– Фрэнк, я люблю тебя, и ты это знаешь. Именно поэтому я говорю тебе «нет». Не хочу портить твое выступление.
– Хизер, перестань. Ты сгорела из-за этого паршивца Карграйта. Я имею в виду старшего, а не младшего. Не слушай его. Уверен, у тебя все получится. Я умираю, хочу послушать, что ты там написала. А ребята с удовольствием тебе подыграют. Соглашайся. Там будет клевая тусовка.
– Нет, спасибо, – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрогнул и Фрэнк не почувствовал моей паники. – Видишь ли, мои песни – слишком тяжелый рок для группы Фрэнка Робийярда.
– Что? – Фрэнк не поверил. – Не может быть! Они полюбят тебя. Перестань, Хизер. Когда еще у тебя будет возможность попеть в пабе? Это прекрасная площадка для самого тяжелого рока, который только можно придумать. Представь себе: только ты, стул и микрофон…
К счастью, в этот момент раздался звонок на другой линии.
– Упс… – проговорила я. – Мне нужно ответить, вдруг это Купер.
– Хизер, послушай меня, не…
– Я тебе перезвоню. – Я переключила телефон на другую линию, испытав огромное облегчение. – Алло?
– Хизер? – неуверенно проговорил смутно знакомый голос.
– Она самая, – ответила я также неуверенно.
Не так уж много мужчин мне звонят. Тем более что я стараюсь не давать свой домашний номер направо и налево. Никому. Ведь ник то у меня его и не спрашивает.
– Кто это?
– Это я. – В голосе послышалось удивление. – Твой папа.
7
Туман над лесом,
Смятенье в сердце.
Зачем ты ушел?
Зачем ты не умер?
«Умри уже». Автор Хизер Уэллс
Я секунды три сидела неподвижно, не в силах произнести ни слова.
Потом меня понесло:
– О! Папа! Привет! Прости! Я сразу не узнала твой голос. У меня… У меня сегодня был тяжелый день.
– Я в курсе, – устало ответил папа.
Как тут не устать, вкалывая с 10 до 20 в федеральной тюрьме, куда вас упекли за уклонение от уплаты налогов?
– Это случилось в твоем общежитии? Это там нашли голову девушки?
– Не в общежитии, а в резиденции, – автоматически поправила я. – Да. Вот ужас, правда? – Я судорожно пыталась сообразить, зачем он позвонил.
Сегодня не праздник. Не мой день рождения. Не его день рождения. Точно нет, у него в декабре.
В чем причина? Мой папа не из тех, кто может поднять трубку и позвонить просто так, чтобы поболтать. В особенности сейчас, когда ему разрешено звонить только за счет вызываемого абонента и в строго отведенное для этого время (он отбывает срок в одном из самых «теплых местечек» во Флориде – в федеральной тюрьме «Эглин»).
Минуточку, Этот звонок не из той серии. Никакой оператор не сообщал мне, что звонок за мой счет.
– Пап, – сказала я, – откуда ты звонишь? Ты все еще в «Эглине»?
О чем я? Куда он денется? Если бы его выпустили, я бы наверняка об этом узнала.
Вот только… от кого? Мама с ним не общается с тех пор, как переехала в Буэнос-Айрес с моими деньгами. Впрочем, меня она тоже общением не балует.
– Понимаешь, какая штука, малыш, – проговорил папа, – меня выпустили.
– Правда? – Я прислушалась к себе, пытаясь понять, что я по этому поводу чувствую… ничего.
То есть я, конечно, люблю папу. Но, по правде говоря, я не видела его очень долго, мама никогда не брала меня на свидания с ним. Она сильно злилась на него за то, что он потерял все свои деньги, и ей пришлось работать (в качестве моего агента и продюсера).
А когда я стала достаточно взрослой, да еще после всего, что со мной случилось, у меня уже не было сил ехать во Флориду. Мы с папой никогда не были близки, общались просто из вежливости, а не как родитель с ребенком. Спасибо мамочке.
– Здорово! – сказала я и заглянула в коробку, чтобы посчитать оставшиеся кусочки курицы.
Я решила оставить грудки для Купера, он их очень любит.
– И где ты сейчас?
– Забавно, что ты об этом спросила. Я звоню тебе из кафе на Вашингтон-сквер. Хочешь выйти ко мне и выпить по чашечке кофе?
Такое у меня просто не укладывается в голове. Целыми месяцами со мной не происходит ничего из ряда вон выходящего. Мои дни заполнены прогулками с собакой, работой и просмотром старых серий «Золотых девушек». И вдруг – бац!
В один день в кастрюле на плите обнаруживается голова, мне предлагают спеть в пабе «У Джо» ни с кем иным, как с супер-мега-рок-звездой Фрэнком Робийярдом, мой папа выходит из тюрьмы и просит, чтобы я с ним встретилась.
Почему ничего никогда не случается в разбивочку? Допустим, в один день обнаруживается голова, в другой – Фрэнк просит меня выступить с ним, в третий – звонит папа и сообщает, что он не в тюрьме, а в моем городе.
Но нам не дано выбирать.
Если бы было дано, я бы не стала есть столько курицы перед встречей с папой. Когда я увидела его сидящим в нашей тошниловке – я сумела хорошенько рассмотреть его прежде, чем он меня увидел – у меня свело кишки.
Не так свело, как при виде головы Линдси, тогда я испугалась. Просто вид моего отца сильно меня опечалил.
Может, потому, что он сам выглядел печальным. Печальным и очень худым. Это был уже не тот плечистый игрок в гольф, которого я видела два десятка лет назад вне комнаты свиданий тюрьмы «Эглин», а лишь оболочка от него, тощая, с седыми волосами и еще более седыми усами и бородой.
И все-таки, когда он взглянул в мою сторону и заметил, что я стою в дверях, его лицо изменилось. Не то, чтобы оно выразило радость. Он растянул губы в улыбке, которая ни как не повлияла на его грустные усталые глаза, такие же голубые, как и мои собственные. И точно такие же тревожные.
Что бы вы сказали отцу, отношения с которым у вас были всегда какими-то… несуществующими, даже когда вы жили с ним вместе?
Я сказала:
– Привет, пап, – И села за его столик.
Что я еще могла ему сказать?
– Хизер! – Он наклонился над столом и взял мою руку.
Пальцы по сравнению с моими были теплыми. Я ответила на его рукопожатие и улыбнулась.
– Вот так сюрприз, – проговорила я. – Когда ты вышел?
– На прошлой неделе. Хотел позвонить тебе сразу же, но не был уверен, что ты будешь рада меня видеть.
– Я очень рада тебя видеть, папа. – Я на него зла не держу.
Конечно, с его стороны, не слишком здорово не платить налоги долгие годы. Но ведь он не с моих денег не платил налоги, не так ли? И не своровал их у меня, как мамочка.
– Когда ты сюда приехал? Я имею в виду в наш город?
– Сегодня утром. На автобусе. Прекрасный повод полюбоваться страной. – Подошла официантка, и он посмотрел на меня вопросительно. – Ты ужинала?
– Да, – сказала я. – Я сыта. Но чашка горячего шоколада пришлась бы очень кстати. – Последние слова были адресованы официантке. – Со взбитыми сливками.
Папа заказал куриную лапшу и кофе. Официантка кивнула и удалилась. Она выглядела рассеянной, возможно, волновалась из-за надвигающегося бурана, о котором возвещал из телевизора, висящего над стойкой, ведущий первого канала.
– Итак, – продолжила я, – на автобусе. – Я почему-то никак не могла выбросить из головы Моргана Фримена, едущего навстречу свободе в фильме «Побег из «Шоушенка».
Ничего удивительного, Морган Фримен в этом фильме тоже был заключенным.
– А ты ничего не нарушил? Тебе можно выезжать из Флориды?
– Не беспокойся, малыш, – сказал папа, похлопывая меня по руке. – У меня все под контролем. На этот раз.
– Прекрасно, – ответила я. – Просто здорово.
– Что слышно о маме? – поинтересовался он.
Я заметила, что он старается не смотреть мне в глаза. Он старательно кидал ложку за ложкой сахара в свой кофе.
– С тех пор как она улетела в Буэнос-Айрес, опустошив мой счет? Ни черта больше не слышно.
Папа поджал губы и покачал головой. Он все-таки поднял на меня взгляд.
– Мне очень жаль, Хизер, – сказал он. – Ты даже не представляешь насколько. Твоя мама не была такой. Не понимаю, как это могло произойти.
– Правда? А я-то как раз все прекрасно понимаю, – сказала я.
Официантка принесла суп и мой горячий шоколад.
– Да? – Папа стал уплетать суп так, будто ел впервые за этот день.
Для такого тощего парня, как он, аппетит у него был просто прекрасный.
– И что именно?
– У нее от такого жирного куска просто память отшибло, – заявила я.
– Хизер, – сказал папа, отрываясь от супа, – не говори так. Мама тебя очень любит. Просто она никогда не была сильной женщиной. Я уверен, что забрать твои деньги не ее идея. Я склонен думать, что это Риккардо ее заставил.
Я склонна думать совсем по-другому, но промолчу, потому что не хочу спорить по этому поводу.
– А ты о ней что-нибудь слышал?
– Уже давно – ничего, – ответил папа, открывая одну пачку крекеров, которые подали к супу. – Я это заслужил.
– Не вини себя, папа. – Я почувствовала, что живот снова скрутило.
Только на этот раз сжалось немного выше от желудка. В непосредственной близости от сердца. Видимо, от жалости.
– Она тоже вряд ли бы завоевала титул «Мама года».
Папа покачал головой.
– Бедная Хизер, – сказал он со вздохом. – Когда на не бесах все выбирали себе родителей, ты тянула жребий после дней.
– Не знаю, – сказала я, вдруг почувствовав, что волнуюсь. – По-моему, все хорошо. У меня есть работа, прекрасное жилье и… скоро я стану бакалавром.
Папа удивился и обрадовался.
– Как здорово! В Нью-Йорк-колледже?
Я кивнула.
– Я получила льготы, потому что работаю там. Мне нужно сдать вступительный экзамен по математике, и я начну учиться, но…
– А по какой специальности ты будешь учиться? – заинтересовался папа. – Музыка? Наверняка это будет музыка. Ты всегда была талантливым ребенком.
– Видишь ли, – сказала я, – я буду изучать криминальное право.
Папа был потрясен.
– Боже правый! – сказал он. – Почему? Ты хочешь работать в полиции?
– Не знаю. – Я была слишком смущена, чтобы сказать правду… сказать, что со степенью бакалавра по криминальному праву Купер может взять меня в качестве своего партнера по бизнесу, и мы вместе будем расследовать преступления.
Как Ремингтон и Стил. Или Харт и Харт.
Как грустно, что все мои фантазии выстроены под впечатлением телешоу восьмидесятых годов.
– Ты должна изучать теорию музыки, – твердо сказал папа. – Это поможет тебе в написании песен.
Я вспыхнула. Совсем забыла, что к Рождеству посылала папе диск с записями песен. О чем я тогда думала?
– Я уже стара для карьеры певицы. Ты видел этих девушек на MTV? Я больше не могу косить мини-юбки. У меня целлюлит.
– Не глупи, – успокоился папа. – Ты прекрасно выглядишь. А если стесняешься, носи брюки.
Брюки. Порой папа меня просто убивает.
– Какой стыд, нет, какой грех зарывать богом данный талант в землю!
– Знаешь, я не считаю, что он у меня есть. Я уже пробовала выступать на сцене. По-моему, сейчас самое время попробовать себя в чем-то другом.
– В криминальном праве? – расстроился папа. – В этом твой талант?
– По крайней мере, если я буду этим заниматься, меня не закидают гнилыми помидорами, – заметила я.
– Да кто посмеет! – закричал папа и положил ложку. – Ты поешь, как ангел! Твои песни намного лучше тех, что передают по радио. Помнишь, та девица, которая поет про какие-то бугры или глыбы? Или эта Трейси Трес, на которой женится твой бывший парень в эти выходные, почему она на видео полуголая?
Я постаралась спрятать улыбку.
– Таня Трейс, – поправила я. – Это самый популярный клип на MTV.
– Неважно, – твердо сказал папа. – Все равно – это мусор.
– Кстати, пап. – Я решила сменить тему, пока он не слишком перевозбудился. – Ты пробыл в «Эглине» почти… 20 лет. Что ты собираешься делать на свободе?
– Есть кое-какие задумки. Некоторые кажутся очень перспективными.
– Да? Прекрасно. Ты останешься здесь, в Нью-Йорке?
– Да, – проговорил папа.
Я заметила, что уверенность в его голосе снова исчезла, он опять не смотрел мне в глаза.
Хо-хо.
– Пап, – сказала я, так как у меня в животе появилось совсем новое ощущение.
Это не было ужасом или жалостью. Это был страх.
– Ты позвонил мне только для того, чтобы встретиться и вспомнить старые времена или что-то другое задумал?
– Разумеется, я хотел тебя видеть, – сказал папа чересчур строго. – Ты же моя дочь, в конце концов.
– Прекрасно, – заметила я, – но…
– Почему ты решила, что есть «но»?
– Потому что мне уже не девять лет. Я знаю, что всегда и у всего есть «но».
Он снова положил ложку на стол и глубоко вздохнул.
– Ладно, – сказал он, – «но» действительно есть.
И рассказал мне, в чем оно заключается.
8
Тик-так,
Будильник спит.
Тик-так,
Не звенит.
Тик-так,
Тишина
Тик-так
Я одна
«Утренняя песня». Автор Хизер Уэллс
На следующий день я опоздала на работу на пятнадцать минут. Лично я считаю, что пятнадцать минут не так уж и много. Пятнадцать минут вообще нельзя считать опозданием, особенно, если учесть то, что случилось со мной вчера вечером по милости моего дорогого папочки.
Однако эти же пятнадцать минут могут многое изменить. Пятнадцати минут вполне достаточно для того, чтобы сотрудник службы психологической помощи нашла мой стол и уселась за него.
А когда я, запыхавшись, вбежала в офис, увидела ее там и спросила: «Могу я вам чем-то помочь?» – оказалось, что этих пятнадцати минут было вполне достаточно и для того, чтобы она вполне освоилась, почувствовала себя как дома, и ответила. «О нет, спасибо. Хотя, если вы сбегаете за кофе, то принесите не слишком крепкий и без сахара»
Я удивленно воззрилась на нее. На ней был элегантный серый кашемировый костюм, украшенный – ни больше, ни меньше – жемчугом, и я, в джинсах и свитере грубой вязки, почувствовала себя золушкой. Дамочка даже не надела шапки. Ее каштановые кудрявые волосы были уложены в безупречную прическу. Как ей удалось пройти через парк или, как я его позже обозвала, замерзшую тундру, из своего офиса к нам, не отморозив начисто голову?
Но, оглянувшись и заметив на вешалке (на моих плечиках!) черное шерстяное пальто, я все поняла. Меховые наушники. Ну разумеется!
Хитрая модница.
– Хизер, вот ты где, – сказал Том, выходя из своего кабинета.
Сегодня он выглядел намного лучше, чем вчера. Выспался, вымыл и причесал светлые волосы и даже надел галстук.
К галстуку в качестве аксессуара прилагались светло-розовые брюки, но все равно это был прогресс.
– Знакомься, это доктор Джиллиан Килгор из службы психологической помощи, – продолжил он. – Она здесь, чтобы оказать психологическую поддержку студентам, которые в этом нуждаются после вчерашних событий.
Я улыбнулась доктору Килгор. А что еще я могла сделать? Плюнуть в нее?
– Привет, – сказала я. – Вы заняли мое место.
– О! – Том сделал вид, что только заметил, где обосновалась доктор Килгор. – Все в порядке. Доктор Килгор, это стол Хизер, я приготовил для вас стол нашей лаборантки…
– Мне здесь больше нравится. – Доктор Килгор своим ответом сразила нас обоих (особенно Тома, его лицо стало таким же розовым, как и брюки). – Разумеется, мистер Снеллинг, когда начнут приходить студенты, я буду принимать их у вас в кабинете.
Это было для Тома новостью. Он стоял и блеял, как потерянная овца, не сходя с места, когда в комнату вошла первая жертва Джиллиан Килгор. Марк Шепельски – главный на падающий «Анютиных глазок», рост 196 см. Он проживал у нас в Фишер-холле в самой вожделенной из-за вида на парк комнате 212. Она была расположена на втором этаже, что делало ее обитателей абсолютно независимыми от лифтов, которые обычно были битком набиты или вообще не работали.
– Меня кто-то вызывал? – спросил, точнее, прорычал Марк.
Этот тощий юноша был довольно симпатичным. Но он в подметки не годился бармену, это точно.
И вовсе не потому, что бармен мне нравится. Или когда-то нравился.
– Вы, должно быть… – проговорила доктор Килгор, водружая на нос очки. Как я подозреваю, чтобы произвести впечатление (не сработало!) – Я доктор Килгор из службы психологической помощи, насколько мне известно, вы были близки с Линдси, с Линдси Комбс?
Услышав имя близкого ему человека, Марк не разразился слезами, а наоборот, возмущенно спросил:
– Так я за этим здесь? Я весь вчерашний день проговорил об этом с копами. У меня сегодня вечером игра. Мне нужно тренироваться.
Джиллиан Килгор постаралась его успокоить:
– Я понимаю, Марк, но мы все о тебе беспокоимся. Нам нужно убедиться, что с тобой все в порядке. Ведь Линдси была твоей близкой подругой.
– Конечно, Линдси была горячей девчонкой, но у нас с ней ничего не было, мы просто развлекались вместе, понимаете?
– То есть вы не были с ней близки? – услышала я свой вопрос.
И Том, и Джиллиан Килгор повернулись, чтобы посмотреть на меня, – доктор Килгор с явным раздражением, Том с широко открытыми глазами и взглядом, говорящим: «Ты что, ищешь неприятностей себе на голову?». Но я не обратила на это внимания.
– Близки? – переспросил Марк. – Никогда. Мы просто тусовались вместе. Я уже говорил этому пижону-детективу, что в последний раз видел ее на одной из игр во время перерыва, да и то мельком.
– Давай поговорим об этом, – сказала доктор Килгор, подхватывая Марка под руку и подталкивая к кабинету Тома (который был отделен от офиса, где я сижу, только решеткой).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29