— Мне нужно остановиться в Коттоне по пути домой и захватить проволоку и столбы для забора, — сообщил Джон Томас, когда машина уже выруливала задом со стоянки.
— О'кей. Ты меня знаешь. Я всегда найду, чем заняться.
Долгим тяжелым взглядом Джон Томас посмотрел на невинное выражение на ее лице, после чего вздохнул, убеждая себя, что усмотрел в ее действиях больше, чем следовало, и давая себе слово не попадать снова в ту же самую ловушку.
Но Джонни чувствовал себя совершенно несчастным, вспоминая то, что было между ними, и стараясь понять, почему Сэм совсем не волнует, что он почти сошел с ума.
Они выехали из города в молчании.
— Это все, что вам нужно? — спросил продавец хозяйственного магазина, забрасывая последнюю бухту проволоки в багажник джипа Джона Томаса.
— Да, не хватает только моей пассажирки, — ответил шериф и вгляделся в убегавшую вдаль главную улицу Коттона, надеясь заметить Саманту, стоящую перед какой-нибудь витриной.
— Я видел, как она пошла в сторону парка, — произнес продавец.
Джон Томас бросился через улицу к парку. Ступив на траву, он почувствовал, как кровь в нем забурлила. Он не мог объяснить почему, но, кажется, ему было известно, куда отправилась Сэм: тропинка вела к их старому детскому укрытию.
Саманта увидела, что Джонни направляется в ее сторону. Глядя через проем в густых кустах, она могла видеть, как его длинные ноги быстро сокращают расстояние между ними. Но когда он остановился и окликнул ее по имени, она не смогла оставить его призыв без ответа.
— Я здесь, — сказала Сэм и вышла из-за ровного ряда деревьев, чтобы он мог заметить, где она находится.
Джонни свернул к ней, не в состоянии унять стук сердца при виде ее улыбки и приветственного движения руки.
— Мне следовало бы догадаться, — сказал он, вступая в тень дерева и шутливо дернув ее за длинную косу, переброшенную на грудь.
— Пойди взгляни, Джонни. Здесь все осталось таким же, как когда мы были детьми. Даже мимоза выглядит точно так же, только кажется побольше. — Саманта схватила Джона Томаса за руку и увлекла глубже в заросли, окружавшие парк.
— Посмотри! — Она показала на землю под старой мимозой, где они принесли друг другу клятву на крови в вечной дружбе. — Помнишь, Джонни? Помнишь ту ночь, когда мы…
Он развернул девушку лицом к себе, обхватил ладонями ее лицо, оборвав ее на середине фразы, и его карие глаза словно заглянули ей в душу.
— Я помню тот вечер, когда мы были здесь в последний раз. Это была лучшая и в то же время худшая ночь в моей жизни. Ты подарила мне нечто особое, Сэм. Но почему? Почему тебе не захотелось, чтобы это продолжалось?
Его слова больно ранили ее. Радость, которую она только что испытывала, улетучилась под его обвинениями.
— Я? Я не захотела? Но ведь это ты сбежал! И жертвой стала я, а не ты. Забыл?!
Гнев Сэм лишил Джонни благоразумия. Что ему действительно следовало сделать, так это просто уйти прочь. Но Саманте удалось разбередить старые раны у него в душе.
— Я? Забыл? Черт возьми, Сэм, вот что я не забыл!
Она не успела ни о чем подумать, как он уже обнимал ее. Земля ушла у Саманты из-под ног, когда губы Джона Томаса скользнули по ее лицу, безошибочно отыскивая ее приоткрытый рот. Их губы слились в глубоком поцелуе. Джон Томас застонал и языком проник между ее губ, коснувшись зубов. Он ощутил, как страсть сотрясает все ее тело, и даже подумал, что Саманта плачет.
Но остановить происходившее между ними было невозможно. Он оторвал ее от земли и, широко расставив ноги, качнулся к стволу мимозы. Если бы Джонни не нашел опоры, они оба оказались бы на земле, а он чертовски хорошо помнил, что произошло когда-то под этим деревом.
Сэм застонала, принимая все, что он хотел ей дать, сознавая, что, если Джонни отпустит ее сейчас, она может умереть. И тут же Саманта вспомнила, к чему это уже привело однажды… и то, что она тогда едва выжила. Она не хотела, не могла допустить, чтобы это повторилось.
Вдалеке зарокотал гром, напоминая тем, кто может слышать, что скоро пойдет дождь.
Все тело Джона Томаса заныло, и сердце на мгновение замерло в груди, когда Сэм обвилась вокруг него. Каждый из них жаждал большего, чем в ту минуту мог получить.
— Проклятие, — пробормотал он, с сожалением отрываясь от ее губ. Это добьет его окончательно, но он, безусловно, должен отпустить Саманту.
Та сделала глубокий вдох и прикусила нижнюю губу, все еще вздрагивая от ощущения Джонни на своем языке. Саманта скользнула вдоль его тела вниз, и он ослабил объятия. Единственное движение, на которое она оказалась способна, было прижаться лбом к его рубашке. Казалось, ни один из них не хотел первым разрушить то состояние, которое охватило обоих.
— Темнеет, — прошептала она, чувствуя, как Джон Томас покрывает поцелуями ее щеку, нащупывает ртом мочку уха и целует так, что дрожь желания пробегает по ее спине.
— Думаю, будет дождь, — проворчал он, когда ее ладони скользнули по его талии и дальше, в задние карманы джинсов, сжав ягодицы и тем самым призывая Джонни к большему, чем то, чем он занимался сейчас.
Джон Томас с трудом мог дышать от снедавшего его желания. Она прижималась к нему все теснее, но все равно этого было недостаточно для того, чтобы утолить желание, охватившее обоих.
— Так что мы собирались делать? — хрипловатым шепотом спросила она, в то время как он погрузил пальцы в неразбериху ее волос, созданную им самим, и двинулся дальше вниз вдоль косы, чувствуя, как Сэм подается все ближе, прижимаясь к его бедрам в беспомощном танце неудовлетворенного желания.
— Некоторое время тому назад мы собирались перекусить. — Джон Томас тихонько застонал, когда его плоть начала рваться из сковывавшей ее одежды. — Но то, что мы собираемся сделать сейчас, — это выбираться к дьяволу из-под этих деревьев.
— О Джонни. — Саманта обмякла в его руках, беспомощно прижавшись к мощной груди, за которой тяжелым молотом стучало его сердце. — Что произошло с нами? Что, во имя небес, оказалось не так?
— Не знаю, дорогая. Поверь, я просто не знаю. — Со вздохом сожаления Джонни поцеловал ее в последний раз и отстранился, глядя в затуманившиеся глаза Саманты.
Ее губы слегка припухли и покраснели. Видимо, он был несколько грубее, чем рассчитывал, и потому, нежно улыбнувшись, извиняюще провел кончиком большого пальца по маршруту, уже пройденному минуту назад его губами.
— Я сделал тебе больно, — сказал он. — Прости.
— Мне больно, да, — отозвалась Саманта, — но только потому, что ты остановился.
— Вот чертовка, — буркнул Джон Томас себе под нос и, схватив Сэм за руку, бросился прочь от деревьев, направляясь к месту, где они оставили джип.
— Почему так спешим? — задыхаясь, крикнула Саманта, пытаясь поспеть за ним. Он остановился. В темноте, обволакивавшей их, она могла слышать лишь несказанное удивление в его голосе.
— И ты еще спрашиваешь? — Он не мог видеть ее улыбки, но почувствовал ее.
— Пошли, я что-то смертельно проголодалась, — произнесла Саманта и, прежде чем он опомнился, сама пошла вперед.
Придорожное кафе Мэрили было почти пустым, но, даже будь его зал забит до отказа, они бы все равно не заметили этого. Джон Томас сделал заказ, но, хоть убей, не мог бы вспомнить, что заказал. Он понял, что будет очень удивлен, когда заказанное принесут.
Саманта не могла оторвать глаз от его губ, охвативших край бокала, когда он сделал долгий жадный глоток чаю со льдом. Или от капельки влаги, оставшейся в углу его рта, после того как он отнял стакан.
Саманта закрыла глаза и подумала о том, как эти же самые губы соприкасались с ее губами и как эти руки обжигающе касались ее тела, так что она чувствовала себя на грани реальности.
— С тобой все в порядке, Сэм?
Он видел, как она отвела взгляд в сторону. Наблюдал, как дрожат ее губы. В голосе его чувствовалось беспокойство, а прикосновение ладони, скользнувшей по столу и сжавшей ее пальцы, было бесконечно нежным.
— Все нормально, — сказала она, подняла взгляд и попыталась улыбнуться. — Я просто… вспоминала.
Он глубоко вздохнул, надеясь, что ему удастся закончить этот ужин, не выставив себя в глупом свете.
— Понимаю, Сэм. Нам нужно многое вспомнить.
Она кивнула, затем опустила взгляд к тарелке, придавленная воспоминаниями, внезапно обрушившимися на нее. Воспоминаниями о той единственной ночи радости, которую он подарил ей. Она хотела вернуть эту ночь. Ее и все годы, что прошли с тех пор.
«Не будь дурой, — одернула она себя. — Не забывай, сколько лет грусти и разочарования доставил тебе именно он».
У Джона Томаса болело почти все тело, так что он боялся пошевелиться. Но, страстно желая Сэм сейчас, он все же не мог забыть, каким же сумасшедшим был раньше. Он готов был умереть ради нее, но это не помогло ему ее удержать.
Старое, почти забытое горе вновь напомнило о себе, хотя они старались не смотреть друг на друга, не касаться друг друга, пытались не вспоминать, что когда-то давно, здесь, в Коттоне, весь мир вращался вокруг их любви.
Мэрили усмехнулась, глядя на парочку из-за стойки.
— Ого, шериф втюрился в девицу по уши, — произнесла она тихо, приподняв бровь при взгляде на их кабинку.
Клаудия обернулась и взглянула в том же направлении. Ее ярко накрашенный рот сжался, когда она прищурилась, чтобы получше разглядеть тех, о ком шла речь.
— Так это, значит, тот самый знаменитый шериф Найт. Я много слышала о нем, — сказала она.
— Что бы ты ни слышала, этого мало для такого человека, — отозвалась Мэрили. — Вот в каких мужчин надо влюбляться. А не в никчемных шоферюг, у которых по девке в каждом городе да на языке одно вранье для доверчивых дур.
Клаудия фыркнула:
— Не моя вина, что мой парень уехал. Я, как умела, пыталась удержать его.
— Заказ готов, — крикнул повар, и Мэрили повернулась забрать тарелки, которые он протянул в проем между кухней и залом.
— Я их обслужу, — предложила Мэрили Клаудия, — а ты передохни немножко. Ведь весь день на ногах, а я только пришла.
— Спасибо, сладкая, — сказала Мэрили. — Я тебе так признательна.
Клаудия пожала плечами.
— Я должна тебе гораздо больше, — отозвалась она, подхватив дымящиеся тарелки в обе руки вместе с бутылочками кетчупа и острого соуса.
— А вот и я, — с улыбкой произнесла Клаудия, ставя перед ними тарелки.
Саманта взглянула на официантку. Ей сразу же бросились в глаза кудряшки, как у Ширли Темпл, и яркий рот, как у Долли Партон. Появилась мысль, зачем понадобилось этой женщине соединять вместе несоединимые вещи, но, посчитав, что ей до этого нет никакого дела, Саманта отвела глаза.
— Будете заказывать что-нибудь еще? — спросила Клаудия.
— Не сейчас, — ответила Саманта. — Если надумаем, то позовем вас.
Клаудия бросила на Саманту холодный взгляд и, резко развернувшись, отошла.
— Что это с ней? — спросил Джон Томас.
— Думаю, что я ей понравилась еще меньше, чем ты, вот что, — буркнула Саманта.
Он ухмыльнулся и взболтал бутылочку с кетчупом, прежде чем отвинтить крышку и плеснуть густой красный соус на свою жареную картошку.
— Фу, какая гадость, — поморщилась Сэм, оглядывая тарелку, после чего неторопливо вытащила лук из своего гамбургера.
Джон Томас взял ломтик картофеля, обмакнул его в кетчуп и поднес к ее рту.
— Открой рот и закрой глаза. Получишь что-то для мудреца.
Саманта громко рассмеялась. Она слышала эту считалочку давным-давно, в детстве. Почему-то все, что происходило с ней в последние несколько месяцев, вдруг отодвинулось куда-то в ее памяти, как будто ничего этого не было. Просто хорошо было чувствовать себя дома, да еще рядом с Джонни Найтом.
— Я попробую, — сказала она. — Но намерена сделать это с открытыми глазами. Я ничего не делаю вслепую.
— А занятия любовью? — спросил он, запихивая картошку ей в рот. — Попробуй как-нибудь. Чертовски возбуждает.
Саманта задохнулась.
— Все, что нужно сделать, — продолжил он, словно ненамеренно бросив сексуальную бомбу замедленного действия в самый разгар их ужина, — это сконцентрироваться на прикосновениях и ощущениях. Тебя удивит, сколько точек на твоем теле окажутся взрывоопасными.
Саманта перестала жевать. Ломтик картошки повис на ее приоткрытых губах, словно сломанная сигарета.
— Не балуйся со своей едой, Сэм. Я ведь знаю, что мама учила тебя хорошим манерам. — Он откусил большой кусок от своего гамбургера, не обращая внимания на потрясенное выражение лица Саманты.
— Ты у меня за это заплатишь, — прошипела она, запихнув картошку до конца в рот и жуя с яростным ожесточением, словно вымещая на еде всю свою злость на мужчину напротив.
— В этом нет необходимости, дорогая, — произнес Джонни спокойно, сделав большой глоток чаю со льдом и подмигнув. — Для тебя это бесплатно.
Она уставилась на него, яростно сверкая глазами. Слов у нее уже не оставалось.
— Боюсь, что дождь мы не пересидим, — сказала Саманта, и в этот момент перед лобовым стеклом джипа полыхнула молния. — Ты слишком долго возился с десертом.
— Я ел его, потому что мне показалось, ты еще не готова ехать домой, — спокойно парировал он, с трудом удерживаясь на темной узкой дороге, что вела к его дому.
— Почему это не готова? — поинтересовалась она.
— Потому что каждый раз, когда я смотрел на тебя, ты отворачивалась, вот почему, — сказал он. — И я решил: между тем, что произошло в парке, и тем моментом, когда надо будет ложиться в кровать, должно пройти немного больше времени на случай, если я неправильно понял ситуацию.
— О-о!
Ее негромкое восклицание мало чем помогло ему в попытках найти правильный ответ. В области сердца возникла какая-то ноющая боль. «Боже, Сэм. Ты нужна мне, девочка. Пожалуйста, не дай мне оказаться неправым на этот раз».
— Приехали, — произнес Джонни, въезжая во двор как можно ближе к гравиевой дорожке с таким расчетом, чтобы свет фар, словно маяк, освещал ей путь к крыльцу. — Тебе придется пробежаться.
— Давай ключи, — вместо ответа сказала она. Он покачал головой.
— Когда добежишь до крыльца, подожди меня. Я не хочу, чтобы ты входила в темный дом одна.
— Не глупи, — сказала она, берясь за ручку дверцы. — Это всего лишь твой дом.
Его пальцы сжали ее предплечье.
— Да, я знаю, Сэм, — произнес он негромко. — Но там, в Лос-Анджелесе, тоже был всего лишь твой дом. Неприятности все еще случаются в собственных домах, независимо от того, где они расположены.
В свете огоньков приборной доски Джонни увидел выражение страха на ее лице и смягчил интонацию своего голоса, но не смысл слов.
— Я не хотел пугать тебя, дорогая. Но нельзя ни в чем быть уверенной, пока его не поймают. Даже здесь, понятно?
Она сглотнула, потом кивнула. Прищурив глаза из-за сильного дождя, Сэм выпрыгнула из джипа, попав обеими ногами в глубокую лужу и забрызгав грязью ноги до колен.
Джонни ухмыльнулся ее негодующему визгу, но внезапно застыл, завороженный видом ее стройных ног и точеной фигурки, выхваченных из темноты светом фар. Сэм вспрыгнула на крыльцо, обернулась и махнула рукой, вытирая другой рукой мокрое лицо и дрожа от возбуждения и от холода, предвкушая то, что Джонни последует за ней.
— Ничего не поделаешь, — сказал он себе, выключил фары и открыл дверцу. За несколько секунд Джонни добежал до дома. Светила ему только одинокая молния, прорезавшая темное небо.
— Проклятие! Для летнего ливня водичка уж очень холодная, — пожаловался он, одним прыжком взлетев на крыльцо. Он бросил взгляд назад, на джип, по которому звонко колотил дождь. — Хоть бы града не было.
— Поторопись, — попросила Саманта. Ее зубы выбивали дробь, тело дрожало, хотя она все сильнее прижималась к Джонни, пытаясь согреться. — Я замерзаю.
— Тороплюсь, тороплюсь, — пробурчал он, возясь с ключами в мокрой ладони. — Не толкайся, а то я уроню их. Не пойму только, почему тебе всегда не терпится оказаться со мной наедине в темном доме.
Саманта пробормотала что-то невнятное про себя и стукнула его кулачком в плечо.
— Мой папочка предупреждал меня насчет таких быстрых женщин, как ты, — легким поддразнивающим тоном произнес Джон Томас, открывая дверь. Он втащил Сэм внутрь, запер дверь и включил свет.
Ярко-белое сияние затопило комнату, на секунду ослепив обоих. Но когда глаза немного привыкли к свету, Джон Томас понял, что ему не следовало нажимать на выключатель. Она промокла до нитки. Влажная одежда облепила каждую выпуклость, каждый изгиб ее тела, подчеркивая все то, что он хотел увидеть: налитую грудь, совершенную линию бедер, как бы напоминающую о том, что спрятано между ними.
— Иди в ванную первой, — буркнул он, отвел глаза и, бросив ключи на столик у двери, ринулся мимо нее на кухню. — Я сварю кофе.
С печальной миной Саманта двинулась по коридору к своей комнате. Вечер, который так многообещающе начался, закончился так внезапно и разочаровывающе. Несмотря на снедавшее обоих чувство, ни один из них не доверял другому настолько, чтобы открыться первым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27