Она не могла представить, как сейчас Тибби натирает паркет или чистит столовое серебро. Тогда Энни говорила Стиву, как это, должно быть, печально, что жизнь ее матери целиком принадлежит дому. Была ли мать счастлива? Рука Энни задрожала на старческой руке.– Я думала о тебе и о доме, пока мы… пока я ждала, чтобы нас откопали. Я все помню до сих пор так отчетливо, как будто еще нахожусь под развалинами. Ты знаешь, мама, мне казалось, что я снова девочка в зеленом легком платьице с белым воротником и бантами в волосах.– Я помню то платье, – сказала Тибби, – и помню день, когда мы его тебе купили.Она немного подалась вперед, ближе к Энни, и ее пальцы легонько сжали пальцы дочери.– Было очень жарко… Стояла самая середина длинного знойного лета. Тебе было тогда лет шесть-семь, и ты ушла на целый день играть с Жаннет, ты помнишь Жаннет? Вы были неразлучны, а потом их семья переехала, и ты плакала целую неделю, говорила, что у тебя никогда больше не будет такой подруги.– Да? А я ее, почему-то, совсем не помню, – удивилась Энни.– Мы с твоим отцом пошли в магазин и купили тебе это зеленое платье, а когда вернулись за тобой, вы с Жаннет играли в саду, поливая друг друга из маленькой жестяной лейки…– Ну, а что было дальше? – спросила Энни, и Тибби улыбнулась и начала рассказывать. Некоторые воспоминания заставляли их смеяться, над другими ее мать вздыхала. Она рассказывала о детских годах Энни и о ее юности такие истории, которых Энни никогда раньше не слышала. Тибби даже вспомнила день, когда родилась ее дочь…Энни слушала мать и смотрела на ее лицо. Она чувствовала, что Тибби нужно восстановить, собрать и соединить в единое целое обрывки прежних воспоминаний, как это делала она, лежа со Стивом под обломками рухнувшего здания.– Ты всегда была милой, хорошей девочкой и такой забавной, – сказала, наконец, Тибби. – Ну не странная ли штука, память? Я помню, какой ты была почти тридцать лет назад, и не могу вспомнить лицо Томаса, которого видела на прошлой неделе. И совсем уже не могу вспомнить, заплатила ли я молочнику в прошлую субботу, или как зовут девушку из книги, которую только что прочитала.– Это мне знакомо, – улыбнулась Энни. – Тибби, с тобой нам о многом надо поговорить… – И не добавила «Пока еще есть время».Но ее мать сделала маленький неуловимый жест и взглянула на часы.– О-о-о, дорогая… Я обещала Джиму, что встречу его внизу двадцатью минутами раньше. Он боялся, что медсестра не позволит войти к тебе нам обоим, ты же его знаешь…– Я спущусь к нему с тобой.– А тебе не трудно?– Да нет, совсем напротив!– Я сильная, – печально подумала Энни. – Намного сильнее, чем ты.Они встали. Тибби, казалось, изменилась в росте, и ее дочь сейчас была значительно выше. Все также, не отпуская рук Энни, старая женщина вдруг сказала:– Я справлюсь с какой угодно болезнью, но я знаю, что не перенесу, если ты умрешь… если бы ты умерла после того, что произошло. Только не ты, Энни.Ее лицо задрожало, покраснело, на глаза навернулись слезы.«Твоя мать видела как ты стала взрослой. Она увидела своих внуков».– Тибби, – Энни сжала сухие старческие руки, прислонилась щекой к материнской голове.– Я не умру, – шепотом сказала она, да и не собиралась умирать, а теперь уже точно буду жить.Они стояли, держась за руки, с любовью глядя в глаза. Наконец Тибби громко воздохнула.– Я пришла, чтобы взбодрить тебя. Утешила, нечего сказать, – сказала она дрожащим голосом.Энни подала матери пальто и сумочку.– Знаешь, мам, оставим эту роль Барбаре.– Да уж, придется ей уступить.Энни почувствовала, как легкая, чуть насмешливая улыбка Тибби скользнула по ее губам. Они давно уже относились к матери Мартина с иронией, и это было их маленькой тайной.– Бедная Барбара, – промолвила Тибби.– Уже она свое дело знает, – кивнула ее дочь. Ну что, пойдем потихоньку вниз, а то папуля улетучится один.Рука об руку мать с дочерью подошли к дверям палаты, вышли в коридор и направились к лифту.Энни видела, как отец бережно ухаживает за Тибби. Он ждал в холле, поминутно посматривая на часы. Когда женщины спустились к нему, он поцеловал дочь, а потом стал ворчать на Тибби из-за опоздания. Это тоже были роли, принятые родителями десятилетия назад и с тех пор соблюдавшиеся ими неукоснительностью электронных часов. Тибби всегда слегка опаздывала. Джим, совершенно серьезно расстраиваясь, старался убедить жену в необходимости быть предельно точной. Энни почувствовала раздражение, которое всегда испытывала при виде этой сцены «супружеской размолвки», и внезапно поняла, какая роль отводилась ей в этом давнем спектакле. Она сейчас должна будет уверять отца в том, что у них еще очень много времени, выскажет догадку, что им некуда особенно торопиться, а Джим еще больше разволновавшись, станет настаивать на точном соблюдении режима.Энни подумала, что вот матери-то действительно полезно немного отдохнуть от пунктуальности мужа. Они распрощались, и Энни с лестничной площадки могла наблюдать, как ее родители медленно пошли и машине.Эта жизнь, семейные традиции возникли очень давно. Энни поймала себя на мысли, что уже которых раз пытается ответить на вопрос: были ли ее родители действительно счастливы?– Ну, а мы с Мартином? Мы-то счастливы? Или мы были другими несколько лет назад?Энни тихо шла по коридору, ее ноги отяжелели, и, казалось, прошла целая вечность, прежде, чем добраться до кровати.
Через два дня, во вторник, ей сказали, что в пятницу она сможет отправиться домой.– Вам еще придется несколько раз пройти обследование, так просто вы от нас не сбежите, – весело сообщил ей лечащий врач. Мы хотим, наконец, успокоиться насчет ваших почек. Проведем анализ крови и прочего, но думаю, что к уикэнду все будет закончено, и вы вернетесь к семье.– Спасибо, – ответила Энни и немедленно позвонила мужу.– Замечательная новость, – воскликнул Мартин.– Здорово, правда?Ей самой показалось, что ее голос звучит слишком спокойно. Они еще поговорили несколько минут. Мартин строил восторженные планы и, вообще, находился в состоянии эйфории.– Мы все будем за тобой ухаживать, все, что от тебя требуется – это только отдыхать. Одри и Барбара будут присматривать за детьми, а я возьму отпуск на некоторое время. Энни?– Да, я слушаю…– Когда ты станешь покрепче, мы сможем вместе где-нибудь отдохнуть. Только мы вдвоем. Барбара обещала посидеть с мальчиками, а мы поедем в Париж или Венецию. Как насчет Венеции?– Да, – сказала Энни, – это было бы неплохо. – Она смотрела на красноватый паркет пола, на свои тапки и пыталась представить себя за пределами больничных стен и больничного времени. Энни искренне хотела, чтобы ее голос был радостным, как у Мартина звучал убежденностью.– Через несколько недель все станет как прежде, словно ничего не произошло.– Конечно, – подумала Энни, – это как раз то, чего тебе хотелось бы. Пусть наша жизнь течет по-старому.«То, что однажды случилось, нельзя сделать не существовавшим никогда» – так, кажется сказал Стив.– Прости, дорогая, мне нужно срочно идти к шефу. Я приеду вечером, как обычно. Не могу дождаться, когда, наконец, смогу забрать тебя оттуда. Я люблю тебя, Энни!– Да, да… Я тоже тебя люблю.Она положила трубку и медленно пошла в свою палату. Энни подсчитала, что с момента катастрофы прошло пять недель и два дня, и все это время госпиталь оставался ее миром. Сейчас Энни осознала, что ей трудно представить себя вне больницы, в обычной обстановке. Она страстно желала выздороветь и выписаться поскорее, но теперь то, к чему она так стремилась, встало перед ней во всей своей невеселой перспективе.В палату, сгорая от любопытства, вошла Сильвия.– Слышала, тебя выписывают на уикэнд? Не терпится, поди?– О, да! Жду, не дождусь! – Сказав в ответ то, что от нее ожидали, Энни еще острее почувствовала, как страшно ей на самом деле покидать больницу. Здесь она, словно щитом, была защищена от всех условностей и напастей внешнего мира. Там, за стенами палаты, жизнь неизбежно поставит перед ней труднейшие вопросы, и на них придется отвечать.Стив, конечно, узнал о том, что сказал врач. Энни горько усмехнулась. Она там боролась за то, чтобы ей позволили поехать домой, а теперь не хочет никуда ехать без Стива. Она заставила себя думать, что ей будет спокойнее, когда рядом будет Мартин. Но теперь Энни обнаружила, что ее несвобода в стенах больницы и была по-настоящему безопасна, а, когда их со Стивом выпишут, им придется делать значительно более трудный выбор, чем необходимость решать, пойти или нет в холл между двух палат.Энни вздрогнула. У нее снова появилось чувство, что вокруг нее развернулась бездна и дует враждебный, ледяной ветер.
В тот день и на следующий они виделись со Стивом, но о том, что ее выписывают, не сказали ни слова. Более отчетливо, чем когда-либо Энни поняла, что их разговоры идут как бы в двух измерениях: одни, которые пыталась вести она, необязательные, равнодушные, а главный, самый важный, безмолвный диалог все яснее звучит в ее сердце, в его голосе была досада и нетерпение.– ТЫ ДОЛЖНА РАНЬШЕ ИЛИ ПОЗЖЕ РЕШИТЬ, ЭННИ, – говорил Стив.И она шептала в ответ:– ПОДОЖДИ. Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ… Я БОЮСЬ… БОЮСЬ ОСТАВАТЬСЯ С ТОБОЙ И БОЮСЬ УЙТИ ОТ ТЕБЯ.В четверг Стив был раздражен и беспокоен.– Ну, как твоя нога, – спросила Энни. – Что говорят специалисты?– Знаю только то, что знаю. – В его голосе была досада и нетерпение. – Ждут, когда рентген покажет, что кости срослись. Недель шесть еще придется ждать. Терапия, оздоровительная гимнастика. О, господи, как это нестерпимо долго тянется!– А меня выписывают, – не глядя на него, сказала она.Стив резко, неуклюже повернулся и подался поближе к ней.Энни услышала, как громко стучит его сердце.– Я знал, что это скоро произойдет. Когда?– Завтра…Он молча стоял несколько мгновений. Ей было видно по его лицу, что он не желает верить этой новости, не согласен с нею. Да и сама Энни не хотела теперь этого, не хотела уезжать отсюда.– Почему ты мне раньше не сказала?– Я полагала… – тихо начала Энни – Я надеялась, что это произойдет еще нескоро.Их взгляды скрестились, настойчивые, зовущие.– Я не хочу, чтобы ты уходила. Энни! Как я смогу жить без тебя еще шесть недель?– Я не хочу покидать тебя… – Наконец, эти слова прозвучали:– Сколько дней мы потеряли из-за моей глупости! – в отчаянии подумала она.– Пойдем, – решительно сказал Стив, и Энни шагнула за ним, не спрашивая ни о чем. Если бы он сейчас раздел ее донага и попросил лечь с ним прямо тут на полу, то и тогда она сделала бы то, что он скажет, потому что это было бы его желание.Стив повел ее в коридор. Всеми своими обостренными чувствами, Энни слышала легкий металлический стук его костылей. Через несколько шагов они оказались перед дверью, в которой было только одно круглое окошко. Стив посмотрел в него и потом стремительно нажал на дверную ручку. Энни знала, что там внутри, потому что точно такая комната находилась рядом с ее палатой.– Стив, ты уверен, – прошептала она.– Ничего не бойся, любимая, – ответил он. Энни вошла, и Стив закрыл дверь.В комнате никого не было. Они находились в одноместной угловой палате с узким высоким окном. В центре комнаты стояла высокая кровать, застеленная свежими, гладкими, белыми простынями. Тумбочка стояла в стороне от кровати. Из другой мебели там находились только два стула с прямыми спинками, складная ширма. Стив и Энни в полной тишине посмотрели друг на друга… Вдруг за дверью раздались чьи-то шаги.– Сюда никто не войдет, – сказал Стив.– Надеюсь…Он отставил один из костылей, прислонил его к стене, оперся на руку Энни, и с ее помощью доковылял до кровати, опустился на нее и уронил на пол другой костыль, а потом взял Энни за руки, потянул ее к себе нежно и требовательно. И она не сопротивлялась, сделала шаг вперед, а потом еще, еще один шаг а Стиву, и, наконец, их тела соприкоснулись. Совсем близко от себя она увидела его профиль, морщинки над верхней губой и подрагивающий уголок выразительного рта. Ее сердце сжалось от сладостной боли и счастья.Стив склонился над ее рукой, и его губы коснулись ладони Энни. Она почувствовала теплое прикосновение языка и холодок его зубов на своих пальцах. Ее собственные губы приоткрылись, словно Энни хотела дыханием остудить свое готовое разорваться от наслаждения сердце.И тогда Стив отпустил ее пальцы мягкими ладонями он осторожно взял любимое лицо, приблизил к себе, внимательно вглядываясь в глаза и через них в самую душу Энни. Он потянулся к ней медленно, осторожно, и его губы бережно прикоснулись к ее теплым, чуть влажным упругим губам. Стив нежно наклонял голову Энни то в одну сторону, то в другую, целуя уголки губ…На мгновение Энни забыла обо всем, кроме счастья, переполнявшего ее. Она улыбалась, подставляя ему губы, а Стив все сильнее и сильнее прижимал к себе ее тело, что она даже изогнулась в крепких руках, отдаваясь его поцелуям.Руки мужчины обвили ее кольцом… Энни забыла о своих болезнях, об этой холодной комнате и обо всем мире, ждущем снаружи. На всей земле не осталось никого – только Стив и она. Ее губы приоткрылись навстречу ему, отвечая на его поцелуи. От нежных и настойчивых ласк мужчины на ее коже оставались розоватые следы. Наслаждение волнами накатывало на Энни, сквозь туман полузабытья она услышала, как низкий горловой стон вырвался из ее груди:– О-о-о!Стив, наконец, оторвался от ее губ, тяжело дыша, снова взглянул в глаза Энни. Она увидела, как в глубине его серых, затуманенных страстью глаз загораются золотистые мерцающие искры. Энни пошатнулась. За плечами у Стива она увидела белое покрывало больничной койки, смявшееся в складки, похожие на длинные указующие персты, протянувшиеся к ней. Энни отвернулась от этих складок и положила голову Стиву на плечо. Потом она сдвинула воротник его махрового халата и почувствовала под своей щекой тепло мужской кожи. В ямке между его ключиц в унисон с ударами сердца пульсировала вена, и Энни закрыв глаза, накрыла своими губами голубую пульсирующую ниточку.Их поцелуй длился целую вечность. На секунду ей показалось, что ее обнимают не руки Стива, а светлые ветви прекрасного зеленого дерева, а над головой распростерся небесный свод, усыпанный сияющими звездами…И даже, когда, наконец, Энни и Стив разжали объятия, их пальцы все еще продолжали бережно ласкать лицо и руки.– Энни…– Да…Она открыла глаза – все также Стив сидит на белой кровати, все также уродливая кремового цвета тумбочка на полу. На глаза попалась складная ширма, дверь с подслеповатым оконцем. А за окном грязные, кирпично-красные стены домов с потеками сырости и черными водопроводными трубами. Энни подумала о больнице, санитарках, других пациентах с их назойливым любопытством. Это был как бы мир в миниатюре, и они со Стивом укрылись от него сейчас в этой пустой комнате.Радость по-прежнему наполняла ее, но боль и тревога, дремавшие где-то в потаенных уголках души, уже вернулись к ней.Стив смотрел ей в глаза, и она знала, что для него не остались тайной ее чувства, что любимый легко читает ее взволнованные, мечущиеся мысли. Он отбросил назад прядь светлых волос, закрывавших лицо Энни, приподнял ее за подбородок, чтобы заставить взглянуть на него. Энни посмотрела на него грустно и нежно.Он начал говорить:– Ты знаешь, Энни, мы начали с конца, с самого конца. Наверное, отсюда наши проблемы. Я никогда не приглашал тебя сходить поужинать в ресторан. Не предлагал тебе выпить в каком-нибудь укромном баре, да и вообще не знаю, что тебе больше нравится белое вино или мартини с водкой. Мы не прошли с тобой через легкий флирт, и это меня, пожалуй, даже радует, но потому что не верю, чтобы ты согласилась пойти по такому пути. В самом начале, когда нас взрывом бросило в такую бездну, что ниже уже некуда, мы стали близки просто потому, что мы такие, какие мы есть. И сейчас ближе тебя у меня нет человека во всем мире. Нам уже не придется проходить весь путь, о котором я только что говорил. Мы не занимались с тобой любовью, но во всем свете у меня нет желаннее женщины, чем ты, Энни и клянусь тебе, за всю свою жизнь я помни ни о ком так не мечтал.Энни знала, что это правда, чувствовала, как пылают ее щеки и, все же, смотрела в глаза Стива.– Я… если бы только мы могли… я отдалась бы тебе прямо здесь, сейчас… сию минуту, – слезы выступили на ее глазах, когда она прошептала эти слова.Стив наклонился вперед, и на секунду его губы вновь скользнули по ее лицу.– Спасибо… – сказал он, улыбаясь, а в ямочке между ключиц продолжала пульсировать вена.– Когда-нибудь я тебе напомню эти слова, а пока я только хочу тебе сказать одну вещь, – он замолчал, подыскивая слова. Энни чувствовала, что Стив взволнован так же, как и она. Он вздрогнул и произнес едва слышно, так, что ей пришлось напрячь слух:– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Энни, правда? – В тишине, которая затем наступила, она услышала, как у нее эхом отдается в голове «Я люблю тебя, Энни» и счастье вновь захватило ее, стиснув грудь…Снаружи, из коридора, донесся звук торопливых шагов, где-то, заскрипев, открылась, а потом закрылась дверь, загудел лифт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Через два дня, во вторник, ей сказали, что в пятницу она сможет отправиться домой.– Вам еще придется несколько раз пройти обследование, так просто вы от нас не сбежите, – весело сообщил ей лечащий врач. Мы хотим, наконец, успокоиться насчет ваших почек. Проведем анализ крови и прочего, но думаю, что к уикэнду все будет закончено, и вы вернетесь к семье.– Спасибо, – ответила Энни и немедленно позвонила мужу.– Замечательная новость, – воскликнул Мартин.– Здорово, правда?Ей самой показалось, что ее голос звучит слишком спокойно. Они еще поговорили несколько минут. Мартин строил восторженные планы и, вообще, находился в состоянии эйфории.– Мы все будем за тобой ухаживать, все, что от тебя требуется – это только отдыхать. Одри и Барбара будут присматривать за детьми, а я возьму отпуск на некоторое время. Энни?– Да, я слушаю…– Когда ты станешь покрепче, мы сможем вместе где-нибудь отдохнуть. Только мы вдвоем. Барбара обещала посидеть с мальчиками, а мы поедем в Париж или Венецию. Как насчет Венеции?– Да, – сказала Энни, – это было бы неплохо. – Она смотрела на красноватый паркет пола, на свои тапки и пыталась представить себя за пределами больничных стен и больничного времени. Энни искренне хотела, чтобы ее голос был радостным, как у Мартина звучал убежденностью.– Через несколько недель все станет как прежде, словно ничего не произошло.– Конечно, – подумала Энни, – это как раз то, чего тебе хотелось бы. Пусть наша жизнь течет по-старому.«То, что однажды случилось, нельзя сделать не существовавшим никогда» – так, кажется сказал Стив.– Прости, дорогая, мне нужно срочно идти к шефу. Я приеду вечером, как обычно. Не могу дождаться, когда, наконец, смогу забрать тебя оттуда. Я люблю тебя, Энни!– Да, да… Я тоже тебя люблю.Она положила трубку и медленно пошла в свою палату. Энни подсчитала, что с момента катастрофы прошло пять недель и два дня, и все это время госпиталь оставался ее миром. Сейчас Энни осознала, что ей трудно представить себя вне больницы, в обычной обстановке. Она страстно желала выздороветь и выписаться поскорее, но теперь то, к чему она так стремилась, встало перед ней во всей своей невеселой перспективе.В палату, сгорая от любопытства, вошла Сильвия.– Слышала, тебя выписывают на уикэнд? Не терпится, поди?– О, да! Жду, не дождусь! – Сказав в ответ то, что от нее ожидали, Энни еще острее почувствовала, как страшно ей на самом деле покидать больницу. Здесь она, словно щитом, была защищена от всех условностей и напастей внешнего мира. Там, за стенами палаты, жизнь неизбежно поставит перед ней труднейшие вопросы, и на них придется отвечать.Стив, конечно, узнал о том, что сказал врач. Энни горько усмехнулась. Она там боролась за то, чтобы ей позволили поехать домой, а теперь не хочет никуда ехать без Стива. Она заставила себя думать, что ей будет спокойнее, когда рядом будет Мартин. Но теперь Энни обнаружила, что ее несвобода в стенах больницы и была по-настоящему безопасна, а, когда их со Стивом выпишут, им придется делать значительно более трудный выбор, чем необходимость решать, пойти или нет в холл между двух палат.Энни вздрогнула. У нее снова появилось чувство, что вокруг нее развернулась бездна и дует враждебный, ледяной ветер.
В тот день и на следующий они виделись со Стивом, но о том, что ее выписывают, не сказали ни слова. Более отчетливо, чем когда-либо Энни поняла, что их разговоры идут как бы в двух измерениях: одни, которые пыталась вести она, необязательные, равнодушные, а главный, самый важный, безмолвный диалог все яснее звучит в ее сердце, в его голосе была досада и нетерпение.– ТЫ ДОЛЖНА РАНЬШЕ ИЛИ ПОЗЖЕ РЕШИТЬ, ЭННИ, – говорил Стив.И она шептала в ответ:– ПОДОЖДИ. Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ… Я БОЮСЬ… БОЮСЬ ОСТАВАТЬСЯ С ТОБОЙ И БОЮСЬ УЙТИ ОТ ТЕБЯ.В четверг Стив был раздражен и беспокоен.– Ну, как твоя нога, – спросила Энни. – Что говорят специалисты?– Знаю только то, что знаю. – В его голосе была досада и нетерпение. – Ждут, когда рентген покажет, что кости срослись. Недель шесть еще придется ждать. Терапия, оздоровительная гимнастика. О, господи, как это нестерпимо долго тянется!– А меня выписывают, – не глядя на него, сказала она.Стив резко, неуклюже повернулся и подался поближе к ней.Энни услышала, как громко стучит его сердце.– Я знал, что это скоро произойдет. Когда?– Завтра…Он молча стоял несколько мгновений. Ей было видно по его лицу, что он не желает верить этой новости, не согласен с нею. Да и сама Энни не хотела теперь этого, не хотела уезжать отсюда.– Почему ты мне раньше не сказала?– Я полагала… – тихо начала Энни – Я надеялась, что это произойдет еще нескоро.Их взгляды скрестились, настойчивые, зовущие.– Я не хочу, чтобы ты уходила. Энни! Как я смогу жить без тебя еще шесть недель?– Я не хочу покидать тебя… – Наконец, эти слова прозвучали:– Сколько дней мы потеряли из-за моей глупости! – в отчаянии подумала она.– Пойдем, – решительно сказал Стив, и Энни шагнула за ним, не спрашивая ни о чем. Если бы он сейчас раздел ее донага и попросил лечь с ним прямо тут на полу, то и тогда она сделала бы то, что он скажет, потому что это было бы его желание.Стив повел ее в коридор. Всеми своими обостренными чувствами, Энни слышала легкий металлический стук его костылей. Через несколько шагов они оказались перед дверью, в которой было только одно круглое окошко. Стив посмотрел в него и потом стремительно нажал на дверную ручку. Энни знала, что там внутри, потому что точно такая комната находилась рядом с ее палатой.– Стив, ты уверен, – прошептала она.– Ничего не бойся, любимая, – ответил он. Энни вошла, и Стив закрыл дверь.В комнате никого не было. Они находились в одноместной угловой палате с узким высоким окном. В центре комнаты стояла высокая кровать, застеленная свежими, гладкими, белыми простынями. Тумбочка стояла в стороне от кровати. Из другой мебели там находились только два стула с прямыми спинками, складная ширма. Стив и Энни в полной тишине посмотрели друг на друга… Вдруг за дверью раздались чьи-то шаги.– Сюда никто не войдет, – сказал Стив.– Надеюсь…Он отставил один из костылей, прислонил его к стене, оперся на руку Энни, и с ее помощью доковылял до кровати, опустился на нее и уронил на пол другой костыль, а потом взял Энни за руки, потянул ее к себе нежно и требовательно. И она не сопротивлялась, сделала шаг вперед, а потом еще, еще один шаг а Стиву, и, наконец, их тела соприкоснулись. Совсем близко от себя она увидела его профиль, морщинки над верхней губой и подрагивающий уголок выразительного рта. Ее сердце сжалось от сладостной боли и счастья.Стив склонился над ее рукой, и его губы коснулись ладони Энни. Она почувствовала теплое прикосновение языка и холодок его зубов на своих пальцах. Ее собственные губы приоткрылись, словно Энни хотела дыханием остудить свое готовое разорваться от наслаждения сердце.И тогда Стив отпустил ее пальцы мягкими ладонями он осторожно взял любимое лицо, приблизил к себе, внимательно вглядываясь в глаза и через них в самую душу Энни. Он потянулся к ней медленно, осторожно, и его губы бережно прикоснулись к ее теплым, чуть влажным упругим губам. Стив нежно наклонял голову Энни то в одну сторону, то в другую, целуя уголки губ…На мгновение Энни забыла обо всем, кроме счастья, переполнявшего ее. Она улыбалась, подставляя ему губы, а Стив все сильнее и сильнее прижимал к себе ее тело, что она даже изогнулась в крепких руках, отдаваясь его поцелуям.Руки мужчины обвили ее кольцом… Энни забыла о своих болезнях, об этой холодной комнате и обо всем мире, ждущем снаружи. На всей земле не осталось никого – только Стив и она. Ее губы приоткрылись навстречу ему, отвечая на его поцелуи. От нежных и настойчивых ласк мужчины на ее коже оставались розоватые следы. Наслаждение волнами накатывало на Энни, сквозь туман полузабытья она услышала, как низкий горловой стон вырвался из ее груди:– О-о-о!Стив, наконец, оторвался от ее губ, тяжело дыша, снова взглянул в глаза Энни. Она увидела, как в глубине его серых, затуманенных страстью глаз загораются золотистые мерцающие искры. Энни пошатнулась. За плечами у Стива она увидела белое покрывало больничной койки, смявшееся в складки, похожие на длинные указующие персты, протянувшиеся к ней. Энни отвернулась от этих складок и положила голову Стиву на плечо. Потом она сдвинула воротник его махрового халата и почувствовала под своей щекой тепло мужской кожи. В ямке между его ключиц в унисон с ударами сердца пульсировала вена, и Энни закрыв глаза, накрыла своими губами голубую пульсирующую ниточку.Их поцелуй длился целую вечность. На секунду ей показалось, что ее обнимают не руки Стива, а светлые ветви прекрасного зеленого дерева, а над головой распростерся небесный свод, усыпанный сияющими звездами…И даже, когда, наконец, Энни и Стив разжали объятия, их пальцы все еще продолжали бережно ласкать лицо и руки.– Энни…– Да…Она открыла глаза – все также Стив сидит на белой кровати, все также уродливая кремового цвета тумбочка на полу. На глаза попалась складная ширма, дверь с подслеповатым оконцем. А за окном грязные, кирпично-красные стены домов с потеками сырости и черными водопроводными трубами. Энни подумала о больнице, санитарках, других пациентах с их назойливым любопытством. Это был как бы мир в миниатюре, и они со Стивом укрылись от него сейчас в этой пустой комнате.Радость по-прежнему наполняла ее, но боль и тревога, дремавшие где-то в потаенных уголках души, уже вернулись к ней.Стив смотрел ей в глаза, и она знала, что для него не остались тайной ее чувства, что любимый легко читает ее взволнованные, мечущиеся мысли. Он отбросил назад прядь светлых волос, закрывавших лицо Энни, приподнял ее за подбородок, чтобы заставить взглянуть на него. Энни посмотрела на него грустно и нежно.Он начал говорить:– Ты знаешь, Энни, мы начали с конца, с самого конца. Наверное, отсюда наши проблемы. Я никогда не приглашал тебя сходить поужинать в ресторан. Не предлагал тебе выпить в каком-нибудь укромном баре, да и вообще не знаю, что тебе больше нравится белое вино или мартини с водкой. Мы не прошли с тобой через легкий флирт, и это меня, пожалуй, даже радует, но потому что не верю, чтобы ты согласилась пойти по такому пути. В самом начале, когда нас взрывом бросило в такую бездну, что ниже уже некуда, мы стали близки просто потому, что мы такие, какие мы есть. И сейчас ближе тебя у меня нет человека во всем мире. Нам уже не придется проходить весь путь, о котором я только что говорил. Мы не занимались с тобой любовью, но во всем свете у меня нет желаннее женщины, чем ты, Энни и клянусь тебе, за всю свою жизнь я помни ни о ком так не мечтал.Энни знала, что это правда, чувствовала, как пылают ее щеки и, все же, смотрела в глаза Стива.– Я… если бы только мы могли… я отдалась бы тебе прямо здесь, сейчас… сию минуту, – слезы выступили на ее глазах, когда она прошептала эти слова.Стив наклонился вперед, и на секунду его губы вновь скользнули по ее лицу.– Спасибо… – сказал он, улыбаясь, а в ямочке между ключиц продолжала пульсировать вена.– Когда-нибудь я тебе напомню эти слова, а пока я только хочу тебе сказать одну вещь, – он замолчал, подыскивая слова. Энни чувствовала, что Стив взволнован так же, как и она. Он вздрогнул и произнес едва слышно, так, что ей пришлось напрячь слух:– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Энни, правда? – В тишине, которая затем наступила, она услышала, как у нее эхом отдается в голове «Я люблю тебя, Энни» и счастье вновь захватило ее, стиснув грудь…Снаружи, из коридора, донесся звук торопливых шагов, где-то, заскрипев, открылась, а потом закрылась дверь, загудел лифт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41