Ты следишь за моей мыслью, Мойра?
– Продолжай! – сказала она.
– В письме человек излагает свои мысли, но тот, к кому они обращены, лишен возможности видеть выражение лица пишущего или слышать голос диктующего свое послание, а потому у него возникают затруднения с пониманием скрытого смысла прочитанного, равно как и с составлением верного представления об авторе текста. Согласись, что за написанными словами легко спрягать свою истинную сущность в отличие от слов, сказанных приличной встрече.
– В этом есть, конечно, толика истины, – согласилась с ним Мойра, подразумевая в первую очередь, разумеется, существенное различие собственного представления о Таггарте-старшем от характеристики, которую ему дал его сын. – Но хочу заметить, что пишущий чувствует себя гораздо более свободным и раскованным, чем тот, кто смотрит своему собеседнику в глаза. А потому порой письмо говорит о подлинной натуре своего автора больше, чем тому того хотелось бы. И в этом заключается особая привлекательность писем для вдумчивого читателя.
– Мне трудно сдержать восхищение твоим острым умом! – польстил ей Таггарт и пристально посмотрел в глаза.
– Не слишком ли много комплиментов для одного вечера? – с лукавой улыбкой спросила она. – Чему я обязана столь разительной переменой в твоем отношении ко мне?
– Если честно, то я и раньше был о тебе высокого мнения, – признался Таггарт. – Вернее, об уме неизвестной мне Мойры Синклер, письма которой к своему отцу я, сам того не желая, прочитал. И захотел с ней познакомиться лично.
Услышав это признание, Мойра впала в оторопь. Чем дольше общалась она с этим неординарным мужчиной, тем больше поражалась многогранности его натуры и непредсказуемости его слов и поступков. Она уже успела привыкнуть к тому, что реакция читателей на ее литературные опусы может не соответствовать ее ожиданиям и способна повергнуть ее в сильнейшее волнение. Но этот человек высказывал свое мнение о ее личных письмах, содержащих искренние чувства и суждения, порой весьма интимного свойства. Поэтому у нее и возникло временное умопомрачение, когда она услышала от него похвалу.
– Позволь мне объяснить тебе ту ситуацию, в которой я узнал о существовании этих писем, – пришел ей на помощь Таггарт, заметив, что она чересчур долго хлопает глазами и не закрывает рот. – Завещание отца потрясло меня до основания. Мне долго не верилось, что он оставил мне все свое имущество, как движимое, так и недвижимое, оцениваемое в колоссальную сумму. Меня охватило жуткое беспокойство, мне захотелось все бросить и бежать куда глаза глядят, как я уже поступил однажды много лет назад. Но за прошедшие с тех пор годы я повзрослел и стал иначе смотреть на многие вещи. В частности, я проникся чувством ответственности за сохранение своего наследия, в первую очередь дома Морганов и принадлежащей им в долине земли. Я понял, что нельзя прерывать трехсотлетнюю традицию нашей семьи. Но при этом, как ни парадоксально, подспудно желал разрушить все то, что сделал в течение своей жизни мой отец, мечтавший переделать историю Морганов на свой лад и навсегда искоренить дурную славу своих шотландских предков.
– Твои братья чувствовали то же самое? – спросила Мойра, выйдя наконец из оцепенения.
– И да и нет! – Таггарт развел руками. – Им понятны терзающие меня сомнения, их мучит совесть за то, что бремя ответственности за наследство легло только на мои плечи. Но в целом они поддерживают все мои решения.
– Какие же именно?
– Относительно имения в Рогз-Холлоу, разумеется. Проблему замка Баллантре мы не обсуждали. – Таггарт тяжело вздохнул и принялся расхаживать по площадке. – Дело в том, что о самом его существовании я узнал только недавно, когда Берк и Остин уже уехали, а в доме остались лишь мы с Джейсом, моим младшим братом. Он получил место преподавателя в городе и намеревался начать там новую жизнь – жениться и обзавестись детьми. Возможно, таким образом он хотел исполнить отцовский наказ – стать безупречным Морганом, не обремененным своим неблаговидным прошлым. Я был на грани отчаяния, поскольку не знал, как мне лучше распорядиться своим наследством. И вдруг к нам нагрянул старый друг отца Мик Темплтон. От него-то мне и стало известно о шотландском замке. И все кардинально переменилось...
– Почему? – спросила Мойра, стремясь понять истинную причину появления в замке человека, которого она до недавних пор считала бессердечным. Слушая его взволнованный рассказ, она стала постепенно менять свое мнение. Но мотив его странного поступка все еще оставался для нее загадкой. Казалось бы, после тяжелых хлопот с похоронами своего отца он должен был бы махнуть на все проблемы рукой и вернуться к своей любимой работе. А он почему-то отправился туда, где его ожидали новые заботы. – Чем тебя заинтриговал этот замок?
– Да уже тем, что отец держал свою затею с Баллантре в секрете! – сказал Таггарт и махнул рукой. – О замке знал один только Мик. Разве тебе об этом не известно?
– Нет. Клянусь! Хотя теперь, выслушав твою историю, я понимаю, почему он так поступил. Тебя это известие, наверное, сильно потрясло?
– Как обухом по голове... Я даже подумал, что папаша рехнулся. Кто же станет, находясь в здравом уме, вбухивать столько денег в возрождение того, что сам всегда стремился разрушить до основания?
– Нет, с ума он не сошел, – возразила Мойра. – В этом я уверена. До последних дней он сохранял ясность рассудка.
– Вот и Мик мне так говорил. Но я ему не поверил, думал, что болезнь отца дала осложнение на голову. Если бы Мик не подчеркнул важность документов и личных бумаг, которые он мне привез, я бы вряд ли их прочитал. Должен сказать, что письма, хранившиеся в ларце, произвели на меня неизгладимое впечатление. Я захватил их с собой.
Он скинул с плеч рюкзак, развязал тесемку и достал изумительную резную шкатулку из вишневого дерева.
Мойра ахнула, увидев ее, и, поборов волнение, сказала:
– Это я подарила ему этот ларец. Как мило, что он передал его тебе. Более столетия назад эта вещица принадлежала дочери Лиллит Синклер. Внутри ларца хранилась семейная Библия, и... возможно, ты пока этого не знаешь, но еще в нем содержалось повествование об одной важной странице истории семьи Морган. Мне подумалось, что все это должно принадлежать Таггарту.
– Поначалу у меня не было ни малейшего желания заглядывать в ларец, – сказал Таггарт-младший. – Он казался мне ящиком Пандоры. Но Мик, вручая мне его, подчеркнул, что мой отец настаивал на том, чтобы я ознакомился с его содержимым.
– И ты решил открыть ларец.
– Да! Отец не одобрял выбранную мной профессию, но понимал, чем был обусловлен мой выбор. И на этот раз любопытство оказалось сильнее меня. А сюда я привез ларец потому, что подумал, что тебе может захотеться получить его назад.
– И ты готов его вернуть даже после всего того, что я тебе рассказала?
Таггарт промолчал, однако шкатулку ей тоже не отдал.
– И что же находилось внутри? – спросила Мойра, не без удовлетворения отметив перемену в его умонастроении.
– Я не успел ознакомиться со всем его содержимым, ограничился прочтением твоих писем, которые лежали сверху.
Мойра кивнула, предлагая ему продолжать.
– Мне было трудно понять, что побудило отца коренным образом изменить свое отношение к прошлому нашей семьи. Я не знал, как мне поступить с шотландской недвижимостью. И с трудом удержался оттого, чтобы захлопнуть крышку шкатулки, когда прочитал отцовскую записку, в которой он позволил себе усомниться в моей мужественности. Даже с того света отец бросил мне вызов! А я сыт по горло тем, что претерпел от него при его жизни. Но, поразмыслив, я решил, что не стоит обижаться на впавшего в маразм старика, и прочитал письма.
– С годами все мы меняемся, – мягко заметила Мойра. – Так уж устроена жизнь. Не берусь судить, насколько он был хорошим отцом. И не стану утверждать, что понимаю, почему у нас с ним сложились великолепные отношения. Я бы предпочла не занимать ни его, ни твою сторону. Но готова дать слово, что буду говорить только правду. Можешь задавать мне любые вопросы. Что именно хотелось бы тебе узнать о Таггарте?
– Я приехал сюда вовсе не ради этого!
– Тогда что же тебя к нам привело?
– А тебе хочется узнать правду? – тихо спросил он.
– Да, я всегда предпочитаю знать истинное положение вещей, даже если правда оказывается горькой.
– Неужели? – Таггарт недоверчиво вскинул бровь.
Ей почему-то вспомнилась выразительная сценка с участием Присс и Джори, выявившая истинное отношение к ней лучшей подруги и любовника, с которым она собиралась связать свое будущее. Она горько усмехнулась.
– Предпочитаю осведомленность, какой бы болезненной она ни была, блаженному неведению, – добавила Мойра, глядя Таггарту в глаза. Они смотрели на нее сосредоточенно и серьезно.
Ей вдруг расхотелось углубляться в эту чувствительную сферу человеческих отношений и захотелось незамысловатого бурного секса. Такого, какой она познала накануне с этим отчаянным и страстным американцем, способным и рассмешить ее, и заставить стонать от безумной страсти. Вчерашний Таггарт не скупился ни на шутки, ни на безудержные ласки. Сегодняшний Таггарт был озабочен проблемами иного рода.
Он открыл шкатулку и достал из нее пачку писем, аккуратно перевязанную розовой шелковой ленточкой.
– Вот что побудило меня прилететь в Шотландию.
Мойра бережно взяла у него пачку и моментально узнала свой почерк на конвертах. Ей стало чуточку грустно от этого напоминания об утраченном друге, сыгравшем огромную роль в ее жизни. Она сжала пальцами свои письма и спросила:
– Но как они могли повлиять на твое решение?
Таггарт хотел было коснуться кончиками пальцев ее бархатистой щеки, но в последний момент передумал.
– Видишь ли, сперва я хотел только просмотреть одно или два письма, просто для того чтобы понять, какого рода отношения сложились между вами, чем заинтересовал его замок. Мик не имел никакого представления о мотивах поступка отца. Да и не знал, насколько велики были его капиталовложения в Баллантре. Мне хотелось уяснить для себя все это, чтобы решить, как мне лучше поступить с имением. – Мойра понимающе кивнула, и он продолжал: – Я вытянул из стопки письмо наугад и стал его читать – не бегло, а внимательно. К моему удивлению, содержание письма оказалось не чисто деловым, а живым и увлекательным, полным занимательных сведений о Баллантре и его обитателях. Поэтому я решил прочитать еще одно твое письмо. А потом вытянул из пачки и третье... Полагаю, что ты преуспеваешь на ниве беллетристики, поскольку пишешь поразительно образно и доходчиво. Я читал твои письма до полуночи с неослабевающим интересом и проникся ощущением, что мы с тобой старинные знакомые. Такова сила твоего слога!
– Не нужно мне льстить! – потупившись, сказала Мойра.
– И что самое удивительное, – с воодушевлением продолжал Таггарт, – ты почти ничего не рассказываешь о себе. Тем не менее твоя натура обрела для меня отчетливые очертания. Твои суждения о людях, твои заметки, мнения по различным вопросам – все это говорит о твоем проницательном уме и твердом характере. Но мне захотелось узнать, молода ли ты или в годах, замужем или вдова, не влюблена ли в моего отца. И я продолжил чтение. Постепенно мне стало ясно, что ты относилась к нему с огромным почтением, но не более того. Это меня обескуражило, я отчаялся составить о тебе определенное представление. Это заставило меня читать все новые и новые письма. К рассвету, когда в пачке осталось всего два письма, я почувствовал отвращение к чтению. И страстно захотел познакомиться с тобой лично...
Он виновато улыбнулся и отвел взгляд.
– Возможно, это звучит несколько странно, даже наводит на мысль о моей неуравновешенности. Но вполне соответствует моему состоянию в последние несколько месяцев. – Таггарт тяжело вздохнул, и Мойре стало его жаль.
Она погладила его рукой по колючей щеке, и он ответил ей ласковым и благодарным взглядом – так щенок смотрит на приласкавшего его хозяина. Мойра тоже была чрезвычайно взволнована. Запинаясь и с трудом подбирая слова, она промолвила:
– Все это звучит просто удивительно... Я действительно подрабатываю написанием рассказов и статей для журнала, но это не означает, что я настоящий писатель. Когда я что-то пишу, то делаю это скорее для самой себя, чем для читающей публики. И я даже не предполагала, что написанное мной может кого-либо растрогать. Я... – По щеке ее покатилась слеза, голос задрожал. – У меня, право же, больше нет слов.
Таггарт взял ее пальцами за подбородок и сказал, глядя в глаза:
– Признаться, мне их тоже не хватает. Но полагаю, что вместе мы их найдем. Ради этого я и прилетел в Шотландию, чтобы лучше во всем разобраться. И теперь вижу, что был прав.
– Пожалуй, это так, – промолвила Мойра, совершенно растерявшись от внезапно охватившего ее смущения.
Он медленно и широко улыбнулся:
– Любопытно, что пикты – замечательные оружейники и ювелиры, покрывавшие свои тела причудливыми синими татуировками, – были на редкость суеверны. Они поклонялись драконам и приносили им кровавые жертвы. Но даже это не спасло их от скоттов, завоевавших территорию Шотландии в девятом веке.
Говоря все это, он ласкал пальцами ее лицо, волосы и шею.
Она непроизвольно подалась вперед и подставила ему рот для поцелуя, прошептав:
– Да, я знаю историю родного края, как и всякая шотландка.
Сердце ее вдруг затрепетало в груди так, что ей стало жарко.
– Когда-то в пору студенчества я был поражен их культами и верованиями. Особенно большое впечатление на меня произвела их вера в карму и судьбу – материи, не подлежащие доказательству, на мой взгляд. Ты следишь за ходом мысли?
– В тебе вновь заговорил ученый, – промурлыкала Мойра, млея от его мускулистого тела, которое она поглаживала обеими руками, предвкушая скорое блаженство, подобного которому она еще не знала. После неожиданных взаимных признаний их чувства наполнились новым смыслом и обрели иное качество. Что, в свою очередь, сулило невиданный накал страстей.
– Только в данный момент меня интересует всего несколько эфемерных вопросов, на которые мне бы хотелось услышать прямые ответы. – Таггарт с улыбкой привлек ее к себе.
– Я готова удовлетворить твое любопытство, – сказала она, дрожа всем телом. – Что именно тебя интересует?
– В первую очередь, разумеется, привидения. Много ли их в этом замке? Дают ли они о себе знать? Доводилось ли тебе встречаться с ними? – Таггарт забрал у нее письма и положил их на столик.
– Да, действительно, здесь обитает привидение. И тому имеются доказательства.
– И какие же? – спросил Таггарт, хмыкнув.
У Мойры вдруг задрожали колени, а сердце застучало вдвое быстрее. Поразительно, как ему удавалось ее смущать?
– Ну, к примеру, я нередко обнаруживаю в южной башне странный беспорядок, – выдохнула она, с трудом сдерживая желание слиться с Таггартом в долгом поцелуе. – А кроме меня, здесь никто не живет. Следовательно, это работа привидения.
Она выпятила бюст и уткнулась сосками ему в грудь.
– И у тебя имеются какие-то конкретные предположения на этот счет? Чей, по-твоему, дух обитает в южной башне? – проникновенно поинтересовался Таггарт, заправляя ей за ухо шелковистый локон и сжимая ее лицо ладонями.
У Мойры перехватило дух. Ей показалось, что она вся пылает. Она тряхнула головой и пролепетала:
– Дух сэра Джона, разумеется! На протяжении многих столетий он был как бы членом семьи. Но является он далеко не всякому! По-моему, со мной он заигрывает, неисправимый сердцеед! О его любовных подвигах при жизни остались легенды! Он разбил в свое время немало дамских сердец.
Таггарт усмехнулся и произнес, пронзая Мойру взглядом:
– Знаешь, до того как я познакомился с тобой, лишь одной женщине удалось произвести на меня столь же сильное впечатление. Она покорила меня без видимых усилий в мгновение ока. Как только я сразу же не распознал в тебе аналогичные способности? Еще тогда, во время вьюги, бушевавшей на горном перевале, мне следовало сообразить, что ты роковая дама.
И с этими словами он овладел ею с уверенностью мужчины, не сомневающегося в том, что женщина, трепещущая от вожделения в его объятиях, хочет, чтобы он довел ее своими губами, руками и мужским естеством до полного исступления.
Все смешалось у Мойры в голове. Она позабыла обо всех своих планах и была способна только наслаждаться процессом, о котором мечтала с того момента, когда покинула Таггарта в гостинице. Отодвинулись на дальний план и все проблемы, связанные с их предками и замком, письмами и договорами, историей рода и традициями клана. Всем этим они еще займутся в свое время, но пока они полностью отдались упоительному совокуплению. Мойра хотела ему отдаться – и вот он уже овладел ею с пылом дикаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Продолжай! – сказала она.
– В письме человек излагает свои мысли, но тот, к кому они обращены, лишен возможности видеть выражение лица пишущего или слышать голос диктующего свое послание, а потому у него возникают затруднения с пониманием скрытого смысла прочитанного, равно как и с составлением верного представления об авторе текста. Согласись, что за написанными словами легко спрягать свою истинную сущность в отличие от слов, сказанных приличной встрече.
– В этом есть, конечно, толика истины, – согласилась с ним Мойра, подразумевая в первую очередь, разумеется, существенное различие собственного представления о Таггарте-старшем от характеристики, которую ему дал его сын. – Но хочу заметить, что пишущий чувствует себя гораздо более свободным и раскованным, чем тот, кто смотрит своему собеседнику в глаза. А потому порой письмо говорит о подлинной натуре своего автора больше, чем тому того хотелось бы. И в этом заключается особая привлекательность писем для вдумчивого читателя.
– Мне трудно сдержать восхищение твоим острым умом! – польстил ей Таггарт и пристально посмотрел в глаза.
– Не слишком ли много комплиментов для одного вечера? – с лукавой улыбкой спросила она. – Чему я обязана столь разительной переменой в твоем отношении ко мне?
– Если честно, то я и раньше был о тебе высокого мнения, – признался Таггарт. – Вернее, об уме неизвестной мне Мойры Синклер, письма которой к своему отцу я, сам того не желая, прочитал. И захотел с ней познакомиться лично.
Услышав это признание, Мойра впала в оторопь. Чем дольше общалась она с этим неординарным мужчиной, тем больше поражалась многогранности его натуры и непредсказуемости его слов и поступков. Она уже успела привыкнуть к тому, что реакция читателей на ее литературные опусы может не соответствовать ее ожиданиям и способна повергнуть ее в сильнейшее волнение. Но этот человек высказывал свое мнение о ее личных письмах, содержащих искренние чувства и суждения, порой весьма интимного свойства. Поэтому у нее и возникло временное умопомрачение, когда она услышала от него похвалу.
– Позволь мне объяснить тебе ту ситуацию, в которой я узнал о существовании этих писем, – пришел ей на помощь Таггарт, заметив, что она чересчур долго хлопает глазами и не закрывает рот. – Завещание отца потрясло меня до основания. Мне долго не верилось, что он оставил мне все свое имущество, как движимое, так и недвижимое, оцениваемое в колоссальную сумму. Меня охватило жуткое беспокойство, мне захотелось все бросить и бежать куда глаза глядят, как я уже поступил однажды много лет назад. Но за прошедшие с тех пор годы я повзрослел и стал иначе смотреть на многие вещи. В частности, я проникся чувством ответственности за сохранение своего наследия, в первую очередь дома Морганов и принадлежащей им в долине земли. Я понял, что нельзя прерывать трехсотлетнюю традицию нашей семьи. Но при этом, как ни парадоксально, подспудно желал разрушить все то, что сделал в течение своей жизни мой отец, мечтавший переделать историю Морганов на свой лад и навсегда искоренить дурную славу своих шотландских предков.
– Твои братья чувствовали то же самое? – спросила Мойра, выйдя наконец из оцепенения.
– И да и нет! – Таггарт развел руками. – Им понятны терзающие меня сомнения, их мучит совесть за то, что бремя ответственности за наследство легло только на мои плечи. Но в целом они поддерживают все мои решения.
– Какие же именно?
– Относительно имения в Рогз-Холлоу, разумеется. Проблему замка Баллантре мы не обсуждали. – Таггарт тяжело вздохнул и принялся расхаживать по площадке. – Дело в том, что о самом его существовании я узнал только недавно, когда Берк и Остин уже уехали, а в доме остались лишь мы с Джейсом, моим младшим братом. Он получил место преподавателя в городе и намеревался начать там новую жизнь – жениться и обзавестись детьми. Возможно, таким образом он хотел исполнить отцовский наказ – стать безупречным Морганом, не обремененным своим неблаговидным прошлым. Я был на грани отчаяния, поскольку не знал, как мне лучше распорядиться своим наследством. И вдруг к нам нагрянул старый друг отца Мик Темплтон. От него-то мне и стало известно о шотландском замке. И все кардинально переменилось...
– Почему? – спросила Мойра, стремясь понять истинную причину появления в замке человека, которого она до недавних пор считала бессердечным. Слушая его взволнованный рассказ, она стала постепенно менять свое мнение. Но мотив его странного поступка все еще оставался для нее загадкой. Казалось бы, после тяжелых хлопот с похоронами своего отца он должен был бы махнуть на все проблемы рукой и вернуться к своей любимой работе. А он почему-то отправился туда, где его ожидали новые заботы. – Чем тебя заинтриговал этот замок?
– Да уже тем, что отец держал свою затею с Баллантре в секрете! – сказал Таггарт и махнул рукой. – О замке знал один только Мик. Разве тебе об этом не известно?
– Нет. Клянусь! Хотя теперь, выслушав твою историю, я понимаю, почему он так поступил. Тебя это известие, наверное, сильно потрясло?
– Как обухом по голове... Я даже подумал, что папаша рехнулся. Кто же станет, находясь в здравом уме, вбухивать столько денег в возрождение того, что сам всегда стремился разрушить до основания?
– Нет, с ума он не сошел, – возразила Мойра. – В этом я уверена. До последних дней он сохранял ясность рассудка.
– Вот и Мик мне так говорил. Но я ему не поверил, думал, что болезнь отца дала осложнение на голову. Если бы Мик не подчеркнул важность документов и личных бумаг, которые он мне привез, я бы вряд ли их прочитал. Должен сказать, что письма, хранившиеся в ларце, произвели на меня неизгладимое впечатление. Я захватил их с собой.
Он скинул с плеч рюкзак, развязал тесемку и достал изумительную резную шкатулку из вишневого дерева.
Мойра ахнула, увидев ее, и, поборов волнение, сказала:
– Это я подарила ему этот ларец. Как мило, что он передал его тебе. Более столетия назад эта вещица принадлежала дочери Лиллит Синклер. Внутри ларца хранилась семейная Библия, и... возможно, ты пока этого не знаешь, но еще в нем содержалось повествование об одной важной странице истории семьи Морган. Мне подумалось, что все это должно принадлежать Таггарту.
– Поначалу у меня не было ни малейшего желания заглядывать в ларец, – сказал Таггарт-младший. – Он казался мне ящиком Пандоры. Но Мик, вручая мне его, подчеркнул, что мой отец настаивал на том, чтобы я ознакомился с его содержимым.
– И ты решил открыть ларец.
– Да! Отец не одобрял выбранную мной профессию, но понимал, чем был обусловлен мой выбор. И на этот раз любопытство оказалось сильнее меня. А сюда я привез ларец потому, что подумал, что тебе может захотеться получить его назад.
– И ты готов его вернуть даже после всего того, что я тебе рассказала?
Таггарт промолчал, однако шкатулку ей тоже не отдал.
– И что же находилось внутри? – спросила Мойра, не без удовлетворения отметив перемену в его умонастроении.
– Я не успел ознакомиться со всем его содержимым, ограничился прочтением твоих писем, которые лежали сверху.
Мойра кивнула, предлагая ему продолжать.
– Мне было трудно понять, что побудило отца коренным образом изменить свое отношение к прошлому нашей семьи. Я не знал, как мне поступить с шотландской недвижимостью. И с трудом удержался оттого, чтобы захлопнуть крышку шкатулки, когда прочитал отцовскую записку, в которой он позволил себе усомниться в моей мужественности. Даже с того света отец бросил мне вызов! А я сыт по горло тем, что претерпел от него при его жизни. Но, поразмыслив, я решил, что не стоит обижаться на впавшего в маразм старика, и прочитал письма.
– С годами все мы меняемся, – мягко заметила Мойра. – Так уж устроена жизнь. Не берусь судить, насколько он был хорошим отцом. И не стану утверждать, что понимаю, почему у нас с ним сложились великолепные отношения. Я бы предпочла не занимать ни его, ни твою сторону. Но готова дать слово, что буду говорить только правду. Можешь задавать мне любые вопросы. Что именно хотелось бы тебе узнать о Таггарте?
– Я приехал сюда вовсе не ради этого!
– Тогда что же тебя к нам привело?
– А тебе хочется узнать правду? – тихо спросил он.
– Да, я всегда предпочитаю знать истинное положение вещей, даже если правда оказывается горькой.
– Неужели? – Таггарт недоверчиво вскинул бровь.
Ей почему-то вспомнилась выразительная сценка с участием Присс и Джори, выявившая истинное отношение к ней лучшей подруги и любовника, с которым она собиралась связать свое будущее. Она горько усмехнулась.
– Предпочитаю осведомленность, какой бы болезненной она ни была, блаженному неведению, – добавила Мойра, глядя Таггарту в глаза. Они смотрели на нее сосредоточенно и серьезно.
Ей вдруг расхотелось углубляться в эту чувствительную сферу человеческих отношений и захотелось незамысловатого бурного секса. Такого, какой она познала накануне с этим отчаянным и страстным американцем, способным и рассмешить ее, и заставить стонать от безумной страсти. Вчерашний Таггарт не скупился ни на шутки, ни на безудержные ласки. Сегодняшний Таггарт был озабочен проблемами иного рода.
Он открыл шкатулку и достал из нее пачку писем, аккуратно перевязанную розовой шелковой ленточкой.
– Вот что побудило меня прилететь в Шотландию.
Мойра бережно взяла у него пачку и моментально узнала свой почерк на конвертах. Ей стало чуточку грустно от этого напоминания об утраченном друге, сыгравшем огромную роль в ее жизни. Она сжала пальцами свои письма и спросила:
– Но как они могли повлиять на твое решение?
Таггарт хотел было коснуться кончиками пальцев ее бархатистой щеки, но в последний момент передумал.
– Видишь ли, сперва я хотел только просмотреть одно или два письма, просто для того чтобы понять, какого рода отношения сложились между вами, чем заинтересовал его замок. Мик не имел никакого представления о мотивах поступка отца. Да и не знал, насколько велики были его капиталовложения в Баллантре. Мне хотелось уяснить для себя все это, чтобы решить, как мне лучше поступить с имением. – Мойра понимающе кивнула, и он продолжал: – Я вытянул из стопки письмо наугад и стал его читать – не бегло, а внимательно. К моему удивлению, содержание письма оказалось не чисто деловым, а живым и увлекательным, полным занимательных сведений о Баллантре и его обитателях. Поэтому я решил прочитать еще одно твое письмо. А потом вытянул из пачки и третье... Полагаю, что ты преуспеваешь на ниве беллетристики, поскольку пишешь поразительно образно и доходчиво. Я читал твои письма до полуночи с неослабевающим интересом и проникся ощущением, что мы с тобой старинные знакомые. Такова сила твоего слога!
– Не нужно мне льстить! – потупившись, сказала Мойра.
– И что самое удивительное, – с воодушевлением продолжал Таггарт, – ты почти ничего не рассказываешь о себе. Тем не менее твоя натура обрела для меня отчетливые очертания. Твои суждения о людях, твои заметки, мнения по различным вопросам – все это говорит о твоем проницательном уме и твердом характере. Но мне захотелось узнать, молода ли ты или в годах, замужем или вдова, не влюблена ли в моего отца. И я продолжил чтение. Постепенно мне стало ясно, что ты относилась к нему с огромным почтением, но не более того. Это меня обескуражило, я отчаялся составить о тебе определенное представление. Это заставило меня читать все новые и новые письма. К рассвету, когда в пачке осталось всего два письма, я почувствовал отвращение к чтению. И страстно захотел познакомиться с тобой лично...
Он виновато улыбнулся и отвел взгляд.
– Возможно, это звучит несколько странно, даже наводит на мысль о моей неуравновешенности. Но вполне соответствует моему состоянию в последние несколько месяцев. – Таггарт тяжело вздохнул, и Мойре стало его жаль.
Она погладила его рукой по колючей щеке, и он ответил ей ласковым и благодарным взглядом – так щенок смотрит на приласкавшего его хозяина. Мойра тоже была чрезвычайно взволнована. Запинаясь и с трудом подбирая слова, она промолвила:
– Все это звучит просто удивительно... Я действительно подрабатываю написанием рассказов и статей для журнала, но это не означает, что я настоящий писатель. Когда я что-то пишу, то делаю это скорее для самой себя, чем для читающей публики. И я даже не предполагала, что написанное мной может кого-либо растрогать. Я... – По щеке ее покатилась слеза, голос задрожал. – У меня, право же, больше нет слов.
Таггарт взял ее пальцами за подбородок и сказал, глядя в глаза:
– Признаться, мне их тоже не хватает. Но полагаю, что вместе мы их найдем. Ради этого я и прилетел в Шотландию, чтобы лучше во всем разобраться. И теперь вижу, что был прав.
– Пожалуй, это так, – промолвила Мойра, совершенно растерявшись от внезапно охватившего ее смущения.
Он медленно и широко улыбнулся:
– Любопытно, что пикты – замечательные оружейники и ювелиры, покрывавшие свои тела причудливыми синими татуировками, – были на редкость суеверны. Они поклонялись драконам и приносили им кровавые жертвы. Но даже это не спасло их от скоттов, завоевавших территорию Шотландии в девятом веке.
Говоря все это, он ласкал пальцами ее лицо, волосы и шею.
Она непроизвольно подалась вперед и подставила ему рот для поцелуя, прошептав:
– Да, я знаю историю родного края, как и всякая шотландка.
Сердце ее вдруг затрепетало в груди так, что ей стало жарко.
– Когда-то в пору студенчества я был поражен их культами и верованиями. Особенно большое впечатление на меня произвела их вера в карму и судьбу – материи, не подлежащие доказательству, на мой взгляд. Ты следишь за ходом мысли?
– В тебе вновь заговорил ученый, – промурлыкала Мойра, млея от его мускулистого тела, которое она поглаживала обеими руками, предвкушая скорое блаженство, подобного которому она еще не знала. После неожиданных взаимных признаний их чувства наполнились новым смыслом и обрели иное качество. Что, в свою очередь, сулило невиданный накал страстей.
– Только в данный момент меня интересует всего несколько эфемерных вопросов, на которые мне бы хотелось услышать прямые ответы. – Таггарт с улыбкой привлек ее к себе.
– Я готова удовлетворить твое любопытство, – сказала она, дрожа всем телом. – Что именно тебя интересует?
– В первую очередь, разумеется, привидения. Много ли их в этом замке? Дают ли они о себе знать? Доводилось ли тебе встречаться с ними? – Таггарт забрал у нее письма и положил их на столик.
– Да, действительно, здесь обитает привидение. И тому имеются доказательства.
– И какие же? – спросил Таггарт, хмыкнув.
У Мойры вдруг задрожали колени, а сердце застучало вдвое быстрее. Поразительно, как ему удавалось ее смущать?
– Ну, к примеру, я нередко обнаруживаю в южной башне странный беспорядок, – выдохнула она, с трудом сдерживая желание слиться с Таггартом в долгом поцелуе. – А кроме меня, здесь никто не живет. Следовательно, это работа привидения.
Она выпятила бюст и уткнулась сосками ему в грудь.
– И у тебя имеются какие-то конкретные предположения на этот счет? Чей, по-твоему, дух обитает в южной башне? – проникновенно поинтересовался Таггарт, заправляя ей за ухо шелковистый локон и сжимая ее лицо ладонями.
У Мойры перехватило дух. Ей показалось, что она вся пылает. Она тряхнула головой и пролепетала:
– Дух сэра Джона, разумеется! На протяжении многих столетий он был как бы членом семьи. Но является он далеко не всякому! По-моему, со мной он заигрывает, неисправимый сердцеед! О его любовных подвигах при жизни остались легенды! Он разбил в свое время немало дамских сердец.
Таггарт усмехнулся и произнес, пронзая Мойру взглядом:
– Знаешь, до того как я познакомился с тобой, лишь одной женщине удалось произвести на меня столь же сильное впечатление. Она покорила меня без видимых усилий в мгновение ока. Как только я сразу же не распознал в тебе аналогичные способности? Еще тогда, во время вьюги, бушевавшей на горном перевале, мне следовало сообразить, что ты роковая дама.
И с этими словами он овладел ею с уверенностью мужчины, не сомневающегося в том, что женщина, трепещущая от вожделения в его объятиях, хочет, чтобы он довел ее своими губами, руками и мужским естеством до полного исступления.
Все смешалось у Мойры в голове. Она позабыла обо всех своих планах и была способна только наслаждаться процессом, о котором мечтала с того момента, когда покинула Таггарта в гостинице. Отодвинулись на дальний план и все проблемы, связанные с их предками и замком, письмами и договорами, историей рода и традициями клана. Всем этим они еще займутся в свое время, но пока они полностью отдались упоительному совокуплению. Мойра хотела ему отдаться – и вот он уже овладел ею с пылом дикаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31