Сейчас она хорошо сознавала, кто в ближайшие двадцать четыре часа способен свести ее с ума. Дамы из аристократического клуба, все эти Селии Бойнтон, Дороти Сандерс, Луизы Кимбалл и им подобные. Бывшие подруги. Джесс разошлась с ними и приобрела новый социальный статус: разведенная, работающая, не обедающая между гольфом и теннисом, не убивающая время.Теперь она шила шторы для роскошных домов, в которых когда-то развлекалась, и тратила душевные силы на поиски оставленной дочери. Между тем возможно, что та давно стала взрослой женщиной.Так почему же Джесс стоит и раздумывает, что надеть завтра? В чем ей предстоит вернуться в престижный Гринвичский клуб, членом которого она в свое время состояла, перед тем как окончательно изменить социальное положение?Впрочем, незачем беспокоиться: и Селия Бойнтон, и Дороти Сандерс, и Луиза Кимбалл появятся в клубе не раньше чем через месяц, а то и полтора, когда деревья снова зазеленеют, а винный погреб наполнится, то есть когда откроется очередной сезон.Достав из шкафа синее платье, Джесс решила, что выбор сделан. Да и какая разница, кому придет в голову смотреть, как она что-то измеряет и записывает? В конце концов, все эти дамы никогда и не были ее подругами. Разве сравнишь их с Пи-Джей, Джинни и даже Сьюзен, с которыми вместе пережито столько бед?Вспомнив, что в мире у нее есть по крайней мере один настоящий друг, Джесс прошла в спальню, направилась к телефону, взяла с ночного столика записную книжку и набрала номер в Лос-Анджелесе. Она эгоистка, ибо забыла про своего единственного друга, которому, между прочим, сейчас по-настоящему плохо, одиноко, тоскливо.— Говорит Джинни, — послышался голос на другом конце. — Оставьте, пожалуйста, сообщение и не забудьте назвать номер вашего телефона. Записных книжек я не люблю, а память стала совсем дырявая.Би-и-ип.Джесс невесело улыбнулась.— Джинни, — сказала она в трубку, — это Джесс. Я хотела узнать, как у тебя дела… Кстати, Филип согласился взяться за мое дело. Позвони, когда сможешь.Затем Джесс начала гладить, удивляясь, насколько ей стало лучше от одного только звука голоса Джинни. Теперь она чувствовала себя не такой одинокой.Джинни переключила телевизор с «Колеса Фортуны» на новости Си-эн-эн, потом обратно и сказала в экран:— Дела у меня идут хорошо, мисс Джессика. Спасибо за внимание.«Хорошо, насколько возможно». Она слышала, как Консуэлло сказала это одному типу, желавшему немедленно купить фирму Джейка. Так Консуэлло ответила на его расспросы о душевном и физическом здоровье Джинни.Она провела ладонью по спутанным волосам, по серой фланелевой штанине. Интересно, а могут ли быть хороши дела женщины, муж которой упал замертво?Теперь Джинни переключилась на канал «Открытия», где шел увлекательнейший репортаж о любовных играх североамериканских ласок.Джесс знала, что если успеет решить все вопросы до обеда, то, выскользнув на улицу, не встретит никого из знакомых. Разумеется, кроме Уэнделла. Между прочим, работодатель Джесс, Уэнделл, гомосексуалист средних лет, всегда неплохо относился к ней и, видимо, считал Чарльза, как и большинство других членов клуба мужского пола, надутым эгоистичным ничтожеством.В этом отношении Уэнделл, безусловно, был прав.Темно-зеленый с вкраплениями масляно-желтого, решила Джесс, внимательно осматривая банкетный зал, где постоянно проводила скучные вечера, сидя рядом с надутым эгоистичным ничтожеством. Она принужденно улыбалась и делала вид, что великолепно проводит время. А потом все кончилось. Когда Мора пыталась покончить с собой, Джесс и Чарльз с поля для гольфа помчались в больницу. Мора потеряла ребенка. Брак Джесс рухнул, поскольку фундамент его прогнил.Впрочем, нет — он был гнилым с самого начала. После этого Джесс уже не приходилось утруждать себя, латая дыры и поддерживая видимость семейного счастья.— Ну как, выбрали? — обратился к ней Уэнделл.Джесс тряхнула головой, чтобы избавиться от образов прошлого, и показала ему образец материи:— Темно-зеленый для мужских глаз и масляно-желтый для нежных женских.— Ха-ха! — воскликнул Уэнделл. — Нежных женских! Мне казалось, вы должны лучше их знать.— Я думаю, — продолжала Джесс, — взять для драпировки зеленый с желтыми цветами и желтой каймой. Деревянная обшивка и обивка стульев в тех же тонах.Уэнделл кивнул:— Что ж, я в вас верю, дорогая. Только скажите мне потом, какого цвета должны быть скатерти и салфетки. Диссонанса нельзя допустить, правда?«Правда, — подумала Джесс. — Никаких диссонансов в клубе „Лисьи горы Гринвича“.— В столовой делаем так же? — осведомился Уэнделл. Ее внимание отвлекли голоса за дверью. Она взглянула на часы: десять двадцать. Нет, светские дамы не приехали бы так рано.— Ну, что скажете? — осведомился Уэнделл.— Да, — ответила Джесс. — То есть нет. В столовой сделаем по-другому. Полагаю, там должен доминировать масляно-желтый и вкрапления интенсивно-синего и бледно-голубого.— Прекрасно.Голоса стихли, и шаги стали удаляться. Джесс решила, что это скорее всего поставщики.— Так вот, — продолжала она, стараясь не обращать внимания на чертовых бабочек в животе. — Синий — агрессивный цвет, поэтому для столовых его используют редко, но сейчас появилось очень много чудесных оттенков…— Не сомневаюсь, все будет на высшем уровне, — перебил ее Уэнделл. — А сейчас, дорогая, мне пора. Вам нужна помощь с измерениями?— Нет, Уэнделл, спасибо. Грейс дала мне цифры, так что я просто хочу подстраховаться, перед тем как заказывать ткань.Он кивнул, поднял руку и вышел. Джесс обрадовалась, что он не сказал ей: «Как приятно вновь вас видеть», или «Милая, вы чудесно выглядите», или еще какую-нибудь пошлость, принятую у членов клуба.Она посмотрела на часы. Очень хорошо, можно выйти отсюда до одиннадцати, а значит, ни с кем не столкнуться. Джесс вытащила тетрадку, куда собиралась записать результаты измерений, и нацарапала в ней: «Банк, зал, большая стена», — достала рулетку и направилась к окну.Услышав за спиной шаги, она вздрогнула и едва не порезалась лентой рулетки.— Джессика?! — воскликнул кто-то.Джесс обернулась. Бабочки опять оживились.— Милая, вы прекрасно выглядите, — произнесла Дороти Сандерс. — А что вы тут делаете?В голове у Джесс молниеносно пронеслись разные варианты: солгать, притвориться, что это не она; сказать правду, что она, мол, старается приучить детей к труду, чего никогда не сделает их отец; что она все-таки стала полезным членом общества, хотя потратила много лет впустую, когда была такой, как Дороти и ей подобные. Еще можно сказать, что Джесс убивает время в ожидании того дня, когда узнает, жив ли ее брошенный ребенок, и раздумывает, пожелает ли разговаривать с ней Мора, узнав о предпринятых поисках.Но Джесс поступила иначе. Любезно улыбнувшись, она тихо сказала:— Дороти, очень рада вас видеть.И лента рулетки с шумом втянулась внутрь.Мощное тело Дороти проплыло по паркетному полу. Она наклонилась к Джесс и запечатлела на обеих ее щеках по неизбежному поцелую. Пахло от Дороти так, как должно пахнуть от Элизабет Тейлор (если только та пользовалась теми духами, которые рекламировала).— У Селии божественные шторы, — проговорила Дороти, по обыкновению, не разжимая губ, и Джесс почувствовала себя школьницей, получившей награду на конкурсе по правописанию. Дороти дотронулась до своего тройного жемчужного ожерелья, и тут ее взгляд упал на тетрадку Джесс. — О-о, так вы обновляете зал? Это же чудесно! Фиолетовый такой утомительный!«Утомительный» — вот самое подходящее слово, подумала Джесс.— Сегодня я только измеряю, — спокойно ответила она. Джесс совсем не хотелось обсуждать с Дороти Сандерс, да и ни с кем другим, выбранные ею материи или цветовую гамму. Это только ее дело, и Дороти оно не касается.Она захлопнула тетрадь.— Как хорошо, ? — произнесла Дороти с таким глубоким вздохом, что ожерелье на ее толстой шее всколыхнулось, — что вам всегда есть чем заняться.В свое время Дороти по-матерински опекала Джесс после развода. Она как бы жалела ее, так как Джесс в отличие от Чарльза не вступила в новый брак.— Да, вы правы, Дороти. — Она улыбнулась. — У меня есть работа, дети. Это моя жизнь. И она мне нравится. Мне некогда сидеть без дела.— О Джесс, нам здесь так вас не хватает! Вы столько всегда делали на благотворительных мероприятиях… А знаете, та мерзкая шлюха, на которой теперь женат Чарльз, не удостаивает нас своим посещением даже днем.Бабочки сильнее захлопали крыльями.— Месяц назад я позвонила ей и попросила нанести вместо меня шесть визитов. Шесть, представляете? Так нет, она слишком занята. Они, видите ли, собираются на Багамы, чтобы купить яхту для путешествий. Прямо-таки поселились на море. Как вы это терпите?Да кто сказал, что Джесс терпит это?— Ну, — поспешно ответила она, — у каждого свои вкусы. Извините, пожалуйста, у меня назначена одна встреча, и я уже опаздываю.И Джесс выскользнула из зала, не дожидаясь начала долгой церемонии прощания. Открыв дверцу машины, она швырнула на заднее сиденье сумку с образцами тканей. Теперь Джесс решила вернуться в этот клуб не иначе как в сопровождении толпы своих помощниц, которые никому не дадут к ней приблизиться.А до этого у нее еще есть время.Прежде чем отправиться в мастерскую, Джесс решила заехать домой и переодеться в брюки и свитер — так удобнее работать. К тому же она ясно сознавала, что не хочет показываться своим мастерицам в эти минуты — слишком сильно глаза пылали яростью. Всякий раз, когда Джесс заставляли думать про Чарльза, напоминали, что его жизнь сложилась так, как он хотел, и рядом с ним женщина, полностью соответствующая его идеалу, она выходила из себя.Порой Джесс не верилось, что когда-то она жили, столь отвратительной жизнью. А теперь жизнь Джесс действительно свелась к работе и детям. И ничего больше не осталось. Ни любви, ни мужчин. В сорок пять она страдала от того, что любовь обходит ее стороной, а позже стала удивляться, почему прежде этот вопрос имел для нее какое-то значение. Одного Чарльза Джесс хватило на всю жизнь.Поставив машину в гараж, она прошла на кухню и порадовалась чистоте и порядку. Слава Богу, что ей не приходится делить свой кров с каким-нибудь самодовольным болваном.Внимание Джесс привлекла мигающая красная лампочка на автоответчике.Она решила не прослушивать сообщение. А вдруг это снова?.. Но потом ей пришло в голову, что, возможно, звонил Филип.Джесс нажала на кнопку.«Мама!»Ох! Мора!«Я хотела тебе сообщить, что с весенними каникулами все получилось отлично. Эдди будет со мной».Мора усмехнулась, но от Джесс не укрылось, что ее голос дрожит.«Только не рви и не мечи. Мы проводим каникулы с папой. Плывем вдоль Багам на катамаране. У Эдди едет крыша от счастья. Я тебе потом позвоню. Привет, мам».Молча таращась на автоответчик, Джесс чувствовала, как жизнь вытекает из нее. Глава 8 Филип сбросил туфлю и помассировал рукой ноющую ступню. Было два часа пятнадцать минут, и он впервые за день присел в зале для посетителей дома для престарелых на Лонг-Айленде. Если повезет, Филип еще успеет встретиться с Джозефом — тот настаивал, чтобы брат вместе с ним отправился смотреть облюбованный им офис на углу Парк-авеню и Семьдесят третьей улицы.Он оглядел стены, выкрашенные под слоновую кость, развешанные на них фотографии с изображениями побережья Атлантики, синие стулья, расставленные по периметру небольшого помещения, которое лишь условно называлось залом.Вдруг именно этот человек знает ответ на вопрос, мучающий Джесс?Наконец-то ему повезло. В пятницу Филип позвонил в Вествуд, где ему сообщили, что шериф Бад Уилсон (он же почтмейстер) уже переселился в другой мир. Поэтому Филип вычеркнул его имя из списка тех, кто знал тайну раннего материнства Джесс.В воскресенье он торчал в библиотеке вместо того, чтобы мирно обедать у матери, и тогда-то ему выпала удача: Уильям Ларриби. Старый доктор давно ушел на покой, но его имя все еще значилось в списках членов Американской медицинской ассоциации. А в понедельник Филип с удивлением обнаружил, что самый обыкновенный юрисконсульт в состоянии отыскать адрес члена АМА. Как оказалось, доктор Ларриби проживал в доме престарелых на Лонг-Айленде. Не слишком долгие поиски и привели Филипа сюда, на один из этих синих пластмассовых стульев.Однако одно дело — найти доктора Ларриби, а вот будет ли так же просто получить от него хоть какую-то ценную информацию — вопрос. Но Филип был преисполнен решимости сделать для Джесс все возможное. И он сделает все возможное еще до того, как Джозеф откроет, чем его брат занимается в рабочее время.Господи, уже вторник. Оставалось надеяться, что Джесс не только добра, но и терпелива.Белые круглые настенные часы показывали два двадцать. Не позже чем в три ему нужно выйти отсюда и встретиться с агентом по недвижимости, который должен подтвердить братьям Аршамбо, что они могут въезжать в новый офис.Филип рассеянно листал журнал «Пипл». Что бы сказал отец, узнав о переезде? Дональд Аршамбо, неприхотливый человек, был предан своей профессии нотариуса. А вот Джозеф говорил, что она не приносит настоящих денег. Кстати, в этом Джозеф совершенно прав.И все-таки Филип не только любил, но и глубоко уважал отца. Ненавязчиво, но упорно готовил Аршамбо-старший своих сыновей к трудовой жизни. По выходным учил их ловить рыбу в речке недалеко от дома; иногда водил в музеи Манхэттена и Вашингтона. Он любил повторять: «Знаний много не бывает». А каждый вечер после ужина отец садился в кресло с сигаретой в руке, и мальчики всегда могли попросить его что-нибудь растолковать или помочь с домашним заданием, и не было случая, чтобы он отказал.И Филипу никогда не приходило в голову, что настанет вечер, когда кресло останется ^пустым. Вернувшись с похорон Дональда Аршамбо, который умер быстро и легко, Филип подошел к этому креслу и долго смотрел на него, не решаясь сесть. До того дня он ни разу в это кресло не садился.Возможно, то, что Филип похоронил отца, помогло ему через какое-то время пережить смерть Пи-Джей. Он уже знал, насколько тяжело это для тех, кто остается. Для тех же, кто уходит, смерть нередко избавление от тяжких мук. Безусловно, в случае Пи-Джей так оно и было.Филип положил журнал на столик, когда вошел новый посетитель, и задумался: как лучше представиться доктору Ларриби? Наверное, так: «Меня зовут Филип Аршамбо. Я — один из тех детей, кто родился в „Ларчвуде“ в шестьдесят восьмом». Возможно, доктор растрогается, решив, что Филип пришел к нему из благодарности, а не для того, чтобы наводить справки о прошлом.Он с удивлением осознал, что вот сейчас увидит человека, который принял его на руки после родов, услышал его первый крик, был с ним рядом в самый первый миг жизни. А помнит ли доктор Пи-Джей, запечатлелись ли в его памяти ее каштановые волосы и изумрудные глаза?Только бы беседа удалась. Ради Джесс.Сам Филип не верил, что за письмом и телефонным звонком стоит что-то серьезное. В конце концов мир полон злых придурков.Но ради Джесс он пройдет весь путь до конца.Неожиданно открылась дверь, и в зал вошла женщина в очках, строгая, в белом халате с голубой прямоугольной карточкой на груди. Филип поспешно поднялся. На все вопросы и ответы у него оставалось пятнадцать минут.— Мистер Аршамбо? — сурово осведомилась женщина. — Это вы хотели видеть Уильяма Ларриби?Глаза Филипа скользнули по табличке с именем.— Да, доктор Бэнкс, — Прием посетителей начинается в семь.Он вытащил из кармана визитную карточку.— Доктор Бэнкс, я юрисконсульт и пришел по делу.— Вы не в тюрьме, а в приюте для пожилых людей. Посещения с семи.Она вернула Филипу визитную карточку и вышла.— Мой дом — моя крепость! — гордо провозгласил Джозеф. Он стоял, скрестив руки на груди, у окна, выходившего на Парк-авеню. — Мы добились своего, братишка.Щеки Филипа горели; возможно, оттого что ему пришлось мчаться на общественном транспорте в центр, а вскоре предстояло добираться таким же образом назад. Но не исключено, что это было от радостного возбуждения.Их новый офис действительно производил впечатление. Располагался он на первом этаже, что было, безусловно, удобно для посетителей. Тяжелая дубовая входная дверь поражала своей солидностью. Внутри все сверкало и отливало теплым светом. Деревянные полы были натерты до блеска, а мебель работы начала века тщательно отреставрирована. Высокие потолки и большие окна придавали помещению вид настоящего святилища правосудия. Сюда можно смело приглашать клиентов. Почему-то Филип подумал о Джесс, он с гордостью привел бы ее сюда. Так же, как и Пи-Джей…— Неужели мы можем себе это позволить? — с тревогой спросил Филип своего старшего и мудрого брата.— Братишка, мы не можем позволить себе отказаться с этого. Мы поднялись на новый уровень.Филип усомнился в том, что Дональд Аршамбо захотели бы оказаться на новом уровне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29