Со всех сторон вся квартира наблюдала за ней вместе с ними. Она ощущала ее дыхание, медленное и ровное, неторопливое, ждущее.
В коридоре это ощущение стало сильнее. Насекомые закопошились у нее под кожей. Она не могла оторвать глаз от двери в гостиную. Ей хотелось со всех ног броситься к выходу, выбежать в холл, на улицу, но ее ноги были как ноги ныряльщика, свинцово-тяжелые, словно вросшие в пол, крепко удерживавшие ее в непроглядных глубинах. Дюйм за дюймом она продвигалась к двери в гостиную. Ее сердце стучало так громко, что ей казалось, будто стены должны содрогаться от этого грохота. Ее ноги двигались сами по себе, дюйм за дюймом, фут за ужасным футом.
Она не слышала ничего, кроме гулких ударов собственного сердца, барабан ката, белый звук на фоне черной ночи, открывающий церемонию, открывающий врата для богов. Ouvri barre рои топ, Legba... Темнота начинает трескаться. Ouvri barre...
Она подняла руку и толкнула вниз ручку двери. Дверь бесшумно распахнулась.
Комната купалась в темном свете. Анжелина нажала клавишу выключателя, но ничего не произошло. Постепенно ее глаза привыкли к тонкости света, его милостивому отсутствию.
В кресле, темнеющем посреди комнаты, сидела фигура, наполовину скрытая тенью. Ее неясные черты размыло в полусвете. Анжелина застыла в дверях, испуганная, напряженно всматриваясь в нее. Потом сделала шаг вперед. Справа от нее раздался какой-то звук и произошло движение. Повернувшись, она увидела, как из тусклых, нечетких тканей выступила вторая фигура. Эта фигура остановилась и посмотрела на нее. К Анжелине вернулось дыхание, липкое, неровное.
– Ты, – прошептала она, ее голос был мягким, как сливки. Голова ее закружилась, комната потеряла четкость очертаний, в легкие по самые верхушки набился густой, как кисель, воздух. Фигура шагнула к ней. Анжелина хотела повернуться, но комната начала проваливаться куда-то и ноги ее стали как лед, оплывающий на жаре.
10
Уже совсем стемнело, когда ордер на эксгумацию был получен. Отдел коронера хотел подождать до утра. Там любили по возможности укладываться в обычные часы работы.
– Мертвым-то ничего, они могут и подождать, – заметил служащий, когда Рубен позвонил, чтобы забрать ордер.
– Я не могу, – ответил Рубен.
Он хотел, чтобы Филиуса вырыли из могилы, и он хотел, чтобы это сделали немедленно. Если ждать слишком долго, кровь в трупе начнет портиться. Полицейский патологоанатом объяснил, что биораспад белков в энзимах приведет к появлению новых энзимов и новых белков, а они, в свою очередь, могут разложить на элементы любые наркотики, все еще содержавшиеся в организме Филиуса.
Он запросил еще четыре ордера на эксгумацию для тех четырех тел из квартиры Хаммелов, которые были похоронены относительно недавно. Оказалось возможным установить их личности, просто разослав фотографии в местные похоронные бюро, и их уже без лишнего шума вернули в свои могилы.
Именно тогда Рубен впервые почувствовал, что откуда-то исходит давление, имеющее целью скрыть за плотной завесой тайны то, что Анжелина Хаммел нашла под полом своей гостиной.
Все похороннные бюро были строго предупреждены о том, что родственники ничего не должны знать. Чтобы пощадить их чувства, как им сказали; и это представлялось вполне разумным. Но потом один из гробовщиков начал задавать вопросы, неловкие вопросы. Где были обнаружены эти тела? Есть ли у полиции какие-нибудь соображения насчет того, кто их выкопал? Были ли там еще трупы?
И вот в этот момент из ниоткуда, словно кусочек эктоплазмы, материализовалось официальное разъяснение. Тел было всего четыре. Вся эта история оказалась не чем иным, как тошнотворной шуткой, которую сыграли с кем-то несколько студентов-медиков из больницы лонг-айлендского колледжа. Нет никакой необходимости без нужды расстраивать родственников. Никто не хочет, чтобы многообещающие медицинские карьеры были раздавлены в зародыше. Декан уже устроил ребятам головомойку, которую они не скоро забудут. Все тела будут возвращены в целости и сохранности, семьи озорников заплатят за новые гробы и похороны; перезахоронения должны пройти очень тихо.
Рубен бурей ворвался в кабинет капитана Коннелли сразу же, как только прочел это заявление.
– Что за студенты-медики? Откуда? – сыпал он вопросами. – Какие еще семьи?
Коннелли просто пожал своими широкими плечами и посоветовал Рубену не обращать внимания на эту бумагу.
– Ее состряпали, чтобы кое-какие люди были всем довольны и счастливы, Рубен. Будь славным мальчиком, подыграй им. На твое расследование это не повлияет, я обещаю. Это то, что называют связями с общественностью, больше ничего.
В довершение всех бед из отдела по работе с прессой на Полис Плаза к ним прислали Дуга Ламонта. Полный лейтенант в двадцать пять. Чудо-ребенок, очень толковый, ему бы в рекламе работать. Жил на Манхэттене, в здании Три-Бе-Ка. В пентхаусе. Носил костюм от Иссея Мияке, рубашку от Умберто Джиночьетти, туфли от Гуччи. Рубен вспомнил знаменитое изречение дяди Натана: «Никогда не носи одежды, названия которой ты не можешь выговорить».
Ламонт и его бригада модельеров получили указания разбираться с вопросами, если и когда они появятся. Парочка репортеров из местных газет что-то унюхала в воздухе, может быть, с помощью одного из гробовщиков. Один пришел из «Гаитянского Обозревателя», чья редакция помещалась в районе старых военно-морских доков. Ламонт живенько от них избавился; они вышли от него с довольными улыбками на лицах, сжимая в руках парочку сочных историй об изнасиловании при отягчающих обстоятельствах, нашпигованных «конфиденциальной информацией»; головы репортеров еще кружились от прочувстванного монолога о согбенных годами вдовах, которых может хватить удар, если они узнают, что их дражайших супругов до срока воззвали из праха. На загладку Дуг скормил им изрядное количество «вы играйте в мячик с нами, мы будем играть в мячик с вами», намекая на всякие блага, которые могут на них пролиться.
Начинающие репортеры, щенята еще, рьяные бородачи с горящими глазами, которые знали, как выговариваются имена на модных бирках, они проглотили Ламонта и его стодолларовую улыбку как тарелку sushi , холодными. Любой бы с этим справился. Зачем Манхэттену понадобилось присылать Сказочного Принца?
Ни одно из остальных тел опознать так и не удалось, и вряд ли можно было рассчитывать на это в дальнейшем, разве только обследование зубов даст что-нибудь новое. Рубен поставил новичка по имени Джонсон проверять, не поступало ли заявлений об осквернении могил, актах вандализма на кладбищах. Тела положили на лед. А затем поступил лабораторный отчет по Филиусу. Сейчас их все разложили рядком в морге для серии исследований post mortem, которые будут вестись всю ночь. Ничего особенно сложного. Эксперты знали, что им нужно искать: следы отравления тетродотоксином.
Рубен и его напарник Дэнни Кохен проехали на восток по Фултон, потом повернули на Джамайка Авеню, огибая нижний край огромного комплекса парков и кладбищ, который соединяет Бруклин и Квинз. Даже в смерти жители Нью-Йорка предпочитали единению серегацию. Высокие стены из камня и ржавые чугунные решетки отделяли евреев от католиков, пуэрториканцев от китайцев. Без всякого сомнения, они отправлялись на огороженные и разделенные оградами небеса.
– Терпеть не могу это место, – поморщился Дэнни. – Когда я был еще мальчишкой, отец все время привозил меня сюда. Все эти каменные домики с надписью «Кохен» над дверью. Меня постоянно мучили кошмары. Я рассуждал так: «Если ты Кохен, тебя непременно должны запереть в один из таких домиков». Я думал, что это были маленькие тюрьмы.
Сразу за Стоун Роуд они свернули на Сипресс Хиллз – Кипарисовые Холмы. Это кладбище было популярно у гаитян, хотя пока что у них не было здесь своего отдельного участка. Это кладбище не делилось по вероисповеданиям: язычники покоились вперемешку с правоверными, черные – с белыми.
Остальная часть эксгумационной команды уже ждала их в конторе кладбища. Помимо Рубена и Дэнни в команду входили Стив Корески, представлявший прокурора штата; патологоанатом, который должен был провести потом вскрытие; доктор-ливанец по имени Шамун; агент похоронного бюро, который руководил похоронами, и два длинноволосых могильщика. К удивлению Рубена, вместе с остальными стояла Салли Пил. Салли была его старой знакомой, она обладала острым умом и работала адвокатом в юридическом отделе мэрии Нью-Йорка.
– Как всегда пунктуален, Рубен.
Салли была миниатюрной блондинкой со стальным характером. В свое время они с Рубеном часто встречались, года три назад, на очень личной основе; но сегодня их встреча впервые происходила на кладбище. На какое-то мгновение Рубен почувствовал знакомое влечение: Салли Пил была не из тех, кого вы забывали через неделю. Сделав над собой усилие, он улыбнулся; они по-прежнему оставались друзьями, по-прежнему встречались время от времени, по-прежнему дарили друг другу подарки на Рождество и Ханукку.
– Что ты здесь делаешь, Салли? Я не думал, что муниципальные власти интересуются такими вещами?
– Просто присматриваю за тобой, Рубен. Как поживаешь?
– Нормально. Ты выглядишь прекрасно.
– Есть хочется. У меня был запланирован ужин на сегодняшний вечер.
– С кем-нибудь, кого я знаю?
Салли фыркнула:
– Разве у меня могли бы оказаться знакомые среди тех, кого ты знаешь? Помилосердствуй, Рубен. Предъяви Стиву разрешение и давай вытаскивать этого парня на свет божий.
Нарсис был похоронен со стороны Парка, у восточной границы Кипарисовых Холмов, неподалеку от Мемориального Аббатства. Вся группа медленно покатила между высокими, наполовину растворившимися во тьме деревьями. Справа в свете машинных фар возникали одна за одной старые еврейские могилы. Через минуту их сменили длинные ряди китайских могил – низкие плиты с маленькими камнями, прижавшими сверху клочки бумаги.
Они поставили машины недалеко от Аббатства и прошли остальную часть пути пешком, вытянувшись в одну линию между тесно стоявшими серыми и розовыми надгробиями. Имена были большей частью испанские. Никто из усопших не выглядел особенно знаменитым или богатым. Края посыпанной щебнем дорожки, по которой они шли, отмечали самые четкие из всех границ. Лучи их фонарей выхватывали из темноты имена и даты, каменную фигуру маленького раненого ангела, потускневшие цветы, прибитые к земле дождем и ветром. Какая-то новая могила, наполовину прикрытая досками, зияла, как свежая рана. Рубен обошел ее стороной, вздрогнув всем телом, словно столкнулся со зловещим знамением.
Нарсис был похоронен позади Аббатства, неподалеку от Интерборо Паркуэй. Взглянув на северо-восток, Рубен увидел высокие огни Манхэттена, четко выделявшиеся на низком небе. У его ног свежая земля могилы была едва видна под огромной грудой промокших от дождя венков.
Могильщики сняли со своего грузовика, заранее поставленного поблизости, две мощные лампы. Им часто приходилось работать по ночам, особенно в это время года. Они включили лампы, выдрав из темноты большой клок света. Прежде чем взяться за лопаты, они убрали цветы в сторону. Из большого венка выпала пластиковая карточка и, порхнув белой бабочкой, легла Рубену под ноги. Он нагнулся и поднял ее.
«Dorti pa'fume, Filius» , было написано на ней. Подписи не было. Рубен положил ее в карман.
Он не заметил, как к нему приблизилась Салли. Она мягко коснулась его руки, заставив его вздрогнуть.
– Жуткое дело, а?
Он кивнул.
– Тебе когда-нибудь доводилось участвовать раньше в чем-то подобном? – спросил он. Скрежет тяжелых лопат, вонзавшихся в сырую землю, накладывался на его слова, как знаки препинания.
Она кивнула:
– Раз пять-шесть. Но не ночью. А что такого срочного с этим парнем?
Он объяснил.
– Мне все-таки кажется, что можно было подождать и до завтра, – заметила она. – Или, может быть, тебе просто нравятся «Истории из Склепа».
Позади нее могильщики, согнувшись, споро орудовали лопатами – на фоне режущего глаз света чернели только их силуэты. Остальные стояли вокруг маленькими группками, перешептываясь или молча наблюдая за их работой. Кто-то нервно хохотнул.
– Кстати, об историях, – продолжала Салли. – Что это еще за сказка про ковбойствующих медиков из Колледж Хоспитал?
Рубен пожал плечами.
– Связи с общественностью, – пробормотал он.
– По чьему указанию?
– Я думал, может, ты мне скажешь.
Она покачала головой. Ее лицо было в тени, но он мог видеть белки ее глаз. Это было похоже на воспоминание. Возможно, это и было воспоминание.
– Послушай, Рубен, как я слышала, вы нашли – сколько? – девять трупов, ни на одном не было никаких внешних признаков насилия. Кто-то быстренько делает вывод, что их выкопали с местных кладбищ. Через двадцать четыре часа некоторые из трупов удалось опознать, и мертвецов стали возвращать в могилы. Поверь мне, сработано было очень быстро. Так кому же нужно, чтобы этих людей опять закопали?
Он пожал плечами – выразительный жест, унаследованный им от отца, который в свою очередь перенял его от своего отца. Это пожатие плечами имело длинную родословную.
– Честное слово, не знаю, – ответил он. – События развивались быстро с того самого момента, как было начато дело. Кто-то наверху очень хочет сыграть все втихую.
– Но ты по-прежнему ведешь свое расследование. Ведь ты ведешь его?
– Да, но главным образом благодаря тому человеку, которого мы сейчас откопаем. Мне пока абсолютно не за что зацепиться в отношении остальных тел. На те четыре, что уже перезахоронены, имеются новые свидетельства о смерти. Естественная причина во всех случаях.
Могильщики уже углубились по пояс. Земля еще не начала оседать, и копать стало легко сразу же, как только они разбросали верхний слой, ниже которого не просочилась дождевая вода.
– Что вообще происходит, Рубен? Кто-то наводил справки в моей конторе.
– Об этом деле? Кто именно?
– Не знаю. Босс передал все вопросы мне, говорит, ему их спустили сверху.
– Кто-нибудь из вашего департамента?
Она покачала головой:
– Нет. Может быть, из мэрии. «Кто-то из администрации», – так Джек выразился. Только не нужно меня цитировать.
– А что за вопросы?
– Им нужны подробности. Сколько было тел, установлены ли их личности, какая работа ведется? Да, кто-то проявляет интерес еще и к тебе тоже. Джек спрашивал, что мне о тебе известно.
– Надеюсь, ты сообщила ему именно то, что нужно.
Она улыбнулась. Он вспомнил ее улыбку из их прошлого и так же быстро прогнал эту мысль из головы – как заслонку опустил.
– Я сказала ему, что ты gonif . Что еще я должна была ему сказать?
– Он говорит на идише?
– Кому нужен идиш, чтобы понять слово gonif. - Она замолчала, и лицо ее опять стало серьезным. – Что такого особенного в этом деле, Рубен?
Он ответил не сразу. Лопаты стукнули о гроб, и могильщики принялись расчищать крышку.
– Не знаю, Салли. Но мне бы хотелось это выяснить. Послушай, если услышишь что-нибудь, держи меня в курсе, хорошо?
– Разумеется. Ты тоже.
– Порасспрашивай вокруг, узнай, кто стоит за этими вопросами. Сделаешь?
Она кивнула. Они смущенно взглянули друг на друга. Понадобилось бы так немного: одно слово, прикосновение...
– У меня такое чувство, что сейчас оттуда встанет Дракула, – сказала Салли, повернувшись к могиле.
Один из могильщиков вылез наверх и теперь передвигал лебедку так, чтобы она оказалась прямо над ямой. В четыре ручки гроба продели веревку, прикрепили ее к другой, спущенной сверху. Второй могильщик выкарабкался из могилы и стал помогать товарищу орудовать лебедкой. Гроб медленно пополз вверх, мягко шаркая о края могилы, обрушивая вниз кусочки глины.
Весь мир сузился до этого продолговатого ящика, все глаза были прикованы к нему. Вся сцена вдруг показалась Рубену смешной, словно развязка какого-нибудь телевизионного магического шоу, когда из могилы вытаскивают презревшего смерть фокусника в его гробу с набитыми сверху обручами, спеленатого в смирительную рубашку и обмотанного цепями. Лебедка неловко дернулась, накренив гроб. Внутри него что-то сдвинулось и тяжело и глухо ударилось в бок. Могильщики продолжали крутить рукоятку.
Рубен помог им опустить тяжелый ящик на край могилы. Бронзовая табличка с именем все еще сияла, не успев потускнеть от своего недолгого пребывания под землей. Свет бил в гроб, как проклятие, выбеливая его, словно известью. Гробовщик выступил вперед, сжимая в руке отвертку. Он заметно нервничал, его движения были неуклюжи, многократно увеличенные резким светом. Он осторожно обошел гроб, откручивая винты.
Оба могильщики взялись за крышку и сдвинули ее в сторону. Рубен подошел ближе, встав между гробом и лампами. На гроб легла тень. Рубен махнул рукой, и могильщики сняли крышку совсем. Рубен отошел со света и заглянул внутрь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
В коридоре это ощущение стало сильнее. Насекомые закопошились у нее под кожей. Она не могла оторвать глаз от двери в гостиную. Ей хотелось со всех ног броситься к выходу, выбежать в холл, на улицу, но ее ноги были как ноги ныряльщика, свинцово-тяжелые, словно вросшие в пол, крепко удерживавшие ее в непроглядных глубинах. Дюйм за дюймом она продвигалась к двери в гостиную. Ее сердце стучало так громко, что ей казалось, будто стены должны содрогаться от этого грохота. Ее ноги двигались сами по себе, дюйм за дюймом, фут за ужасным футом.
Она не слышала ничего, кроме гулких ударов собственного сердца, барабан ката, белый звук на фоне черной ночи, открывающий церемонию, открывающий врата для богов. Ouvri barre рои топ, Legba... Темнота начинает трескаться. Ouvri barre...
Она подняла руку и толкнула вниз ручку двери. Дверь бесшумно распахнулась.
Комната купалась в темном свете. Анжелина нажала клавишу выключателя, но ничего не произошло. Постепенно ее глаза привыкли к тонкости света, его милостивому отсутствию.
В кресле, темнеющем посреди комнаты, сидела фигура, наполовину скрытая тенью. Ее неясные черты размыло в полусвете. Анжелина застыла в дверях, испуганная, напряженно всматриваясь в нее. Потом сделала шаг вперед. Справа от нее раздался какой-то звук и произошло движение. Повернувшись, она увидела, как из тусклых, нечетких тканей выступила вторая фигура. Эта фигура остановилась и посмотрела на нее. К Анжелине вернулось дыхание, липкое, неровное.
– Ты, – прошептала она, ее голос был мягким, как сливки. Голова ее закружилась, комната потеряла четкость очертаний, в легкие по самые верхушки набился густой, как кисель, воздух. Фигура шагнула к ней. Анжелина хотела повернуться, но комната начала проваливаться куда-то и ноги ее стали как лед, оплывающий на жаре.
10
Уже совсем стемнело, когда ордер на эксгумацию был получен. Отдел коронера хотел подождать до утра. Там любили по возможности укладываться в обычные часы работы.
– Мертвым-то ничего, они могут и подождать, – заметил служащий, когда Рубен позвонил, чтобы забрать ордер.
– Я не могу, – ответил Рубен.
Он хотел, чтобы Филиуса вырыли из могилы, и он хотел, чтобы это сделали немедленно. Если ждать слишком долго, кровь в трупе начнет портиться. Полицейский патологоанатом объяснил, что биораспад белков в энзимах приведет к появлению новых энзимов и новых белков, а они, в свою очередь, могут разложить на элементы любые наркотики, все еще содержавшиеся в организме Филиуса.
Он запросил еще четыре ордера на эксгумацию для тех четырех тел из квартиры Хаммелов, которые были похоронены относительно недавно. Оказалось возможным установить их личности, просто разослав фотографии в местные похоронные бюро, и их уже без лишнего шума вернули в свои могилы.
Именно тогда Рубен впервые почувствовал, что откуда-то исходит давление, имеющее целью скрыть за плотной завесой тайны то, что Анжелина Хаммел нашла под полом своей гостиной.
Все похороннные бюро были строго предупреждены о том, что родственники ничего не должны знать. Чтобы пощадить их чувства, как им сказали; и это представлялось вполне разумным. Но потом один из гробовщиков начал задавать вопросы, неловкие вопросы. Где были обнаружены эти тела? Есть ли у полиции какие-нибудь соображения насчет того, кто их выкопал? Были ли там еще трупы?
И вот в этот момент из ниоткуда, словно кусочек эктоплазмы, материализовалось официальное разъяснение. Тел было всего четыре. Вся эта история оказалась не чем иным, как тошнотворной шуткой, которую сыграли с кем-то несколько студентов-медиков из больницы лонг-айлендского колледжа. Нет никакой необходимости без нужды расстраивать родственников. Никто не хочет, чтобы многообещающие медицинские карьеры были раздавлены в зародыше. Декан уже устроил ребятам головомойку, которую они не скоро забудут. Все тела будут возвращены в целости и сохранности, семьи озорников заплатят за новые гробы и похороны; перезахоронения должны пройти очень тихо.
Рубен бурей ворвался в кабинет капитана Коннелли сразу же, как только прочел это заявление.
– Что за студенты-медики? Откуда? – сыпал он вопросами. – Какие еще семьи?
Коннелли просто пожал своими широкими плечами и посоветовал Рубену не обращать внимания на эту бумагу.
– Ее состряпали, чтобы кое-какие люди были всем довольны и счастливы, Рубен. Будь славным мальчиком, подыграй им. На твое расследование это не повлияет, я обещаю. Это то, что называют связями с общественностью, больше ничего.
В довершение всех бед из отдела по работе с прессой на Полис Плаза к ним прислали Дуга Ламонта. Полный лейтенант в двадцать пять. Чудо-ребенок, очень толковый, ему бы в рекламе работать. Жил на Манхэттене, в здании Три-Бе-Ка. В пентхаусе. Носил костюм от Иссея Мияке, рубашку от Умберто Джиночьетти, туфли от Гуччи. Рубен вспомнил знаменитое изречение дяди Натана: «Никогда не носи одежды, названия которой ты не можешь выговорить».
Ламонт и его бригада модельеров получили указания разбираться с вопросами, если и когда они появятся. Парочка репортеров из местных газет что-то унюхала в воздухе, может быть, с помощью одного из гробовщиков. Один пришел из «Гаитянского Обозревателя», чья редакция помещалась в районе старых военно-морских доков. Ламонт живенько от них избавился; они вышли от него с довольными улыбками на лицах, сжимая в руках парочку сочных историй об изнасиловании при отягчающих обстоятельствах, нашпигованных «конфиденциальной информацией»; головы репортеров еще кружились от прочувстванного монолога о согбенных годами вдовах, которых может хватить удар, если они узнают, что их дражайших супругов до срока воззвали из праха. На загладку Дуг скормил им изрядное количество «вы играйте в мячик с нами, мы будем играть в мячик с вами», намекая на всякие блага, которые могут на них пролиться.
Начинающие репортеры, щенята еще, рьяные бородачи с горящими глазами, которые знали, как выговариваются имена на модных бирках, они проглотили Ламонта и его стодолларовую улыбку как тарелку sushi , холодными. Любой бы с этим справился. Зачем Манхэттену понадобилось присылать Сказочного Принца?
Ни одно из остальных тел опознать так и не удалось, и вряд ли можно было рассчитывать на это в дальнейшем, разве только обследование зубов даст что-нибудь новое. Рубен поставил новичка по имени Джонсон проверять, не поступало ли заявлений об осквернении могил, актах вандализма на кладбищах. Тела положили на лед. А затем поступил лабораторный отчет по Филиусу. Сейчас их все разложили рядком в морге для серии исследований post mortem, которые будут вестись всю ночь. Ничего особенно сложного. Эксперты знали, что им нужно искать: следы отравления тетродотоксином.
Рубен и его напарник Дэнни Кохен проехали на восток по Фултон, потом повернули на Джамайка Авеню, огибая нижний край огромного комплекса парков и кладбищ, который соединяет Бруклин и Квинз. Даже в смерти жители Нью-Йорка предпочитали единению серегацию. Высокие стены из камня и ржавые чугунные решетки отделяли евреев от католиков, пуэрториканцев от китайцев. Без всякого сомнения, они отправлялись на огороженные и разделенные оградами небеса.
– Терпеть не могу это место, – поморщился Дэнни. – Когда я был еще мальчишкой, отец все время привозил меня сюда. Все эти каменные домики с надписью «Кохен» над дверью. Меня постоянно мучили кошмары. Я рассуждал так: «Если ты Кохен, тебя непременно должны запереть в один из таких домиков». Я думал, что это были маленькие тюрьмы.
Сразу за Стоун Роуд они свернули на Сипресс Хиллз – Кипарисовые Холмы. Это кладбище было популярно у гаитян, хотя пока что у них не было здесь своего отдельного участка. Это кладбище не делилось по вероисповеданиям: язычники покоились вперемешку с правоверными, черные – с белыми.
Остальная часть эксгумационной команды уже ждала их в конторе кладбища. Помимо Рубена и Дэнни в команду входили Стив Корески, представлявший прокурора штата; патологоанатом, который должен был провести потом вскрытие; доктор-ливанец по имени Шамун; агент похоронного бюро, который руководил похоронами, и два длинноволосых могильщика. К удивлению Рубена, вместе с остальными стояла Салли Пил. Салли была его старой знакомой, она обладала острым умом и работала адвокатом в юридическом отделе мэрии Нью-Йорка.
– Как всегда пунктуален, Рубен.
Салли была миниатюрной блондинкой со стальным характером. В свое время они с Рубеном часто встречались, года три назад, на очень личной основе; но сегодня их встреча впервые происходила на кладбище. На какое-то мгновение Рубен почувствовал знакомое влечение: Салли Пил была не из тех, кого вы забывали через неделю. Сделав над собой усилие, он улыбнулся; они по-прежнему оставались друзьями, по-прежнему встречались время от времени, по-прежнему дарили друг другу подарки на Рождество и Ханукку.
– Что ты здесь делаешь, Салли? Я не думал, что муниципальные власти интересуются такими вещами?
– Просто присматриваю за тобой, Рубен. Как поживаешь?
– Нормально. Ты выглядишь прекрасно.
– Есть хочется. У меня был запланирован ужин на сегодняшний вечер.
– С кем-нибудь, кого я знаю?
Салли фыркнула:
– Разве у меня могли бы оказаться знакомые среди тех, кого ты знаешь? Помилосердствуй, Рубен. Предъяви Стиву разрешение и давай вытаскивать этого парня на свет божий.
Нарсис был похоронен со стороны Парка, у восточной границы Кипарисовых Холмов, неподалеку от Мемориального Аббатства. Вся группа медленно покатила между высокими, наполовину растворившимися во тьме деревьями. Справа в свете машинных фар возникали одна за одной старые еврейские могилы. Через минуту их сменили длинные ряди китайских могил – низкие плиты с маленькими камнями, прижавшими сверху клочки бумаги.
Они поставили машины недалеко от Аббатства и прошли остальную часть пути пешком, вытянувшись в одну линию между тесно стоявшими серыми и розовыми надгробиями. Имена были большей частью испанские. Никто из усопших не выглядел особенно знаменитым или богатым. Края посыпанной щебнем дорожки, по которой они шли, отмечали самые четкие из всех границ. Лучи их фонарей выхватывали из темноты имена и даты, каменную фигуру маленького раненого ангела, потускневшие цветы, прибитые к земле дождем и ветром. Какая-то новая могила, наполовину прикрытая досками, зияла, как свежая рана. Рубен обошел ее стороной, вздрогнув всем телом, словно столкнулся со зловещим знамением.
Нарсис был похоронен позади Аббатства, неподалеку от Интерборо Паркуэй. Взглянув на северо-восток, Рубен увидел высокие огни Манхэттена, четко выделявшиеся на низком небе. У его ног свежая земля могилы была едва видна под огромной грудой промокших от дождя венков.
Могильщики сняли со своего грузовика, заранее поставленного поблизости, две мощные лампы. Им часто приходилось работать по ночам, особенно в это время года. Они включили лампы, выдрав из темноты большой клок света. Прежде чем взяться за лопаты, они убрали цветы в сторону. Из большого венка выпала пластиковая карточка и, порхнув белой бабочкой, легла Рубену под ноги. Он нагнулся и поднял ее.
«Dorti pa'fume, Filius» , было написано на ней. Подписи не было. Рубен положил ее в карман.
Он не заметил, как к нему приблизилась Салли. Она мягко коснулась его руки, заставив его вздрогнуть.
– Жуткое дело, а?
Он кивнул.
– Тебе когда-нибудь доводилось участвовать раньше в чем-то подобном? – спросил он. Скрежет тяжелых лопат, вонзавшихся в сырую землю, накладывался на его слова, как знаки препинания.
Она кивнула:
– Раз пять-шесть. Но не ночью. А что такого срочного с этим парнем?
Он объяснил.
– Мне все-таки кажется, что можно было подождать и до завтра, – заметила она. – Или, может быть, тебе просто нравятся «Истории из Склепа».
Позади нее могильщики, согнувшись, споро орудовали лопатами – на фоне режущего глаз света чернели только их силуэты. Остальные стояли вокруг маленькими группками, перешептываясь или молча наблюдая за их работой. Кто-то нервно хохотнул.
– Кстати, об историях, – продолжала Салли. – Что это еще за сказка про ковбойствующих медиков из Колледж Хоспитал?
Рубен пожал плечами.
– Связи с общественностью, – пробормотал он.
– По чьему указанию?
– Я думал, может, ты мне скажешь.
Она покачала головой. Ее лицо было в тени, но он мог видеть белки ее глаз. Это было похоже на воспоминание. Возможно, это и было воспоминание.
– Послушай, Рубен, как я слышала, вы нашли – сколько? – девять трупов, ни на одном не было никаких внешних признаков насилия. Кто-то быстренько делает вывод, что их выкопали с местных кладбищ. Через двадцать четыре часа некоторые из трупов удалось опознать, и мертвецов стали возвращать в могилы. Поверь мне, сработано было очень быстро. Так кому же нужно, чтобы этих людей опять закопали?
Он пожал плечами – выразительный жест, унаследованный им от отца, который в свою очередь перенял его от своего отца. Это пожатие плечами имело длинную родословную.
– Честное слово, не знаю, – ответил он. – События развивались быстро с того самого момента, как было начато дело. Кто-то наверху очень хочет сыграть все втихую.
– Но ты по-прежнему ведешь свое расследование. Ведь ты ведешь его?
– Да, но главным образом благодаря тому человеку, которого мы сейчас откопаем. Мне пока абсолютно не за что зацепиться в отношении остальных тел. На те четыре, что уже перезахоронены, имеются новые свидетельства о смерти. Естественная причина во всех случаях.
Могильщики уже углубились по пояс. Земля еще не начала оседать, и копать стало легко сразу же, как только они разбросали верхний слой, ниже которого не просочилась дождевая вода.
– Что вообще происходит, Рубен? Кто-то наводил справки в моей конторе.
– Об этом деле? Кто именно?
– Не знаю. Босс передал все вопросы мне, говорит, ему их спустили сверху.
– Кто-нибудь из вашего департамента?
Она покачала головой:
– Нет. Может быть, из мэрии. «Кто-то из администрации», – так Джек выразился. Только не нужно меня цитировать.
– А что за вопросы?
– Им нужны подробности. Сколько было тел, установлены ли их личности, какая работа ведется? Да, кто-то проявляет интерес еще и к тебе тоже. Джек спрашивал, что мне о тебе известно.
– Надеюсь, ты сообщила ему именно то, что нужно.
Она улыбнулась. Он вспомнил ее улыбку из их прошлого и так же быстро прогнал эту мысль из головы – как заслонку опустил.
– Я сказала ему, что ты gonif . Что еще я должна была ему сказать?
– Он говорит на идише?
– Кому нужен идиш, чтобы понять слово gonif. - Она замолчала, и лицо ее опять стало серьезным. – Что такого особенного в этом деле, Рубен?
Он ответил не сразу. Лопаты стукнули о гроб, и могильщики принялись расчищать крышку.
– Не знаю, Салли. Но мне бы хотелось это выяснить. Послушай, если услышишь что-нибудь, держи меня в курсе, хорошо?
– Разумеется. Ты тоже.
– Порасспрашивай вокруг, узнай, кто стоит за этими вопросами. Сделаешь?
Она кивнула. Они смущенно взглянули друг на друга. Понадобилось бы так немного: одно слово, прикосновение...
– У меня такое чувство, что сейчас оттуда встанет Дракула, – сказала Салли, повернувшись к могиле.
Один из могильщиков вылез наверх и теперь передвигал лебедку так, чтобы она оказалась прямо над ямой. В четыре ручки гроба продели веревку, прикрепили ее к другой, спущенной сверху. Второй могильщик выкарабкался из могилы и стал помогать товарищу орудовать лебедкой. Гроб медленно пополз вверх, мягко шаркая о края могилы, обрушивая вниз кусочки глины.
Весь мир сузился до этого продолговатого ящика, все глаза были прикованы к нему. Вся сцена вдруг показалась Рубену смешной, словно развязка какого-нибудь телевизионного магического шоу, когда из могилы вытаскивают презревшего смерть фокусника в его гробу с набитыми сверху обручами, спеленатого в смирительную рубашку и обмотанного цепями. Лебедка неловко дернулась, накренив гроб. Внутри него что-то сдвинулось и тяжело и глухо ударилось в бок. Могильщики продолжали крутить рукоятку.
Рубен помог им опустить тяжелый ящик на край могилы. Бронзовая табличка с именем все еще сияла, не успев потускнеть от своего недолгого пребывания под землей. Свет бил в гроб, как проклятие, выбеливая его, словно известью. Гробовщик выступил вперед, сжимая в руке отвертку. Он заметно нервничал, его движения были неуклюжи, многократно увеличенные резким светом. Он осторожно обошел гроб, откручивая винты.
Оба могильщики взялись за крышку и сдвинули ее в сторону. Рубен подошел ближе, встав между гробом и лампами. На гроб легла тень. Рубен махнул рукой, и могильщики сняли крышку совсем. Рубен отошел со света и заглянул внутрь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46