Отчасти предмет разговора очень уж был неподатлив, а отчасти и потому, что плохо сочетались характеры собеседников, — они расположились втроем вокруг низенького столика, на котором стояли бутылки с минеральной водой, тонкие хрустальные бокалы и полные окурков пепельницы. Тот, кому поручили организовать эту встречу, некий Вэллат — помощник президента республики — восседал в старинном, в стиле Людовика Пятнадцатого, кресле с видом сугубо официальным и не проявлял абсолютно никаких эмоций. В Елисейском дворце говорили, будто никто и никогда не видел на его лице улыбки. Только однажды, когда президента очень уж допекли бесконечные сетования британского премьер-министра и он заметил вслух, что в былые времена красный цвет на карте мира означал британские территории, а ныне знаменует нечто совсем иное и не мешало бы премьер-министру принять этот факт во внимание, Вэллат слегка улыбнулся. Однако с тех пор это не повторялось.Преданность Вэллата интересам непосредственного начальника — президента — можно было сравнить разве что с его верностью самой могущественной и прекрасной любовнице — Франции. Всем остальным иметь дело с этим человеком удовольствия не доставляло.Слева от Вэллата сидел руководитель антитеррористской группы при президенте полковник Дюпарк, человек на редкость суетный и в той же степени некомпетентный — в данную минуту он выдавал чистую дезинформацию.Справа, с трудом уместив обстоятельный зад на стуле и уперев в воротник рубашки многочисленные подбородки, утирал пот с лица Жорж Вавр — начальник ДСТ. Вавр терпеть не мог подобных совещаний, они его раздражали и по сути своей, и по антуражу. Все тут не по нем: стулья какие-то субтильные, до пепельницы не дотянешься. Он загасил окурок, предварительно прикурив от него новую сигарету.Обсуждалось происшествие на Северном шоссе — с тех пор прошло уже три дня, было произведено лишь первоначальное, сугубо формальное расследование, дальше дело явно зашло в тупик.— Президент рассматривает данный случай как угрозу безопасности Франции, — заявил Вэллат. — И требует скорейшего принятия мер.— Сколько себя помню, президенты всегда требуют именно этого, — проворчал Вавр сквозь сигаретный дым.— Повторяю, господин Вавр, — скорейших мер.— Тогда почему сюда не пригласили префекта полиции? Ему-то положено побольше нас знать обо всем.— Мои люди, — сказал полковник Дюпарк, — уже приступили к расследованию вплотную.— Президент сам распорядился относительно состава участников сегодняшнего совещания. Ваши люди, может, и заняты всецело расследованием, однако отчет о результатах президенту не представлен.— Вы можете рассказать, что удалось выяснить? — спросил Вавр.— Обнаружена явочная квартира на улице Муан. Полиция опросила соседей и составила перечень посетителей. Мы получили копию — вот, пожалуйста. — Дюпарк протянул Вавру два листа бумаги. Вавр пробежал глазами машинописный текст.— Толку мало, — заметил он. — Никого по таким данным не найдешь. Живые свидетели нужны, а то описания очень уж неопределенны. «Установлено, что они ели сосиски, плов, халву, пили кока-колу», — прочитал он вслух. — Ну, с этим мы далеко не продвинемся. А как насчет отпечатков пальцев? — он взглянул на Вэллата и пробормотал едва слышно:— Президент тоже полагает, будто не в интересах полиции ловить этих преступников?Вэллат кивнул, сохраняя бесстрастную мину.— …или даже… — Вавру не удалось закончить вопроса.— Принимая во внимание, что могут быть предприняты и дальнейшие акции, угрожающие спокойствию страны, президент распорядился, чтобы расследованием занялась контрразведка.— Следует ли нам заняться заодно и странным поведением полиции в ходе расследования?— Не следует.— Почему, к примеру, прекратили патрулирование — в это тоже не лезть?Вэллат отрицательно покачал головой.— Кто навел полицию на явку террористов?— Там напротив живет их осведомитель. Ему показалось подозрительным, что без конца какие-то люди приходят и уходят. Он стукнул местному полицейскому, а тот доложил выше.— Проверены детали, изложенные в письме, которое получено «Франс Пресс»?— Да. В тот день с представителями завода Дассо встречалась делегация Ливии. Вероятно, от них и стали известны подробности.— Пограничники сообщили что-нибудь?— Ничего полезного. Мы проверяли и сами, напрямую.— Вы должны понять, — с кислым видом сказал Вэллат, — что когда пресса пишет о негодовании, царящем в Израиле, то это просто выбрано самое мягкое слово. Ярость — вот точное определение. Премьер-министр этой страны в бешенстве. Под угрозой срыва очень важные контракты.Наступила пауза.— Мне бы не хотелось в этом участвовать — произнес Вавр. — Мы и так загружены выше головы. Вы же знаете, что, начиная с января, к нам сюда приехали сорок семь дипломатов из Восточной Европы. Мои люди этим заняты под завязку, сроки проверки и так истекают.— Я уполномочен заявить вашему министру, что сроки в случае необходимости могут быть продлены. Хотите вы того или нет, но я получил ясные указания: нейтрализацией группы под названием «Шатила», кто бы там в ней ни состоял, должен заняться ваш департамент. Дюпарк приглашен сюда, чтобы предоставить свои резервы, если они понадобятся.Вавр уставился на полковника с едва заметной насмешкой.— Мне понадобится помощь, но не такая, как вы нам оказывали в деле с Бен Афри.— Мне в этом деле не в чем себя упрекнуть.Людей, подобных Дюпарку, заместитель Вавра Альфред Баум называл пустозвонами: «Он тебе чего только ни наговорит, — отзывался он о полковнике, — но до дела у него никогда не дойдет. Для таких слово и есть дело. К тому же он глуп как пробка. И завистлив. „Вот Баум пусть и сотрудничает с этим пустозвоном, — отметил про себя Вавр. — Проку от него даже Баум не добьется“.Позже, воротясь в штаб-квартиру ДСТ на улице Соссэ, Вавр с мрачным видом уселся в своем неуютном, убого обставленном кабинете, а напротив за столом поместился Баум, и они вдвоем так и сяк прикидывали скудные сведения, полученные на совещании у Вэллата, обмениваясь нелестными замечаниями в адрес президента и его методов, которые он им столь высокомерно навязывает, и сетуя, что департаменту прямо-таки невозможно выполнять еще какую-то работу сверх и без того чрезмерной нагрузки.— Придется тебе самому заняться, Альфред, — вздохнул Вавр. — Дело насквозь политическое. Ситуация безвыходная.— Алламбо мог бы.— Нет, сам займись.— На мне же еще это восточногерманское дело…— Восточная Германия меня в данный момент не интересует.— Так я и знал…— Передай ее Алламбо. Он язык знает. И всех подряд немцев ненавидит. Так что ему это дело подойдет.Альфред Баум испустил тяжелый вздох — всей своей обширной грудью. Он, как и Вавр, был тяжеловес. В отделе говорили, что эта пара вдвоем потянет на весах столько, сколько добрая лошадь. Но в отличие от грубоватого и мрачного пессимиста Вавра, у Баума в глубоко сидящих, спрятанных за кустистыми бровями глазах таился неизбывный юмор. Тех, кто узнавал его поближе, нередко удивляло, как это рядом с такой явной склонностью к житейским радостям и настоящим галльским жизнелюбием уживается острый, проницательный ум и редкостное упорство, — подчиненные, которыми он правил весьма жестко, называли это его последнее качество одержимостью.Помимо этого, Баум обожал кошек и считался знатоком кошачьих пород. «У хорошей кошки есть чему поучиться», — говаривал он, не уточняя, правда, чему именно следует учиться у кошки. Вероятно, терпению.— С чего начнешь, Альфред? — Вавр не ожидал хоть сколько-нибудь вразумительного ответа, вопрос был задан с другой целью: дать понять Бауму, что к делу следует приступить немедленно. И еще в такой завуалированной форме Вавр напоминал, что из них двоих начальник все-таки он. Этот вопрос был вроде флага, поднятого на мачте: сопротивление бессмысленно, пора сложить оружие.— Понятия не имею, — неизменно отвечал Баум в подобных случаях. Ритуал этот был знаком обоим. — Поговорю с Бен Товом, у него есть связи с одним типом из этого племени — здесь, в Париже. Может, что и прояснится. Не знаю.— Что-нибудь известно вообще о группе «Шатила»?Баум пожал плечами, что можно было счесть отрицанием.— Может, приятель твой Бен Тов расскажет что-нибудь?Утвердительный кивок. Долгая пауза. Собеседники смотрели друг на друга.— Ah, merde alors! — выругался Баум, с усилием вставая и проходя к двери мимо бюста президента республики — того самого, который ожидает принятия самых срочных мер. Всю дорогу до своего столь же неуютного кабинета, который был расположен этажом ниже, он бормотал тихие проклятия. Жоржу Вавру он всей правды не сказал — как и всегда. Незачем: надо беречь начальство от политического риска — если оно не знает подробно, чем занимается его отдел, всем лучше — и ему, начальству, и подчиненным.
По правде сказать Шайе Бен Тов уже сам звонил Бауму. В тот самый вечер, когда прозвучали выстрелы с моста, в доме Баума в Версале как раз во время ужина раздался телефонный звонок, и его коллега Алламбо сообщил:— Ваш друг просил позвонить.— Спасибо.И все. Они вдвоем придумали эту хлопотную процедуру после того, как Баум окончательно убедился, что его телефон прослушивается. Его больше устраивало оставить все как есть, иначе неизвестные лица — наверняка кто-то из французских разведывательных служб — предпримут новые шаги. Алламбо он доверял безусловно — ему и Вавру. Остальных остерегался.— Придется мне уйти ненадолго, — сказал он жене.— Доешь хоть кассуле, я с ним столько провозилась.— Зато вкусно. Ты его потом подогрей, мне надо срочно позвонить.Мадам Баум, чей медовый месяц был всего через два дня нарушен из-за каких-то служебных дел мужа, давным-давно приспособилась к подобным неожиданностям. Она только пожала плечами, улыбнулась и приняла тарелку.— Поторопись.— Вернусь как можно скорей к тебе и твоему восхитительному кассуле.— Буду ждать.Обоим нравилось обмениваться любезностями такого рода.В телефонной кабинке соседнего кафе Баум набрал номер из десяти цифр. Пока сигнал прокладывал себе путь сквозь международную сеть израильской столицы, он открывал и закрывал дверь, пытаясь впустить в кабину хоть немного воздуха. Однако близость плохо убираемого туалета заставила его усомниться, так ли уж это необходимо.— Да? — вопрос прозвучал быстро и нетерпеливо, вполне по-израильски.— Говорит твой приятель из-за границы.— Шалом. — Говорящий, похоже, пытался выразить с помощью приветствия свое недовольство, и это ему удалось.— Ты меня искал?— Да, это жуткое дело сегодня. Мне доложили. Какого черта им предоставили такую машину? Обещали же в министерстве иностранных дел, что она надежна!— Кто-то, видно, проводит альтернативную политику.— Полиция куда смотрела?— Не знаю.— Черт возьми, ведь это член нашего правительства. А профессор Авигад — такой по-настоящему нужный человек! Я просто всем этим убит.— Мне очень жаль.— Вашу-то службу как раз никто не обвиняет.— Мы и правда к этому никакого отношения не имели. К сожалению.— Повидаемся завтра?— Конечно.— Там же, где в прошлый раз. Если бы я появился во Франции, через двадцать четыре часа об этом знала бы каждая собака. Я буду в том месте к трем.— Я тоже.— Да, и сделай милость, привези несколько пачек «Рикле». Мне жена войну объявила насчет табаку. Шалом.— Шалом.Наверху в баре Баум заплатил за телефон, купил шесть круглых коробочек с анисовыми пастилками, сунул их в карман. По пути домой, шагая по раскаленной улице, он старался думать о кассуле и о сыре, которым завершит обед. Поразмыслить о делах можно и завтра.Поздно вечером он позвонил Алламбо и сообщил, что вылетит в Вену, — вояж связан с восточногерманскими проблемами. Он долго объяснял — специально тем, кто, возможно, еще не спал, сидя возле подслушивающих приборов, — какой чрезвычайно важный эффект, будет достигнут благодаря этой поездке в бесконечном состязании с разведывательными службами Восточной Германии. Глава 3 Квартира, где они встретились, находилась недалеко от Нейлинггассе. Ее снимала некая фрау Шварц — кассирша в оперном театре. Счета каждый квартал оплачивал некий господин, ее друг. Время от времени он использовал квартиру для тайных свиданий. Фрау Шварц была прямо-таки влюблена в этого джентльмена и, кроме того, частенько нуждалась в деньгах, так что такая договоренность весьма ее устраивала. Она понимала, что это встречи сомнительного толка, и проболтайся она об этом кому-нибудь, такому благополучию тут же придет конец.Шайе Бен Тов возглавлял арабский отдел в «Моссаде». В свое время «Моссад» с великой радостью установил прочные дружеские связи с французской контрразведкой — это произошло в те бурные дни, когда французская политика была чрезвычайно, несколько даже слишком, произраильской. Те времена давно миновали, однако организации и те, кто ими руководит, зачастую в подобных случаях сохраняют приверженность к вышедшим из моды установкам, к старым связям и даже прежним друзьям. Такие отношения связывали Альфреда Баума и Бен Това — сорокашестилетнего уроженца Израиля. Он был родом из Нахарии, северной части страны, жесткий человек, заядлый курильщик, вечно пытающийся избавиться от этой привычки, поклонник Франции, лишенный возможности ездить туда, в соответствии с правилами безопасности, принятыми в его ведомстве.Фрау Шварц была на работе, и ее довольно унылая квартира, буквально забитая мебелью из полированного дуба с бархатной обивкой, находилась полностью в распоряжении гостей.Бен Тов включил радио и так и оставил его на все время беседы. Он забрал все шесть пачек «Рикле», не предложив за них денег, сказав только краткое «merci», и не выразил никакой благодарности по поводу того, что Баум проделал путь в 800 километров (да плюс обратная дорога), чтобы повидаться с ним. Он знал, что Баум не прилетел бы, если б не надеялся, что встреча окажется полезной для обоих.— Сегодня в Иерусалиме Мемуне вломят — премьер-министр, министр обороны, секретарь кабинета да еще собственная жена и вся семейка. Я уж не говорю о населении вообще.— А потом он свое раздражение сорвет на тебе.Бен Тов махнул рукой, как бы соглашаясь, но отстраняя от себя неприятную мысль:— Да Бог с ними, с этими начальственными разносами. Меня сейчас только одно интересует: как вышло, что машина оказалась незащищенной? Почему нас ввели в заблуждение? Кто в Париже помогает нашим врагам? И почему на мосту не было полицейских?— Вопросы риторические…— Разумеется. Если бы ты мог на них ответить, то все бы мне уже сказал.На усталом лице Баума появилась улыбка:— Не мели чепуху. Я государственные секреты держу при себе.— Да ты и не знаешь ничего.— Не знаю. И в отделе никто к этому отношения не имеет. Можешь мне поверить.— Кому поручили расследование?— Полиции. Антитеррористская группа при президенте собирается ей помогать. Ничего себе комбинация.— «Шатилу» этим не испугаешь, а вот меня страх берет, — Бен Тов сказал это без улыбки и положил в рот анисовую пастилку. — Придется нам вместе поработать, дорогой Альфред. Тебе и мне.— Что я-то могу?Бен Тов не ответил. Он подошел к окну и стоял там, сумрачно глядя поверх шиферных венских крыш на элегантный силуэт Карлскирхе. Не поворачиваясь, произнес:— У меня есть свой человек в «Шатиле». Высокого ранга. Его надо уберечь. Из-за этого мы и не смогли поломать планы террористов. Знали ведь мы, что они охотятся на министра, хотя я лично считал, что их больше интересует профессор: в этой группе люди умные, с ясным пониманием цели. Одним словом, мы все знали. Нас предупредили, что где-то между Парижем и Бурже машину встретят боевики.Он, тяжело ступая, расхаживал по комнате.— Я просто не решился действовать в открытую, вмешаться — боялся засветить своего человека. Он у них и так уже под подозрением — в прошлом году я сам его подвел по глупости. Они наметили жертвой нашего посла в Афинах, мы приняли меры предосторожности. А у них отличная конспирация, всего трое и знали о готовящемся покушении, в том числе наш человек. Такой вот выбор: воспользоваться информацией и потерять агента или действовать как-то иначе.— У нас есть досье на профессора Ханифа.— Он руководит «Шатилой», — произнес Бен Тов.— Знаю. — Баум помолчал, потом сказал: — Вопрос, значит, стоял так: министр обороны и ведущий специалист — или твой агент. И ты выбрал агента? — Он говорил почти шепотом, момент был крайне деликатный. — Меня это, конечно, не касается…— Ты думаешь, я поступил бы так, если бы не рассчитывал на другие меры безопасности? — резко возразил Бен Тов. Снова наступило молчание, только тяжелые шаги раздавались в тишине да поскрипывали неплотно прикрытые оконные рамы. Из радиоприемника лилась сладкая музыка Легара. Баум неподвижно, точно сфинкс, восседал на софе, обитой дешевой парчой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36