Она прекрасно помнила, как это было.
— У тебя есть другая возможность, Ашалинда-Элиндор, — мягко сказал он, — не воспользоваться дверями. Я не люблю смертных и не стал бы сожалеть, если бы вся твоя раса погибла, но ты красивая, верная и сообразительная. Оставайся здесь, и я обещаю, что под моей защитой никто тебе не причинит вреда.
Из-под прямых бровей на нее испытующе смотрели серые глаза. Ветерок ерошил иссиня-черные волосы принца. Этот Светлый действительно был красив сверх всяких мечтаний смертных девушек, и еще он владел могущественной силой. Тоска по Светлому королевству охватила Ашалинду с новой силой. Он заговорил опять, еще более мягко и ласково:
— Я могу пронести тебя сквозь огонь, сквозь стекло, сквозь воду, как сквозь воздух, без всякого силдрона. Ты еще не знаешь, сколько чудес откроются перед тобой, если согласишься.
Какое-то мгновение девушка колебалась под пронизывающим взглядом принца, но в этот момент пони поднял голову, и она почувствовала теплое дыхание на своем плече. Ашалинда вздохнула и опустила глаза.
— Господин, я должна вернуть детей домой.
Никогда прежде не испытывала она такого соблазна. И, без сомнения, едва не сдалась. Неужели в словах принца заключена истина?
— Торн дал мне клятву верности, — настаивала она. — Он любил меня.
Однако бедняжка уже сама не верила своим словам.
От раскатов смеха Моррагана лебединые девы завернулись в плащи. Юный Валентин выронил из рук дымящуюся трубку, и она рассыпалась ворохом огненных искр. Даже бесстрашный Итч Уизге дрогнул. Кейтри, до смерти перепуганной гневом Моррагана, показалось, будто сумрачный лик Владыки Водяных Коней стал еще бледнее.
— Судя по всему, он просто решил немного поразвлечься с тобой, — сказал Морраган Тахгил-Ашалинде. — В изгнании время становится для бессмертного сущим проклятием. И оттягиваемое наслаждение делается еще слаще от проволочки. Погоня доставляет не меньше удовольствия, чем убийство добычи. Подумай-ка, моя Элиндор, крепко подумай-ка. Какие слова говорил он тебе, что обещал?
И она вспомнила — что было совсем нетрудно, ибо некие моменты запечатлелись у нее в душе столь ясно и четко, что уничтожить их не могли бы никакие заклятия.
Башня Исс, вечер. Освещенный звездами балкон, кто-то, при виде которого у нее перехватывает дыхание, склоняется на балюстраду.
— Я так долго тебя искал, — наконец спокойно проговорил Торн. — Ты вернешься со мной во дворец?
— Да.
— Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне и никому другому.
— Я тоже этого хочу и буду твоей на всю жизнь.
— Клянусь звездами, своей жизнью, всем, чем захочешь. Я клянусь.
Торн протянул руку, и Рохейн почувствовала, как ее пронзила молния от кончиков пальцев до ступней.
— Теперь мы связаны словом, — сказал он.
Деревья в дубовой роще дрожали. Листья на них ссыхались и сворачивались в трубочки, точно стружки в огне. Кейтри тихонько поскуливала от ужаса.
— Он говорил… — Ашалинда замялась, охваченная смятением. — Увы, — пришлось признать ей, — он никогда не обещал быть моим.
— Удивлена, простушка ты этакая? — усмехнулся Морраган и повернулся к Витбью. — Просвети смертную, моя прелестная уточка.
Виночерпий поднес Моррагану золотую чашу, но тот отказался. Польщенная вниманием принца, пусть даже столь оскорбительным, лебединая дева поклонилась ему и скользнула к Ашалинде.
— Витбью вовсе не враг прекрасному владыке, — заявила она, куда свободнее изъясняясь на языке людей, чем обычно. — Да и смертным девицам тоже.
Кейтри вздрогнула.
— Что? — воскликнула она. — До сих пор ты говорила исключительно аллитерациями и поэтическим стилем. Так, значит, на самом деле ты вполне нормально владеешь всеобщим наречием? Почему же притворялась перед нами? А теперь еще переметнулась на другую сторону! А мы-то считали, ты честная! Ты обманула нас! Что еще ты скрыла от нас, предательница?
Лебединая дева зашипела, точно рассерженная гадюка, и раскинула руки. Черным полукружием взметнулся плащ.
— А зачем Витбью вообще говорить со смертными? — сварливо осведомилась она. — Воровской народец! Неблагодарные! Уродские людские слова недостойны лебединых уст. Хоойссс шошалнай соуена вай махаан! Однако из почтения к дивному владыке лебединая дева скажет кое-что девице, что умеет говорить только на одном языке.
Морраган пронзил Витбью тяжелым взглядом.
Вспомнив о том, что находится в обществе особы королевской крови, она притихла, смирив природную неприязнь, но в птичьих глазах все еще посверкивали опасные огоньки.
— Подумай, — сказала она, — как Благородные могут относиться к твоему низменному народу? Людям, что поедают оболочку пищи, пожирают плоть лебедей и прочих тварей, глотают разбухшие в озере корни растений! Людям, что обедают мертвечиной, а потом еще смеют давать вещам названия! Как может аристократ влюбиться в свинью?
— Торн преломлял со мной хлеб, — возразила Ашалин-да, — Мы много раз ели вместе!
— Чары Дивных легко отведут глаза глупым смертным! — парировала Витбью. — Неужто Вахгил и в самом деле своими собственными глазами видела то, о чем говорит? Ее спутник вкушал лишь торад, а кошал отбрасывал прочь. Или же гпораду была придана видимость обычной еды.
И правда! Теперь мне вспоминается, что я ни разу не видела, как Торн на самом деле подносит пищу ко рту.
— А лебеди роются в грязи, выискивая червяков, — яростно заметила Кейтри. Удар тяжелого плаща сбил ее с ног.
— Не смей вымещать злобу на ребенке! — вскричала Ашалинда. — Витбью, прежде ты была нам другом — скажи, если Светлые и правда считают нас такими грязными и мерзкими, зачем тогда крадут нас?
— Да точно так же, как люди заводят себе четвероногих друзей и вполне неплохо к ним относятся, так и Дивные могут развлечься обществом людей, — небрежно отозвалась лебединая дева.
Присутствующая при этой сцене нежить разразилась хохотом, воем, пронзительными воплями и мяуканьем.
— Нет! Ты ошибаешься! — не сдавалась Ашалинда, однако голос ее звучал еле слышно.
Девушку одолевали гнетущие сомнения.
— Кто, кроме неопытной глупой девушки, мог бы поверить, что высший из высших возьмет себе в жены простую смертную? К каким еще нелепейшим выводам привело Вахгил ее суетное тщеславие?
— Нет!
— Все эти лебединые увертки столь же нарочиты, как прежняя манера говорить! — обвиняюще выкрикнула Кейтри. — Она говорит сплошными вопросами, сплошные «если бы да кабы». На самом деле она ничего толком и не сказала!
— Порою бессмертные все же вступали в брачный союз со смертными, — продолжала Витбью. — Чаще всего по принуждению, когда люди крали у них волшебный плащ или кожу. И все эти браки обречены были на трагедию — разве Вахгил не слыхала?
— Не стану больше ничего слушать! — Тахгил-Ашалинда заткнула пальцами уши. — Уходи! Убирайся прочь, лебединая дева! Прежде я думала, ты добра ко мне, но теперь понимаю, что ты всего-навсего старалась заманить меня в паучьи сети. Ты предательница!
— Вистхай! Вахгил ошибается в Витбью, — вздохнула прекрасная колдовская дева, — ибо лебедь сейчас говорит лишь затем, чтобы помочь злополучной смертной, сорвать с ее закрытых глаз завесу водорослей. Все, что делала лебедь, она делала лишь из добрых чувств. Если Вахгил не испытывает благодарности к Витбью, это воистину грустно.
И она удалилась, грациозно кутаясь в плащ.
— Ну что, теперь ты понимаешь замысел Ангавара? — тихо осведомился принц Морраган, придвигаясь к девушке.
Но Ашалинда, уязвленная в самое сердце, не могла ответить. Эмоции душили ее. Охваченная горем, она закрыла глаза. А когда открыла их, дубовая роща и волшебный народ уже исчезли. Вокруг снова простирался многоколонный чертог. Мраморный пол усеивали сухие листья и золотая пыльца. Из всей толпы гуляющих здесь оставались только она, Кейтри и Тулли. Инкрустированный столик, расколотый в щепы, валялся на полу, зеркало разбилось миллионом мелких осколков.
В тенях еще звенело эхо приказа:
— Ты будешь искать снова, Элиндор.
В оврагах и в густых лесах,
На росных травах, на лугах,
На дне долин, на пике гор,
У родников и у озер,
На берегах певучих рек
Ворота заперты навек.

9
АННАТ ГОТАЛЛАМОР
Часть II: Орел и Ворон
В твоих глазах сиянье звезды прячут
И вдаль по лунным тропам кони скачут.
Но бледный луч зари сулит разлуку
И ты уходишь, обрекая на муку
Меня. Я жду — жду в сумрачном чертоге.
Я жду одна, в смятенье и тревоге.
Одна, в плену постылых сновидений,
И от меня сбежали даже тени.
Любовная песня

В библиотеке Аннат Готалламора — той самой комнате с окном в форме розы — Тулли, скрестив ноги, сидел на ковре, мягком лугу золотистой скошенной травы и синих васильков. Уриск играл на свирели. В кресле у высокого, точно копье, второго окна, створки которого были распахнуты навстречу ночи, свернулась калачиком Кейтри. Девочка пела:
О, что есть у тебя, коль дома нет,
Коль не горит любимых окон свет?
Усталый путник вновь ускорит шаг,
Когда манит вдали родной очаг.
И пусть найдешь приют в селе любом,
Но сердце знает твердо, где твой дом.
И странник может много долгих дней
Скитаться средь лесов, болот, камней,
Но он мечтает, что в конце концов
Вернется под заветный отчий кров.
— Ах, Кейтри, — вздохнула Ашалинда. — Пожалуйста, не пой эту песню. Лангот ни на миг не отпускает меня — а эти слова лишь усиливают его, как раздувает ветер угли костра. Только здесь, с головой зарывшись в старинные книги, я могу отвлечься от тоски. Лишь вглядываясь в эти пожелтевшие страницы, могу ненадолго забыть о нынешнем нашем бедственном положении. Даже во сне мне являются одни кошмары.
Она нервно вертела эмалевый браслет на запястье — после всех скитаний он слегка облупился и выглядел довольно-таки жалко, особенно на фоне роскошных и сделанных с безупречным вкусом украшений Светлых, что украшали одежды обеих пленниц.
Девять светильников все так же струили свет с золотых постаментов. Блики его плясали на каменной резьбе и узорах на потолке, мерцали на золоченых переплетах книг, стопкой лежавших на восьмиугольном столе. На подставке письменного стола перед Ашалиндой лежала раскрытая книга. Девушка внимательно рассматривала ее.
— Вот, гляди. Здесь на картинке один человек смеется, а другой плачет. А между ними — одна-единственная красная роза, на которую оба они смотрят. Но почему два человека, видящих одно и то же, реагируют так по-разному? Что это может значить?
Товарищи по несчастью точно так же встали пред этой загадкой в тупик. В общем молчании Ашалинда снова склонилась над книгой.
— Интересно, — спросила Кейтри, ни к кому в особенности не обращаясь, — много ли веры словам лебединой девы или принца? Разумеется, оба они говорят только правду — они же не могут иначе. Но оба так искусны в недомолвках и словесных увертках. Они говорят сплошными загадками, вопросами и намеками. За много веков они в этих играх поднаторели.
— Вот именно, — поддакнул уриск.
Долгое общение со смертными заставило его забыть прежнюю манеру выражаться.
— А как насчет движущихся картинок в озере? — продолжала девочка. — Вот, например, я не слишком поверила тому, как в них изображалась кончина Короля-Императора и его королевы. Ведь всякий знает, что, когда на них напал этот ужасный Накалэвие, они ехали верхом.
— Лучше верь озеру, — посоветовал Тулли. — Оно показывает чистую правду. А вот слова, переходя из уст в уста, искажаются, теряют одни подробности и обрастают другими, если вы понимаете, о чем это я. Лошади — это такой же домысел, как общее заблуждение, будто Светлые не выносят железа.
— Что ты имеешь в виду? — изумилась Кейтри. — Хочешь сказать, Чужаки не боятся железа, оно не запретно для них?
— Именно. Чистая правда. Холодное железо — проклятие для нежити, а для Светлых оно пустяк. Они прекрасно умеют с ним работать, совсем как с золотом или серебром. Просто в Темные Годы смертные, основываясь на нашей ненависти к холодному металлу, выдумали себе очередную легенду. А Светлые тогда спали и не могли опровергнуть ее, даже если бы их волновали такие мелочи. Вот глупая басня и приобрела большую популярность, потому как придавала смертным, которые-то никакого железа не боятся, оттенок превосходства.
— Я слышала выражение «Знание — сила», — задумчиво промолвила Ашалинда. — Знай я то, о чем ты рассказываешь, раньше, все могло бы пойти совсем по-другому. Только то, что Торн может пользоваться железом, убедило меня, что он смертного рода, а вовсе не Светлый.
— Значит, девонька, ты очень проницательна, ведь Риг Ард сумел затуманить глаза всему остальному ничего не подозревающему Эрису! — усмехнулся Тулли. — Ну кто бы подумал, что король смертных на самом деле — владыка Светлого королевства?
— А как насчет прочей кежити? Все знают, кто он такой?
— Наверное, кто-то знает, кто-то нет. Я, например, не знал. А те, кому открыли правду, и явные, и неявные, поклялись ничего не рассказывать смертным, дабы Империя не распалась.
— Король Ангавар столь могущественен, — заметила Кейтри. — Почему же он не построит новых Ворот?
— Есть вещи, которые не под силу даже Верховному королю Светлого королевства, — спокойно ответила Ашалинда и снова уткнулась в книгу. Тулли опять поднес к губам тростниковую свирель.
Средь шпилей и башенок Готалламора рыдал, слагая печальные песни, горестный ветер. Через некоторое время Ашалинда подняла голову.
— Я нашла ответ на загадку двух людей и розы! У того, кто плачет, когда-то был самый прекрасный и большой сад во всей Айя. А теперь ему только и осталось, что глядеть на один-единственный цветок. А тот, что смеется, раньше был слеп, а вдруг прозрел.
— Загадки-загадочки, — пробормотала Кейтри, блуждая глазами по темному ковру неба с вытканным на нем узором звезд, похожих на пылающие жемчужины. Под окном сутолока крыш выводила на Вышнюю равнину, где сейчас слабо различалось какое-то шевеление. — Кстати, за все время, что мы живем здесь, еще ни разу не было шанга, — заметила девочка.
— Фитиах запретил шангу приближаться к Аннат Готталамору, — объяснил Тулли, — потому что во время бурь появляются изображения смертных. Поэтому, когда он в крепости, шанга не бывает.
— А вот любопытная вещь, — подала голос Ашалинда, не отрываясь от книги, — поэма про эту самую твердыню. Тулли. А что значит «Риачад на Ката»?
— О, да это ж старинный кенинг, обозначающий Вышнюю равнину, — ответил уриск. — Он переводится «Равнина Войны» или «Поле битвы королей».
Ашалинда перевела взгляд на золотые письмена, выгравированные на арке над книжными полками. Так ли трудно обнаружить истину.
— Риачад на Ката, — медленно повторила она и закрыла книгу.
Музыка тростниковой свирели Тулли вплетала тонкую вязь мелодии в мягкие переливы звездного света, струящегося сквозь сиреневые стекла. Этот напев Ашалинда уже слышала прежде, слова его навеки отпечатались в ее памяти. Когда-то эту песню пел ей Торн под густой листвой леса Глинкута, увенчав головку невесты гирляндой цветов…
Моя ласка — западный ветер,
Мои поцелуи — капли дождя на твоих губах,
Облака мчат мои повеленья, а милость дарит свет солнца,
В такт сердцу прилив несется, а в буре гремит мой гнев.
Моя мантия — туман, а венец — сиянье звезд.
Мороз — мой меч, яркий огонь — моя страсть,
Я — ночь, я — волн серебро,
Богатство осени и весенний цвет.
В волосах моих вплетены листья лесов,
Я зноен, как Лето,
Суров, как Зима, и опасен.
Теперь эти слова наполнились для нее новым значением. Где же сейчас Торн-Ангавар, думает ли о ней? Верны ли слова лебединой девы? Неужели стремление доставлять радость своей невесте было для него не более чем мимолетным капризом? От одной только мысли об этом сердце останавливалось у бедняжки в груди, однако гнев владыки Светлых мог быть куда опаснее безразличия. Наверняка теперь Торн уже знает, что именно она, Ашалинда-Рохейн зажгла огонь на маяке Тамхании и впустила Трех Воронов Войны. Она, и никто иной, повинна в гибели Королевского острова. Кто бы упрекнул Торна-Ангавара, если это известие разгневало его, убило в нем всякую нежность?
Наверное, следует благодарить судьбу за то, что он просто-напросто не стал разыскивать ее, считая, что дерзкая девчонка погибла в объятой огнем Тамхании. Могло ведь быть и хуже — а что, если бы он искал ее, дабы жестоко покарать?
И все же, все же — он ведь и правда посылал за ней, как стало ясно со слов нежити. Ну разумеется: должно быть, он, как и Морраган, наконец выяснил, что она в некотором роде хранит ключ к его Королевству. Сколь же ужасен, надо думать, был гнев Владыки Светлых, когда он слишком поздно осознал, что заветный ключ уже лежал у него на ладони, пока Ашалинда, унося с собой свою тайну, не проскользнула у него меж пальцев. Равнодушие или гнев — иного ждать от Торна нечего. Ведь правы были те, кто говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57