– Неужели ты не видишь, что я больше не глупая поп-звезда, кумир подростков? Что я знаю, о чем говорю?
Я говорила, и сама мысленно ужасалась: что я говорю, что я делаю? Мне хотелось взять свои слова обратно. Я обращалась к человеку, который сам – я его даже не просила – предложил мне жилье, когда мне некуда было пойти, за исключением, может быть, гостевой комнаты в мансарде Пэтти и Фрэнка. Но все равно. Почему я такая неблагодарная?
– Извини, – сказала я. От ужаса у меня даже во рту пересохло. – Я не хотела, правда, даже не знаю, как у меня вырвалось. Наверное, я просто… просто расстроилась. Это от стресса.
Купер с непроницаемым выражением лица молча смотрел на меня. Потом удивленно сказал:
– А я и не считаю тебя глупой рок-звездой.
– Я знаю, – быстро сказала я.
Господи, ну почему у меня не получается держать язык за зубами? ПОЧЕМУ???
– Просто иногда я за тебя волнуюсь, – продолжил Купер еще до того, как я успела что-нибудь ляпнуть. – У тебя есть обыкновение попадать в разные истории. Взять хотя бы случай с моим братом…
С Джорданом? Что он имеет в виду: мои отношения с ним или прошлую ночь? О господи, только бы он не видел «Пост»!
– К тому же у тебя никого нет. – Купер снова покачал головой. – Ни семьи, ни человека, который мог бы за тобой присматривать.
– Но у тебя тоже, – напомнила я.
– Это другое дело.
– Не понимаю, почему другое, – возразила я. – Конечно, я младше тебя.
Но что такое семь лет? Разве это много? У принца Чарльза и принцессы Дианы была двадцатилетняя разница в возрасте, и они… да, у них все сложилось не очень хорошо, но какова вероятность, что мы, как пара, повторим их ошибки? Конечно, если мы с Купером вообще когда-нибудь станем парой.
Я вспомнила то, что видела из окна «скорой помощи»:
– Кроме того, семья у меня есть. В некотором роде. У меня есть Рейчел, Магда, Пит и ты…
Последнее я не собиралась добавлять, но оно вырвалось само собой и повисло в воздухе между нами. «Ты». Ты – часть моей семьи. Моей новой семьи – поскольку все члены моей старой семьи или в тюрьме, или в бегах. Мне «посчастливилось»!
Купер только посмотрел на меня, как на сумасшедшую (очень необычно). Я не придумала ничего лучшего, как жалко добавить:
– И Люси.
Купер медленно выдохнул. Некоторое время он молчал, а потом, оставив без внимания мои рассуждения на тему «Мы – семья» (не думайте, что я это не заметила!), наконец сказал:
– Если ты действительно так уверена, что это происшествие не несчастный случай, а покушение на твою жизнь, думаю, нам нужно обратиться в полицию.
– Я уже пыталась, помнишь?
– Да, но на этот раз с тобой пойду я, и уж я позабочусь, чтобы…
Он не договорил и посмотрел на миловидную миниатюрную брюнетку. Она быстро подошла к стойке, вся из себя такая запыхавшаяся, в кожаной юбке, ее левая рука свисала под тяжестью массивного кольца с бриллиантом.
Ладно, признаюсь, с моего места кольца не было видно, но я все равно знала, что кольцо там есть, потому что знала, кто она такая. Я ее видела с моим бывшим, когда она брала в рот сами знаете что. Так что ее образ отпечатался на моей сетчатке навсегда.
– Прошу прощения, – выдохнула она, глядя в каменное лицо регистраторши. – Кажется, здесь находится мой жених, Джордан Картрайт. Когда я могу его увидеть?
Это была Таня Трейс – женщина, занявшая мое место в сердце и в пентхаусе моего мужа, не говоря уже о позиции в музыкальных чартах.
– Странно, – заметил Купер, – но, судя по ее виду, она неплохо справляется с болью.
Я посмотрела на него с недоумением, но потом вспомнила разговор, который состоялся между нами, когда я только-только въехала в его дом.
– Конечно, – сказала я. – Потому что она сидит на болеутоляющих. Но я тебя уверяю, Купер, невозможно жить без боли после такого количества пластических операций. Ее почти полностью переделали. Она же была восемнадцатого размера.
– Ладно, – сказал Купер, – похоже, мой братец в надежных руках. Может, пойдем отсюда?
И мы ушли.
И, если хотите знать мое мнение, нам давно пора было это сделать.
19
Кликни моих подружек,
Кликни моих друзей,
Кликни в меня влюбленных,
Кликни их поскорей!
Кликни девчонок, которые
Дарят подарки себе,
Кликни всех тех, кто в горе
Сможет помочь тебе!
«Кликни». Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни Дитц/Райдер. Из альбома «Лето». «Картрайт рекордс»
Первым человеком, которому я изложила свой рассказ, придя в полицейский участок, была хорошенькая, но усталая на вид женщина за стойкой. Ее длинные черные волосы были уложены в узел, наверное, для женщин-полицейских такая прическа предусматривается правилами. Я взяла себе на заметку, что, пожалуй, не стоит специализироваться в криминальном правосудии.
Женщина направила нас к плотному мужчине за письменным столом. Я повторила ему свой рассказ. Как и у той женщины, вид у него был скучающий… но только до того момента, пока я не упомянула Джордана. При упоминании «Гладкой дорожки» все мгновенно оживляются.
Здоровяк заставил нас несколько минут подождать, а потом проводил в чей-то кабинет – явно какого-то аккуратиста. Нам пришлось пару минут посидеть за столом, на котором царил идеальный порядок. Наконец появился владелец кабинета. Оказалось, это никто иной, как детектив Канаван, любитель жевать сигары.
– Это вы! – воскликнула я.
– Это вы! – чуть ли не закричал он.
У него в руках был бумажный стаканчик с кофе и… угадайте, что еще? Пончик с кремом и глазурью. Счастливчик.
– Чему я на этот раз обязан удовольствием видеть вас, мисс Уэллс? Подождите, не отвечайте, попробую угадать. Случайно, не тем ли, что кто-то раскроил череп одному из «Backstreet Boys»?
– Он из группы «Гладкая дорожка», – поправила я. – А в остальном вы правы.
Детектив Канаван сел за стол, вынул изо рта незажженную сигару, отломил кусочек пончика и макнул в кофе. Потом отправил этот пропитанный кофе кусок в рот, медленно прожевал, проглотил и сказал:
– Ну-с, я умираю от любопытства.
Я посмотрела на Купера. За то время, пока я дважды излагала свою историю, он не проронил ни слова. Поняв, что от него и сейчас не стоит ждать помощи, я начала рассказывать в третий раз. При этом я уже не впервые мысленно спрашивала себя, что я вообще нашла в этом необщительном типе.
Слушая меня, детектив Канаван сложил руки над головой и откинулся назад вместе со стулом так далеко, как это только было возможно. Одно из двух: либо он сегодня забыл воспользоваться дезодорантом, либо он всегда сильно потеет: под мышками у него темнели очень большие мокрые пятна. Хотя его самого это, по-видимому, нисколько не смущало.
– Итак, – сказал Канаван, глядя на потолок в потеках, – теперь вы считаете убийцей сына президента Нью-Йорк-колледжа?
– Ну… – Я замялась. В изложении Канавана это звучало как-то глупо. – Да, пожалуй, так.
– Но у вас нет никаких улик. Конечно, у нас есть презерватив, и, возможно, мы могли бы доказать, что это его презерватив. Но у вас нет никаких доказательств того, что преступление вообще имело место. Единственная улика – цветочный горшок, который упал с террасы. Но это могло произойти случайно.
– Эти горшки с растениями стоят там много лет, – перебила я, – и до сегодняшнего дня ни один из них не падал.
– В отчете полиции причина смерти обеих девушек определена как несчастный случай. – Детектив Канаван перестал пялиться в потолок и посмотрел на меня. – Послушайте, мисс… вы все еще мисс?
Я почувствовала, что краснею – сама не знаю почему. Может, потому, что если бы не Таня Трейс, я бы сейчас была миссис. Впрочем, сомневаюсь, что это продолжалось бы долго.
– Мисс, – твердо сказала я.
Детектив Канаван кивнул.
– Моя жена теперь тоже мисс. Ладно, неважно. Послушайте, мисс Уэллс, сколько лет тем девушкам? Они же подростки? Самый дурной возраст. По статистике, самой распространенной причиной смерти в возрасте от семнадцати до двадцати пяти является несчастный случай. Дети ищут себя, рискуют по-глупому…
– Но только не эти две девушки, – твердо сказала я.
– Возможно. Но суть в том, мисс Уэллс, что у вас на этого парня ничего нет. У вас даже нет подтвержденного убийства, которое вы могли бы на него повесить. Если бэкстритбой умрет, возможно, у нас что-нибудь будет. Но только возможно.
Вполне может статься, что полиция и это дело определит как несчастный случай.
– Ну что ж, – сказала я. Признаться, я была очень разочарована. Правда, на этот раз Канаван не рассмеялся мне в лицо, но за время моего рассказа он ничего не записал, ни единого словечка. Я взяла свой рюкзак. – Извините, что отняла у вас время. Снова.
Я встала. Детектив Канаван посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
– Куда это вы собрались? – строго спросил он. – А ну-ка, садитесь, я с вами еще не закончил.
Ничего не понимая, я снова села.
– В чем дело? – спросила я резче, чем надо бы. – Вы что, за чокнутую меня держите? Зачем мне здесь торчать? Если я захочу, чтобы надо мной смеялись, то обращусь к друзьям. – Я старательно смотрела куда угодно, только не налицо Купера. – Для этого мне нет нужды идти в полицию.
Детектив Канаван доел пончик, взял сигару, посмотрел на Купера и, кивнув в мою сторону, заметил:
– А она горячая.
– Да, – серьезно согласился Купер.
– Постойте! – Я перевела взгляд с одного на другого, и меня вдруг осенило подозрение. – Так вы знакомы?
Купер пожал плечами.
– Да так, встречались в нашем районе.
Детектив Канаван сказал:
– Невозможно шагу ступить, чтобы не наткнуться на этого парня. – Он имел в виду Купера. – Торчит за припаркованной машиной или за почтовым ящиком и снимает на пленку какого-нибудь обормота, которого собирается бросить жена.
– Здорово. – Никогда я не чувствовала себя так нелепо. – Просто потрясающе. Ну что ж, надеюсь, вы неплохо повеселились за мой счет…
– А что, разве похоже, что я смеюсь? – строго спросил Канаван. – Вы видели на моем лице хотя бы улыбку? И ваш приятель, как я вижу, тоже не смеется.
– Не вижу в этой ситуации ничего смешного, – сказал Купер.
Я посмотрела на него – он не улыбался. И я отметила, что он не возразил, когда Канаван назвал его моим приятелем. Я снова перевела взгляд на детектива.
– Он не мой приятель, – громко заметила я – зачем, сама не представляю. Но не сомневалась, что при этом мои щеки стали пунцовыми.
Детектив Канаван кивнул с таким видом, будто я сказала что-то вроде «Небо голубое».
– Ну так вот, мисс Уэллс, – сказал он. – Нам действительно часто приходится иметь дело, говоря вашими словами, с чокнутыми. Они приходят в полицию, чтобы заявить о преступлениях, которые, возможно, вообще не были совершены. Некоторые из этих так называемых чокнутых – добропорядочные граждане, которые искренне хотят помочь полиции. К этой категории я бы отнес и вас. Вы выполнили свой гражданский долг, поделившись своими соображениями, и я, как положено, их рассмотрю.
– Правда? – встрепенулась я. – Вы собираетесь допросить Криса?
– Да, я это сделаю. – Канаван снова взял сигару в рот. – Но осторожно, чтобы он ничего не заподозрил. Это моя работа. Моя, позвольте заметить, не ваша. Вам, мисс Уэллс, я настоятельно рекомендую больше в это дело не вмешиваться.
– Почему? Вы думаете, что Крис может попытаться меня убить? – спросила я прерывающимся от волнения голосом.
– Я думаю, что Крис может попытаться подать на вас в СУД за клевету, и у него будут для этого довольно веские основания. – Я сразу сникла, но Канаван не обратил на это внимания. – По вашим предположениям, мисс Уэллс, Кристофер Эллингтон не просто серийный убийца, а убийца необыкновенно умный и ловкий. Он не только не оставляет никаких улик, указывающих на его причастность к преступлению (за исключением презерватива, который, возможно, его), но и никаких следов преступления как такового, по которым можно было бы понять, что преступление вообще имело место. Жаль вас разочаровывать, но, судя по моему опыту, убийцы не настолько умны. Если уж на то пошло, они на редкость глупы. Убийца потому и идет на убийство, что его ограниченный ум не видит иного выхода из положения.
Детектив Канаван задумался, темные брови сошлись на переносице.
– Кстати, несмотря на шумиху, которую газеты поднимают вокруг серийных преступлений, лично мне ни разу не доводилось сталкиваться с серийным убийцей, а ведь я расследовал больше семисот убийств. Поэтому, мисс Уэллс, в том, что касается Кристофера Эллингтона, я не советую вам поднимать шум. Мне не хочется, чтобы вы из-за этого потеряли работу.
Я была так разочарована, что даже не смогла этого скрыть. Плечи мои поникли, голова опустилась. Я прошептала:
– Спасибо, детектив.
Канаван дал мне свою визитную карточку и велел звонить, если я вспомню еще что-нибудь полезное следствию. Потом он задал Куперу парочку вопросов о делах, которыми тот в последнее время занимался, и попрощался с нами.
Купер поймал такси. Всю дорогу до дома он держался необычайно серьезно. Кажется, он принял близко к сердцу мое обвинение (что он принимает меня за подростковую поп-звезду) и теперь изо всех сил старался доказать, что это не так. В такси он даже сказал мне, что считает детектива Канавана хорошим человеком и отличным следователем, и если кто и может разобраться в том, что происходит в Фишер-холле, то это Канаван.
От этого мне немного полегчало. Немного.
Вообще-то мне полагалось вернуться на работу, но я решила быстренько вывести на прогулку Люси, раз уж оказалась рядом с домом. Я подошла к висевшему в коридоре большому старинному зеркалу в резной золоченой раме, чтобы подкрасить губы Купер тем временем зашел в свой кабинет просмотреть сообщения Я еще раньше осмотрела коридор и убедилась, что не осталось никаких следов того, чем мы с Джорданом занимались тут накануне вечером Но все равно меня чуть удар не хватил, когда Купер вышел из кабинета и спросил:
– Скажи, что происходит между тобой и Джорданом?
– Ч-что ты имеешь в виду? – От волнения я даже стала заикаться.
– Ну, для начала, что он вообще делал сегодня возле Фишер-холла?
– Ах, это. – Я немного расслабилась. – Ничего, мы просто разговаривали.
– Понятно – Купер прислонился к косяку. Мне показалось, что его голубые глаза горят ярче обычного – То есть ты ничего не знаешь про блондинку, с которой его сфотографировали на пороге моего дома?
Я чуть язык не проглотила.
Так он все-таки видел «Пост»! Господи, ну почему никогда ничего не складывается так, как я хочу?! Или я уже израсходовала все свои удачные годы? Знаете, я где-то читала, что в жизни каждого человека бывает десять лет везения, этакое волшебное десятилетие, когда не случается никаких неприятностей… во всяком случае, крупных.
Может, мое удачное десятилетие уже кончилось? А если так, то нельзя ли мне переиграть все заново? Потому что, если бы меня кто-нибудь спросил, когда лучше назначить десять лет везения – с четырнадцати до двадцати четырех или с двадцати четырех до тридцати четырех, я бы выбрала второй вариант. Серьезно.
Кому же охота, чтобы лучшие годы жизни пришлись на учебу в старших классах?
Наверное, мое смятение отразилось у меня на лице, потому что Купер выпрямился и спросил:
– Хизер, что случилось?
Он спросил это таким тоном – ну, почти таким, – как если бы ему, правда, было небезразлично. И мне вдруг захотелось расплакаться.
– Ничего, серьезно, ничего.
Но только это было не так. Пусть со мной никто не соглашается, но я-то знаю, что кто-то пытается меня убить. А еще я занималась сексом с моим бывшим, который теперь помолвлен с другой женщиной, и ее дела на сцене идут лучше, да к тому же ее задница гораздо меньше моей. А хуже всего, что Купер увидел фотографию – свидетельство моей неразборчивости в связях или, по крайней мере, первого шага к ней.
– Я чувствую, что что-то не так, – сказал Купер. Он подошел и встал рядом со мной перед зеркалом. – И не пытайся отрицать, наблюдательность – мое профессиональное качество. Когда ты расстраиваешься, у тебя между бровей появляется такая маленькая складочка. – Он показал на мое отражение в зеркале. – Видишь?
Господи, он прав. У меня между бровей появилась хмурая складка. Если так и дальше пойдет, к тридцати годам будут морщины.
Я сделала над собой усилие и разгладила лицо.
– Это пустяки, – быстро сказала я. – Честно. А с Джорданом вчера вечером… это был всего лишь прощальный поцелуй.
Купер внимательно посмотрел на меня. Скептически посмотрел.
– Вот как? Прощальный поцелуй.
– Ну да – потому что между нами все кончено. – У меня запершило в горле, и я кашлянула. – Действительно все кончено.
Купер кивнул, хотя, кажется, не до конца мне поверил.
– Ну, если ты так говоришь…
– Мы оба готовы идти дальше, – перебила я. – Сейчас готовы. Понимаешь, нам нужно было какое-то завершение. Нельзя было, чтобы все кончилось моим гневным уходом… это нехорошо. Теперь мы остыли, успокоились, оба понимаем, что все кончено.
– Ладно, если между вами действительно все кончено, – сказал Купер, – то что Джордан делал возле Фишер-холла сегодня утром, когда на него свалился этот горшок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Я говорила, и сама мысленно ужасалась: что я говорю, что я делаю? Мне хотелось взять свои слова обратно. Я обращалась к человеку, который сам – я его даже не просила – предложил мне жилье, когда мне некуда было пойти, за исключением, может быть, гостевой комнаты в мансарде Пэтти и Фрэнка. Но все равно. Почему я такая неблагодарная?
– Извини, – сказала я. От ужаса у меня даже во рту пересохло. – Я не хотела, правда, даже не знаю, как у меня вырвалось. Наверное, я просто… просто расстроилась. Это от стресса.
Купер с непроницаемым выражением лица молча смотрел на меня. Потом удивленно сказал:
– А я и не считаю тебя глупой рок-звездой.
– Я знаю, – быстро сказала я.
Господи, ну почему у меня не получается держать язык за зубами? ПОЧЕМУ???
– Просто иногда я за тебя волнуюсь, – продолжил Купер еще до того, как я успела что-нибудь ляпнуть. – У тебя есть обыкновение попадать в разные истории. Взять хотя бы случай с моим братом…
С Джорданом? Что он имеет в виду: мои отношения с ним или прошлую ночь? О господи, только бы он не видел «Пост»!
– К тому же у тебя никого нет. – Купер снова покачал головой. – Ни семьи, ни человека, который мог бы за тобой присматривать.
– Но у тебя тоже, – напомнила я.
– Это другое дело.
– Не понимаю, почему другое, – возразила я. – Конечно, я младше тебя.
Но что такое семь лет? Разве это много? У принца Чарльза и принцессы Дианы была двадцатилетняя разница в возрасте, и они… да, у них все сложилось не очень хорошо, но какова вероятность, что мы, как пара, повторим их ошибки? Конечно, если мы с Купером вообще когда-нибудь станем парой.
Я вспомнила то, что видела из окна «скорой помощи»:
– Кроме того, семья у меня есть. В некотором роде. У меня есть Рейчел, Магда, Пит и ты…
Последнее я не собиралась добавлять, но оно вырвалось само собой и повисло в воздухе между нами. «Ты». Ты – часть моей семьи. Моей новой семьи – поскольку все члены моей старой семьи или в тюрьме, или в бегах. Мне «посчастливилось»!
Купер только посмотрел на меня, как на сумасшедшую (очень необычно). Я не придумала ничего лучшего, как жалко добавить:
– И Люси.
Купер медленно выдохнул. Некоторое время он молчал, а потом, оставив без внимания мои рассуждения на тему «Мы – семья» (не думайте, что я это не заметила!), наконец сказал:
– Если ты действительно так уверена, что это происшествие не несчастный случай, а покушение на твою жизнь, думаю, нам нужно обратиться в полицию.
– Я уже пыталась, помнишь?
– Да, но на этот раз с тобой пойду я, и уж я позабочусь, чтобы…
Он не договорил и посмотрел на миловидную миниатюрную брюнетку. Она быстро подошла к стойке, вся из себя такая запыхавшаяся, в кожаной юбке, ее левая рука свисала под тяжестью массивного кольца с бриллиантом.
Ладно, признаюсь, с моего места кольца не было видно, но я все равно знала, что кольцо там есть, потому что знала, кто она такая. Я ее видела с моим бывшим, когда она брала в рот сами знаете что. Так что ее образ отпечатался на моей сетчатке навсегда.
– Прошу прощения, – выдохнула она, глядя в каменное лицо регистраторши. – Кажется, здесь находится мой жених, Джордан Картрайт. Когда я могу его увидеть?
Это была Таня Трейс – женщина, занявшая мое место в сердце и в пентхаусе моего мужа, не говоря уже о позиции в музыкальных чартах.
– Странно, – заметил Купер, – но, судя по ее виду, она неплохо справляется с болью.
Я посмотрела на него с недоумением, но потом вспомнила разговор, который состоялся между нами, когда я только-только въехала в его дом.
– Конечно, – сказала я. – Потому что она сидит на болеутоляющих. Но я тебя уверяю, Купер, невозможно жить без боли после такого количества пластических операций. Ее почти полностью переделали. Она же была восемнадцатого размера.
– Ладно, – сказал Купер, – похоже, мой братец в надежных руках. Может, пойдем отсюда?
И мы ушли.
И, если хотите знать мое мнение, нам давно пора было это сделать.
19
Кликни моих подружек,
Кликни моих друзей,
Кликни в меня влюбленных,
Кликни их поскорей!
Кликни девчонок, которые
Дарят подарки себе,
Кликни всех тех, кто в горе
Сможет помочь тебе!
«Кликни». Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни Дитц/Райдер. Из альбома «Лето». «Картрайт рекордс»
Первым человеком, которому я изложила свой рассказ, придя в полицейский участок, была хорошенькая, но усталая на вид женщина за стойкой. Ее длинные черные волосы были уложены в узел, наверное, для женщин-полицейских такая прическа предусматривается правилами. Я взяла себе на заметку, что, пожалуй, не стоит специализироваться в криминальном правосудии.
Женщина направила нас к плотному мужчине за письменным столом. Я повторила ему свой рассказ. Как и у той женщины, вид у него был скучающий… но только до того момента, пока я не упомянула Джордана. При упоминании «Гладкой дорожки» все мгновенно оживляются.
Здоровяк заставил нас несколько минут подождать, а потом проводил в чей-то кабинет – явно какого-то аккуратиста. Нам пришлось пару минут посидеть за столом, на котором царил идеальный порядок. Наконец появился владелец кабинета. Оказалось, это никто иной, как детектив Канаван, любитель жевать сигары.
– Это вы! – воскликнула я.
– Это вы! – чуть ли не закричал он.
У него в руках был бумажный стаканчик с кофе и… угадайте, что еще? Пончик с кремом и глазурью. Счастливчик.
– Чему я на этот раз обязан удовольствием видеть вас, мисс Уэллс? Подождите, не отвечайте, попробую угадать. Случайно, не тем ли, что кто-то раскроил череп одному из «Backstreet Boys»?
– Он из группы «Гладкая дорожка», – поправила я. – А в остальном вы правы.
Детектив Канаван сел за стол, вынул изо рта незажженную сигару, отломил кусочек пончика и макнул в кофе. Потом отправил этот пропитанный кофе кусок в рот, медленно прожевал, проглотил и сказал:
– Ну-с, я умираю от любопытства.
Я посмотрела на Купера. За то время, пока я дважды излагала свою историю, он не проронил ни слова. Поняв, что от него и сейчас не стоит ждать помощи, я начала рассказывать в третий раз. При этом я уже не впервые мысленно спрашивала себя, что я вообще нашла в этом необщительном типе.
Слушая меня, детектив Канаван сложил руки над головой и откинулся назад вместе со стулом так далеко, как это только было возможно. Одно из двух: либо он сегодня забыл воспользоваться дезодорантом, либо он всегда сильно потеет: под мышками у него темнели очень большие мокрые пятна. Хотя его самого это, по-видимому, нисколько не смущало.
– Итак, – сказал Канаван, глядя на потолок в потеках, – теперь вы считаете убийцей сына президента Нью-Йорк-колледжа?
– Ну… – Я замялась. В изложении Канавана это звучало как-то глупо. – Да, пожалуй, так.
– Но у вас нет никаких улик. Конечно, у нас есть презерватив, и, возможно, мы могли бы доказать, что это его презерватив. Но у вас нет никаких доказательств того, что преступление вообще имело место. Единственная улика – цветочный горшок, который упал с террасы. Но это могло произойти случайно.
– Эти горшки с растениями стоят там много лет, – перебила я, – и до сегодняшнего дня ни один из них не падал.
– В отчете полиции причина смерти обеих девушек определена как несчастный случай. – Детектив Канаван перестал пялиться в потолок и посмотрел на меня. – Послушайте, мисс… вы все еще мисс?
Я почувствовала, что краснею – сама не знаю почему. Может, потому, что если бы не Таня Трейс, я бы сейчас была миссис. Впрочем, сомневаюсь, что это продолжалось бы долго.
– Мисс, – твердо сказала я.
Детектив Канаван кивнул.
– Моя жена теперь тоже мисс. Ладно, неважно. Послушайте, мисс Уэллс, сколько лет тем девушкам? Они же подростки? Самый дурной возраст. По статистике, самой распространенной причиной смерти в возрасте от семнадцати до двадцати пяти является несчастный случай. Дети ищут себя, рискуют по-глупому…
– Но только не эти две девушки, – твердо сказала я.
– Возможно. Но суть в том, мисс Уэллс, что у вас на этого парня ничего нет. У вас даже нет подтвержденного убийства, которое вы могли бы на него повесить. Если бэкстритбой умрет, возможно, у нас что-нибудь будет. Но только возможно.
Вполне может статься, что полиция и это дело определит как несчастный случай.
– Ну что ж, – сказала я. Признаться, я была очень разочарована. Правда, на этот раз Канаван не рассмеялся мне в лицо, но за время моего рассказа он ничего не записал, ни единого словечка. Я взяла свой рюкзак. – Извините, что отняла у вас время. Снова.
Я встала. Детектив Канаван посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
– Куда это вы собрались? – строго спросил он. – А ну-ка, садитесь, я с вами еще не закончил.
Ничего не понимая, я снова села.
– В чем дело? – спросила я резче, чем надо бы. – Вы что, за чокнутую меня держите? Зачем мне здесь торчать? Если я захочу, чтобы надо мной смеялись, то обращусь к друзьям. – Я старательно смотрела куда угодно, только не налицо Купера. – Для этого мне нет нужды идти в полицию.
Детектив Канаван доел пончик, взял сигару, посмотрел на Купера и, кивнув в мою сторону, заметил:
– А она горячая.
– Да, – серьезно согласился Купер.
– Постойте! – Я перевела взгляд с одного на другого, и меня вдруг осенило подозрение. – Так вы знакомы?
Купер пожал плечами.
– Да так, встречались в нашем районе.
Детектив Канаван сказал:
– Невозможно шагу ступить, чтобы не наткнуться на этого парня. – Он имел в виду Купера. – Торчит за припаркованной машиной или за почтовым ящиком и снимает на пленку какого-нибудь обормота, которого собирается бросить жена.
– Здорово. – Никогда я не чувствовала себя так нелепо. – Просто потрясающе. Ну что ж, надеюсь, вы неплохо повеселились за мой счет…
– А что, разве похоже, что я смеюсь? – строго спросил Канаван. – Вы видели на моем лице хотя бы улыбку? И ваш приятель, как я вижу, тоже не смеется.
– Не вижу в этой ситуации ничего смешного, – сказал Купер.
Я посмотрела на него – он не улыбался. И я отметила, что он не возразил, когда Канаван назвал его моим приятелем. Я снова перевела взгляд на детектива.
– Он не мой приятель, – громко заметила я – зачем, сама не представляю. Но не сомневалась, что при этом мои щеки стали пунцовыми.
Детектив Канаван кивнул с таким видом, будто я сказала что-то вроде «Небо голубое».
– Ну так вот, мисс Уэллс, – сказал он. – Нам действительно часто приходится иметь дело, говоря вашими словами, с чокнутыми. Они приходят в полицию, чтобы заявить о преступлениях, которые, возможно, вообще не были совершены. Некоторые из этих так называемых чокнутых – добропорядочные граждане, которые искренне хотят помочь полиции. К этой категории я бы отнес и вас. Вы выполнили свой гражданский долг, поделившись своими соображениями, и я, как положено, их рассмотрю.
– Правда? – встрепенулась я. – Вы собираетесь допросить Криса?
– Да, я это сделаю. – Канаван снова взял сигару в рот. – Но осторожно, чтобы он ничего не заподозрил. Это моя работа. Моя, позвольте заметить, не ваша. Вам, мисс Уэллс, я настоятельно рекомендую больше в это дело не вмешиваться.
– Почему? Вы думаете, что Крис может попытаться меня убить? – спросила я прерывающимся от волнения голосом.
– Я думаю, что Крис может попытаться подать на вас в СУД за клевету, и у него будут для этого довольно веские основания. – Я сразу сникла, но Канаван не обратил на это внимания. – По вашим предположениям, мисс Уэллс, Кристофер Эллингтон не просто серийный убийца, а убийца необыкновенно умный и ловкий. Он не только не оставляет никаких улик, указывающих на его причастность к преступлению (за исключением презерватива, который, возможно, его), но и никаких следов преступления как такового, по которым можно было бы понять, что преступление вообще имело место. Жаль вас разочаровывать, но, судя по моему опыту, убийцы не настолько умны. Если уж на то пошло, они на редкость глупы. Убийца потому и идет на убийство, что его ограниченный ум не видит иного выхода из положения.
Детектив Канаван задумался, темные брови сошлись на переносице.
– Кстати, несмотря на шумиху, которую газеты поднимают вокруг серийных преступлений, лично мне ни разу не доводилось сталкиваться с серийным убийцей, а ведь я расследовал больше семисот убийств. Поэтому, мисс Уэллс, в том, что касается Кристофера Эллингтона, я не советую вам поднимать шум. Мне не хочется, чтобы вы из-за этого потеряли работу.
Я была так разочарована, что даже не смогла этого скрыть. Плечи мои поникли, голова опустилась. Я прошептала:
– Спасибо, детектив.
Канаван дал мне свою визитную карточку и велел звонить, если я вспомню еще что-нибудь полезное следствию. Потом он задал Куперу парочку вопросов о делах, которыми тот в последнее время занимался, и попрощался с нами.
Купер поймал такси. Всю дорогу до дома он держался необычайно серьезно. Кажется, он принял близко к сердцу мое обвинение (что он принимает меня за подростковую поп-звезду) и теперь изо всех сил старался доказать, что это не так. В такси он даже сказал мне, что считает детектива Канавана хорошим человеком и отличным следователем, и если кто и может разобраться в том, что происходит в Фишер-холле, то это Канаван.
От этого мне немного полегчало. Немного.
Вообще-то мне полагалось вернуться на работу, но я решила быстренько вывести на прогулку Люси, раз уж оказалась рядом с домом. Я подошла к висевшему в коридоре большому старинному зеркалу в резной золоченой раме, чтобы подкрасить губы Купер тем временем зашел в свой кабинет просмотреть сообщения Я еще раньше осмотрела коридор и убедилась, что не осталось никаких следов того, чем мы с Джорданом занимались тут накануне вечером Но все равно меня чуть удар не хватил, когда Купер вышел из кабинета и спросил:
– Скажи, что происходит между тобой и Джорданом?
– Ч-что ты имеешь в виду? – От волнения я даже стала заикаться.
– Ну, для начала, что он вообще делал сегодня возле Фишер-холла?
– Ах, это. – Я немного расслабилась. – Ничего, мы просто разговаривали.
– Понятно – Купер прислонился к косяку. Мне показалось, что его голубые глаза горят ярче обычного – То есть ты ничего не знаешь про блондинку, с которой его сфотографировали на пороге моего дома?
Я чуть язык не проглотила.
Так он все-таки видел «Пост»! Господи, ну почему никогда ничего не складывается так, как я хочу?! Или я уже израсходовала все свои удачные годы? Знаете, я где-то читала, что в жизни каждого человека бывает десять лет везения, этакое волшебное десятилетие, когда не случается никаких неприятностей… во всяком случае, крупных.
Может, мое удачное десятилетие уже кончилось? А если так, то нельзя ли мне переиграть все заново? Потому что, если бы меня кто-нибудь спросил, когда лучше назначить десять лет везения – с четырнадцати до двадцати четырех или с двадцати четырех до тридцати четырех, я бы выбрала второй вариант. Серьезно.
Кому же охота, чтобы лучшие годы жизни пришлись на учебу в старших классах?
Наверное, мое смятение отразилось у меня на лице, потому что Купер выпрямился и спросил:
– Хизер, что случилось?
Он спросил это таким тоном – ну, почти таким, – как если бы ему, правда, было небезразлично. И мне вдруг захотелось расплакаться.
– Ничего, серьезно, ничего.
Но только это было не так. Пусть со мной никто не соглашается, но я-то знаю, что кто-то пытается меня убить. А еще я занималась сексом с моим бывшим, который теперь помолвлен с другой женщиной, и ее дела на сцене идут лучше, да к тому же ее задница гораздо меньше моей. А хуже всего, что Купер увидел фотографию – свидетельство моей неразборчивости в связях или, по крайней мере, первого шага к ней.
– Я чувствую, что что-то не так, – сказал Купер. Он подошел и встал рядом со мной перед зеркалом. – И не пытайся отрицать, наблюдательность – мое профессиональное качество. Когда ты расстраиваешься, у тебя между бровей появляется такая маленькая складочка. – Он показал на мое отражение в зеркале. – Видишь?
Господи, он прав. У меня между бровей появилась хмурая складка. Если так и дальше пойдет, к тридцати годам будут морщины.
Я сделала над собой усилие и разгладила лицо.
– Это пустяки, – быстро сказала я. – Честно. А с Джорданом вчера вечером… это был всего лишь прощальный поцелуй.
Купер внимательно посмотрел на меня. Скептически посмотрел.
– Вот как? Прощальный поцелуй.
– Ну да – потому что между нами все кончено. – У меня запершило в горле, и я кашлянула. – Действительно все кончено.
Купер кивнул, хотя, кажется, не до конца мне поверил.
– Ну, если ты так говоришь…
– Мы оба готовы идти дальше, – перебила я. – Сейчас готовы. Понимаешь, нам нужно было какое-то завершение. Нельзя было, чтобы все кончилось моим гневным уходом… это нехорошо. Теперь мы остыли, успокоились, оба понимаем, что все кончено.
– Ладно, если между вами действительно все кончено, – сказал Купер, – то что Джордан делал возле Фишер-холла сегодня утром, когда на него свалился этот горшок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31