Он говорит, что если развяжешь язык, то уже не остановишься там, где захочешь. А ты сам знаешь, я натворил там много такого, о чем никому слышать не нужно. Не хочу возвращаться в тюрьму. Мне пришлось долго подниматься наверх, начальник.— Видишь, я ничего не записываю. Все между нами, девочками. Собственно, у меня только один серьезный вопрос. Твой дядя говорит, что ты лгал мне в Редьярде десять лет назад, когда взвалил убийство на Ромми. Говорит, что ты провел меня.Коллинз шел, глядя под ноги.— Мой дядя хороший человек.— Мы запишем это на мемориальной доске, Коллинз. Я хочу знать, правду ли он говорит. Лгал ты мне?— Послушай... — Коллинз остановился. — Начальник, я напрочь забыл твою фамилию.— Старчек.— Угу, Старчек. Так вот, Старчек, одному ответу ты не поверишь. И сам это знаешь. Если скажу: «Да, тогда я лгал», — ты скажешь: «Ерунда, он просто поддерживает дядю». Тебе ведь хочется услышать только, что мой дядя дурак и лжец. А это не так. Совершенно не так.Подойдя к агентству, они вошли в ту боковую дверь, из которой выбежал Коллинз. Она вела в маленькую заднюю комнатку, где хранились канцелярские принадлежности и бланки билетов. В передней комнате стояли два письменных стола. Один Коллинза, другой, видимо, секретарши. Сейчас стол пустовал. Коллинз сел и указал Ларри на кресло по другую сторону стола. За спиной Коллинза на обшитой панелями стене висел большой календарь со сценами из Библии. Рядом с ним крест из красного дерева, почти того же цвета, что и панели.— Как идут дела?— Ничего. Чертовы авиалинии не хотят, чтобы мы зарабатывали деньги. Я сейчас больше занимаюсь туристическим бизнесом. Многие церковные группы ездят по разным местам.— И это агентство принадлежит тебе, Коллинз?— Мне.— Просто замечательное.Ларри огляделся с оценивающим видом, словно говорил это всерьез.— Дядя одолжил мне деньги для начала. В прошлом году я расплатился с ним.— Дядя Эрно?— У меня другого нет. Этот человек был для меня благословением. Я долго не мог этого понять, но он был рукой Христа в моей жизни. И я никогда не скажу ничего против Эрно. Он хороший человек. И теперь сам пришел к Богу.— Кончай ты, — сказал Ларри не подумав. Он всегда с недоверием относился к верующим, считающим, что сподобились высшей истины. Истины, которая недоступна всем остальным.— Не смейся, Старчек, когда я говорю о моем Господе и Спасителе. Вера — самое главное в моей жизни.— Нет, Коллинз, меня смешит твой дядя. Он лжет, и ты знаешь это.— Вот-вот. Как я и говорил. Думаешь, человек, который со дня на день предстанет перед Богом, станет лгать? А я так не думаю. Я считаю, что будет говорить истинную правду.— Ну что ж, если он говорит правду, почему не поедешь туда и не поддержишь его?— Эрно обойдется без моей поддержки. Он сделал все, что нужно. Я поеду туда беззащитным, без иммунитета. Ты прекрасно знаешь, что вы назовете меня лжецом и начнете преследовать. Это значит напрашиваться на неприятности. Мне это ни к чему.Было ясно, что Эйрз так объяснил положение Коллинзу. И нельзя сказать, что был не прав.— Ну, хорошо, если Эрно говорит правду, не думаешь ли ты, что у тебя есть какой-то долг перед Гэндолфом?При упоминании о Шланге Коллинз помрачнел. И слегка ссутулился в широком кресле.— Насчет Гэндолфа я скажу тебе только одно. Каждый вечер, когда молюсь и прошу Иисуса о прощении, я первым делом упоминаю Гэндолфа. Первым делом. Каждый день прошу у Бога прошения за то, что мы сделали этому несчастному воришке.Коллинз с широко раскрытыми светлыми глазами бесстрашно посмотрел на Старчека и кивнул.Ларри было непонятно, что движет этими людьми. Он полез в карман и достал два экземпляра повестки. Заполнил оборотную сторону одной, указав, где и кому она вручена, другую протянул Коллинзу. Тот стал читать ее, а Ларри тем временем разглядывал фотографии на столе. Большей частью крупной миловидной блондинки, зачастую со светловолосыми близнецами-девочками.— Они мои, — сказал Коллинз, — если тебя это интересует.— Дети?— Да. Такие же белые, как ты. Когда я выносил младенцев из больницы, охранница не хотела выпускать меня с ними. Она тоже была черная. Анна-Мария, моя жена, подняла большой шум. Она реагирует острее меня, когда дело касается расовых проблем. Но эти дети мои. Было время, когда я никого из белых даже знать не хотел. Но от правды никуда не денешься. Правда в том, что все мои родственники белые. А я черный. Попробуй разберись в этом. Единственное объяснение — у Бога был какой-то особый промысел.Ларри, уже получив упрек, на сей раз постарался сдержаться при упоминании о промысле Божием, но Коллинз все же разглядел трепет сомнения.— Ты думаешь, я вроде не в своем уме. Но это правда моей жизни, начальник. Когда меня выпустили из Редьярда, и месяца не прошло, как я сдуру вернулся на свои кривые дорожки. Нет греха, какого не совершил бы. И знаешь, что произошло? То, что можно было предвидеть. Я схлопотал пулю, начальник. И мне хоть бы что. Вот он я. Две руки, две ноги. Врачам, начальник, в окружной больнице просто не верилось. Пуля повела себя как крылатая ракета. Словно бы меняла направления. Вот это позвоночник, я его не трону, потом сделаю маленький поворот, чтобы не задеть почку, потом сверну вправо, чтобы не порвать больших вен или артерий. Произошло чудо. Понимаешь, почему?— Не совсем.— Потому что Иисус давал мне понять кое-что, начальник. Говорил: «Я давал тебе одно знамение за другим, а ты все не понимал. Поэтому на сей раз совершу чудо. Если не сможешь уразуметь, что Я взираю на тебя сверху и желаю тебе добра, если даже и тут не поймешь, то ничего больше не смогу для тебя сделать. Хочешь быть дураком, ну и будь дураком. Только без Меня в рай не попасть никому. Можешь снова сидеть в камере и говорить: „Все, хватит“, — но если не примешь Меня в свою жизнь, тебе никогда не выбраться. А если возьмешься за ум, примешь Меня, то уже никогда не попадешь в тюрьму. Ни на минуту». И я не попадал.Так что если понадобится говорить, Старчек, Иисус даст мне знать. И когда я присягну перед Ним, ты будешь уверен, что каждое мое слово — правда. Но сейчас Иисусу я нужен здесь. И здесь останусь. Пятая поправка, начальник.Коллинз проводил Ларри до двери, пожал ему руку и пожелал всего хорошего. Даже помахал Морли, стоявшему на другой стороне улицы. 2219 июня 2001 годаСемья Рейвена Во вторник утром судья Харлоу издал краткое письменное распоряжение относительно ходатайств Артура. В сущности, все они были отвергнуты, но обоснование его устраивало вполне. Ходатайства можно было подать снова, судья написал: «...поскольку показания Эрно Эрдаи представляются суду достаточно достоверными, чтобы допустить дальнейшее рассмотрение дела». Право решать, дозволить ли Гэндолфу выступить с новым ходатайством об издании приказа «Хабеас корпус» принадлежало апелляционному суду, но решение Харлоу давало Ром-ми громадную поддержку. Если апелляционный суд вынесет ожидаемое решение, Ромми Гэндолф получит возможность жить еще несколько лет, а тем временем Артур с Памелой будут добиваться снятия с него обвинения. Они обрадовались и навестили своего клиента. Потом до Артура дошло, что ему предстоит невесть сколько времени сражаться за Ромми. Гэндолф теперь был его правым делом — и его ярмом.Эта новость отвлекла Артура от беспокойств по поводу вечера, когда Джиллиан Салливан должна была присоединиться к нему и Сьюзен. Он убеждал себя, что она найдет какую-то отговорку. Однако в пятом часу, когда Артур разговаривал по телефону с репортером, секретарша положила перед ним листок с сообщением: «Мисс Салливан будет в вестибюле в пять».Джиллиан в его крохотной квартире. На миг Артура охватили ужас и стыд.Она была на месте, как обещала. По пути к Франц-центру Артур как мог подготовил ее к встрече со своей сестрой. Однако проблема заключалась в том, что поведение Сьюзен было почти непредсказуемым. Шизофренией страдают главным образом одаренные. Не существовало предела изощренным выдумкам, которыми Сьюзен подкрепляла свои тревоги и подозрения. Артур стойко переносил все, что выпадало на его долю. Реагировать он позволял себе лишь в одиночестве. Сьюзен связывалась с ним по электронной почте несколько раз на день, и, если ничто не отвлекало ее, краткие послания иногда бывали совершенно разумными. Временами она писала остроумно и проницательно, как фельетонист.— Иной раз, получая эти сообщения, — сказал Артур, когда они подъезжали к Франц-центру, — я очень расстраиваюсь. Сижу на работе и плачу. Но знаешь, отец доводил себя до безумия мыслями о том, что могло бы быть. Болезнь Сьюзен — это часть ее. Не принять очевидного — значит, предать.Район Норт-Энд, где находился Франц-центр, состоял главным образом из старых, обшитых гонтом домов. Артур остановил машину перед большим обшарпанным кирпичным домом и осмотрел улицу. На углу праздно стояла группа подростков, большинство их было одето, несмотря на жару, в одинаковые блестящие куртки членов шайки.— Тебе следует войти внутрь, — сказал он Джиллиан. — Белой женщине не стоит здесь сидеть в машине.Когда она захлопнула дверцу, щебетание пульта дистанционного управления привлекло внимание собравшихся на углу.— Можешь наблюдать за машиной из окна, — сказал ей Артур, — и подмечать, что снимут с нее.Помещение Сьюзен именовалось надзираемым. У каждой из восьми обитательниц дома была однокомнатная квартира. Валери или кто-то из других патронажных сестер круглосуточно дежурили, чтобы оказывать им помощь. Когда Сьюзен бывала стабильной и работала, она могла сама покрывать большую часть расходов, но лишь благодаря большой дотации от штата и субсидиям различных фондов. Финансирование от штата постоянно находилось под угрозой. Артур все время писал письма и встречался со своим депутатом законодательного собрания, чтобы предотвратить исчезновение центра. Отцовское наследство — более крупное, чем можно было ожидать при его бедности, — оставалось в доверительной собственности, как резерв.Квартирка Сьюзен была маленькой и в настоящее время хорошо ухоженной. Бывали периоды, когда она не следила за чистотой и редко сама вспоминала о внешности, но соглашалась с предложениями патронажных сестер навести порядок. На стенах не было ни одной картины, поскольку рано или поздно они вызывали бред или приступ. Сьюзен обычно слышала голос матери, предупреждавшей ее о каких-то невидимых угрозах.Медсестра с проксилином была там и к тому времени, когда Артур появился, уже сделала укол. Сьюзен могла ехать. Он снова напомнил ей о Джиллиан. Однако Сьюзен как будто не понимала, о чем речь, пока не села на переднее сиденье машины.Потом она внезапно спросила брата:— Стало быть, ты трахаешься?Артур вспыхнул до корней волос, но ответил, как всегда, сдержанно:— Сьюзен, когда ты стараешься быть тактичной, гораздо приятнее.— Трахаешься? Я все знаю про трахание. Больше Артура.Последнее замечание явно адресовалось Джиллиан, хотя Сьюзен не смотрела в ее сторону.— Не думаю, что по этому предмету ставят отметки, — спокойно ответила Джиллиан. Артур заранее посоветовал ей не позволять Сьюзен шантажировать или запугивать себя, и этот ответ как будто успокоил его сестру. В зеркало заднего обзора он видел, что Джиллиан совершенно невозмутима.После смерти отца Артур поселился в его квартире. В определенном смысле здесь было уютно. Он несколько лет жил в однокомнатной в роскошном здании неподалеку от Дрим-стрит. Вечером одного взгляда бывало достаточно, чтобы ощутить себя сломленным тем миром фешенебельности и соблазна, который навсегда останется недосягаемым. Правда, возвращение в мрачную обстановку, которую отец всегда желал ему покинуть, содержало какой-то элемент капитуляции. Но выбора не существовало. Смерть отца сильно потрясла Сьюзен, и врачи подтверждали, что эта квартира имеет для нее большое значение. Сьюзен Рейвен только в этом доме была здоровой. Для нее квартира представляла единственную реальность психической стабильности. Покинуть это жилище — означало бы навсегда закрыть некую дверь.Артур указал Джиллиан на старую металлическую кухонную табуретку и принялся вместе с сестрой за стряпню. Кухня с эмалированными шкафчиками была тесной, но им хорошо работалось бок о бок. Сьюзен готовила картофельное пюре, свое фирменное блюдо. Картошку толкла, хмурясь и неотрывно глядя в кастрюлю, словно подавляла какую-то губительную силу. Общение Сьюзен с Джиллиан представляло собой курение ее сигарет, а не своих.Основное блюдо, говяжья тушенка, появилось из большой пластмассовой коробки. Артур утром вынул ее из морозилки. Он выложил содержимое в большую кастрюлю и кое-чего добавил. Еды, пожалуй, хватило бы на дюжину человек. Обильным остаткам по окончании ужина предстояло быть замороженными снова. По расчетам Артура, в коробке должно было находиться несколько кубиков говядины, растаивающих еженедельно с начала девяностых годов. Для здоровья это представляло огромный риск. Но так поступал их бережливый отец — мотовство доводит до нужды, — и сестра Артура не признавала никакой другой процедуры.Сьюзен накрыла стол на троих, что явилось ее первым признанием присутствия Джиллиан. Артур разложил порции из кастрюли. После этого Сьюзен взяла свою тарелку и села в гостиной перед телевизором.— Что я такого сделала? — прошептала Джиллиан.— Это входит в программу лечения.— Вы не едите вместе?Артур покачал головой.— Идет ее передача. Единственная, которую она может смотреть, не выходя из себя.— Это какая же?— Приготовься. «Звездный путь».Артур приложил палец к губам, показывая, что не нужно смеяться, и ей пришлось втиснуть в рот половину кулака, чтобы не издать ни звука. Потом, видимо, найдя более безопасную тему, Джиллиан спросила о деле Ромми. Она не слышала о решении Харлоу и порадовалась за Артура.— Артур, и каким будет твой следующий шаг?— Ничего не могу придумать. Я подал все мыслимые ходатайства, выписал все повестки. Никаких документов о том, кто был или не был в тюрьме в ночь тех убийств, не сохранилось. Джексон Эйрз никому не позволяет разговаривать с племянником Эрно. Мюриэл не хочет предоставлять ему иммунитет, а судья не может ее принудить. Двадцать девятого июня период представления документов заканчивается. Наверное, мне следует просто тянуть время. После решения Харлоу Мюриэл нужно постараться как-то подорвать доверие к Эрно, пока мы не вернулись в апелляционный суд за решением, подлежит ли дело пересмотру.Самую сложную проблему для Артура, видимо, представлял собой преподобный Блайт. Как и ожидалось, он преследовал исключительно собственные интересы. После их первой встречи преподобный не изволил звонить Артуру сам. У него был помощник, тот звонил каждый день и требовал подробного отчета. Артур вынужден был делиться с ним сведениями, потому что восхищенный визитами Блайта в Редьярд Ромми просил об этом. Блайт теперь именовал себя духовным наставником Ромми и утверждал, что они с Артуром действуют рука об руку. Тем не менее он пренебрегал стараниями Артура смягчить его высказывания или хотя бы предупреждать о том, когда последует очередной бурный протест.— Я до смерти боюсь, — сказал Артур, — что своими нападками на «расистов-угнетателей» он приведет апелляционный суд в бешенство.— Но они должны позволить продолжать дело, тебе не кажется? Показания Эрно нельзя сбросить со счетов, не заслушав их полностью. Разве не это говорит судья Харлоу?Артур тоже так считал, но он много раз ошибался, пытаясь предвидеть действия судей.Когда телефильм окончился, Сьюзен присоединилась к ним за десертом. Она любила сладкое. Потом посуду вымыли и расставили по полкам. Перед уходом Артур снова поставил коробку с тушенкой в морозилку. * * * Артур вел сестру вниз по темной лестнице трехквартирного дома. Джиллиан шла следом. Эти старые дома были крепкими, как броненосцы, но обслуживание их оставляло желать лучшего. Ковровая дорожка на ступенях кое-где протерлась почти насквозь, краска на стенах шелушилась.Джиллиан редко выбиралась куда-то, если не считать работы и поездок к сестрам. Она неожиданно для себя дожидалась этого вечера и не разочаровалась. Ей доставило большое удовольствие наблюдать умелое обращение Артура с сестрой; его заботливый, любовный подход к ней.В машине Сьюзен подробно пересказывала ему содержание только что виденной серии «Звездного пути». Джиллиан в тюрьме насмотрелась телефильмов и задала несколько хорошо подобранных вопросов о Керке, Споке и Скотти. Сьюзен отвечала с горячностью. Когда они подъехали к Франц-центру, Джиллиан вылезла из машины, чтобы пожелать Сьюзен спокойной ночи и пересесть на ее место рядом с Артуром. И на тротуаре, в угасающем свете самого долгого дня в году, увидела совершенно иную Сьюзен Рейвен. Сестра Артура как-то неловко протянула ладонь и сильно встряхнула руку Джиллиан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47