Они были вежливы и предупредительны друг с другом, но даже просто друзьями не могли больше оставаться. Холодно-нейтральные отношения – вот все, на что они могли теперь рассчитывать. Для Энни это было невероятно тяжело.Стива она потеряла… Энни каждый день слышала его интонации в голосе диктора радио, его лицо мелькало в толпе на улице и она спешила, чтобы догнать его, и вздрагивала от разочарования, когда незнакомец оборачивался и оказывалось, что у него нет совсем ничего общего со Стивом. Энни ловила себя на том, что думает о нем, когда несет развешивать белье, и когда идет вместе с Беном, чтобы забрать из школы Томаса. Ей мучительно хотелось знать, думает ли Стив о ней. Два или три раза, проклиная себя за малодушие, она капитулировала, поднимала трубку телефона и набирала его номер. В первый раз, когда Мартин уехал на пару дней по делам, Энни почти час сидела за столом на кухне, глядя на телефон и боясь подойти к нему. Дрожащими пальцами она набрала знакомый номер и услышала гудки. Их было всего два – слишком мало для того, чтобы Стив успел подойти и снять трубку, потом раздался щелчок, и Энни услышала его голос. С болезненным толчком радости она узнала его прежде, чем поняла, что это всего лишь автоответчик. Он повторил номер, назвал имя хозяина. Голос Стива звучал совсем рядом, и все же она не смогла бы докричаться до него, как бы сильно не желала этого.С сердцем, сжавшимся от чувства вины, Энни слушала обычные типовые фразы:– Сожалею, что не смогу ответить на ваш звонок. Если вы мне оставите ваш номер и назовете ваше имя…Раздался гудок. Энни повесила трубку, вернулась на свое место и бессильно уронив руки на колени уставилась в никуда.Прошла неделя, и она позвонила снова. И опять Стива не оказалось дома, и ответил магнитофон. Знакомые фразы вновь вызвали у нее чувство, будто он рядом.«Я схожу с ума, – подумала Энни. – Что за удовольствие слушать магнитофонную запись его голоса? Но это, действительно, доставило ей удовольствие, и она позвонила в третий раз, тайно, словно предавалась какому-то постыдному занятию.Прошел апрель, май, начался июнь. Появились бутоны первых ранних роз, потом они зацвели… Тибби еще была жива, но уже не могла их видеть.Мать снова решила лечь в хоспис, и Энни знала, что домой она больше не вернется. Но ради матери она все также регулярно ходила в старый родительский дом, чтобы стереть пыль с полированной мебели, наполнить вазы водой, завести каминные часы. Она знала, что отец вряд ли сделает все это. Он перебрался из дома в летнюю кухню, едва ли с облегчением и жил теперь там, засоряя обгорелыми спичками и пеплом своей трубки. Энни подрезала розы, ставила их в любимый серебряный кувшин матери и вообще следила за порядком в опустевшем доме. Заходя в помещение, она прислушивалась к гулкому стуку своих шагов по паркету, и вспоминала дом таким, каким он был много лет назад, во времена ее детства.То же самое Энни вспоминала и там, в развалинах. Как она в легком платьице и с лентами в волосах бежит к матери, падает и сильно разбивается. Тибби уносит дочку с залитого солнечным светом двора, в затемненную гостиную и ласково утешает ее.Стол по-прежнему стоит на том же самом месте, и солнечные зайчики скачут и дрожат на паркетном полу, как много лет назад. Энни вновь чувствовала, как из прошлого к ней тянутся те нити, которые связывают Тибби и ее мужа, Энни с Мартином, детей Энни. Здесь, в пустынном доме, среди нахлынувших воспоминаний о собственном детстве, мысль о детях принесла умиротворение ее измученной душе. Ей показалось, что она слышит их звонкие голоса в кромешной темноте под руинами.– Мама, мама, – посмотри на нас!Они бегут по саду к дому, как и она, зовя Тибби. Любовь к ним во всем захлестнула и согрела ее, все эти запутанные узлы тревог, волнений, ослабли, и пришло чувство облегчения от того, что несмотря на все испытания, они по-прежнему вместе.Однажды утром Энни с детьми поехала в Хэмистел Хиз, чтобы посетить передвижную ярмарку, дважды в год приезжавшую в Лондон и разбивавшую свой яркий временный лагерь у подножия холма. Многие годы, когда бы ярмарка ни появлялась, они посещали ее всей семьей, но вечером Мартин сказал, что ему срочно необходимо закончить какие-то чертежи, поэтому Энни и пришлось отправиться с детьми одной.Пока они ехали, горькое чувство одиночества не покидало Энни. Но когда они вылезли из машины, и дети завизжали от восторга, где-то впереди, ее настроение стало подниматься, совсем как те флажки, которые полоскались над красочными палатками. В их семье всегда любили ярмарки и карнавалы.Энни подошла к сыновьям, которые затаив дыхание, восторженно смотрели на разноцветные шатры, качели, карусели, машины с пестрыми плакатами.– На чем мы будем кататься, мам?Она взяла их за руки и повернула кругом.– На всем!Они легко смешались с шумной толпой. Музыка и голоса уличных торговцев, запах сахарной ваты и жареного лука, водоворот красок поглотил их. Среди этого ярмарочного веселья Энни внезапно почувствовала себя не старше Томаса и Бенджи. Удовольствие от того, что она имеет возможность побаловать детей и разделить с ними наслаждение этим праздничным весельем, наполнили ее такой непосредственной радостью, какой она уже давно не испытывала.С Томом во главе они протискивались к огромной карусели в центре карнавальной площадки. Грохотание вагончиков, кружащихся на деревянных подмостках, заглушало, даже музыку. А те, кто в них ехал, громко визжали от восторга и наслаждения.Энни пыталась отговорить Тома, напоминая ему об осторожности, даже прикрикнула на него.– Бенджи еще мал для такой забавы!Том обернулся к ней – руки на поясе, на секунду напомнив ей живую копию Мартина.– Не мал! Мы посмотрим за ним. Посадим его в середину.– Я уже большой, – капризно заявил Бенджи.– Ну, ладно, уговорили.Большой вагончик опускался, замедляя свой бег. Как только возле них оказалась кабина с пустыми местами, Томас полез в нее, отбиваясь от других, желавших залезть туда тоже.– Нет! Это наша! Мама, Бенджи, скорее сюда! – Они взбежали вслед за ним по крутым ступеням и впрыгнули в обитую войлоком кабину. Энни привязала Бенджи между собой и Томасом и вытянула хромированное кольцо, чтобы они втроем могли за него держаться.– Поехали! – взвизгнул Том, наклонившись вместе с кабиной, когда та начала поворачиваться и вращаться все быстрее и и быстрее. Энни крепче обняла детей, чувствуя их острые плечики, съежившихся от сладкого ужаса. Глаза и рот Бена превратились в три широких удивленных круга, а улыбка Томаса казалась приклеенной к его напряженному лицу. Вращение становилось все быстрее и быстрее, и мир начал сливаться перед ними в огромную пеструю стену. Паренек, собиравший в у них деньги, улыбнулся Энни, а потом весело присвистнул, когда ее юбку задрало порывом ветра.– Ой-е-е-ой! – вопил от радости Томас, а Бен вторил ему тоненьким голоском.– «Держи их покрепче, – подумала Энни, – Держи! Всегда! Вот так».Наконец, карусель стала постепенно замедлять ход. Энни и дети еще сидели на своих местах, вздыхая и смеясь, от удивления, что мир вновь приобретает привычные очертания, распадаясь на отдельные фрагменты.– А правда я смелый? Ну, мам, правда?– О, да! – кивнула Энни. – И ты тоже. Вы оба такие смелые. Я бы без вас ни за что не смогла бы все это выдержать.Они спустились вниз на ватных ногах, с удивлением чувствуя странную неподвижность земли под ними.– А что теперь? – спросил Томас. Посмотрев на его лицо, Энни положила руку ему на плечо и на мгновение привлекала сына к себе.– Теперь давайте что-нибудь спокойное – взмолилась она.– Я знаю, что тебе подойдет – с торжественным видом сказал он, взяв мать за руку, а другую протянул Бену.– Пойдемте, только не торопитесь, – Том потянул их сквозь толпу к большой, увешанной зеркалами, карусели, рядом с которой Орган хрипло наигрывал старомодный вальс. Энни посмотрела на ярко раскрашенный навес и тент, поворачивающийся вокруг своей оси.– Карусельные лошадки, – восторженно прошептала Энни. – Я действительно так мечтала прокатиться на лошадках!– Правда, они крутятся совсем медленно, – снисходительно заявил Томас, впрочем, это не помешало ему получить от катания на скользкой спине лошадки удовольствие не меньшее, чем матери с Беном.После этого, они катались на всем на чем только было можно, даже на самых крохотных каруселях для начинающих ходить малышей. Бенджи забрался в пожарную машину и бешено трезвонил, проезжая мимо Энни, а Томас уселся сначала в гоночный автомобиль, потом, в вертолет и хмурился, глядя на мать, когда проезжал мимо нее.Наконец, накатавшись вволю, они нырнули в павильоны с попискивающими компьютерными играми, которые безумно нравились всем троим. Потом в дырявых стареньких палатках Энни и Том сражались друг с другом в дарме на шатающихся мишенях и стреляли из духовых ружей по воздушным шарикам. Бенджи отчаянно болел по очереди то за брата, то за мать. И, дергая Энни за руку кричал:– Ну, мама, же! Почему ты не выигрываешь? – Энни смеялась и положила свое ружье.– Ничего не выйдет, Бен. Мне далеко до Томаса.– На, детка, – фыркнул Том, сунув Бену в руки оранжевого мехового медвежонка, которого он выиграл для брата. – Ну, ты его хотел?– Я просто хотел, чтобы мама выиграла – повторил Бен, – не хочу, чтобы она была грустной.– Я не буду грустить, – пообещала ему Энни.– А теперь пошли в комнату смеха.Они ходили в узком балаганчике перед кривыми зеркалами, а их отражения скакали перед ними вперед, назад, то увеличиваясь, и становясь похожими на длинных веретенообразных змей, то уменьшаясь до коротеньких пузатых бочонков с ухмыляющимися тыквообразными лицами.Мальчики покатывались от хохота, хлопали друг друга по плечам.– Глянь, глянь на маму! Какие ноги.– А зубы у тебя! Как у старой лошади!Энни тоже смеялась, больше над их весельем, чем над своей искаженной фигурой.Наконец-таки ей удалось вытащить их из комнаты. Они вышли на солнечный свет, щурясь и все еще фыркая от смеха.– Есть хотите?– Да! Я так голоден!– И я!Они закусили сосисками в тесте с жареным луком и кетчупом, а потом Энни купила им огромные похожие на облака, клубы сахарной ваты…– Ма, ты нам даешь исключительно вредные вещи.– Ну, это только сегодня – сурово насупилась она. – А не пора нам на колесо обозрения?По молчаливому согласию Энни и мальчики оставили это удовольствие на самый конец программы развлечений. По вытоптанной траве они прошли и киоску с билетами и стали в очередь в тени огромного колеса.– В последний раз, когда мы здесь были, я был еще очень маленьким – сказал Бенджи, запрокинув голову и заглядываясь на то, как высоко над ними проплывали гондолы.Энни наклонилась к ребенку и одернула его курточку, просто для того, чтобы хоть прикоснуться к нему.– Ну, сейчас ты уже совсем взрослый. – Наконец, наступила их очередь. Распорядитель пропустил их в маленькую металлическую калитку и они взобрались в качающуюся лодочку. Сыновья уселись по обе стороны от Энни, закрылась страховочная перекладина, и гондола поплыла вверх, покачивая своих пассажиров.Они поднимались, чувствуя на своих лицах дуновение ветра, приносившего даже сюда, на эту высоту запахи скошенной травы и дыма от костров возле палаток, в которых продавались сосиски.На самой высокой точке гондола замерла, и Энни с детьми повисли в тишине в ветреном пустом пространстве.Бен тихо пискнул от страха и зарылся головой в колени матери, а Энни положила ему ладонь на глаза, закрывая их. Том подался вперед, его лицо потемнело от волнения…Внизу под ними бурлила и шумело яркое карнавальное море ярмарки. Там волновались зеленые верхушки деревьев, окаймлявших холм и дома на окраине пустоши. А еще дальше величаво раскинулся бледно-голубой, серый и золотисто-коричневый Лондон.– Как красиво! – воскликнул Том.У Энни на глазах выступали слезы, поэтому она просто кивнула, обняла сына свободной рукой и привлекла его к себе.– Да, – прошептала она, – город просто прекрасен.Так они сидели в качающейся лодочке и смотрели на Лондон. В эту секунду покоя Энни вдруг поняла, что любит своих детей больше, чем когда-либо. А потом колесо вздрогнуло и начало двигаться вновь, опуская их на землю.И вот уже они стоят в тени колеса.– Ну, куда теперь, мама?Энни достала свой кошелек, открыла его и показала им все, что в нем осталось.– Вот смотрите, мы истратили все деньги. На последние деньги я куплю вам по воздушному шарику, хотите?Сыновья по очереди залезли в кошелек, желая лично убедиться в горькой правде слов матери. Да, наступало время для того, чтобы потратить последний пенни, а потом отправляться домой. Том и Бенджи вздохнули разом огорченные и удовлетворенные проведенным днем. По дороге назад мать купила им по воздушному шарику серебристо-красного цвета с портретами героев мультсериалов. Тому достался супермен, а Бен выбрал утенка Дональда. А потом они спустились вниз с холма, оставляя позади себя ярмарочные краски и карнавальное веселье. В машине Том повернулся к матери:– Здорово было, – сказал он, – думаю, что ни у кого нет мамы, которая, как бы, выдержала бы все это. Ну, не знаю, может и есть. Только они не смогут так… так… радоваться, как ты!– О, да! День прошел чудесно! – улыбнулась Энни. – Спасибо вам, мои хорошие.А Бенджи в порыве любви и благодарности просто уткнулся своим раскрасневшимся личиком в материнскую шею.Энни включила зажигание и направила автомобиль на дорогу к дому. Там их ждал Мартин, а ее домашние заботы и боль… от того, что рядом нет Стива.
Вскоре после этой прогулки с детьми доктор, лечивший Тибби, отозвал Энни в сторону.– Если вы собирались вызывать вашего брата, чтобы он приехал повидаться с матерью, то полагаю, что это надо сделать по возможности скорее.Брат Энни, Филипп, работал инженером на Ближнем Востоке. Энни с отцом тут же позвонили ему.– Я приеду через пару дней, – ответил он. Тибби лежала в окружении цветов, которые ей принесла из сада Энни.– Должно быть в этом году будет красиво, – сказала она, когда дочь ставила розы на стол и подливала воды в кувшины.Энни села у кровати, глядя на прозрачное лицо матери. Тибби теперь обычно бодрствовала, но разговаривала редко. А когда говорила, то в основном о мелочах: о докторах, пациентах, о еде, которую ей приносили, и которую она не могла съесть. Она даже о внуках больше не заговаривала. Энни понимала, что мир матери сжался до размеров ее больничной палаты. Старой женщине немалого труда стоило сохранять достоинство и спокойствие в таком положении. Разговоры о болезни Тибби упорно обходила, а персонал хопсиса делал все возможное, чтобы уменьшить ее боли. Тибби больше не говорила о выздоровлении, но и никогда не позволяла себе думать о скорой смерти…Энни потянулась к руке матери и взяла ее в свои ладони. Рука была сухой и легкой, как мертвый листок. Сидя в этой украшенной цветами комнате, Энни осознала, что не хочет, чтобы мать умерла так и не узнав правду. Может, узнав обо всем, она скажет своей дочери:«Все в порядке, я знаю, что со мной, и смогу это вытерпеть. Сможешь и ты.»«Я совсем, как Том и Бенджи, – думала Энни. – Хочу, чтобы мать меня подбадривала даже сейчас, когда, она умирает».Любовь, обязанности… все переплетается снова и снова.Энни подняла глаза и увидела, что Тибби смотрит на нее. Ее взгляд был чистым, требовательным, исполненным материнской доброты и понимания. И Энни решилась: «Сейчас!»Но в этот момент Тибби откинулась на подушки.– Я устала, – сказала она, – я, пожалуй, посплю, дочка.Энни встала, склонилась над ней, поцеловала мать в щеку.– Завтра утром я приду в это же время, – пообещала она, как всегда.
Филипп прилетел через тридцать шесть часов. Энни встретила брата в Хитроу и повезла прямо в хоспис.– Никто не знает, сколько ей осталось, – сказала она. – Я рада, что ты приехал, Фил.Управляя машиной, она посмотрела украдкой на брата. Филипп был, как и она светловолосым, но уже начал лысеть, а его кожа покраснела под лучами солнца. Выглядел он так, как и должен был выглядеть преуспевающий инженер, который только что вернулся из далекой страны. Энни с братом никогда не были особенно близки, даже в детстве. Филипп всегда был энергичным, деятельным малым с реальным, практичным подходом к жизни, одним словом, – сын своего отца. Энни, мечтательная и спокойная, больше тянулась к матери, с которой она была так похожа, что они на всю жизнь стали настоящими друзьями.Но сейчас Энни была рада, что брат приехал, и она с ним увидалась. Ей казалось, что часть ее волнений и тревог теперь переляжет на его плечи, семья все-таки всегда объединяет.Когда машина остановилась у светофора, Фил положил руку на плечо сестры.– Извини, что не приезжал. У тебя все в порядке, Энни? Я бы не сказал, что ты сама выглядишь абсолютно здоровой.– Спасибо, у меня все в порядке.Автомобиль снова тронулся с места.– А как бы ты смог приехать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41