Временно почувствовав себя в безопасности, Тахгил нетерпеливо повторила прежний вопрос:
— Что слышно о Джеймсе, Короле-Императоре?
— Шестнадцатый государь, носивший такое имя, мертв, — ответила Витбью.
К горлу Тахгил подступил раскаленный докрасна камень.
— Продолжай, — тихо, едва слышно попросила она.
— Он погиб, — сказала лебединая дева. — Пал от руки какого-то злобного призрака. Лебедь принесла правдивую весть. Об этом поют чайки, а песнь их подтверждают морские духи, видевшие его последний час.
Торн мертв.
Смертная девушка смотрела пустыми раковинами глаз на бессмертную деву — ту, что не умела лгать. Тяжелая дверь захлопнулась, и стук ее звучал похоронным звоном.
Вдали тоскливо и грустно кричали ночные птицы.
Где-то в серебристых рощах Мглицы мелодично запела флейта — невнятный, искаженный мотив. Другие флейты подхватили его, вплетая свои напевы в общий узор, точно блестящие ленты в златотканое покрывало, рождая мелодию, от красоты которой сердце останавливалось в груди. Ветер дышал ароматом фиалок.
— Нет, — сказала Тахгил-Ашалинда. — Нет. И тут рассудок оставил ее.
Она более не могла сдерживаться — так поток уже не может остановиться, прорвав плотину. Из груди ее снова и снова вырывались отчаянные крики — бессловесные, бессвязные причитания, давно копившиеся в душе слезы скорби и отчаяния, подобных которым она еще не знала на этой земле.
Высокие лампады Мглицы роняли тусклое сияние на неясный простор озер и болот, полян и лесов, холмов и долин. Лучи их сверкнули на шелковистой шкуре колдовского коня, что мчался по крутому склону плато, везя на спине хрупкую всадницу. На миг выхватили из тьмы рожки низенького существа, скачущего рядом с конем. Нежно погладили черное оперение длинношеей птицы, парящей на крыльях восходящего ветра.
Высоко на склоне, почти под самым краем плато, тянулся длинный плоский уступ. Там-то и остановился колдовской конь. Всадница безжизненно сползла у него со спины. В семистах футах ниже лежали в лунном сиянии холмы и равнины Мглицы, роскошный бархат и парча тенистых лесов, отделанные серебристой тесьмой ручьев и речушек.
Тулли, скрестив ноги, уселся подле Тахгил. Девушка не шевелилась.
— Проснись, госпожа, — сказал он и пробормотал заклинание домашнего очага, совсем слабое — такое, какое умеют накладывать даже уриски.
Девушка очнулась и, ошеломленная, непонимающе огляделась по сторонам. Ветер подхватил пряди ее темно-коричневых волос, играя ими, точно волны прибоя — стеблями морских водорослей.
Витбью, прекрасная, как вечерняя звезда, в девичьем облике спускалась к ним по лестнице, вырезанной на тверди утеса. Лебединая дева распахнула плащ — и оттуда посыпались круглые плоды, мягкие, точно мотки шерсти, самых нежных оттенков персикового, абрикосового и дынного цветов. Один из них подкатился под ноги Тигнакомайре. Тот обнюхал плод и рассеянно сжевал его.
— Ах ты, дурень! — Тулли хлопнул найгеля по носу. — Иди и найди себе водорослей или рыбы налови. А это для госпожи.
Тигнакомайре виновато закатил глаза, прижал к голове уши.
Со всех потайных укрытий в чащах Мглицы к Тахгил-Рохейн поднималась скорбь: из опустевших гнезд, с побегов, цветы на которых увяли, не распустившись, с ветки, на которой крохотная совушка оплакивала погибшего друга, от поваленного ветром могучего дуба, сухие листья которого превратились в обрывки коричневой бумаги и лишь печально дребезжали от ветра, что горевал средь стволов, нашептывая слова прощания.
Сердце девушки облачилось в серые одежды отчаяния, и тусклость этих одежд струилась во все стороны лучами не-солнца и не-света, окутывая весь мир, даже Мглицу рваными сетями тоски.
Но камни и пепел не плачут.
Я прах. Я камень. Отчаявшийся, одинокий камень, разъедаемый изнутри жгучей кислотой агонии. Пусть же камень рассыплется золой, как камни Тамхании. Я — ничто. Я — пустая раковина. Я пойду дальше, но пламя, что пожирало меня, угасло.
Собственная участь отныне не волновала Тахгил. Девушка поднесла хлеб Светлых ко рту, но двигалась механически и безжизненно, как заводная кукла в роскошном салоне Таны. Только эта кукла была вырезана из мрамора.
Я должна продолжать. Если только смогу, я выполню данное себе слово избавить мир от Светлых и вернуть моих подруг домой. А что будет со мной после этого — мне все равно.
— Мы уже далеко забрались, прям удивительно далеко, — сообщил Тулли, когда девушка утолила голод тремя крошечными кусочками хлеба Светлых. — Если вскарабкаться по той вон лестнице в скале, окажешься на краю Вышней равнины. И увидишь пред собой Аннат Готалламор.
Тахгил поднялась по лестнице. Ступени растрескались, заросли мхом и крохотными сорными травами, на которых покачивались миниатюрные белые цветы. Подобравшись к вершине, она остановилась и, приподнявшись на цыпочки, осторожно заглянула за край.
Равнина тянулась вдаль, точно пол из плит обсидиана и черного янтаря. Однако и здесь имелась кое-какая растительность. На каменной поверхности пружинила низкая травка, виднелись разрозненные шарики кустов. Лучистые звезды сияли здесь еще ярче — казалось, они совсем рядом, только протяни руку. Но, загораживая звезды, над равниной вздымался верхний утес. И на самой вершине его стояла крепость, ощетинившаяся скоплениями башен и бастионов, остроконечных крыш, зубчатых стен и летящих контрфорсов. В мрачных стенах зияли узкие сводчатые бойницы, казавшиеся лишь крошечными точками по сравнению с каменной громадой. Они светились внутренним светом, к которому сейчас примешивалось слабое голубоватое сияние ухта — так летним вечером, после захода солнца, небо еще краткий миг хранит память о синеве дня, так блестят ледники в горах, так лучится дым в свете луны. Несколько сотен узких блестящих глаз угрожающи смотрели со стен крепости на мир вокруг.
Внимание Тахгил привлекло какое-то движение, Девушка медленно опустилась, присела, пряча голову. По камням застучала торопливая побежка — оказывается, равнину охраняли спригганы. Девушка тоже заторопилась вниз по лестнице. Как только она добралась до уступа, Тулли запихал ее в расщелину на скале. Над головой раздались скрипучие голоса, застучала осыпающаяся галька. Тигнакомайре заржал и сделал несколько курбетов, держась в опасной близости от обрыва. Маленькие копыта ловко балансировали на краю. Спригганы на вершине утеса поглядели на водяного коня, что-то прочирикали и наконец ушли.
— Уф-ф! — выдохнул Тулли. — Едва не попались.
У Тахгил же слова не шли на язык. Она давилась ими, немая и безгласная, как некогда в далеком прошлом. Девушка изо всех сил боролась с безумием, в глубине души мечтая о том, чтобы лангот поскорее сразил ее, не терзая ожиданием медленной и мучительной гибели.
Наконец обретя дар речи, она спросила мертвенным монотонным голосом:
— Как же мне пересечь равнину? Там ведь негде укрыться.
Это были первые слова, произнесенные ею с тех пор, как ока услышала принесенные лебединой девой вести.
— Сильнокрылые лебеди легко, точно перышко, перенесут миниатюрную смертную, — сказала Витбью. — Морской народ одолжит нам сеть. Четырем лебедям хватит сил снести смертную до Черной крепости.
Едва осознавая все значение столь запоздало предложенной привилегии, Тахгил кивнула. Она словно бы смотрела на все происходящее со стороны, с другого конца длинного туннеля, из дальних далей видела трех колдовских созданий, что ютились на узком уступе в поднебесных высотах Мглицы. И на саму себя она глядела так же бесстрастно и отстраненно. Ответ Тулли ка реплику Витбью донесся до нее глухо, точно из-за кирпичной стены:
— Ничего не выйдет. Охота вас выловит — или наземным стражникам придет в голову поглядеть вверх. На фоне звездного неба вас заметят в два счета. Девонька хочет пробраться в Готалламор тайком, а не чтобы ее притащили туда в цепях. Там уже и так две пленницы — что будет проку от третьей?
— Но как она спасет своих сестер? — Судя по виду, лебединой деве все это до смерти надоело. — Что вообще проку от полуживой и полоумной смертной? Что она сможет сделать? И кто поручится за то, что те две пленницы еще живы? Весь этот план — сплошной сумбур, заранее обречен на неудачу. Хватит! Сколько можно делать глупости?
Тахгил упрямо произнесла:
— Вы должны мне помочь. Проведите меня в Крепость, только тайно. Я не отступлю от своего. Я должна найти подруг прежде, чем погибну сама.
Она смутно осознавала, что лебединая дева смотрит на нее оскорбленно, Тулли озадаченно, а Тигнакомайре как-то неопределенно. Уриск задумчиво поглаживал козлиную бородку.
— Через Ледяные трубки, — вдруг предложил найгель. — Скважины под равниной.
— В жизни о них не слыхал, — заявил Тулли. — Это туннели фридеанских каменщиков?
— Не фридеанских. Их прорыли совсем другие существа.
— Подобные подземные проходы прочно запечатаны, насколько гласит о том сзод лебединой мудрости, — пробормотала Витбью.
— Те, что парят в поднебесье, видят только поверхность земли, — глубокомысленно заметил найгель. — А вода просачивается под землю и знает все тайны.
— Ты ведь не собрался лезть ни в какие подземные реки? — всполошился Тулли. — Девонька не проплывет по туннелю, заполненному водой.
— Реки текут ниже. Ледяные трубки идут выше. Там сухо. Их сделали люди. Умные люди. Колдуны Намарры.
— И как мне найти вход в эти Ледяные трубки? — спросила Тахгил.
— Жди, — бросил в ответ Тигнакомайре. — Я поищу.
Он скакнул в сторону и помчался по отвесным утесам с такой легкостью, будто это были ровные, усыпанные песком дорожки дворцового парка. Копыта его умудрялись найти опору там, где, на первый взгляд, не уцепилась бы и кошка. А вокруг переливалась вечная ночь. Южный ветер приносил далекое кваканье лягушек.
Тигнакомайре вернулся очень не скоро. На вершине плато тем временем происходило какое-то смятение. Спригганы снова выстроились по краю обрыва, их тонкие веретенообразные фигуры вырисовывались на фоне неба, точно пляшущие иероглифы. Одни из них что-то кричали, другие уже начали спускаться по лестнице.
— Скачем! — велел Тигнакомайре.
Забравшись ему на спину, Тахгил понеслась прочь от всей этой суматохи. Найгель мчался по узкому выступу, пока тот наконец не свернул за торчащую скалу. Спригганов видно больше не было. Мышцы Тигнакомайре работали ритмично и неутомимо, под копытами разверзались бездонные пропасти и ущелья, где гуляли зловещие ветра. Звезды казались лишь искрами, разлетающимися из-под копыт волшебного скакуна. Наконец он добрался до вертикальной расщелины — темная и мрачная, она врезалась глубоко в толщу утеса. Найгель осторожно просунул нос за высокий валун и принюхался, а потом шагнул в глубь трещины.
Тьма непроглядным густым дегтем запечатала глаза Тахгил. Девушка чувствовала, как водяной конь идет все дальше и дальше. Раздавшийся рядом голос заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Если бы не чары кайгеля, она бы упала.
— И где бы нам взять свету для девоньки?
Волны отражающегося от стен звука насмешливо передразнили вопрос Тулли.
И тут вдруг вспыхнул свет. Он освободил глаза Тахгил от дегтя, очистил их, точно луковицы, словно бы распахнул запиравшие их ставни, содрал веки, роговицу, хрусталик — и теперь они невидящим взором смотрели в белую слепоту.
Однако погас этот свет так же быстро, как появился.
— Неплохо, но чересчур резко, — бормотнул сам себе уриск.
На этот раз он открывал мерцающий камень Таптартарата медленнее и осторожнее. Узенький луч вырвался из-под каменной крышки, метнулся на гладь камня, отразился от нее и запрыгал, заметался меж бесчисленных гладких граней, дробясь на миллионы и миллионы маленьких лучиков.
— О! — вздохнула Тахгил, в благоговейном потрясении поднимая голову.
— О! О! О! — подхватило эхо.
Со всех сторон сверкали ослепительные радуги. Трубка оказалась высокой и широкой — около восьмидесяти футов в вышину и пятидесяти в ширину. Тут могла бы проехаться в ряд добрая дюжина всадников с развевающимися походными знаменами над головой.
Пологие, наклонные грани стен, пола и потолка улавливали теплое янтарно-оранжевое мерцание Жаркого Сердца Таптартарата, подхватывали и повторяли его множеством одинаковых изображений, раскладывали их тончайшими оттенками цвета. Идти здесь было — все равно что попасть внутрь гигантского калейдоскопа, на самом же деле Трубка являла собой сквозной ход в самой сердцевине невообразимо огромного кристалла. Великолепного, но холодного и безжалостного.
Тигнакомайре как раз шагнул за край широкой полосы серых скал — то ли гранита, то ли базальта, — что служили оправой этого огромного полого кристалла. И едва копыта коня коснулись хрустального пола, он зазвенел — но не тусклым звяканьем ложки, что ударит пару раз по стеклянному кубку да и замрет там, породив несколько гулких отзвуков. Нет, то был совсем иной звон: колебания звука расходились, раскатывались по полу и вверх по стенам, растекались под сводами туннеля, пересекаясь и взаимодействуя с такими же отражениями и порождал этими столкновениями все новые переливы частот, — и все эти мелодичные звуки, чистые и прозрачные, как родниковая вода, сливались в единую мелодию, что все длилась и длилась.
Тигнакомайре в нерешительности застыл на месте. Наконец последние отзвуки замолкли. Кристалл затих в чутком ожидании.
— Да, бесшумно тут не пройти, — заметил Тигнакомайре. «Пройти, пройти, ти-ти-ти…» — пропели хрустальные своды, как будто льдистые искорки падали с небес, моря, солнца, огня и воды.
— Рискнем, — отозвалась Тахгил. «Нем, нем, нем…» Тулли поднял Жаркое Сердце повыше — и отважная троица вступила в песню, в звенящую радужную сеть, фантастическую паутину звуков.
Нельзя сказать, чтобы идти там было неприятно. Неумолчный перезвон не повышался до такого уровня, чтобы его стало невозможно выносить, да и приглушенное сияние Жаркого Сердца порождало не столь уж яркие отсветы. Даже самые насыщенные, концентрированные отражения лучей огненного камня были подобны янтарным прутьям, или алым резиновым лентам, или шнурам из золотого шелка — но не разящим мечам. Тьма расступалась и бежала перед пришельцами, а потом снова смыкалась у них за спиной. Они двигались, замкнутые в шар света, пронзенный яркими разноцветными спицами, уходили все дальше и дальше под Вышнюю равнину.
Через некоторое время найгель снова остановился. Последнее эхо его шагов и перестука копыт Тулли еще звенело во тьме спереди и сзади.
— Свет может привлечь к нам внимание, — промолвил Тигнакомайре. «Ание, ание, ание…»
— И правда. — Тулли захлопнул крышку — точно сорвал со стебля сияющий розово-золотой цветок. Вокруг железной завесой сомкнулась мгла.
Путники шли дальше сквозь мрак столь густой и непроглядный, что казалось, его можно потрогать.
Само собой, нежити не требуется света — спутники Тахгил освещали дорогу только из заботы о девушке. Однако ни один из них не подумал заранее о том, какая опасность грозит им в этом подземелье. Наверное, относительно найгеля такая беспечность вполне понятна — в голове у него сплошной ветер, на крыльях которого порхают быстрые стрекозы. А Тахгил находилась в полубреду. Но вот Тулли, с присущим ему здравым смыслом домашнего духа, мог бы и сообразить. Судя по всему, таящиеся в напевах кристалла чары, тайная магия, зиждущаяся на тайнах, волшебная преграда, порожденная волшебством, затуманили его колдовское чутье, закружили, убаюкали, уняли, успокоили…
Заглушили.
Тахгил сонно кивала, клонясь головой на шею водяного коня. Сперва, когда они только вступили в этот странный подземный проход, она смутно боялась немедленного разоблачения и полагалась только на быстроту реакции Тигнакомайре — на то, что при первых же признаках опасности он успеет развернуться и убежать. Но путники продвигались все дальше в глубь Ледяной трубки, ничего неожиданного не происходило, и девушка понемногу расслабилась. Ее спутанные, тяжеловесные мысли переключились на препятствия, что могут еще таиться в конце этой дороги, и на том, как бы проникнуть в Крепость и что ждет там, внутри. В голове роились смутные обрывки идей, но думать было трудно, мысли путались и сбивались. В столь сумеречном состоянии Тахгил была решительно не готова к столкновению со стражами Крепости.
Хрустальная пещера наполнилась отзвуками фырканья — это Тигнакомайре втянул бархатными ноздрями воздух.
— Вода, — прошептал он. — Я ее чую. И еще…
Мгла вокруг взорвалась. Со всех сторон зазвучали громкие крики. Короткая вспышка света позволила девушке разглядеть, что прямо перед ними хрустальный пол кончался отвесной пропастью. Над ней изгибалась арка тоненького моста, подвешенного на узких хрустальных столбиках. Вот оттуда-то, размахивая оружием, и неслась навстречу нарушителям границ целая орава спригганов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57