Но в глаза ей посмотрела твердо. Джиллиан поняла, что воспринимают ее уже совсем по-другому.— Очень приятно видеть вас снова, — сказала Сьюзен. — Я рада, что у Артура такая славная подруга.Артур повел сестру в дом. Джиллиан осталась у двери, чтобы выкурить сигарету. Она чувствовала себя растроганной. Когда Артур вышел, никогда не плакавшая Джиллиан смахнула слезы. Артур это заметил. Когда они ехали к дому Даффи, она объяснила, что наконец увидела Сьюзен такой, какой та могла быть. На нее словно бы уставилась из темного леса пара глаз. Артур размышлял над ее словами около минуты.— Знаешь, — сказал он, — для меня эта личность, женщина, с которой ты только что разговаривала, лишь тень той девочки, с которой я вместе рос.— Она в детстве была здоровой?— С шизофрениками обычно так и бывает. Болезнь возникает неожиданно. Сьюзен было четырнадцать лет. И о болезни никто не догадывался. Видишь ли, она была эксцентричной. Играла в солдатики. Для девочки это необычно. Хранила камешки с речного берега, и ей необходимо было выяснить, сколько лет каждому. Не могла спать, пока не разложит их в хронологическом порядке. Но мы все считали ее блестяще одаренной. Собственно, так оно и есть. А потом однажды она встала голой в углу своей комнаты и не хотела выходить. Вся перемазалась собственным дерьмом. Сказала, что бабушка вышла с того света и сказала, что родители говорят о ней с помощью особого кода.Эта сцена, — со вздохом сказал Артур, — встает у меня перед глазами, словно ярко освещенная киноафиша. Встает всякий раз, когда я вхожу в дом повидать Сьюзен. Ведь то было одно из тех мгновений, когда сознаешь, что вся твоя жизнь полностью переменилась.— Видимо, это было ужасающе.— Вот именно. По крайней мере для родителей. Услышав слово «шизофрения», они поняли, что обречены. И были правы. Мать через два года ушла. Мне, когда Сьюзен заболела, было девять лет, и я не знал, что думать. Знаешь, правда — неприятная правда — заключается в том, что я помню, как чувствовал себя счастливым.— Счастливым?— Она была очень умной. Очень красивой. Великой Сьюзен. Мысленно я всегда так называл ее. И вдруг она оказалась отброшенной в сторону. Я съеживаюсь при этом воспоминании. Дело не только в моей ребячливости. Я ведь был совершенно не прав. Самым глупым, смешным, печальным является то, что я до сих пор ее боготворю. Может, чувствую себя обязанным боготворить, чтобы кто-то на земле по-настоящему знал, как это трагично. Великая Сьюзен, — снова произнес Артур.— Да, — сказала Джиллиан.Артур остановил машину у тротуара перед домом Даффи. Джиллиан смотрела на приземистое бунгало, но не хотела прекращать разговор.— У меня был такой же брат, — сказала она. — Которого я боготворила.— Вот как?— Да. Карл. Он был моим любимцем. На четыре года старше меня. О, — произнесла она в неожиданном приливе чувств, — Карл был великолепным. И необузданным. Я обожала его.— Где он теперь?— Погиб. Разбился на мотоцикле. Окончил жизнь в восемнадцать лет. — Джиллиан откашлялась и объявила: — Он был первым мужчиной, с которым я спала.Через несколько секунд Джиллиан нашла в себе решимость повернуться к Артуру. Он неотрывно смотрел на нее, то был недоумевающий, задумчивый взгляд. Она видела, как он старается понять, что для нее это значило. И вновь неожиданно поняла, каким взрослым стал Артур Рейвен.Джиллиан обнаружила, что курит, не думая о том, что портит атмосферу в превосходной машине Артура.— Я шокировала тебя, — сказала она.— Конечно, — не сразу ответил Артур.— Да, — сказала Джиллиан. Защелкнула сумочку и хотела выбросить сигарету, но потом напоследок затянулась. — Конечно, это шокирует. Я, в сущности, никогда не знала, как на это смотреть. Поэтому, честно говоря, совсем об этом не думаю. Потому что хотела этого. Со временем, с годами появилось чувство неловкости. Но тогда я была довольна.Для четырнадцатилетней это было очень важно, но не несло в себе ничего дурного. Будучи судьей, Джиллиан запросто выносила приговоры мужчинам — отцам, отчимам — за растление детей и считала их поведение непростительным. Однако ее собственный опыт находился за пределами закона. Она была готовой и соблазнительной. И так любила Карла, что не хотела возлагать на него вину даже в памяти. Они всегда были любимцами друг друга. С раннего возраста между ними существовало некое взаимопонимание, обычно выражаемое красноречивыми взглядами. Карл бывал ее союзником, когда она сражалась с родителями. Многие молодые женщины жаждали его внимания и его красоты. Однажды ночью Карл вернулся домой пошатываясь. Крепко обнял ее. Она прижалась к нему. Природа взяла свое. Наутро он сказал ей: «Я больший негодник, чем думал». «Мне понравилось», — ответила она ему. Потом это случилось еще дважды. Она прислушивалась, ожидая, когда он вернется, и приходила к нему. Она к нему. Потом Карл стал запирать дверь своей комнаты и гневно отчитал ее, когда она осмелилась спросить почему. «Иногда я вспоминаю, что сделал, и готов оторвать себе уши. Это безумие, Джил. Безумие». Она сумела вызвать у себя неприязнь к нему. Это было самым мучительным. В последние несколько месяцев до его смерти они почти не разговаривали.— Когда он погиб, я хотела умереть. Думала о самоубийстве. Строила планы, как покончить с собой. Обсуждала их с подругами. Повеситься. Застрелиться. Утопиться. Хотела броситься под поезд — я уже прочла «Анну Каренину». А потом какое-то время даже жгла себя сигаретами. Там, где никто не мог видеть. Но все прошло. Я перестала так себя вести. Перестала думать об этом, о том, почему мне хотелось смерти. Люди совершают странные поступки, когда взрослеют. Все без исключения. Мы переживаем их. Но в случившемся для меня ничто не соотносилось со словом «растление».Джиллиан опустила взгляд и обнаружила, что собирается зажечь еще одну сигарету. Левая рука с зажигалкой была твердой, но сигарета в правой дрожала между пальцами.— Я никому не рассказывала об этом, Артур, — сказала она. — Ни единому человеку.Она набралась смелости взглянуть на Артура, который изучающе смотрел на нее.— Ты не сознаешь, что делаешь, так ведь? — спросил Артур. Значит, и он это понял.— Нет, — ответила она.Взявшись за руль, Артур придвинулся к ней. Лицо его оказалось в нескольких дюймах от ее лица, и он спокойно заговорил:— Когда взрослеешь с таким беспокойным человеком, как мой отец, то долгое время стараешься понять, что есть в мире такое, чего действительно стоит бояться.Продолжая глядеть ей в глаза, он протянул руку и открыл пассажирскую дверцу.— И я тебя не боюсь. 2319 нюня 2001 годаЗвонок доктору Кеворкяну Было уже больше половины шестого, когда Ларри связался с Мюриэл и согласился, что в аэропорт им нужно ехать порознь. Морли со Старчеком быстро приехали в город, двигаясь навстречу потоку, однако на отрезке дороги, именуемом «соединитель», попали в пробку. По радио объявили, что неподалеку от Тер-нер-Филд грузовик занесло на обочину. В четверть седьмого запиликал сотовый телефон Ларри. Мюриэл звонила из такси. Она выехала на полчаса раньше, но теперь находилась всего на две мили ближе к аэропорту.— Загораем, — сказала Мюриэл.К этому времени она, как обычно, рассмотрела все возможности и составила план. На рейс «Дельты» в 8.10 все билеты были заказаны, в списке ожидающих впереди них было восемнадцать человек; воспользоваться самолетом другой авиалинии не представлялось возможным, так как их билеты были куплены по правительственной расценке. Поэтому Мюриэл забронировала два места на ранний утренний рейс и взяла два номера в отеле аэропорта.Когда Ларри пятьдесят минут спустя приехал в аэропорт, Мюриэл была в вестибюле со своими сумками и за тысячу миль руководила прокуратурой по телефону. Дело по убийству с целью ограбления разваливалось обычным образом — все свидетели, даже те, которые давали показания перед большим следственным жюри, теперь заявляли, что ошиблись при опознании подсудимого. Судья Гаррисон, считавший, что после его увольнения из прокуратуры дела перестали рассматривать по правилам уголовного судопроизводства, вел себя нестерпимо. Мюриэл санкционировала заявление в федеральный апелляционный суд с просьбой призвать Гаррисона к порядку.— В этом цирке каждый день новый клоун, — сказала Мюриэл.Отдала Ларри ключ от его номера, но они оба не обедали и решили пойти прямо в ресторан. Ларри чуть не подскочил от радости, когда официантка предложила выпивку. Заказал себе «бойлер-мейкер» Виски и пиво.
, но первым делом выпил залпом почти все пиво. Одежда его липла к телу, он снял легкую спортивную куртку и бросил ее на спинку свободного стула. В этом городе они чувствовали себя не лучшим образом. И погоня за Коллинзом не принесла Ларри облегчения. Он рассказал Мюриэл эту историю. Та весело смеялась, пока Старчек не дошел до того, как Коллинз сказал, что его дядя говорил истинную правду и что он сам каждый вечер просит Иисуса простить ему то, что они причинили Гэндолфу.— Вот так так! — сказала Мюриэл. — Скверное дело. Коллинз не давал тебе от ворот поворот?— Может быть. Он держался замкнуто. Заявил напрямик, что ни в коем случае не станет опровергать Эрно. И ни в чем не признается. — На столе лежал хлеб, и Ларри намазал маслом второй кусок. — Сказать по правде, Коллинз производит хорошее впечатление повзрослевшего человека. Говорит, что родился заново. На стене в кабинете у него висит громадный крест, и он наговорил мне множество религиозной ерунды.Мюриэл коснулась пальцем своего бокала с вином и нахмурилась.— Ларри, оставь Бога в покое.Старчек воззрился на нее.— Он есть, — сказала она. — Нечто. Он, Она, Оно. Но есть. Я с удовольствием предвкушаю, как пойду в церковь. Для меня всю неделю это кажется самым важным.Мюриэл не открывала ему ничего нового в картине мироздания.— Католичество отвратило меня от церкви, — сказал Ларри. — Пастор у нас в приходе замечательный. Мы приглашаем его на обед. Ребята его любят. Я готов разговаривать с ним целыми днями. А вот в церковную дверь войти не могу, и все тут. Молюсь в саду. Только там чувствую, что имею право просить.Ларри неуверенно улыбнулся, она ответила такой же улыбкой. Однако он был расстроен неожиданной мыслью, что Мюриэл преобразилась. Припомнив, что она говорила в последнее время о Боге и детях, он подумал, уж не сделали ли ей в течение прошедших десяти лет пересадку мозга. Странно, что происходит с людьми после сорока, когда они осознают, что наше место на земле арендуемое, а не собственное. В том, что Мюриэл стала во многом мягче, ему мерещилась какая-то смутная угроза.Чтобы не смотреть на нее, Ларри оглядел ресторанный зал. Полупустой, бестолково оформленный в тропическом стиле. С пальмами, бамбуковыми ограждениями и мебелью. Все здесь были усталыми. Это бросалось в глаза. Кто может назвать неприятностью чистую постель и отдельный номер? Однако казалось неприятным находиться вдали от дома, устраиваться на ночь в незнакомом месте. «Есть что-то беспокойное в утрате связи со своим клочком земли», — подумал Ларри. Почему-то все в жизни обращало его мысли к саду.Ларри решил пойти поискать телефон-автомат. Он почти израсходовал бесплатные минуты междугородных разговоров, а руководство отказывалось оплачивать всякий излишек. Ему нужно было оставить сообщения дома и на службе о том, что застрял в Атланте. Идя к вестибюлю, он продолжал думать о Мюриэл. Ему хотелось спросить, ходит ли Толмидж с ней в церковь, но это явилось бы нарушением обещания, данного ей в самолете. Да он и без того знал достаточно. Жизнь Мюриэл, как и всех остальных, была в лучшем случае сложной. Но он не мог полностью подавить какого-то мрачного удовлетворения. Мюриэл верила, что Бог навел во Вселенной порядок. Ларри в самые тяжелые минуты считал это местью. * * * — У нас есть проблема, — сказала Мюриэл, когда Ларри вернулся. Она все тщательно обдумала, пока его не было. — Сегодня утром возникло еще одно осложнение: Харлоу поверил Эрно.— Черт, — произнес Ларри.Она объяснила суть решения, которое Кэрол зачитала ей по телефону.— Черт, — повторил Ларри. — Другие судьи не обязаны считаться с его решением, так ведь?— В апелляционном суде? Теоретически нет. Но они не видели человека, который давал показания. Харлоу видел. Им придется принять его точку зрения, если мы не отыщем чего-то нового, выставляющего Эрно лжецом. А сегодняшняя встреча с Коллинзом ничего хорошего нам не сулит. Когда я скажу о ней Артуру, он поднимет шум и возобновит свое ходатайство принудить меня предоставить Коллинзу иммунитет.— И что будет?— Ходатайство — это ерунда. Предоставлять иммунитет или нет — решает только обвинение. Но он выложит все это перед апелляционным судом.— Ты не обязана ничего говорить Артуру. Я пообещал Коллинзу, что не буду ничего записывать. Насколько это касается Артура — да и кого бы то ни было, — этого разговора не происходило.— Это означает, что мы не используем этот разговор против Коллинза. Но сказать о нем Артуру должны.— Почему?Вопрос был непростым. Мюриэл стала рассуждать вслух. Строго говоря, раскрывать благоприятные для другой стороны сведения они обязаны только перед судом. А поскольку Коллинз не будет давать показаний, его заявления Ларри представляют собой неприемлемое свидетельство из вторых рук.— Ну и в чем же проблема? — спросил Старчек.— Черт возьми, Ларри. Прежде всего это глупо. Коллинз позвонит Джексону. Если выяснится, что мы это скрыли, то выглядеть будем далеко не лучшим образом.— Эйрзу Коллинз скажет: «Я ничего не рассказывал этому полицейскому». Он не позволит Джексону принудить его давать показания. К тому же, насколько это касается Коллинза, он ничего не сказал. Зачем же осложнять жизнь?— Господи, Ларри, а что, если Коллинз говорит правду? Что, если они с дядей ложно обвинили Ромми и он каждый вечер на коленях просит прощения у Иисуса?— Этого не может быть.— Не может? Неужели тебе ни на секунду не приходило в голову, что, возможно, Эрно говорит правду?Старчек раздраженно махнул рукой, отгоняя демона нелепости.— Этот червяк признался, Мюриэл. Признался, сидя перед тобой.— Ларри, он же скудоумный.— Ну и что?К счастью, появилась официантка с едой. Расставив тарелки, завела приятную болтовню. Она была сельской уроженкой и говорила с акцентом персонажей фильма «Унесенные ветром». К тому времени, когда официантка пошла принести еще выпивки, Ларри съел половину бифштекса и по-прежнему не смотрел на Мюриэл. Она знала, что могла бы подождать с выяснением этого вопроса, однако нужно было поддерживать существующий порядок, точнее иерархию. Полицейским всегда не нравилось, когда юристы принимали решения. Работа юристов представляет собой слова, которые они произносят в суде, пишут в резюме или читают в отчетах служителей порядка. Но для полицейских работа — это жизнь. Они делают свое дело с пистолетом в руках. В поту, стекающем из-под бронежилетов. Свидетелей, которые появляются прилизанными в судебном зале, чтобы отвечать на вопросы обвинителей, вытаскивают из гнусных наркопритонов полицейские. И не знают, чего больше опасаться: пули или судебного преследования. Полицейские живут в жестоком мире и, когда приходится, бывают жестокими. А обвинители никак не хотят уступать даже таким хорошим полицейским, как Ларри.— Обещай, что это не будет бункером Гитлера, — сказала Мюриэл.— То есть?— Постарайся быть непредвзятым. Может быть, подчеркиваю, может быть, Ларри, мы допустили ошибку. Огрехи случаются. Это несовершенный мир. Мы несовершенные люди.Старчек принял ее слова в штыки.— Никаких ошибок, черт побери, мы не допускали.— Ларри, я не критикую тебя. На такой работе нам требуется быть безупречными. В сущности, это норма. Вне всяких сомнений. Но даже наша лучшая работа, лучшие суждения не всегда совершенны. Я хочу сказать, что ошибка возможна.— Нет, невозможна. — На толстой шее Старчека сквозь жирок проступили вены. — Убийца Шланг. Он знал двух убитых. У него существовал мотив убить обоих. Он признался. Он раньше нас знал, что послужило орудием убийства, в кармане у него была камея Луизы. Он виновен, и я не позволю тебе разыгрывать Деву Марию. Сама запутаешься и меня запутаешь.— Ларри, мне наплевать на то, какой шум поднимает Артур или даже судья. Думаешь, я махнула бы рукой на тройное убийство? Думаешь, повернулась бы спиной к Джону Леонидису и тем двум девушкам? Посмотри на меня и скажи, веришь ли ты подобному?Как только официантка принесла выпивку, он схватил стакан с виски и ополовинил его. Спиртное ему не помогало. У него явно кружилась голова. К тому же он был раздражительным. Мюриэл знала это уже давно.— Я не хочу больше слышать этой ерунды насчет ошибок, — сказал он.— Я не утверждаю, что это ошибка. Я просто исполняю профессиональный долг, рассматривая такую возможность.— Послушай, над этим делом работал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
, но первым делом выпил залпом почти все пиво. Одежда его липла к телу, он снял легкую спортивную куртку и бросил ее на спинку свободного стула. В этом городе они чувствовали себя не лучшим образом. И погоня за Коллинзом не принесла Ларри облегчения. Он рассказал Мюриэл эту историю. Та весело смеялась, пока Старчек не дошел до того, как Коллинз сказал, что его дядя говорил истинную правду и что он сам каждый вечер просит Иисуса простить ему то, что они причинили Гэндолфу.— Вот так так! — сказала Мюриэл. — Скверное дело. Коллинз не давал тебе от ворот поворот?— Может быть. Он держался замкнуто. Заявил напрямик, что ни в коем случае не станет опровергать Эрно. И ни в чем не признается. — На столе лежал хлеб, и Ларри намазал маслом второй кусок. — Сказать по правде, Коллинз производит хорошее впечатление повзрослевшего человека. Говорит, что родился заново. На стене в кабинете у него висит громадный крест, и он наговорил мне множество религиозной ерунды.Мюриэл коснулась пальцем своего бокала с вином и нахмурилась.— Ларри, оставь Бога в покое.Старчек воззрился на нее.— Он есть, — сказала она. — Нечто. Он, Она, Оно. Но есть. Я с удовольствием предвкушаю, как пойду в церковь. Для меня всю неделю это кажется самым важным.Мюриэл не открывала ему ничего нового в картине мироздания.— Католичество отвратило меня от церкви, — сказал Ларри. — Пастор у нас в приходе замечательный. Мы приглашаем его на обед. Ребята его любят. Я готов разговаривать с ним целыми днями. А вот в церковную дверь войти не могу, и все тут. Молюсь в саду. Только там чувствую, что имею право просить.Ларри неуверенно улыбнулся, она ответила такой же улыбкой. Однако он был расстроен неожиданной мыслью, что Мюриэл преобразилась. Припомнив, что она говорила в последнее время о Боге и детях, он подумал, уж не сделали ли ей в течение прошедших десяти лет пересадку мозга. Странно, что происходит с людьми после сорока, когда они осознают, что наше место на земле арендуемое, а не собственное. В том, что Мюриэл стала во многом мягче, ему мерещилась какая-то смутная угроза.Чтобы не смотреть на нее, Ларри оглядел ресторанный зал. Полупустой, бестолково оформленный в тропическом стиле. С пальмами, бамбуковыми ограждениями и мебелью. Все здесь были усталыми. Это бросалось в глаза. Кто может назвать неприятностью чистую постель и отдельный номер? Однако казалось неприятным находиться вдали от дома, устраиваться на ночь в незнакомом месте. «Есть что-то беспокойное в утрате связи со своим клочком земли», — подумал Ларри. Почему-то все в жизни обращало его мысли к саду.Ларри решил пойти поискать телефон-автомат. Он почти израсходовал бесплатные минуты междугородных разговоров, а руководство отказывалось оплачивать всякий излишек. Ему нужно было оставить сообщения дома и на службе о том, что застрял в Атланте. Идя к вестибюлю, он продолжал думать о Мюриэл. Ему хотелось спросить, ходит ли Толмидж с ней в церковь, но это явилось бы нарушением обещания, данного ей в самолете. Да он и без того знал достаточно. Жизнь Мюриэл, как и всех остальных, была в лучшем случае сложной. Но он не мог полностью подавить какого-то мрачного удовлетворения. Мюриэл верила, что Бог навел во Вселенной порядок. Ларри в самые тяжелые минуты считал это местью. * * * — У нас есть проблема, — сказала Мюриэл, когда Ларри вернулся. Она все тщательно обдумала, пока его не было. — Сегодня утром возникло еще одно осложнение: Харлоу поверил Эрно.— Черт, — произнес Ларри.Она объяснила суть решения, которое Кэрол зачитала ей по телефону.— Черт, — повторил Ларри. — Другие судьи не обязаны считаться с его решением, так ведь?— В апелляционном суде? Теоретически нет. Но они не видели человека, который давал показания. Харлоу видел. Им придется принять его точку зрения, если мы не отыщем чего-то нового, выставляющего Эрно лжецом. А сегодняшняя встреча с Коллинзом ничего хорошего нам не сулит. Когда я скажу о ней Артуру, он поднимет шум и возобновит свое ходатайство принудить меня предоставить Коллинзу иммунитет.— И что будет?— Ходатайство — это ерунда. Предоставлять иммунитет или нет — решает только обвинение. Но он выложит все это перед апелляционным судом.— Ты не обязана ничего говорить Артуру. Я пообещал Коллинзу, что не буду ничего записывать. Насколько это касается Артура — да и кого бы то ни было, — этого разговора не происходило.— Это означает, что мы не используем этот разговор против Коллинза. Но сказать о нем Артуру должны.— Почему?Вопрос был непростым. Мюриэл стала рассуждать вслух. Строго говоря, раскрывать благоприятные для другой стороны сведения они обязаны только перед судом. А поскольку Коллинз не будет давать показаний, его заявления Ларри представляют собой неприемлемое свидетельство из вторых рук.— Ну и в чем же проблема? — спросил Старчек.— Черт возьми, Ларри. Прежде всего это глупо. Коллинз позвонит Джексону. Если выяснится, что мы это скрыли, то выглядеть будем далеко не лучшим образом.— Эйрзу Коллинз скажет: «Я ничего не рассказывал этому полицейскому». Он не позволит Джексону принудить его давать показания. К тому же, насколько это касается Коллинза, он ничего не сказал. Зачем же осложнять жизнь?— Господи, Ларри, а что, если Коллинз говорит правду? Что, если они с дядей ложно обвинили Ромми и он каждый вечер на коленях просит прощения у Иисуса?— Этого не может быть.— Не может? Неужели тебе ни на секунду не приходило в голову, что, возможно, Эрно говорит правду?Старчек раздраженно махнул рукой, отгоняя демона нелепости.— Этот червяк признался, Мюриэл. Признался, сидя перед тобой.— Ларри, он же скудоумный.— Ну и что?К счастью, появилась официантка с едой. Расставив тарелки, завела приятную болтовню. Она была сельской уроженкой и говорила с акцентом персонажей фильма «Унесенные ветром». К тому времени, когда официантка пошла принести еще выпивки, Ларри съел половину бифштекса и по-прежнему не смотрел на Мюриэл. Она знала, что могла бы подождать с выяснением этого вопроса, однако нужно было поддерживать существующий порядок, точнее иерархию. Полицейским всегда не нравилось, когда юристы принимали решения. Работа юристов представляет собой слова, которые они произносят в суде, пишут в резюме или читают в отчетах служителей порядка. Но для полицейских работа — это жизнь. Они делают свое дело с пистолетом в руках. В поту, стекающем из-под бронежилетов. Свидетелей, которые появляются прилизанными в судебном зале, чтобы отвечать на вопросы обвинителей, вытаскивают из гнусных наркопритонов полицейские. И не знают, чего больше опасаться: пули или судебного преследования. Полицейские живут в жестоком мире и, когда приходится, бывают жестокими. А обвинители никак не хотят уступать даже таким хорошим полицейским, как Ларри.— Обещай, что это не будет бункером Гитлера, — сказала Мюриэл.— То есть?— Постарайся быть непредвзятым. Может быть, подчеркиваю, может быть, Ларри, мы допустили ошибку. Огрехи случаются. Это несовершенный мир. Мы несовершенные люди.Старчек принял ее слова в штыки.— Никаких ошибок, черт побери, мы не допускали.— Ларри, я не критикую тебя. На такой работе нам требуется быть безупречными. В сущности, это норма. Вне всяких сомнений. Но даже наша лучшая работа, лучшие суждения не всегда совершенны. Я хочу сказать, что ошибка возможна.— Нет, невозможна. — На толстой шее Старчека сквозь жирок проступили вены. — Убийца Шланг. Он знал двух убитых. У него существовал мотив убить обоих. Он признался. Он раньше нас знал, что послужило орудием убийства, в кармане у него была камея Луизы. Он виновен, и я не позволю тебе разыгрывать Деву Марию. Сама запутаешься и меня запутаешь.— Ларри, мне наплевать на то, какой шум поднимает Артур или даже судья. Думаешь, я махнула бы рукой на тройное убийство? Думаешь, повернулась бы спиной к Джону Леонидису и тем двум девушкам? Посмотри на меня и скажи, веришь ли ты подобному?Как только официантка принесла выпивку, он схватил стакан с виски и ополовинил его. Спиртное ему не помогало. У него явно кружилась голова. К тому же он был раздражительным. Мюриэл знала это уже давно.— Я не хочу больше слышать этой ерунды насчет ошибок, — сказал он.— Я не утверждаю, что это ошибка. Я просто исполняю профессиональный долг, рассматривая такую возможность.— Послушай, над этим делом работал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47