А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Ты сказал, что принес мне что-то надеть, — напомнила Алекс тоном, полным предвкушения.
— Тогда закрой глаза.
Она прищурилась, потом полностью опустила веки.
Дункан приблизился — медленно, наслаждаясь возможностью вдоволь налюбоваться наготой Алекс и ее доверчивой позой, воображая, как они снова и снова участвуют в маленькой игре: то он, подкравшись на цыпочках, сдергивает с нее какой-нибудь полупрозрачный шарф, а то, беззвучно припав на колено, быстро надевает на палец ноги серебряное колечко.
— Не подглядывай!
— Не буду.
Он скользнул губами по подбородку — легонько, просто в виде приветствия — и разделил густую волну черных волос, открыв ухо. Если на Алекс и были сережки, она их сняла. Осталась только темная точка отверстия. К счастью, купленные подвески имели защелки.
Для начала он как следует прошелся языком по мочке и дунул на влажную кожу. Алекс затрепетала, но глаз не открыла.
Шурша бумагой, Дункан развернул коробочку, достал подвески и осторожно приспособил одну из них на ухо. Прикосновение холодного металла и щипок заставили Алекс вздрогнуть. Сообразив, что происходит, она улыбнулась с закрытыми глазами.
— Так вот твое «что-то надеть»? Клипсы?
— Можешь смотреть, — разрешил он, защелкивая второй замочек.
Алекс бегом бросилась в спальню к большому зеркалу.
— Ох, Дункан! Они великолепны! — С минуту она вертелась перед зеркалом, рассматривая подарок со всех возможных ракурсов. — Как ты догадался, что ар-деко — мой любимый стиль?
— Просто подумал, что они тебе пойдут.
— А ты уверен, что примерять сережки надо непременно голой? — спросила Алекс, и ее серые глаза блеснули оттенком платины.
— Мало ли… вдруг не подошли бы к платью? Весь эффект пропал бы.
— Ну, вряд ли.
— Обнаженное тело — лучший фон, — заметил Дункан, подходя и останавливаясь сзади.
Он поймал в зеркале взгляд Алекс. Удерживая его, быстро сбросил одежду и ногой отодвинул в сторону. Отвел с ее шеи волосы и прижался к ней губами.
Они оба следили затем, как его руки накрыли грудь Алекс. От дразнящих прикосновений соски налились, затвердели и стали ярче, выгодно оттенив родинку.
«Мы же не хотим скрывать такую дивную „любовную мушку“?»
— Твоя родинка сводит меня с ума! — прошептал Дункан, касаясь темного пятнышка кончиком пальца. — И я уверен, не меня одного.
Алекс промолчала. Он снова поцеловал ее в шею, не сводя взгляда с ее лица в зеркале.
— Наверняка каждый, кто ее видел, не может забыть.
— Возможно, — небрежно ответила Алекс, но потом сдвинула брови, озадаченная его тоном.
Дункан позволил руке соскользнуть на живот, прошелся по нему легким круговым движением, как бы ненароком коснувшись треугольника волос, и вернулся к грудям.
«Только не вздумай и дальше муссировать тему о родинке!» — подумал он, но душа после слов Эрика слишком болела.
— А как насчет бывшего зятя? — спросил он тихо. — Он тоже в восторге от твоей «любовной мушки»?
— Как прикажешь понимать твой вопрос? — Алекс высвободилась из объятий Дункана и повернулась к нему лицом. На щеках ее проступил гневный румянец.
— Ты с ним спала?
— Не твое дело! — закричала она. — Если помнишь, наш роман построен на сексе! Постельные игры и удовольствия, но не более того! Никаких обязательств друг перед другом! Твой отъезд поставит точку на всей истории! Сделай одолжение, не забывай этого!
— Так ты спала с Эриком Мунном или нет?
— Иди к черту!!! Ненавижу ревнивых мужиков! Ты не имеешь права устраивать допрос! Разве я хоть раз спросила тебя о твоих бывших женщинах?!
В гневе Алекс выглядела великолепной: глаза метали молнии, злосчастные подвески раскачивались в ушах при каждом резком движении, цепочка, казалось, раскалилась. Хотелось схватить ее в объятия. Дункан благоразумно воздержался. Он вел себя как полный идиот, он сам себя не узнавал, но по какой-то причине не мог остановиться.
— Пожалуйста, спрашивай. Я не утаю ни единой подробности.
— Да плевать мне на подробности! Какая разница, с кем и когда ты спал?! — Алекс прошагала к встроенному шкафу и рванула дверцы в стороны с такой силой, что пазы взвизгнули. — Тебе пора!
Дункан молча подхватил с пола ворох одежды и пошел к двери.
Что-то больно ударилось о ягодицу. Еще раз.
— Ай!
Он повернулся, не зная, что и думать. На ковре валялись клипсы ар-деко.
— Забирай! — отчеканила Алекс.
Он в самом деле ушел бы, не оборачиваясь и громко хлопнув дверью. Но голос ее дрогнул, и он остановился. Дункан медленно повернулся и встал лицом к Алекс, чувствуя себя на редкость нелепо с прижатым к паху ворохом одежды.
Он стоял и думал, что впервые в жизни изменяет себе. В любом дуэте его голос звучал всегда громче и сильнее, он вел главную партию, задавал темп и тон. Уступить — для него означало проиграть.
Подвески поблескивали на полу. Дункан поднял их, поднес на раскрытой ладони к лицу и всмотрелся, как впервые.
— Мне хочется владеть тобой, — признался он. — Такое со мной происходит впервые, понимаешь, и не слишком мне нравится.
— Мне тоже, — угрюмо произнесла Алекс, обнимая себя руками, словно от холода. — Мне тоже.
— Сегодня Эрик сказал одну вещь, которую я все никак не могу выбросить из головы.
Он сделал глубокий вдох и приказал встретить взгляд Алекс. Искусство просить прощения не из тех, в котором он силен.
— Прости! У меня нет никакого права совать нос в твое прошлое.
— Правильно, нет.
Наступило молчание. Дункан решил, что больше ничего не услышит, но чуть погодя Алекс заговорила снова:
— За домом у Эрика и Джилл есть уединенный внутренний дворик — патио. Там мы с ней несколько раз загорали в одних трусах. — Она повозила босой пяткой по ковру, словно решая, продолжать или нет. — В один из таких дней Эрик вернулся домой раньше обычного. Он нас застал, и хотя мы, все трое, сделали вид, что ничего особенного не произошло, с тех пор я уже не загорала у них в патио, даже в купальнике.
Дункан бросил одежду и в два широких шага пересек комнату.
— Прости! Черт, не пойму, что на меня нашло! Обычно я к таким вещам отношусь спокойно, но ты меня просто…
— Свожу с ума?
— Вот именно!
— Ты меня тоже, — ответила Алекс с легкой улыбкой. Он подхватил ее на руки и, даже не подумав о возможном протесте, понес в постель. Они рухнули прямо на покрывало и соединились с неистовством изголодавшихся любовников. После первых безумных минут, когда все кончилось и дыхание выровнялось, они не разжали объятий — наоборот, прильнули друг к другу так, словно не могли вынести возвращения каждый в свой личный мир, к своему «я».
Глава 15
Шесть часов утра никогда не были любимым временем суток Дункана. Вот и сейчас ему пришлось покинуть теплую постель и желанную женщину ради человека, который спал и видел, как бы посадить его за решетку.
Будь за окном чудесный солнечный денек, настроение могло бы улучшиться, но, как назло, небо затянули тяжелые темные тучи. Угрюмо натянув одежду, что так и валялась мятой грудой на полу, и чмокнув Алекс в теплую со сна щеку, Дункан отправился к себе.
За сорок пять минут, что оставались до назначенного часа, он принял душ, наспех проглотил завтрак из порошковой овсянки и растворимого кофе, переоделся для похода в горы и почувствовал себя если не человеком, то человекоподобным — примерно как Перкинс без формы и кобуры.
Для подъема он предпочел бы другую компанию (не того, кто попутно ломает голову, как затянуть петлю у него на шее), но горы есть горы, и хотелось верить, что радость единения с ними перечеркнет все неприятное. К тому же Дункан и сам имел кое-какие скрытые мотивы. Надо, например, выяснить, как много известно ретивому сержанту, ну и заодно посоветовать ему для пользы дела идти по другому следу.
— Я знаю хороший обрыв примерно в часе езды, — объявил Перкинс, тронув машину. — Довольно крутой, малохоженый… ну и живописный, конечно. Начнем с отметки, известной как Адвокат Дьявола. Согласен?
Дункан молча кивнул. Он уже слышал про этот обрыв и решил, что лучшего места не найти для связки из двух, можно сказать, первых встречных, которым еще предстоит проверить друг друга в деле. Подъем трудный, но не чрезмерно.
Машина тем временем вырвалась за границы города и понеслась по мало оживленному шоссе. Лес все гуще смыкался по сторонам. Минут через сорок Перкинс повернул на насыпную дорогу, а еще через четверть часа Дункан впервые заметил над деревьями широкий утес, клыком торчавший вверх. Зрелище заворожило его, заставив нетерпеливо поерзать на сиденье.
Скалолазание сближает людей быстрее, чем любой другой спорт. Трудно не проникнуться доверием к тому, кто фактически держит в руках твою жизнь. Перкинс, хорошо знавший маршрут, карабкался первым, Дункан за ним, оценивая по достоинству мастерство сержанта. Тот шел к цели с бульдожьим упрямством, так отличавшим его в полицейской работе. Здесь оно казалось очень кстати. Хотя о соперничестве речи не шло, Дункан счел за лучшее подстроиться.
В полдень, усталые и мокрые от пота, они устроили привал: утолили жажду, пожевали жесткий, как кожа, альпинистский паек, и позволили напряженным мышцам ненадолго расслабиться.
Поскольку именно Перкинс подал идею вместе пойти в горы, Дункан предоставил ему возможность начать разговор, что он и сделал, откинувшись на шершавый гранит ниши, где они укрывались от ветра.
— У тебя роман с Александрой Форрест, — проговорил он, не спрашивая — скорее констатируя факт.
Дункан усмехнулся:
— Да, а что? Ты притащил меня сюда, чтобы оторвать яйца?
— Спать с ней можешь сколько влезет, — ответил Перкинс и тоже усмехнулся, без злости или угрозы. — Я имел в виду — не обижай ее, иначе точно останешься без яиц.
— Вот оно что… Значит, я тогда не понял, о чем речь. Мне показалось, ты сам не против.
— Насчет Алекс? Можешь быть спокоен. Мы с ней просто хорошие знакомые, даже не друзья. У меня другой вкус.
— Понимаю. Джиллиан? Красивая женщина.
Перкинс вздрогнул так, что чуть не свалился с камня, на котором сидел.
— Как, черт возьми, ты догадался?!
— Перехватил пару твоих взглядов в библиотеке, — пожал плечами Дункан. — Думаю, точно так же и я таращусь на Алекс.
Чтобы не смущать сержанта, он перевел взгляд на лесистую линию гор. Тучи ползли низко, цепляясь за темные верхушки кедров и статных конических «елей Дугласа». Дышалось легко. Интересно, подумалось вдруг, как передал бы такую красоту Ван Гог?
— Все сложнее, чем ты думаешь, — наконец заговорил Перкинс, — поэтому сделай одолжение, не делись ни с кем своими наблюдениями.
— Да ради Бога.
Наступило молчание. Оба сидели так неподвижно, что птичка спланировала с ближайшей скалы к их ногам и начала выклевывать из моховой кочки червячка. Вскинув свою черно-белую головку, он а оглядела людей, словно вопрошая, нет ли съестного. Дункан бросил ей кусочек фруктового брикета. Птичка ухватила его, вспорхнула и исчезла за гранитным выступом.
— По-моему, Джиллиан здорово натерпелась, — заметил он.
— И что из того?
— Не обижай единственную родственницу Алекс, не то останешься без яиц.
Взрыв смеха выгнал птичку из укрытия, и с недовольным писком она взлетела вверх, подальше от непредсказуемых людей. Смех длился недолго, скрепив только что возникшие отношения.
— Может, попробуем склон покруче? — предложил Перкинс, когда они поднялись, готовые идти дальше.
Дункан охотно согласился, зная, что взаимное недоверие осталось в прошлом. На первом этапе они с сержантом успели не один раз поменяться местами. Роль ведущего снова переходила к нему.
Шел не в пример более трудный участок пути, но теперь, когда они в самом деле стали одной командой и сомнения больше не отравляли удовольствия, Дункан наслаждался каждым новым рывком вверх, когда чуткие пальцы нащупывают, за что бы ухватиться, а ноги пружинят, отталкиваясь от едва заметной опоры. Кровь энергично бежала по жилам, легкие расширялись, жадно хватая воздух.
На самом верху он выпрямился, с наслаждением прислушиваясь к тому, как гудят все мышцы, отдаваясь ни с чем не сравнимому моменту победы над холодным гранитом и над самим собой. Чуть позже к нему присоединился Перкинс.
После короткой передышки начался спуск. Дункан снова встал ведущим, но теперь его роль была проще. Основная работа доставалась сержанту. В какой-то момент, пока тот сворачивал свободный конец веревки, Дункан позволил себе расслабиться. Утомленные мышцы гудели. Ветерок дунул в лицо свежестью, откуда-то снизу, из лесистой пропасти, донесся резкий звук, похожий на треск автомобильного выхлопа.
Мимо с жужжанием пронеслась пчела. Дункан праздно удивился тому, что так высоко в горах селятся дикие пчелы, но уже в следующее мгновение что-то с визгом впилось в скалу недалеко от того места, где он, беспомощный, висел в воздухе.
Не пчела. Пуля.
В него стреляли. Долгий опыт подсказывал: не паниковать! Спокойствие, только спокойствие.
И поскорее спуститься. Спуститься настолько, чтобы оказаться вне линии огня.
— Потравливай! — крикнул он Перкинсу.
Тот подчинился, не задавая лишних вопросов. «Быстрее, быстрее!» — мысленно понукал Дункан.
Звук, похожий на выхлоп, раздался снова, но теперь он знал, что в него стреляют, и невольно втянул голову в плечи, ожидая услышать жужжание и визг расщепляемого гранита.
Веревка странно дернулась, заставив вскинуть голову. Оказывается, выстрел повредил ее, подрезав, словно острым ножом. Оставшиеся нейлоновые волокна держали, но их не могло хватить надолго. С тем же успехом он мог висеть на бельевой веревке.
Холодный страх сжал сердце.
Дункан заставил себя собраться с мыслями. Посмотрел вниз, прикидывая расстояние. В паре метров виднелся выступ, а чуть повыше — трещина, достаточно широкая, чтобы вошли все пять пальцев. Туда он и нацелился.
Для начала отцепить страховку. Если спускаться медленно и осторожно, веревка, быть может, и выдержит. Главное — смотреть только на выступ, но не дальше, не в пустоту, на дне которой щерятся острые зубы елей.
Однако стоило перехватиться, как веревка лопнула, и Дункан полетел вниз.
Ему все-таки дьявольски везло, потому что ноги ударились о вожделенный выступ и спружинили достаточно, чтобы он успел, обдирая пальцы, вцепиться в трещину. Теперь осталось только держаться, не позволить инерции сорвать его с выступа и швырнуть в пропасть. Каждую каплю еще имевшихся сил Дункан вложил в отчаянную хватку.
Несколько бесконечно долгих мгновений исход поединка с силой тяжести оставался неясным, но он висел вопреки боли в пальцах, с мрачным упорством, сродни упрямству Перкинса.
Удержался! Теперь можно легонько перевести дух.
Откуда-то доносились шумы и шорохи. Послышался оклик: «Держишься?»
— Держусь… — выдохнул Дункан, и хотя Перкинс не мог его слышать, дальнейших вопросов не последовало.
Ожидание. Как медленно ползут секунды!
— Эй, Форбс! — раздалось целую вечность спустя. — Веревка на полтора метра ниже и на два левее от тебя, — сообщил сержант так спокойно, словно они тренировались на стене. — Если дотянешься, остальное пойдет как по маслу.
Дункан не стал тратить силы на ответ, просто высмотрел веревку, нацелился и пополз вниз по скале так, словно вместо четырех человеческих конечностей у него вдруг выросло восемь паучьих ног. Никогда еще в нем не клокотала с такой силой жажда жизни. Ему требовалось выжить, и он выживал. Мышцы уже не гудели, а кричали от боли, уровень адреналина достиг наивысшей точки, зрение, слух и осязание обострились.
Еще немного — и веревка оказалась в пределах досягаемости. На всякий случай Том закрепил ее добавочной скобой. Постаравшись забыть про боль в руках, Дункан вцепился в нее мертвой хваткой.
Далеко внизу и в стороне заворчал мотор. Потом он взревел, взвизгнули шины. Хотелось верить, что стрелок, кто бы они ни был, видел только падение, но не отчаянную борьбу за жизнь, и теперь покидает место действия.
— Не обращай внимания! — приказал Том. — Тебе есть чем заняться!
Дункан еще крепче вцепился в веревку.
— Порядок! — крикнул он и порадовался, что голос не дрожит. — Потравливай!
Если верить внутренним часам, путь к безопасности занял не менее года, на деле же длился минуты. Когда подошвы коснулись твердой земли, Дункан чуть не повалился мешком и лишь с трудом выпрямился на подгибающихся ногах. Он дышал как загнанная лошадь.
— Спасибо…
— Всегда пожалуйста! — Том хлопнул его по плечу, едва не опрокинув. — А теперь давай займемся нашим приятелем.
Добраться до джипа составляло для Дункана большой труд сродни подвигу. Том рванул с места так, что гравий взлетел выше крыши.
— Держись, а то насажаешь шишек! — крикнул он Дункану, но тот только отмахнулся, пропуская между пальцами оборванный конец веревки. Та часть волокон, что лопнула, распушилась, остальные заканчивались четким срезом.
— Кто знал, что сегодня ты идешь в горы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34