Джеффри одной рукой заботливо поправлял все время сползавший плед, которым она была укрыта, и даже спросил с оттенком иронии, уверена ли она, что так ей удобно. Джой, услышав мужской голос сквозь смутные грезы, по-детски пробормотала:
— Спасибо, Рекс, — и снова погрузилась в еще более глубокий сон. Джеффри не знал, испытывать ему чувство благодарности или негодования в связи с тем, что еще не пришлось обсуждать с ней сложившуюся ситуацию. Какого черта он здесь, зачем-то играет роль законченного странствующего рыцаря, призванного избавить даму от несчастного брака! Он здесь, эдакая помесь Казановы и сэра Галахада с чертами современного молодого Локинвара (в соответствии с современными требованиями). Стараясь играть свою роль для этой девушки как можно лучше, помня все время, что старая любовная история еще менее съедобна, чем вновь подогреваемая пища, приготовленная на английской кухне, и все равно готовый пройти даже через такое скучное «событие» (к удивлению своих друзей), как женитьба. Автор «Ловушки» сам попал в западню!
Несмотря на пикантность ситуации, он считал, что поступает правильно.
Но здесь была еще девушка, ведущая себя как… как ребенок в коляске. Спала себе, словно сурок, между тем как Джеффри Форд (который в конце-то концов был романистом, а не водителем такси) должен был вести машину всю ночь.
— Я ненавижу эти здешние смертные казни, — процитировал Джеффри. — Я чувствую отвращение к сумасбродным побегам от мужей.
Они мчались вперед сквозь спящий мир, не встречая вокруг ни души.
«Как только что-нибудь прояснится, надо будет позвонить в Париж, — подумал сэр Галахад-Казанова. — Позвонить в „Морис“ и заказать номер. Нет! Не номер — номера! Конечно, это ни малейшим образом не изменит мнение света». И, будучи писателем, он не мог, хоть убей, не представить себе лицо старой мисс Энни Симпетт, когда та услышит об этом ужасном скандале…
«Такой восхитительный молодой мистер Форд… Кто бы мог подумать? Я всегда говорила, что подобные происшествия полностью лишают нас веры в человеческую натуру… К чему мы идем?..»
И снова вперед сквозь теплую, постепенно тающую летнюю ночь мчался «Крайслер» по дороге, извилисто бежавшей по направлению к Авиньону и Оранжу, по дороге, которая в конце концов должна привести в Париж. Мерцающие в вышине звезды медленно бледнели и гасли одна за другой над страной виноградных лоз по мере того, как путники приближались к новому дню…
4
А двое несчастных, которых Джой возвратила в прошлое, рылись в кладовой «Монплезира» в поисках пищи.
Ни в одной французской кладовой не обнаружишь такого расточительного и разнообразного количества остатков пищи и продуктов, какое встречается в английских домах, хотя англичане и кажутся более предусмотрительными. Во французской кладовке нет ни одной из тех глиняных плошек с засохшей половинкой булки, а ведь нет ничего хуже, чем полное отсутствие хлеба. Здесь не встретишь ненакрытых тарелок с порциями холодного мяса, застывшей жирной брюссельской капустой, россыпей серовато-синего картофеля и дрожащих кусочков шоколадного бланманже.
«Хватит на день» — таков был девиз Мелани, которая никогда не оставляла ни кусочка для полуночных вурдалаков. Все, что дядя и племянник добыли в результате своего рейда, была упаковка сухого печенья, которое всегда присылали для Джой с Пикадилли, один сливочный сырок, завернутый в фольгу, и баночка креветочной пасты.
— Поедим на кухне, да?
Сейчас огромная кухня Мелани в цокольном этаже была единственным помещением на вилле, где не сохранился аромат духов и пудры мадам Жанны. Здесь царили запахи поля, цветущих трав и отличного кофе. Белые и голубые кафельные плитки на полу были безукоризненно чистыми, безупречно блестели фарфоровые, стальные и медные кухонные принадлежности на полках огромной плиты — этого французского алтаря. С военной точностью рядами выстроились кастрюли из жаропрочного стекла, фарфоровые кувшины, банки, украшенные большими синими буквами: «Кофе», «Рис», «Сахар», «Пряности» и прочее. Отмытый добела, как сплавной лес на севере Шотландии, блестел большой пустой стол, на который уселся Персиваль Артур, жадно поглощая печенье и сея град крошек вокруг, пока Рекс Траверс заваривал чай в электрическом чайнике.
Английский чай, даже без молока, оставался бодрящим напитком. Рекс, бывалый старый служака, в ожидании, пока чай настоится, повернулся опять к Персивалю Артуру и мрачно подумал, как мальчик воспримет… ну, скажем, семейные новости. В каких-то вещах он был еще ребенком, в других — слишком взрослым. Большинство людей давали ему семнадцать лет. Рекс посмотрел на эту длинную тощую фигуру на столе, покачивающую жеребеночьими конечностями, на голову со светлыми взъерошенными волосами, усеянными «сором» с эвкалипта, на это детское жующее и чавкающее лицо, на эту чувствительную, грязную руку, которая сейчас шарила в жестяной коробке с печеньем.
— Послушай, рукава тебе только до локтей. Ты явно вырос из плаща.
— Я знаю. Джой собиралась попросить новый плащ для меня. Единственное утешение, что здесь, похоже, никогда не бывает дождей. Она считает, что с плащом можно подождать, пока я не вернусь на рождественский семестр в Мьюборо. А не мог бы я иметь шикарный серо-коричневый плащ свободного американского покроя с поясом, как у графа? Джой находит это достаточно стильным. А сейчас мода диктует темно-голубые или серые тона. Но рождественские каникулы я проведу здесь.
— Надо подумать.
Рекс горестно размышлял, в каких неблагоприятных условиях окажется мальчик, когда не будет здесь Джой, и это на его каникулах! Конечно, у него уйма друзей, всяких знакомых для развлечений. Мери могла, например, взять на себя заботу о его гардеробе, как и раньше. К середине сентября он вернется обратно в свою привилегированную частную среднюю школу, к привычному укладу жизни и к ее идеалам, цель которых как будто заключается в том, чтобы держать парня в эмоциональном холодильнике, пока ему не исполнится двадцать лет! (Рекс страстно мечтал, чтобы самому вернуться в Англию.) Хотя бы ради мальчика, но там его ждала пустота. Никогда не будет больше таких каникул, как в этот раз.
— Вот твой чай, старина.
«Больше не будет у Персиваля Артура веселого, смягчающего, облагораживающего общения с этой хранительницей домашнего очага, которая, куда ни шло, могла сойти скорее за старшую сестру, нежели за молодую тетю, приобретенную в результате так называемого фиктивного брака!.. Он мог бы стать настоящим и счастливым браком, — подумал Рекс, начав расхаживать по кухне с чашкой в руке (шаг, еще шаг, поворот), — если бы не появление здесь этого проклятого типа».
Лампа без абажура ярко светила на Персиваля Артура, который сидел как раз под ней. Глотнув чая, он прямо с набитым ртом задал неожиданный вопрос, прервав размышления дяди:
— Дядя Рекс! Когда этот зануда собирался уехать отсюда?
— Который?
— Зануда Форд.
Рекс заставил себя заметить, что было бы более вежливым назвать просто «мистер Форд».
— Когда он уезжает? Это все, что я хочу знать, — безапелляционно заявил мальчик. — Он привез Джой обратно из казино. Я видел, как они вошли в дом. Он оставил свой «Крайслер» у ворот. Я ждал, когда он уберется отсюда. Но он снова забрал Джой с собой после того, как проторчал здесь целую вечность!
— Он переговорил со мной, — коротко произнес Траверс.
— Хорошо, кому он нужен? Вам — нет, мне — нет. И я знаю, Джой тоже не нужен.
— Если ты закончил пить чай, — сказал Траверс раздраженно, — тебе лучше отправляться спать.
Персиваль Артур спрыгнул со стола, стряхивая со своего плаща оставшиеся крошки. Но идти спать он еще не собирался. «О, нет, довольно», — он необычайно решительно тряхнул взъерошенной белокурой головой. Оставались вопросы, которые ему хотелось разрешить. Он сделал шаг ближе к дяде, бросил пристальный взгляд на скрытное, печальное и усталое лицо.
— Дядя Рекс, я не понимаю, почему вы удивляетесь, что Джой не хотела, чтобы он был здесь! Джой ничуть не влюблена, — прозвучал легкий дискант, меняющийся по мере того, как мальчик заканчивал говорить, — вот почему зря вы разрешили ему сюда приходить. Джой сыта этим всем по горло и до крайности измучена.
— Измучена, — горько прервал его Траверс. Так как все могло раскрыться и выйти наружу сейчас, зачем ждать до завтра? Мальчик все равно узнает рано или поздно, что случилось. Какой толк откладывать и ограждать его от горьких неприятностей? Он сказал быстро, отрывисто и, как надеялся, бесстрастно: — С этим не закончено, старина, это только начало. Я могу тебе также сообщить сразу, случилось то, что Джой уехала с мистером Фордом и возвращаться не собирается.
Мальчик изумленно взглянул на дядю и смотрел на него так, словно собирался спросить: «Что ты имеешь в виду? Она уехала с мистером Фордом?!»
На самом деле он не сказал ничего, но через какое-то мгновение начал постигать смысл сказанного. Вот так фортель… Как в книгах. Да, он понял, что имелось в виду. Как в кино… Нет, не похоже на правду! Форд увез Джой? Значит, они поехали не просто обратно в казино танцевать и веселиться, чтобы близкие слонялись вокруг по саду и ждали, устав от многочисленных догадок, когда же она вернется домой и ляжет спать. Нет, не то… Выходит, она ушла, навсегда! С… этим ничтожеством?!
На благородном растерянном лице Персиваля Артура одно чувство сменяло другое быстро, как тени на светлом кукурузном поле от гонимых ветром облаков. Он уставился на Рекса, открывая и закрывая рот, пока не выпалил наконец с разгневанным удивлением:
— Ушла? С этим занудой? Ты позволил?!
— В сущности, это я сказал, что ей надо уйти с ним.
Мальчик пристально посмотрел на дядю.
— Ты сказал ей, чтобы она ушла с этим занудой?
Слова, которые вырвались у него, казалось, совершенно не соответствовали тону, подводившему итоги долгих часов тайных раздумий молодого человека.
— Но послушай, она ведь твоя жена! Дядя Рекс! Ты женился на ней! Я считал, что она тебе нравится!
Траверс слегка пожал плечами.
— Это ужасная история. Что толку говорить о ней. Позже ты все поймешь. Я не смогу рассказать обо всем этом даже тебе. Но поскольку Джой была несчастлива…
— Несчастлива здесь? У нее хватило мужества сказать это? У Джой?
Траверс чуть не рассмеялся, увидев выражение негодующего изумления на юном лице племянника.
— Когда-нибудь, старина, ты поймешь, что если любишь женщину, то, прежде всего, думаешь о ее счастье, а поскольку Джой была здесь несчастлива… — (Губы Персиваля Артура безмолвно повторили слово «несчастлива».) — Во всяком случае, я не стал у нее на пути. Многие сочтут мое поведение ошибкой. Им ведь неизвестны все подробности. Они никогда не будут в состоянии понять меня. Но я поразмыслил и решил, что так будет лучше. Это все. И Джой не собирается возвращаться к нам. Спокойной ночи.
Но мальчик продолжал стоять, как будто его ноги приросли к кухонному полу. У него был такой взгляд, словно его дядя внезапно у него на глазах сошел с ума.
— Она с этим занудой? Джой? Вы сказали ей… Она с ним?
— К несчастью… — начал Рекс Траверс и сделал глубокий вздох. — Трудно объяснить тебе… И вообще тебе давно пора быть в постели.
(«В постели, — последовал в ответ презрительный взгляд Персиваля Артура. — Неужели он действительно будет продолжать твердить о какой-то там постели? Сейчас?»)
— Когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что любой спектакль, любой розыгрыш никогда не приносит ни малейшей пользы. Если девушка не любит тебя и предпочитает кого-то еще, ничего с этим не поделаешь, старина, особенно если ты ее любишь. Как я говорил, ее счастье ты обязан ставить на первое место, поэтому…
Взволнованный, прерывающийся голос повторил:
— Она сейчас с этим занудой? И ты сказал ей, чтобы она ушла с ним?!
Траверс начал говорить какие-то резкости, дескать, в конце концов, это его личное дело, но по мере того, как он убеждал, мальчик, казалось, сделал умственный прыжок, чтобы поймать нужную мысль, когда она проносилась между ними в воздухе подобно невидимому крикетному мячу.
— Секунду! Дядя Рекс! Ты не знаешь? Черт подери, значит, ты не знаешь? Ты думаешь… Но она сказала мне сама!
— О чем ты говоришь? Иди спать.
— Спать? Как вообще кто-то может сейчас спать? Я хочу тебе сказать кое-что…
— Не хочу ничего слушать. Это затянется до завтрашнего утра.
— Да нет же!
— Да, затянется, я не хочу обсуждать сейчас эти вопросы. Позови в дом Роя и иди спать, старина, иди спать.
Траверс поставил пустую чашку. Он совсем выдохся; также чувствовал себя и мальчик, по крайней мере, должен был чувствовать. А вместо этого отъявленный сорванец с блестящими и ясными, как у младенца, проснувшегося для полуночного кормления, глазами был переполнен разговорами и вопросами, словно у его дяди только одна забота, как удовлетворить ненасытное любопытство племянника. Траверс повернулся к двери кухни.
— Ступай вперед, а я погашу свет и тоже приду.
— Дядя Рекс, я не могу, я не пойду. Ты должен выслушать меня! Это очень важно — то, что я скажу.
— Ну, так что же? — спросил Траверс, повернувшись в ожидании ответа. В конце концов, этот бодрствующий настойчивый мятежник, этот слишком возбужденный юнец — единственное, что осталось у него на свете. — Зачем все это?
Мужчина и мальчик внимательно смотрели друг на друга в этой блестящей, начищенной, дьявольски великолепной французской кухне с ярким освещением. Рекс Траверс, крупный, благопристойный, выглядевший весьма подобающим образом в своем костюме и белой куртке, стоял на фоне сияющей плиты Мелани. Персиваль Артур, оборвыш в старом, мятом и драном плаще, в пижаме, застыл рядом с ослепляющим великолепием боевого порядка горшков, банок, сковородок, кастрюль. Его глаза, ясные, внимательные, несколько дерзкие, с той долей самоуверенности, которая свойственна юности, ибо вся жизнь еще впереди, встретились со взглядом, полным безнадежного отчаяния, сознающим, что лучшая часть жизни позади, поскольку самая сладкая мечта так безжалостно отнята.
— О чем ты хочешь сказать, старина?
— О том, что Джой говорила мне.
— Что? Когда?
— Ты знаешь, в тот полдень Джой поехала со мной в графской автомашине «Альфа-Ромео».
— Я помню тот полдень. (Мог ли он его забыть?)
— Так вот, мы пошли в музей. Рыбы, моллюски, черепахи — одним словом, океанография. Тогда-то мы и встретили впервые этих тошнотворных Фордов. И, когда возвращались домой, Джой сказала… Я должен тебе многое сообщить, дядя Рекс. Слушай.
Он пристально смотрел в лицо опекуна, повторяя слово в слово то, что было сказано ему Джой на обратном пути из Монако. Дословно передавалась теперь та странная беседа, врезавшаяся в память молодого человека.
— …И в отношении ее помолвки. Я имею в виду ту первую, с голубым кольцом. Я спросил Джой: «Почему она была внезапно расторгнута?» Та ответила: «Он устал от меня».
— Что? От Джой? Кто устал?
— Форд. Зануда Форд. Поэтому я возразил: «Только что, когда он смотрел на тебя, не казалось, будто ему все надоело!» Джой промолвила: «Нет, потом он говорил, что было не так». Я заметил: «В таком случае, люди опять могут прийти к такому состоянию, когда не устают друг от друга. Какое сумасшествие!» Но с Джой этого не произошло, во всяком случае, по отношению к Форду! Она сыта им по горло, вот так!
Рекс Траверс покачал головой. У него опять перед глазами возникли красные огни задних сигналов автомашины, уплывающей в ночь вместе с Джой. Ее увозил человек, которому она сказала: «Я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда, сейчас!»'
— Он надоел ей. Она едва не умирала от скуки, — настаивал Персиваль Артур с чрезмерной серьезностью для такого юноши с петушиным голосом и хлипким телосложением. — Я знаю, что он докучает ей. Джой говорила мне. По крайней мере, говорила кой-какие вещи. Часто! Поэтому я спросил ее прямо… об этом… этом, — казалось, он подыскивает слово, но так и не нашел подходящее выражение. — Зануде. И когда…
Мальчик с трудом перевел дыхание и заговорил еще сбивчивее:
— Когда я сказал ей: «Ты сейчас сильнее влюблена в Рекса, чем в Лондоне?..»
Смысл фразы как-то ускользнул от него. Траверс неожиданно напрягся, пристально посмотрел на племянника. Он, тридцатитрехлетний мужчина, сейчас разговаривающий с пятнадцатилетним подростком, не был больше его опекуном и попечителем. Мальчик казался значительно старше своего возраста, и Рекс быстро спросил его, как мужчина мужчину:
— Когда ты это сказал, старина, что ответила Джой?
— Она ответила: «Да, я думаю, что да».
— Она так сказала?
— Так же верно, как и то, что мы живем. Я разговаривал с Джой… о, я заставил ее откровенно признаться. Терпеть не могу, когда женщины делают вид, что не знают твердо, чего они хотят; как будто есть люди, не ведающие, чего хотят… Когда она говорила о своей влюбленности, о тебе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Спасибо, Рекс, — и снова погрузилась в еще более глубокий сон. Джеффри не знал, испытывать ему чувство благодарности или негодования в связи с тем, что еще не пришлось обсуждать с ней сложившуюся ситуацию. Какого черта он здесь, зачем-то играет роль законченного странствующего рыцаря, призванного избавить даму от несчастного брака! Он здесь, эдакая помесь Казановы и сэра Галахада с чертами современного молодого Локинвара (в соответствии с современными требованиями). Стараясь играть свою роль для этой девушки как можно лучше, помня все время, что старая любовная история еще менее съедобна, чем вновь подогреваемая пища, приготовленная на английской кухне, и все равно готовый пройти даже через такое скучное «событие» (к удивлению своих друзей), как женитьба. Автор «Ловушки» сам попал в западню!
Несмотря на пикантность ситуации, он считал, что поступает правильно.
Но здесь была еще девушка, ведущая себя как… как ребенок в коляске. Спала себе, словно сурок, между тем как Джеффри Форд (который в конце-то концов был романистом, а не водителем такси) должен был вести машину всю ночь.
— Я ненавижу эти здешние смертные казни, — процитировал Джеффри. — Я чувствую отвращение к сумасбродным побегам от мужей.
Они мчались вперед сквозь спящий мир, не встречая вокруг ни души.
«Как только что-нибудь прояснится, надо будет позвонить в Париж, — подумал сэр Галахад-Казанова. — Позвонить в „Морис“ и заказать номер. Нет! Не номер — номера! Конечно, это ни малейшим образом не изменит мнение света». И, будучи писателем, он не мог, хоть убей, не представить себе лицо старой мисс Энни Симпетт, когда та услышит об этом ужасном скандале…
«Такой восхитительный молодой мистер Форд… Кто бы мог подумать? Я всегда говорила, что подобные происшествия полностью лишают нас веры в человеческую натуру… К чему мы идем?..»
И снова вперед сквозь теплую, постепенно тающую летнюю ночь мчался «Крайслер» по дороге, извилисто бежавшей по направлению к Авиньону и Оранжу, по дороге, которая в конце концов должна привести в Париж. Мерцающие в вышине звезды медленно бледнели и гасли одна за другой над страной виноградных лоз по мере того, как путники приближались к новому дню…
4
А двое несчастных, которых Джой возвратила в прошлое, рылись в кладовой «Монплезира» в поисках пищи.
Ни в одной французской кладовой не обнаружишь такого расточительного и разнообразного количества остатков пищи и продуктов, какое встречается в английских домах, хотя англичане и кажутся более предусмотрительными. Во французской кладовке нет ни одной из тех глиняных плошек с засохшей половинкой булки, а ведь нет ничего хуже, чем полное отсутствие хлеба. Здесь не встретишь ненакрытых тарелок с порциями холодного мяса, застывшей жирной брюссельской капустой, россыпей серовато-синего картофеля и дрожащих кусочков шоколадного бланманже.
«Хватит на день» — таков был девиз Мелани, которая никогда не оставляла ни кусочка для полуночных вурдалаков. Все, что дядя и племянник добыли в результате своего рейда, была упаковка сухого печенья, которое всегда присылали для Джой с Пикадилли, один сливочный сырок, завернутый в фольгу, и баночка креветочной пасты.
— Поедим на кухне, да?
Сейчас огромная кухня Мелани в цокольном этаже была единственным помещением на вилле, где не сохранился аромат духов и пудры мадам Жанны. Здесь царили запахи поля, цветущих трав и отличного кофе. Белые и голубые кафельные плитки на полу были безукоризненно чистыми, безупречно блестели фарфоровые, стальные и медные кухонные принадлежности на полках огромной плиты — этого французского алтаря. С военной точностью рядами выстроились кастрюли из жаропрочного стекла, фарфоровые кувшины, банки, украшенные большими синими буквами: «Кофе», «Рис», «Сахар», «Пряности» и прочее. Отмытый добела, как сплавной лес на севере Шотландии, блестел большой пустой стол, на который уселся Персиваль Артур, жадно поглощая печенье и сея град крошек вокруг, пока Рекс Траверс заваривал чай в электрическом чайнике.
Английский чай, даже без молока, оставался бодрящим напитком. Рекс, бывалый старый служака, в ожидании, пока чай настоится, повернулся опять к Персивалю Артуру и мрачно подумал, как мальчик воспримет… ну, скажем, семейные новости. В каких-то вещах он был еще ребенком, в других — слишком взрослым. Большинство людей давали ему семнадцать лет. Рекс посмотрел на эту длинную тощую фигуру на столе, покачивающую жеребеночьими конечностями, на голову со светлыми взъерошенными волосами, усеянными «сором» с эвкалипта, на это детское жующее и чавкающее лицо, на эту чувствительную, грязную руку, которая сейчас шарила в жестяной коробке с печеньем.
— Послушай, рукава тебе только до локтей. Ты явно вырос из плаща.
— Я знаю. Джой собиралась попросить новый плащ для меня. Единственное утешение, что здесь, похоже, никогда не бывает дождей. Она считает, что с плащом можно подождать, пока я не вернусь на рождественский семестр в Мьюборо. А не мог бы я иметь шикарный серо-коричневый плащ свободного американского покроя с поясом, как у графа? Джой находит это достаточно стильным. А сейчас мода диктует темно-голубые или серые тона. Но рождественские каникулы я проведу здесь.
— Надо подумать.
Рекс горестно размышлял, в каких неблагоприятных условиях окажется мальчик, когда не будет здесь Джой, и это на его каникулах! Конечно, у него уйма друзей, всяких знакомых для развлечений. Мери могла, например, взять на себя заботу о его гардеробе, как и раньше. К середине сентября он вернется обратно в свою привилегированную частную среднюю школу, к привычному укладу жизни и к ее идеалам, цель которых как будто заключается в том, чтобы держать парня в эмоциональном холодильнике, пока ему не исполнится двадцать лет! (Рекс страстно мечтал, чтобы самому вернуться в Англию.) Хотя бы ради мальчика, но там его ждала пустота. Никогда не будет больше таких каникул, как в этот раз.
— Вот твой чай, старина.
«Больше не будет у Персиваля Артура веселого, смягчающего, облагораживающего общения с этой хранительницей домашнего очага, которая, куда ни шло, могла сойти скорее за старшую сестру, нежели за молодую тетю, приобретенную в результате так называемого фиктивного брака!.. Он мог бы стать настоящим и счастливым браком, — подумал Рекс, начав расхаживать по кухне с чашкой в руке (шаг, еще шаг, поворот), — если бы не появление здесь этого проклятого типа».
Лампа без абажура ярко светила на Персиваля Артура, который сидел как раз под ней. Глотнув чая, он прямо с набитым ртом задал неожиданный вопрос, прервав размышления дяди:
— Дядя Рекс! Когда этот зануда собирался уехать отсюда?
— Который?
— Зануда Форд.
Рекс заставил себя заметить, что было бы более вежливым назвать просто «мистер Форд».
— Когда он уезжает? Это все, что я хочу знать, — безапелляционно заявил мальчик. — Он привез Джой обратно из казино. Я видел, как они вошли в дом. Он оставил свой «Крайслер» у ворот. Я ждал, когда он уберется отсюда. Но он снова забрал Джой с собой после того, как проторчал здесь целую вечность!
— Он переговорил со мной, — коротко произнес Траверс.
— Хорошо, кому он нужен? Вам — нет, мне — нет. И я знаю, Джой тоже не нужен.
— Если ты закончил пить чай, — сказал Траверс раздраженно, — тебе лучше отправляться спать.
Персиваль Артур спрыгнул со стола, стряхивая со своего плаща оставшиеся крошки. Но идти спать он еще не собирался. «О, нет, довольно», — он необычайно решительно тряхнул взъерошенной белокурой головой. Оставались вопросы, которые ему хотелось разрешить. Он сделал шаг ближе к дяде, бросил пристальный взгляд на скрытное, печальное и усталое лицо.
— Дядя Рекс, я не понимаю, почему вы удивляетесь, что Джой не хотела, чтобы он был здесь! Джой ничуть не влюблена, — прозвучал легкий дискант, меняющийся по мере того, как мальчик заканчивал говорить, — вот почему зря вы разрешили ему сюда приходить. Джой сыта этим всем по горло и до крайности измучена.
— Измучена, — горько прервал его Траверс. Так как все могло раскрыться и выйти наружу сейчас, зачем ждать до завтра? Мальчик все равно узнает рано или поздно, что случилось. Какой толк откладывать и ограждать его от горьких неприятностей? Он сказал быстро, отрывисто и, как надеялся, бесстрастно: — С этим не закончено, старина, это только начало. Я могу тебе также сообщить сразу, случилось то, что Джой уехала с мистером Фордом и возвращаться не собирается.
Мальчик изумленно взглянул на дядю и смотрел на него так, словно собирался спросить: «Что ты имеешь в виду? Она уехала с мистером Фордом?!»
На самом деле он не сказал ничего, но через какое-то мгновение начал постигать смысл сказанного. Вот так фортель… Как в книгах. Да, он понял, что имелось в виду. Как в кино… Нет, не похоже на правду! Форд увез Джой? Значит, они поехали не просто обратно в казино танцевать и веселиться, чтобы близкие слонялись вокруг по саду и ждали, устав от многочисленных догадок, когда же она вернется домой и ляжет спать. Нет, не то… Выходит, она ушла, навсегда! С… этим ничтожеством?!
На благородном растерянном лице Персиваля Артура одно чувство сменяло другое быстро, как тени на светлом кукурузном поле от гонимых ветром облаков. Он уставился на Рекса, открывая и закрывая рот, пока не выпалил наконец с разгневанным удивлением:
— Ушла? С этим занудой? Ты позволил?!
— В сущности, это я сказал, что ей надо уйти с ним.
Мальчик пристально посмотрел на дядю.
— Ты сказал ей, чтобы она ушла с этим занудой?
Слова, которые вырвались у него, казалось, совершенно не соответствовали тону, подводившему итоги долгих часов тайных раздумий молодого человека.
— Но послушай, она ведь твоя жена! Дядя Рекс! Ты женился на ней! Я считал, что она тебе нравится!
Траверс слегка пожал плечами.
— Это ужасная история. Что толку говорить о ней. Позже ты все поймешь. Я не смогу рассказать обо всем этом даже тебе. Но поскольку Джой была несчастлива…
— Несчастлива здесь? У нее хватило мужества сказать это? У Джой?
Траверс чуть не рассмеялся, увидев выражение негодующего изумления на юном лице племянника.
— Когда-нибудь, старина, ты поймешь, что если любишь женщину, то, прежде всего, думаешь о ее счастье, а поскольку Джой была здесь несчастлива… — (Губы Персиваля Артура безмолвно повторили слово «несчастлива».) — Во всяком случае, я не стал у нее на пути. Многие сочтут мое поведение ошибкой. Им ведь неизвестны все подробности. Они никогда не будут в состоянии понять меня. Но я поразмыслил и решил, что так будет лучше. Это все. И Джой не собирается возвращаться к нам. Спокойной ночи.
Но мальчик продолжал стоять, как будто его ноги приросли к кухонному полу. У него был такой взгляд, словно его дядя внезапно у него на глазах сошел с ума.
— Она с этим занудой? Джой? Вы сказали ей… Она с ним?
— К несчастью… — начал Рекс Траверс и сделал глубокий вздох. — Трудно объяснить тебе… И вообще тебе давно пора быть в постели.
(«В постели, — последовал в ответ презрительный взгляд Персиваля Артура. — Неужели он действительно будет продолжать твердить о какой-то там постели? Сейчас?»)
— Когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что любой спектакль, любой розыгрыш никогда не приносит ни малейшей пользы. Если девушка не любит тебя и предпочитает кого-то еще, ничего с этим не поделаешь, старина, особенно если ты ее любишь. Как я говорил, ее счастье ты обязан ставить на первое место, поэтому…
Взволнованный, прерывающийся голос повторил:
— Она сейчас с этим занудой? И ты сказал ей, чтобы она ушла с ним?!
Траверс начал говорить какие-то резкости, дескать, в конце концов, это его личное дело, но по мере того, как он убеждал, мальчик, казалось, сделал умственный прыжок, чтобы поймать нужную мысль, когда она проносилась между ними в воздухе подобно невидимому крикетному мячу.
— Секунду! Дядя Рекс! Ты не знаешь? Черт подери, значит, ты не знаешь? Ты думаешь… Но она сказала мне сама!
— О чем ты говоришь? Иди спать.
— Спать? Как вообще кто-то может сейчас спать? Я хочу тебе сказать кое-что…
— Не хочу ничего слушать. Это затянется до завтрашнего утра.
— Да нет же!
— Да, затянется, я не хочу обсуждать сейчас эти вопросы. Позови в дом Роя и иди спать, старина, иди спать.
Траверс поставил пустую чашку. Он совсем выдохся; также чувствовал себя и мальчик, по крайней мере, должен был чувствовать. А вместо этого отъявленный сорванец с блестящими и ясными, как у младенца, проснувшегося для полуночного кормления, глазами был переполнен разговорами и вопросами, словно у его дяди только одна забота, как удовлетворить ненасытное любопытство племянника. Траверс повернулся к двери кухни.
— Ступай вперед, а я погашу свет и тоже приду.
— Дядя Рекс, я не могу, я не пойду. Ты должен выслушать меня! Это очень важно — то, что я скажу.
— Ну, так что же? — спросил Траверс, повернувшись в ожидании ответа. В конце концов, этот бодрствующий настойчивый мятежник, этот слишком возбужденный юнец — единственное, что осталось у него на свете. — Зачем все это?
Мужчина и мальчик внимательно смотрели друг на друга в этой блестящей, начищенной, дьявольски великолепной французской кухне с ярким освещением. Рекс Траверс, крупный, благопристойный, выглядевший весьма подобающим образом в своем костюме и белой куртке, стоял на фоне сияющей плиты Мелани. Персиваль Артур, оборвыш в старом, мятом и драном плаще, в пижаме, застыл рядом с ослепляющим великолепием боевого порядка горшков, банок, сковородок, кастрюль. Его глаза, ясные, внимательные, несколько дерзкие, с той долей самоуверенности, которая свойственна юности, ибо вся жизнь еще впереди, встретились со взглядом, полным безнадежного отчаяния, сознающим, что лучшая часть жизни позади, поскольку самая сладкая мечта так безжалостно отнята.
— О чем ты хочешь сказать, старина?
— О том, что Джой говорила мне.
— Что? Когда?
— Ты знаешь, в тот полдень Джой поехала со мной в графской автомашине «Альфа-Ромео».
— Я помню тот полдень. (Мог ли он его забыть?)
— Так вот, мы пошли в музей. Рыбы, моллюски, черепахи — одним словом, океанография. Тогда-то мы и встретили впервые этих тошнотворных Фордов. И, когда возвращались домой, Джой сказала… Я должен тебе многое сообщить, дядя Рекс. Слушай.
Он пристально смотрел в лицо опекуна, повторяя слово в слово то, что было сказано ему Джой на обратном пути из Монако. Дословно передавалась теперь та странная беседа, врезавшаяся в память молодого человека.
— …И в отношении ее помолвки. Я имею в виду ту первую, с голубым кольцом. Я спросил Джой: «Почему она была внезапно расторгнута?» Та ответила: «Он устал от меня».
— Что? От Джой? Кто устал?
— Форд. Зануда Форд. Поэтому я возразил: «Только что, когда он смотрел на тебя, не казалось, будто ему все надоело!» Джой промолвила: «Нет, потом он говорил, что было не так». Я заметил: «В таком случае, люди опять могут прийти к такому состоянию, когда не устают друг от друга. Какое сумасшествие!» Но с Джой этого не произошло, во всяком случае, по отношению к Форду! Она сыта им по горло, вот так!
Рекс Траверс покачал головой. У него опять перед глазами возникли красные огни задних сигналов автомашины, уплывающей в ночь вместе с Джой. Ее увозил человек, которому она сказала: «Я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда, сейчас!»'
— Он надоел ей. Она едва не умирала от скуки, — настаивал Персиваль Артур с чрезмерной серьезностью для такого юноши с петушиным голосом и хлипким телосложением. — Я знаю, что он докучает ей. Джой говорила мне. По крайней мере, говорила кой-какие вещи. Часто! Поэтому я спросил ее прямо… об этом… этом, — казалось, он подыскивает слово, но так и не нашел подходящее выражение. — Зануде. И когда…
Мальчик с трудом перевел дыхание и заговорил еще сбивчивее:
— Когда я сказал ей: «Ты сейчас сильнее влюблена в Рекса, чем в Лондоне?..»
Смысл фразы как-то ускользнул от него. Траверс неожиданно напрягся, пристально посмотрел на племянника. Он, тридцатитрехлетний мужчина, сейчас разговаривающий с пятнадцатилетним подростком, не был больше его опекуном и попечителем. Мальчик казался значительно старше своего возраста, и Рекс быстро спросил его, как мужчина мужчину:
— Когда ты это сказал, старина, что ответила Джой?
— Она ответила: «Да, я думаю, что да».
— Она так сказала?
— Так же верно, как и то, что мы живем. Я разговаривал с Джой… о, я заставил ее откровенно признаться. Терпеть не могу, когда женщины делают вид, что не знают твердо, чего они хотят; как будто есть люди, не ведающие, чего хотят… Когда она говорила о своей влюбленности, о тебе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34