" вопит Ирвин. "Мы все станем знаменитыми -- Дональд и МакЛир пошли с нами!"
Дональду 32, пухлый, светлолицый, грустноглазый, элегантный, тихо отводит взгляд а МакЛир, ему за 20, молодой, коротко стриженный, безучастно смотрит на Ирвина: "О а нас уже сфотографировали отдельно сегодня"
"И без нас!?" вопит Ирвин -- затем соображает что существуют заговоры и интриги и глаза его темнеют от мысли, есть альянсы и расколы и разделения в святом золоте -
Саймон Дарловский говорит мне "Джек я искал тебя два дня! Где ты был? Что ты делал? Тебе в последнее время сны снятся? Что-нибудь клевое? Какие-нибудь девчонки расстегнули тебе ремешок? Джек! Посмотри на меня! Джек!" Он заставляет меня взглянуть на себя, его напряженное дикое лицо с этим мягким ястребиным носом и светлыми волосами теперь остриженными коротко (раньше дикая копна) и толстыми серьезными губами (как у Ирвина) но высокий и сухощавый и в самом деле совсем недавно еще старшеклассник -- "Мне нужно тебе миллион всего рассказать! Все про любовь! Я открыл секрет красоты! Это любовь! Любят все! Везде! Я тебе все это объясню -- " И действительно на приближающемся поэтическом чтении Рафаэля (его первом представлении ярым поклонникам поэзии Фриско 50-х годов) он был назначен (по договоренности с Ирвином и Рафаэлем который хихикал только и ему было плевать) встать после их стихов и произнести большую долгую спонтанную речь о любви -
"Что ты там скажешь?"
"Я скажу им всё -- Ничего не упущу -- Я заставлю их плакать -- Прекрасный брат Джек послушай! Вот тебе моя рука на целом свете! Возьми ее! Пожми! Ты знаешь что со мной случилось как-то на днях?" внезапно кричит он в совершенстве воспроизводя Ирвина, а в остальное время он имитирует Коди, ему всего 20 -- "Четыре часа дня вхожу в библиотеку с малиновой пилюлей -- и что ты думаешь? -- "
"Малиновой?"
"Дексидрен -- у меня в животе" -- похлопывая по нему -- "Видишь? -- торча в животе я наткнулся на Сон Чудного Малого Достоевского -- Засек возможность -- "
"Сон Смешного Человека, ты имеешь в виду?"
" -- возможность любви внутри моей сердечной сорочки но не снаружи сердца в реальной жизни, видишь, передо мной мелькнула любовная жизнь которая была у Достоевского в его глубокой темнице света, она всколыхнула во мне слезы тронула мне сердце которое расширилось все блаженное, видишь, потом у Достоевского был его сон, видишь он кладет в ящик револьвер после того как просыпается, собирается застрелиться, БАМ!" хлопает ладонями, "и почувствовал еще более острое желание любить и проповедовать -- да Проповедовать -- так он и сказал -- "Жить и Проповедовать тот Узелок Истины который знаю так Хорошо" -- поэтому когда мне подойдет срок произносить ту речь когда Ирвин с Рафаэлем прочтут свои стихи, я приведу в замешательство всю группу и самого себя идеями и словами о любви, и почему люди не любят друг друга так сильно как могли бы -- Я даже расплачусь перед ними чтобы донести свои переживания -- Коди! Коди! Эй ты чокнутый юноша!" и он подбегает и тузит и тянет его, а тот только "Ах хем ха я" да поглядывает на свои старые железнодорожные часы, готовый бежать, пока мы все тусуемся -- "У нас с Ирвином были долгие до-о-олгие разговоры, я хочу чтобы наши отношения строились как фуга Баха видишь где все источники движутся друг между другом видишь -- " Саймон заикается, пятерней откидывает назад волосы, в самом деле очень нервный и сумасшедший, "И еще мы снимали всю одежду с себя на вечеринках Ирвин и я и закатывали большие оргии, как-то ночью до того как ты приехал мы взяли эту девчонку которую Сливовиц знает и уложили ее в постель и Ирвин сделал ее, ту которой ты зеркало разбил, что за ночка была, я полминуты кончал в первый раз -- У меня снов не было никаких, фактически полторы недели назад я наспускал во сне а самого сна не помню, как одиноко..."
Потом он хватает меня "Джек спи читай пиши болтай гуляй ебись и смотри и снова спи" -- Он искренне мне советует и окидывает меня встревоженным взором, "Джек тебе следует больше трахаться, мы должны уложить тебя в постель сегодня же!"
"Мы едем к Соне," влезает Ирвин который с восторгом прислушивался -
"Все разденемся и займемся -- Давай Джек сделай тоже!"
"Что это он мелет?" орет Рафаэль подгребаясь к нам -- "Сумасшедший Саймон!"
И Рафаэль по-доброму пихает Саймона а Саймон просто стоит там как мальчишка оглаживая свою короткую стрижку и невинно так нам помаргивая, "Это правда"
Саймон хочет быть "совершенным как Коди", он говорит, как водитель, "говоритель," -- он обожает Коди -- Хорошо видно, почему Мэл-Именователь назвал его Безумным Русским -- Но всегда тоже совершает невинные опасные штуки, вроде подбежать вдруг к совершенно незнакомому человеку (хмурому Ирвину Минко) и поцеловать его в щеку от избытка чувств: "Эй здорово," а Минко ответил "Ты себе не представляешь как близок ты был только что к смерти."
А Саймон, осажденный со всех сторон пророками, не мог понять -- к счастью мы все были рядом чтобы его защитить, а Минко добрый -- Саймон, истинный русский, хочет чтобы весь мир возлюбил, потомок в самом деле какого-то из тех полоумных милых Ипполитов и Кириловых достоевской царской России 19 столетия -- Да и похож тоже, как тогда когда мы все ели пейотль (музыканты и я) и вот они мы такие заколачиваем здоровенный сейшак в 5 часов вечера в подвальной квартирке с тромбоном, двумя барабанами, Скоростюхой на пианино а Саймон сидел под горевшей весь день красной лампой с древними кистями, его каменистое лицо все изможденно в неестественной красноте, как вдруг я увидел: "Саймон Дарловский, величайший человек в Сан-Франциско" и позже той же самой ночью ради ирвиновского и моего развлечения когда мы топали по улицам с моим рюкзаком (вопя "Великое Облако Истины!" шарагам китайцев выходящих из игорных комнат) Саймон устроил небольшую оригинальную пантомиму а ля Чарли Чаплин но своеобразную его собственным тоже русским стилем которая состояла из того что он вбежал пританцовывая в вестибюль полный людей сидевших в мягких креслах смотря телевизор и закатил им сложную пантомиму (изумления, руки в ужасе ко рту, оглядываясь, опаньки, прогибаясь, заискивая, выскальзывая прочь, как можно было бы ожидать от каких-нибудь мальчишек Жана Жене которые дурачились бы на парижских улицах пьяные) (продуманный маскарад с умом -- Безумный Русский, Саймон Дарловский, который вечно напоминает мне моего двоюродного брата Ноэля, как я всегда ему говорю, мой давний кузен из Массачусеттса у которого было такое же лицо и глаза и он скользил бывало призраком вокруг стола в неосвещенных комнатах и выдавал "Муээ хи хи ха, я Призрак оперы," (говоря это по-французски, je suis le fantome de l'opera-а-а-а) -- И еще странно, что места работ у Саймона всегда были какие-то уитмановские, медбрат, он бывало брил пожилых психопатов в лечебницах, ухаживал за больными и умирающими, а теперь начав водить неотложку в какой-то больничке он рассекал по всему Сан-Франу целыми днями подбирая униженных и увечных на носилки (жуткие места где их находили, каморки на задворках), кровь и горе, Саймон уже не Безумный Русский, а Саймон Нянька -- Никогда и волоска ни на чьей голове не повредил бы если б даже старался -
"Ах да, а ну да," в конце концов изрекает Коди, и уходит, работать на железную дорогу, проинструктировав меня на улице: "Завтра едем на ипподром, подожди меня у Саймона" -- (У Саймона это где мы все ночуем)...
"Окей"
Потом поэты Дональд и МакЛир предлагают отвезти остальных нас домой две мили вниз по Третьей Улице к Негритянскому Жилому Кварталу где даже вот сейчас 15-ти-с-половиной-летний братишка Саймона лазарь жарит картошку на кухне и причесывается и недоумевает по части лунных людей.
83
Именно этим он и занимается когда мы входим, жарит картошку, высокий симпатичный Лазарь который встает на занятиях первого курса своего колледжа и говорит преподавателю "Мы все хотим разговаривать свободно" -- и постоянно спрашивает "Тебе сны снятся?" и хочет знать о чем тебе снилось и когда ты ему рассказываешь он кивает -- Хочет чтоб мы ему тоже девчонку нашли -- У него чеканный профиль как у Джона Бэрримора, в самом деле выйдет красавец-мужчина, но вот он живет тут один со своим братом, мать и остальные чокнутые братья остались на востоке, Саймона напрягает присматривать за ним -- Поэтому его отсылают обратно в Нью-Йорк но ехать он не хочет, фактически же ему хочется слетать на луну -- Он съедает все что Саймон покупает домой, в 3 часа ночи он встает и жарит все телячьи отбивные, все восемь, и съедает их без хлеба -- Все время он только и делает что переживает насчет своих длинных светлых волосьев, в конце концов я разрешаю ему взять мою щетку, он ее даже прячет, мне приходится ее отбирать -- Потом он врубает на всю катушку радио с Джазом Прыгучего Джорджа из Окленда -- потом просто вылазит из дому и гуляет на солнышке и задает всем прикольнейший вопрос: "Как ты думаешь солнце свалится?" -- "Есть ли чудовища там где ты сказал ты побывал?" -- "А у них будет иной мир?" -- "Когда с этим будет покончено?" -- "У тебя есть шоры на глазах?" -"Я имею в виду настоящие шоры типа как завязать глаза платком?" -- "Тебе двадцать лет?"
За четыре недели до этого, на своем велике, он промчался через перекресток у подножия холма на котором стоит Жилой Квартал, прямиком мимо управления Стальной Компании, возле подземного железнодорожного переезда, и врезался в машину и раздробил себе ногу -- До сих пор немного хромает -- Он тоже уважает Коди -- Коли весьма беспокоился по поводу его травмы -- Простое сочувствие есть даже в самых необузданных людях -- "Этот бедный пацан, чувак, он едва ходить мог -- некоторое время он был совсем плох -- Я действительно волновался там насчет старины Лазаря. Правильно, Лаз, еще маслица," пока высокий нескладный мальчуганистый Лаз обслуживает нас за столом и приглаживает назад волосы -- очень молчаливый, никогда много не говорит -- Саймон обращается к брату по настоящему имени того Эмиль -- "Эмиль, ты идешь в магазин?"
"Пока нет."
"Сколько времени?"
Долгая пауза -- затем глубокий зрелый голос Лазаря -- "Четыре" -
"Ну так разве ты не идешь в магазин?"
"Сейчас"
Саймон извлекает полоумные листовки которые магазины разносят по квартирам с перечнем дневных покупок, вместо того чтобы составить весь список необходимого он просто произвольно обводит кружочком некоторые предложения, вроде,
МЫЛО ТАЙДОЛ
сегодня всего лишь 45 центов
-- они отмечают это, не потому что им действительно нужно мыло, а потому что так написано, предлагается им, с экономией в два цента -- они склоняют вместе свои чистокровные русско-братские головы над листовкой и рисуют еще кружки -- Затем Лазарь поднимается на горку насвистывая с деньгами в руке и проводит целые часы в магазинах разглядывая обложки научно-фантастических книжек -- возвращается поздно -
"Где ты был?"
"Картинки зыбал"
И вот старина Лазарь жарит свою картошку когда мы все подъезжаем и заходим -- Солнце сияет над всем Сан-Франциско как оно видно с длинной веранды позади дома
84
Поэт Джеффри Дональд элегантный печальноутомленный тип который бывал в Европе, на Искии и Капри и в тому подобных местах, знавал богатых элегантных писателей и личностей, и недавно замолвил за меня словечко нью-йоркскому издателю поэтому я удивлен (я его впервые вижу) и мы выходим на эту веранду обозреть окрестности -
Все это Южная Сторона Сан-Франа в низовьях Третьей Улицы и газгольдеры и водяные цистерны и промышленные рельсы, все в дыму, омерзительно от цементной пыли, крыши, за которыми синие воды доходят до самого Окленда и Беркли, ясно видных, видны даже предгорья за ними начинающие свое долгое восхождение на Сьерру, под облачными вершинами божественной величественной огромности снежно-розово-оттененной в сумерках -- Остальной город слева, белизна, печаль -- Место как раз для Саймона и Лазаря, здесь вокруг повсюду живут негритянские семьи и их конечно же очень любят и даже банды детворы заваливают прямо в дом и палят из игрушечных ружей и визжат и Лазарь обучает их искусствам вести себя тихо, их герой -
Я спрашиваю себя опираясь вместе с печальным Дональдом на перила знает ли он все это (такой тип) есть ли ему до этого дело или о чем он думает -- вдруг замечаю что он повернулся полностью лицом ко мне и смотрит долгим серьезным взглядом, я отворачиваюсь, не могу его выдержать -- Не знаю как сказать или поблагодарить его -- Между тем молодой МакЛир на кухне, они все читают стихи разбросанные посреди хлеба и варенья -- Я устал, я уже устал от всего этого, куда мне пойти? что сделать? как миновать вечность?
Тем временем, свечная душа догорает в наших "клазельных" челах...
"Ты наверное был в Италии и все такое? -- что ты собираешься делать?" наконец выдавливаю я -
"Я не знаю что собираюсь делать," печально отвечает он, с грустноусталым юморком -
"Что человек делает когда делает," говорю я безучастно безмозгло -
"Я много слышал о тебе от Ирвина, и читал твою работу -- "
Фактически он слишком для меня порядочен -- я же способен понять только неистовство -- вот бы сказать ему об этом -- но он знает насколько я знаю -
"Мы тебя еще увидим где-нибудь?"
"О да," отвечает он -
Два вечера спустя он устраивает нечто типа небольшого обеда для меня у Розы Мудрой Лазури, женщины заправляющей поэтическими чтениями (на которых я ни разу не читал, из стыдливости) -- По телефону она приглашает меня, Ирвин стоя рядом шепчет "А нам тоже можно прийти?" "Роза, а Ирвину можно прийти?" -("И Саймону") -- "А Саймону?" -- "Ну разумеется" -- ("И Рафаэлю") -- "А Рафаэлю Урсо поэту?" -- "Ну конечно же" -- ("И Лазарю" шепчет Ирвин) -- "А Лазарю?" -- "Конечно" -- поэтому мой обед с Джеффри Дональдом с хорошенькой элегантной интеллигентной девушкой, превращается в неистовый вопящий ужин над ветчиной, мороженым и пирогом -- что я и опишу когда до него дойдет впереди -
Дональд и МакЛир уходят и мы лопаем что-то вроде сумасшедшего прожорливого ужина из всего что только есть в леднике и выскакиваем на хату к девчонке Рафаэля провести там вечер за пивом и разговорами, где Ирвин с Саймоном немедленно снимают с себя всю одежду (их фирменный знак) а Ирвин даже балуемся с сониным пупком -- и естественно Рафаэль хепак с Нижнего Ист-Сайда не хочет чтобы кто-то там балодался с животиком его чувихи, или неловолен что ему приходится сидеть глядя на голых мужиков -- Это хмурый вечер -- Я вижу что мне предстоит куча работы залатывать все -- А на самом деле Пенни снова с нами, сидит где-то сзади -- это старые фрискинские меблирашки, верхний этаж, повсюду разбросаны книги и одежда -- Я просто сижу с квартой пива и ни на кого не гляжу -- единственное что извлекает мое внимание из размышлений это прекрасное серебряное распятие которое Рафаэль носит на шее, и я замечаю что-то по его поводу -
"Так оно твое!" и он его снимает и протягивает мне -- "В самом деле, истинно, возьми!"
"Нет нет я поношу его несколько дней и отдам тебе обратно."
"Можешь оставить, я хочу тебе его отдать! Знаешь что мне в тебе нравится Дулуоз, ты понимаешь почему я злюсь -- Я не хочу сидеть тут лыбясь на голых парней -- "
"О что не так?" спрашивает Ирвин оттуда где он стоит на коленях у сониной табуретки и трогает ее за пупок под складочками одежды которую приподнял, а сама Соня (хорошенькая малютка) обречена доказывать что ее ничего не достанет и позволяет ему это делать, пока Саймон молитвенно наблюдает (сдерживая себя) -- Фактически Ирвин и Саймон начинают чуть-чуть дрожать, стоит ночь, холодно, окна открыты, пиво холодное. Рафаэль сидит у окна погрузившись в тоскливые раздумья и не желает разговаривать а если и желает, то не хочет их одергивать -- ("Вы что ожидаете что я позволю вам делать это с моей чувихой?")
"Рафаэль прав, Ирвин -- ты не понимаешь."
Но я должен заставить понять еще и Саймона, ему хочется гораздо хуже чем Ирвину, Саймон хочет лишь одной непрерывной оргии -
"Эх, парни," в конце концов вздыхает Рафаэль, махнув рукой -- "Давай, Джек, забирай крестик, оставь его себе, на тебе он хорошо смотрится."
Он висит на небольшой серебряной цепочке, я надеваю его через голову и заправляю под воротник и крестик остается на мне -- Я чувствую странную радость -- Все это время Рафаэль читал Алмазный Резец Обета Мудрости (Алмазную Сутру) которую я перелагал на Опустошении, теперь она лежит у него на коленях: "Ты ее понимаешь Рафаэль? Там ты найдешь все что нужно знать."
"Я знаю что ты имеешь в виду. Да я ее понимаю."
Под конец я читаю ее главы всей компании чтоб отвлечь их от девчоночьих ревностей:
"Субхити, живым которые знают, прежде чем учить значению других, самим следует освободить себя от всех огорчительных желаний возбуждаемых прекрасными видами, приятными звуками, сладкими вкусами, ароматом, мягкими прикосновениями, и соблазнительными мыслями. В своей практике щедрости, они не должны испытывать слепого влияния ни одного из этих завлекательных проявлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Дональду 32, пухлый, светлолицый, грустноглазый, элегантный, тихо отводит взгляд а МакЛир, ему за 20, молодой, коротко стриженный, безучастно смотрит на Ирвина: "О а нас уже сфотографировали отдельно сегодня"
"И без нас!?" вопит Ирвин -- затем соображает что существуют заговоры и интриги и глаза его темнеют от мысли, есть альянсы и расколы и разделения в святом золоте -
Саймон Дарловский говорит мне "Джек я искал тебя два дня! Где ты был? Что ты делал? Тебе в последнее время сны снятся? Что-нибудь клевое? Какие-нибудь девчонки расстегнули тебе ремешок? Джек! Посмотри на меня! Джек!" Он заставляет меня взглянуть на себя, его напряженное дикое лицо с этим мягким ястребиным носом и светлыми волосами теперь остриженными коротко (раньше дикая копна) и толстыми серьезными губами (как у Ирвина) но высокий и сухощавый и в самом деле совсем недавно еще старшеклассник -- "Мне нужно тебе миллион всего рассказать! Все про любовь! Я открыл секрет красоты! Это любовь! Любят все! Везде! Я тебе все это объясню -- " И действительно на приближающемся поэтическом чтении Рафаэля (его первом представлении ярым поклонникам поэзии Фриско 50-х годов) он был назначен (по договоренности с Ирвином и Рафаэлем который хихикал только и ему было плевать) встать после их стихов и произнести большую долгую спонтанную речь о любви -
"Что ты там скажешь?"
"Я скажу им всё -- Ничего не упущу -- Я заставлю их плакать -- Прекрасный брат Джек послушай! Вот тебе моя рука на целом свете! Возьми ее! Пожми! Ты знаешь что со мной случилось как-то на днях?" внезапно кричит он в совершенстве воспроизводя Ирвина, а в остальное время он имитирует Коди, ему всего 20 -- "Четыре часа дня вхожу в библиотеку с малиновой пилюлей -- и что ты думаешь? -- "
"Малиновой?"
"Дексидрен -- у меня в животе" -- похлопывая по нему -- "Видишь? -- торча в животе я наткнулся на Сон Чудного Малого Достоевского -- Засек возможность -- "
"Сон Смешного Человека, ты имеешь в виду?"
" -- возможность любви внутри моей сердечной сорочки но не снаружи сердца в реальной жизни, видишь, передо мной мелькнула любовная жизнь которая была у Достоевского в его глубокой темнице света, она всколыхнула во мне слезы тронула мне сердце которое расширилось все блаженное, видишь, потом у Достоевского был его сон, видишь он кладет в ящик револьвер после того как просыпается, собирается застрелиться, БАМ!" хлопает ладонями, "и почувствовал еще более острое желание любить и проповедовать -- да Проповедовать -- так он и сказал -- "Жить и Проповедовать тот Узелок Истины который знаю так Хорошо" -- поэтому когда мне подойдет срок произносить ту речь когда Ирвин с Рафаэлем прочтут свои стихи, я приведу в замешательство всю группу и самого себя идеями и словами о любви, и почему люди не любят друг друга так сильно как могли бы -- Я даже расплачусь перед ними чтобы донести свои переживания -- Коди! Коди! Эй ты чокнутый юноша!" и он подбегает и тузит и тянет его, а тот только "Ах хем ха я" да поглядывает на свои старые железнодорожные часы, готовый бежать, пока мы все тусуемся -- "У нас с Ирвином были долгие до-о-олгие разговоры, я хочу чтобы наши отношения строились как фуга Баха видишь где все источники движутся друг между другом видишь -- " Саймон заикается, пятерней откидывает назад волосы, в самом деле очень нервный и сумасшедший, "И еще мы снимали всю одежду с себя на вечеринках Ирвин и я и закатывали большие оргии, как-то ночью до того как ты приехал мы взяли эту девчонку которую Сливовиц знает и уложили ее в постель и Ирвин сделал ее, ту которой ты зеркало разбил, что за ночка была, я полминуты кончал в первый раз -- У меня снов не было никаких, фактически полторы недели назад я наспускал во сне а самого сна не помню, как одиноко..."
Потом он хватает меня "Джек спи читай пиши болтай гуляй ебись и смотри и снова спи" -- Он искренне мне советует и окидывает меня встревоженным взором, "Джек тебе следует больше трахаться, мы должны уложить тебя в постель сегодня же!"
"Мы едем к Соне," влезает Ирвин который с восторгом прислушивался -
"Все разденемся и займемся -- Давай Джек сделай тоже!"
"Что это он мелет?" орет Рафаэль подгребаясь к нам -- "Сумасшедший Саймон!"
И Рафаэль по-доброму пихает Саймона а Саймон просто стоит там как мальчишка оглаживая свою короткую стрижку и невинно так нам помаргивая, "Это правда"
Саймон хочет быть "совершенным как Коди", он говорит, как водитель, "говоритель," -- он обожает Коди -- Хорошо видно, почему Мэл-Именователь назвал его Безумным Русским -- Но всегда тоже совершает невинные опасные штуки, вроде подбежать вдруг к совершенно незнакомому человеку (хмурому Ирвину Минко) и поцеловать его в щеку от избытка чувств: "Эй здорово," а Минко ответил "Ты себе не представляешь как близок ты был только что к смерти."
А Саймон, осажденный со всех сторон пророками, не мог понять -- к счастью мы все были рядом чтобы его защитить, а Минко добрый -- Саймон, истинный русский, хочет чтобы весь мир возлюбил, потомок в самом деле какого-то из тех полоумных милых Ипполитов и Кириловых достоевской царской России 19 столетия -- Да и похож тоже, как тогда когда мы все ели пейотль (музыканты и я) и вот они мы такие заколачиваем здоровенный сейшак в 5 часов вечера в подвальной квартирке с тромбоном, двумя барабанами, Скоростюхой на пианино а Саймон сидел под горевшей весь день красной лампой с древними кистями, его каменистое лицо все изможденно в неестественной красноте, как вдруг я увидел: "Саймон Дарловский, величайший человек в Сан-Франциско" и позже той же самой ночью ради ирвиновского и моего развлечения когда мы топали по улицам с моим рюкзаком (вопя "Великое Облако Истины!" шарагам китайцев выходящих из игорных комнат) Саймон устроил небольшую оригинальную пантомиму а ля Чарли Чаплин но своеобразную его собственным тоже русским стилем которая состояла из того что он вбежал пританцовывая в вестибюль полный людей сидевших в мягких креслах смотря телевизор и закатил им сложную пантомиму (изумления, руки в ужасе ко рту, оглядываясь, опаньки, прогибаясь, заискивая, выскальзывая прочь, как можно было бы ожидать от каких-нибудь мальчишек Жана Жене которые дурачились бы на парижских улицах пьяные) (продуманный маскарад с умом -- Безумный Русский, Саймон Дарловский, который вечно напоминает мне моего двоюродного брата Ноэля, как я всегда ему говорю, мой давний кузен из Массачусеттса у которого было такое же лицо и глаза и он скользил бывало призраком вокруг стола в неосвещенных комнатах и выдавал "Муээ хи хи ха, я Призрак оперы," (говоря это по-французски, je suis le fantome de l'opera-а-а-а) -- И еще странно, что места работ у Саймона всегда были какие-то уитмановские, медбрат, он бывало брил пожилых психопатов в лечебницах, ухаживал за больными и умирающими, а теперь начав водить неотложку в какой-то больничке он рассекал по всему Сан-Франу целыми днями подбирая униженных и увечных на носилки (жуткие места где их находили, каморки на задворках), кровь и горе, Саймон уже не Безумный Русский, а Саймон Нянька -- Никогда и волоска ни на чьей голове не повредил бы если б даже старался -
"Ах да, а ну да," в конце концов изрекает Коди, и уходит, работать на железную дорогу, проинструктировав меня на улице: "Завтра едем на ипподром, подожди меня у Саймона" -- (У Саймона это где мы все ночуем)...
"Окей"
Потом поэты Дональд и МакЛир предлагают отвезти остальных нас домой две мили вниз по Третьей Улице к Негритянскому Жилому Кварталу где даже вот сейчас 15-ти-с-половиной-летний братишка Саймона лазарь жарит картошку на кухне и причесывается и недоумевает по части лунных людей.
83
Именно этим он и занимается когда мы входим, жарит картошку, высокий симпатичный Лазарь который встает на занятиях первого курса своего колледжа и говорит преподавателю "Мы все хотим разговаривать свободно" -- и постоянно спрашивает "Тебе сны снятся?" и хочет знать о чем тебе снилось и когда ты ему рассказываешь он кивает -- Хочет чтоб мы ему тоже девчонку нашли -- У него чеканный профиль как у Джона Бэрримора, в самом деле выйдет красавец-мужчина, но вот он живет тут один со своим братом, мать и остальные чокнутые братья остались на востоке, Саймона напрягает присматривать за ним -- Поэтому его отсылают обратно в Нью-Йорк но ехать он не хочет, фактически же ему хочется слетать на луну -- Он съедает все что Саймон покупает домой, в 3 часа ночи он встает и жарит все телячьи отбивные, все восемь, и съедает их без хлеба -- Все время он только и делает что переживает насчет своих длинных светлых волосьев, в конце концов я разрешаю ему взять мою щетку, он ее даже прячет, мне приходится ее отбирать -- Потом он врубает на всю катушку радио с Джазом Прыгучего Джорджа из Окленда -- потом просто вылазит из дому и гуляет на солнышке и задает всем прикольнейший вопрос: "Как ты думаешь солнце свалится?" -- "Есть ли чудовища там где ты сказал ты побывал?" -- "А у них будет иной мир?" -- "Когда с этим будет покончено?" -- "У тебя есть шоры на глазах?" -"Я имею в виду настоящие шоры типа как завязать глаза платком?" -- "Тебе двадцать лет?"
За четыре недели до этого, на своем велике, он промчался через перекресток у подножия холма на котором стоит Жилой Квартал, прямиком мимо управления Стальной Компании, возле подземного железнодорожного переезда, и врезался в машину и раздробил себе ногу -- До сих пор немного хромает -- Он тоже уважает Коди -- Коли весьма беспокоился по поводу его травмы -- Простое сочувствие есть даже в самых необузданных людях -- "Этот бедный пацан, чувак, он едва ходить мог -- некоторое время он был совсем плох -- Я действительно волновался там насчет старины Лазаря. Правильно, Лаз, еще маслица," пока высокий нескладный мальчуганистый Лаз обслуживает нас за столом и приглаживает назад волосы -- очень молчаливый, никогда много не говорит -- Саймон обращается к брату по настоящему имени того Эмиль -- "Эмиль, ты идешь в магазин?"
"Пока нет."
"Сколько времени?"
Долгая пауза -- затем глубокий зрелый голос Лазаря -- "Четыре" -
"Ну так разве ты не идешь в магазин?"
"Сейчас"
Саймон извлекает полоумные листовки которые магазины разносят по квартирам с перечнем дневных покупок, вместо того чтобы составить весь список необходимого он просто произвольно обводит кружочком некоторые предложения, вроде,
МЫЛО ТАЙДОЛ
сегодня всего лишь 45 центов
-- они отмечают это, не потому что им действительно нужно мыло, а потому что так написано, предлагается им, с экономией в два цента -- они склоняют вместе свои чистокровные русско-братские головы над листовкой и рисуют еще кружки -- Затем Лазарь поднимается на горку насвистывая с деньгами в руке и проводит целые часы в магазинах разглядывая обложки научно-фантастических книжек -- возвращается поздно -
"Где ты был?"
"Картинки зыбал"
И вот старина Лазарь жарит свою картошку когда мы все подъезжаем и заходим -- Солнце сияет над всем Сан-Франциско как оно видно с длинной веранды позади дома
84
Поэт Джеффри Дональд элегантный печальноутомленный тип который бывал в Европе, на Искии и Капри и в тому подобных местах, знавал богатых элегантных писателей и личностей, и недавно замолвил за меня словечко нью-йоркскому издателю поэтому я удивлен (я его впервые вижу) и мы выходим на эту веранду обозреть окрестности -
Все это Южная Сторона Сан-Франа в низовьях Третьей Улицы и газгольдеры и водяные цистерны и промышленные рельсы, все в дыму, омерзительно от цементной пыли, крыши, за которыми синие воды доходят до самого Окленда и Беркли, ясно видных, видны даже предгорья за ними начинающие свое долгое восхождение на Сьерру, под облачными вершинами божественной величественной огромности снежно-розово-оттененной в сумерках -- Остальной город слева, белизна, печаль -- Место как раз для Саймона и Лазаря, здесь вокруг повсюду живут негритянские семьи и их конечно же очень любят и даже банды детворы заваливают прямо в дом и палят из игрушечных ружей и визжат и Лазарь обучает их искусствам вести себя тихо, их герой -
Я спрашиваю себя опираясь вместе с печальным Дональдом на перила знает ли он все это (такой тип) есть ли ему до этого дело или о чем он думает -- вдруг замечаю что он повернулся полностью лицом ко мне и смотрит долгим серьезным взглядом, я отворачиваюсь, не могу его выдержать -- Не знаю как сказать или поблагодарить его -- Между тем молодой МакЛир на кухне, они все читают стихи разбросанные посреди хлеба и варенья -- Я устал, я уже устал от всего этого, куда мне пойти? что сделать? как миновать вечность?
Тем временем, свечная душа догорает в наших "клазельных" челах...
"Ты наверное был в Италии и все такое? -- что ты собираешься делать?" наконец выдавливаю я -
"Я не знаю что собираюсь делать," печально отвечает он, с грустноусталым юморком -
"Что человек делает когда делает," говорю я безучастно безмозгло -
"Я много слышал о тебе от Ирвина, и читал твою работу -- "
Фактически он слишком для меня порядочен -- я же способен понять только неистовство -- вот бы сказать ему об этом -- но он знает насколько я знаю -
"Мы тебя еще увидим где-нибудь?"
"О да," отвечает он -
Два вечера спустя он устраивает нечто типа небольшого обеда для меня у Розы Мудрой Лазури, женщины заправляющей поэтическими чтениями (на которых я ни разу не читал, из стыдливости) -- По телефону она приглашает меня, Ирвин стоя рядом шепчет "А нам тоже можно прийти?" "Роза, а Ирвину можно прийти?" -("И Саймону") -- "А Саймону?" -- "Ну разумеется" -- ("И Рафаэлю") -- "А Рафаэлю Урсо поэту?" -- "Ну конечно же" -- ("И Лазарю" шепчет Ирвин) -- "А Лазарю?" -- "Конечно" -- поэтому мой обед с Джеффри Дональдом с хорошенькой элегантной интеллигентной девушкой, превращается в неистовый вопящий ужин над ветчиной, мороженым и пирогом -- что я и опишу когда до него дойдет впереди -
Дональд и МакЛир уходят и мы лопаем что-то вроде сумасшедшего прожорливого ужина из всего что только есть в леднике и выскакиваем на хату к девчонке Рафаэля провести там вечер за пивом и разговорами, где Ирвин с Саймоном немедленно снимают с себя всю одежду (их фирменный знак) а Ирвин даже балуемся с сониным пупком -- и естественно Рафаэль хепак с Нижнего Ист-Сайда не хочет чтобы кто-то там балодался с животиком его чувихи, или неловолен что ему приходится сидеть глядя на голых мужиков -- Это хмурый вечер -- Я вижу что мне предстоит куча работы залатывать все -- А на самом деле Пенни снова с нами, сидит где-то сзади -- это старые фрискинские меблирашки, верхний этаж, повсюду разбросаны книги и одежда -- Я просто сижу с квартой пива и ни на кого не гляжу -- единственное что извлекает мое внимание из размышлений это прекрасное серебряное распятие которое Рафаэль носит на шее, и я замечаю что-то по его поводу -
"Так оно твое!" и он его снимает и протягивает мне -- "В самом деле, истинно, возьми!"
"Нет нет я поношу его несколько дней и отдам тебе обратно."
"Можешь оставить, я хочу тебе его отдать! Знаешь что мне в тебе нравится Дулуоз, ты понимаешь почему я злюсь -- Я не хочу сидеть тут лыбясь на голых парней -- "
"О что не так?" спрашивает Ирвин оттуда где он стоит на коленях у сониной табуретки и трогает ее за пупок под складочками одежды которую приподнял, а сама Соня (хорошенькая малютка) обречена доказывать что ее ничего не достанет и позволяет ему это делать, пока Саймон молитвенно наблюдает (сдерживая себя) -- Фактически Ирвин и Саймон начинают чуть-чуть дрожать, стоит ночь, холодно, окна открыты, пиво холодное. Рафаэль сидит у окна погрузившись в тоскливые раздумья и не желает разговаривать а если и желает, то не хочет их одергивать -- ("Вы что ожидаете что я позволю вам делать это с моей чувихой?")
"Рафаэль прав, Ирвин -- ты не понимаешь."
Но я должен заставить понять еще и Саймона, ему хочется гораздо хуже чем Ирвину, Саймон хочет лишь одной непрерывной оргии -
"Эх, парни," в конце концов вздыхает Рафаэль, махнув рукой -- "Давай, Джек, забирай крестик, оставь его себе, на тебе он хорошо смотрится."
Он висит на небольшой серебряной цепочке, я надеваю его через голову и заправляю под воротник и крестик остается на мне -- Я чувствую странную радость -- Все это время Рафаэль читал Алмазный Резец Обета Мудрости (Алмазную Сутру) которую я перелагал на Опустошении, теперь она лежит у него на коленях: "Ты ее понимаешь Рафаэль? Там ты найдешь все что нужно знать."
"Я знаю что ты имеешь в виду. Да я ее понимаю."
Под конец я читаю ее главы всей компании чтоб отвлечь их от девчоночьих ревностей:
"Субхити, живым которые знают, прежде чем учить значению других, самим следует освободить себя от всех огорчительных желаний возбуждаемых прекрасными видами, приятными звуками, сладкими вкусами, ароматом, мягкими прикосновениями, и соблазнительными мыслями. В своей практике щедрости, они не должны испытывать слепого влияния ни одного из этих завлекательных проявлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20