся к холопам. — Влечение! Других слов ты, как видно, не знаешь. Ты не знаешь, о чем говоришь, так что лучше закрой свой рот.
Как ни странно, но Байклин действительно замолчал. Ратаган провел рукой по усам и бороде, стараясь спрятать улыбку.
Сердце Ривена глухо билось в груди. Значит, ее влекло к нему? Значит, в ней все-таки было что-то от Дженни?
Он допил пиво, в голове его все смешалось.
— Когда мы услышим эту вашу историю? — спросил он Тормода. Гном пожал могучими плечами.
— Мы подумали, что сначала тебе надо бы отдохнуть. И друзьям твоим тоже, судя по вашему виду. — Он вдруг усмехнулся, сверкнув белыми зубами. — Но у меня появилось такое чувство, что если оставить вас здесь одних еще ненадолго, вы все просто передеретесь. Между собой.
— Эта женщина не с нами, — огрызнулся Айса.
— Думаю, ты заблуждаешься, брат миркан. Как бы тебе это ни было неприятно, но она вам нужна. — Тормод помедлил, задумавшись. — Я попрошу мой народ собраться для вас еще раз и как можно скорее, хотя, как я уже говорил, нашему Сказителю надобно время, чтобы сложить историю из обрывков, которые он собрал по крупицам у наших старейших советников.
— Должно быть, то будет и вправду нечто необыкновенное. Всем историям история, — заметил Ратаган.
— Может быть. И начинается она с того, с чего должны начинаться все хорошие истории: с самого начала.
— У меня есть вопрос, — вдруг сказал Байклин. — Наши предания утверждают, что те из Горнего народа, кто спасся от чистки, скрылись в горах, где их приняли гномы. Это действительно так или же это просто легенда?
Тормод сделал несколько затяжек, чтобы раскурить свою потухшую трубку.
— Кое-кто пришел к нам, — согласился он наконец. — Большинство же подалось в Восточные горы, а некоторые перешли через них и, преодолев пустыню, добрались до Нальбени… по крайней мере, так говорят. Немногие пришли в Гресхорн. Слишком они высоки, эти горы, и слишком суровы. Здесь никому не выжить, кроме диких зверей и гномов, но все же нашлись и такие, кто пришел сюда, чтоб разыскать нас. Они пожили у нас здесь какое-то время, и мы с радостью приняли их, но то были тяжелые времена и для гномов тоже. Нам пришлось забросить свои рудники у подножия Гресхорна, закрыть свои рынки и ярмарки, которые мы содержали когда-то с согласия людей, живущих в Талскере, Дринане, Идригилле и Уллинише. Народ Камня вернулся обратно в горы. Люди Долов больше не желали, чтобы мы вмешивались в их дела.
И вот эти несчастные из городов Большого Дола пришли искать нас среди горных вершин в самый разгар колдовской зимы, что обрушилась на Мингниш. Да, они были чародеями, но большинство из них знало лишь заговоры и заклинания, элементарные чары, из которых можно было извлечь лишь прикладную пользу. Очень немногие имели представление о высокой магии. И лишь двое или, может, трое были по-настоящему могущественными волшебниками, но те старались держаться сами по себе, — холодно улыбнулся Тормод. — Волшебники и колдуны встречаются не так часто, как некоторым представляется.
— Тем не менее, они оставались у нас, пока их не одолела тоска по свету солнца, и сиянию луны, и дуновению теплого, свежего ветра равнин. Увечный человек по имени Беркинлиг — старик, который, как он утверждал, пришел с той стороны Гресхорна, — появился у нас и увел их с собой. И они пошли за ним в самое сердце Гресхорна, надеясь в конце концов пересечь горы и отыскать неведомую страну за ними. Так они и исчезли. Никто не вернулся назад. И никаких вестей о них не дошло до нас. Их как будто не стало. С ними ушли стражи, даже несколько мирканов, из тех, кто пошел за своими баронами в изгнание. Мы пытались разыскивать их, но не смогли найти никаких следов. Они пошли на север — это единственное, что мы выяснили. Здесь кругом только камень и лед, и нет ничего, на чем могли бы удержаться следы. Наша же власть не простирается так далеко. Что-то в сердце Гресхорна мешает нам развернуть свою силу, и мы потеряли их.
— А что там, за Гресхорном? — спросил Ривен.
— Мы не знаем. Быть может, край света или иная страна — иной мир, где изгнанники живут теперь. Кто знает?
— Беркинлиг — герой нашей древней легенды. Человек, которому Народ Камня даровал магию, чтобы тот передал ее людям Мингниша, — сказал Байклин. — Тот, кто пришел к вам, не может быть тем же Беркинлигом.
— Так он назвался.
— А все эти люди… — продолжал Байклин. — Значит, они погибли в горах, оставшись в Гресхорне навечно?
Ответом было молчание. Тормод выбил свою трубку и встал.
— Пора мне оставить вас и поглядеть, как обстоят дела с нашей историей. Если хотите, скажу Хивалю и Тиофу, чтобы они принесли вам еще еды и питья.
— Где наше снаряжение? — спросил Ривен.
— В надежном месте. Оно немного пострадало, и сейчас мы готовим для вас новое. Мы дадим вам зимнюю одежду, намного теплее и удобнее любой другой, которую вы сумели бы раздобыть на равнине. — Он весело оглядел могучую фигуру Ратагана, при этом рот гнома сложился в усмешку — усмешку Кэлама. — Хотя придется немного ее перешить. Ждите, скоро мы вас позовем.
Не сказав больше ни слова, он направился к двери и открыл ее, просто толкнув рукой. Она с грохотом захлопнулась за ним.
— Выходит, гномы не всеведущи, — задумчиво произнес Байклин. — Есть вещи, неведомые даже им.
Ривен понял: он все это время надеялся, что гномы подскажут ему, что делать. А оказалось, что он знает столько же, сколько знают и сами гномы… или будет знать, когда услышит их историю.
Выходит, придется до всего доходить самому. И надеяться лишь на себя.
Ривен внезапно почувствовал себя усталым, хотя только что проснулся. Он обратил внимание на лужу разлитого пива и мокрые следы, что вели в соседнюю комнату. Джиннет снова ушла к себе. Он был опечален. И в то же самое время — рад. В ее словах ему открылось что-то новое. И теперь она становилась все больше похожей на Дженни, ту Дженни, которую он знал. Но, может, так и должно было случиться.
Сам того не сознавая, он пошел по этим мокрым следам в другую комнату. Там было темнее. Свет исходил лишь из каменного очага. Она сидела, глядя в огонь, но подняла глаза, когда Ривен вошел и сел рядом. Раздраженное выражение было на ее лице. Отсветы пламени в заблестевших глазах. Однако она промолчала. Они сидели бок о бок в полукруге света, льющегося из очага. Сидели молча, украдкой бросая взгляды друг на друга. И молчание это, и эти взгляды терзали Ривена. И все же ему было хорошо.
— Почему ты так смотришь на меня? — спросила она, усмехнувшись. — Впрочем, я знаю. Твоя умершая жена, которую ты любил. Я — ее образ, ее двойник. Так что вовсе не удивительно, что ты не сводишь с меня глаз.
— Да, это так, — с трудом выдавил он. — Ты — подобие ее. Но ты — не она. У тебя только внешность ее.
Она пристально посмотрела на него.
— Ты говорил, что я должна была оказаться здесь, рядом с тобой и твоими приспешниками. Как-то участвовать в вашем поиске. Только — как? И какова, ты полагаешь, моя роль во всем этом? — В ее голосе по-прежнему звучала насмешка.
— Не знаю. — Он поправил ногой выскользнувшее из очага полено. Он ощущал запах, исходящий от этой женщины. Смесь зла и добра. Запах цветов и хвои, пота, может быть, крови. Ривен вспомнил, как стояла она, обнаженная, там, в пещере, и сердито тряхнул головой.
Она улыбнулась.
— Ты любил свою жену, это ясно. А меня ненавидишь и все же не можешь оставить в покое. Я как заноза в твоей плоти.
«Я — темная комната, куда ты боялся войти». Он явственно слышал тот голос из сна. Насмешливый голос.
— Это не имеет значения, — прохрипел он, вставая. Зачем оставаться здесь? Мучить себя? Какой в этом прок?
Она схватила его руку и притянула к себе.
— Нет. Не оставляй меня. — Она взяла его руку и положила ее себе на колени. Странная улыбка скривила ей губы. Постепенно его пальцы, стиснутые в напряженный кулак, разжались, и руки их сплелись.
— А кто эта девочка, что была с тобой в Талскере? Что не могла говорить? — спросила она его. — Та, о которой ты так беспокоился.
— Та, которую ты угрожала отдать наемникам, — сказал Ривен, и ее пальцы в руке у него напряглись.
— Да.
— Моя… сиделка.
— Ты любил ее?
Он вспомнил хмурую улыбку Мадры, ее подвижные брови, ее юное, нежное лицо. Тот безмятежный покой, который, казалось, приходил вместе с ней.
— Да, любил. Люблю.
Джиннет склонила голову, тень от волос упала ей на лицо.
— А как бы ты сказал это своей жене, будь я ею?
Ривен поморщился.
— Ты — не она.
— Но если бы я была ею?
Он попробовал убрать свою руку, но она удержала.
— Пожалуйста.
Он покачал головой в смущении и боли. Что это, опять игра, которую она затеяла с ним?
— Она умерла. Бога ради.
— А может быть, нет. Может быть, она — во мне. Быть может, поэтому я и оказалась здесь. И не позволила прикончить тебя в Талскере. И пошла за тобой в эти чертовы горы.
В ее голосе прозвучало нечто напоминающее смущение. И Ривен ощутил холодок от нахлынувшей на него волны страха.
— Смерть — это конец, — вымолвил он.
— И ты со своими друзьями ведешь меня к смерти?
— Нет, разумеется, нет. Мы не убийцы.
— Как вижу, ты идешь ва-банк. В такой игре приходится жертвовать многим. Мной, например. Твой друг миркан, дай ему волю, прикончил бы меня, не задумываясь.
— Из-за вашей с Брагадом лжи ему пришлось выйти с оружием против своих сородичей. И ты теперь удивляешься тому, что Айса желает тебе смерти?
— А ты?
— Я — нет. — Она рассмеялась.
— Ты, мне кажется, сам не знаешь. Но тебя влечет ко мне. Это ясно. Ты меня любишь и ненавидишь.
Ривен не нашел, что ответить. И удивился тому, что он все еще сидит здесь, выслушивая такое.
Внезапно она обняла его. Он опрокинулся на спину, и ее вес придавил его к полу. Руки ее обхватили его запястья, словно железные кандалы. Волосы цвета воронового крыла упали ему на лицо. Она оказалась на удивление сильной. И на мгновение у него промелькнула мысль: а не получит ли он сейчас удар ножом под ребра? Но он чувствовал, как содрогается ее тело. Она беззвучно смеялась, уткнувшись губами ему в шею. Пальцы ее отпустили его запястья, и их руки сплелись.
Она ткнулась носом ему в щеку. Провела губами по бровям. Он высвободил руку, погладил ее по спине, дотянулся до бедер, чувствуя легкую дрожь ее тела под своими пальцами. Положив руку ей на затылок, он прижал ее губы к своим с такой силой, что цокнули зубы. А потом губы слились в поцелуе. Но Ривен почувствовал, что ее губы кривятся в усмешке, и принялся неистово целовать ее, чтобы стереть поцелуями эту усмешку. Они скатились с каменной плиты у очага, словно враги, сцепившиеся в смертной схватке. Он швырнул ее под себя. Ее ноги сжали его бедра. Лицо ее все еще искажалось беззвучным смехом. В пляшущих отблесках пламени глаза ее горели, как глаза волчицы.
— Твоя жена делала это? — спросила она, и усмешка ее походила теперь на хищный оскал.
Он дал ей пощечину, довольно сильную — голова ее запрокинулась, лицо отвернулось, но ноги ее продолжали сжимать его бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48