Не исключая моей мамы. Этот ребенок для нее действительно много значит, особенно после трагедии с Кэт.
Когда официант появился снова, Бретт заказала салат из крабов, а Лизи попросила суп из раков, домашний салат по-русски и бифштекс с кровью с гарниром.
— Ты же понимаешь, я ем за двоих, — подмигнула она Бретт.
И Бретт вспомнила, как странно казалось думать о Лизи как о тетушке, а теперь ее лучшая подруга готовится стать матерью.
— Лизи и Джо становятся мамой и папой. Как звучит, а? — шутила Бретт.
— Понимаю, что это не сразу доходит. Наша жизнь полностью изменится, наверно, даже больше, чем я представляла. Но Джо продлит свой контракт с «Монсеньером». У них те же требования к нему, а платят даже больше. А все, что касается моей работы, думаю, что настанут лучшие времена. В Службе новостей я стою на твердой почве, моя работа респектабельна, и в основном я работаю в городе.
— Ты будешь прекрасной матерью, Лизи. Ты добрая, спокойная и всегда смотришь в корень. Кроме того, у тебя есть огромное чувство юмора, и, думаю, оно пригодится.
После еды Бретт выпила кофе, а Лизи съела двойную порцию шоколадной ватрушки с молоком.
Был ясный октябрьский день, больше похожий на летний, и, свернув в тень парка, Бретт наконец спаслась от солнцепека. «Я действительно счастлива за нее, за них, — подумала она, но голос внутри монотонно пел:
— У Лизи есть все — великолепная карьера и прекрасный муж. У Лизи есть все».
Новости Лизи были настолько ошеломляющими, что Бретт все забыла. Вместо того чтобы возвратиться к звонкам, Бретт перелистывала накладные, по которым всегда аккуратная Тереза запланировала завтра заплатить. Оказалось, что несколько ее французских клиентов не собирались оплачивать счета теперь, когда она уже не жила в Париже. Ее мысли вертелись вокруг Лизи и Джо. У них реальный брак, а теперь они ждут реального ребенка, и у них будет самая настоящая семья.
Она взяла ключи от парка. Четыре квартала входят в этот парк, являющийся частной территорией, и металлическая ограда не дает доступа непрошеным гостям. Она открыла ворота, закрыла их за собой и побрела к скамейке около кормушки для птиц. Не успела она присесть, как вошла молодая женщина, ведя за руки двух малышей. Бретт решила, что маленькому мальчику было около четырех лет, а его сестричке — года два. Одетые в яркие полосатые свитера и комбинезоны из грубой ткани, они гоняли птиц и белок и бросали в воздух ветки с желтыми и красными листьями. Их мать резвилась вместе с ними.
«Я даже не могу вспомнить, веселилась ли когда-нибудь с мамой», — подумала Бретт. Продолжая наблюдать, она подумала, что Дэвид и Лизи выросли вместе со своими родителями, которые позволяли им быть детьми, и любили и принимали их, потому что они были их плотью и кровью. Очевидно, у Джо было сходное с Джефри воспоминание. А у нее не было таких воспоминаний. Она была благодарна Лилиан, единственной, кто подарил ей то детство, которое у нее было, но это не заменяло ей то, в чем отказала мать.
Теперь Лизи и Джо продолжат ту воспитывающую любовь, которую они видели в своих семьях, а она будет смотреть и удивляться, почему всего этого не может быть у нее.
Бретт тихонько откатила красный с белым мяч, упавший у ее ног, назад к детям, кивнув головой в ответ на слова благодарности матери.
«Если Лизи и Джо будут такими же родителями, как их, означает ли это, что мне предназначено стать такой же матерью, как моя? — эта мысль так испугала ее, что она вздрогнула и вскочила на ноги. — Это невозможно. Я не допущу этого». моя?
Бретт направилась к стоянке такси. Маленький мальчик прокричал: «До свидания» и замахал рукой. Его сестричка помахала ручкой вслед за братом.
— До свидания, — крикнула Бретт.
«Черт возьми, у меня есть моя работа, все остальное будет позже», — подумала она, успокаивая себя.
Заперев ворота на замок, она поспешила через улицу, чтобы успеть пообедать вместе с Лилиан. Бретт звонила своей тетке каждый день, и не реже одного раза в неделю у них были совместные или ленч, или обед. Сегодня Лилиан сама приготовила мясо.
— Ты точно знаешь, что мне нечем тебе помочь? — спросила Бретт, устраиваясь за стол в гостиной.
— Совершенно, мне это доставило огромное удовольствие. Я совсем забыла, как я люблю готовить. Кроме того, Хильда ни разу не брала отдыха со дня моего сердечного приступа.
Лилиан поставила тарелку перед своей племянницей. Во время обеда Бретт сказала Лилиан о неожиданном столкновении с Захари. Она впервые с той ночи говорила об этом, и время помогло представить эту болезненную встречу в ином свете. Она также рассказала, что Джефри Андервуд назначил ей свидание и потом проводил ее до дома в тот вечер.
Лилиан расстроилась, когда Бретт сообщила ей о намеченном отъезде Лизи и Джо и сразу же собралась в поход по ее любимым магазинам игрушек.
— Ты же знаешь, что эта одна из причин, почему я согласилась не переделывать твои комнаты и здесь, и в Кокс Коуве.
— Извини, — сказала Бретт, не поняв связи между ее сообщением и внешним видом ее комнаты.
— Я просто подумала, что, если они останутся прежними, твой малыш полюбит их также.
— Прекрасная мысль, тетя Лилиан, но боюсь, тебе придется немного подождать!
Бретт старалась говорить весело, но она не помнила дня, чтобы ее тетка была столь прозорливой. Она пила кофе в гостиной с Лилиан, когда приехал Джефри, как обычно, вовремя.
— Добрый вечер, миссис Кокс. Рад вас видеть здоровой. Вы выглядите, будто и не болели.
Джефри, согласно этикету, подождал, когда Лилиан подаст ему руку. Он нежно поцеловал Бретт в щеку и сел напротив них.
— Очень рада вас видеть, мистер Андервуд. Я полагаю, что вы тот молодой человек, который предохраняет моего брата от бед. Бретт немного рассказывала о вас.
При этих словах Джефри несколько напрягся, но быстро расслабился, поняв, что Бретт не могла сказать ей больше, чем сама знала о нем.
— Я не так молод, миссис Кокс, и факт, что мистер Ларсен редко попадает в беду, не моя заслуга, а его высочайшее чутье в делах. Кстати, пожалуйста, называйте меня Джефри.
Пока они обсуждали их дела, Лилиан наблюдала за Джефри. В нем было что-то знакомое и вызывающее смутное беспокойство. Его темно-синий костюм, сидевший безукоризненно, белая рубашка и серебристо-голубой галстук выглядели свежими, хотя в этой одежде он провел целый день.
Казалось, его светло-голубые глаза видели все, но не показывали вида. И вдруг ее словно обожгло: несмотря на его довольно хрупкую фигуру, он напомнил ей Свена. Это вызвало у нее замешательство.
«У моего брата потрясающая способность нанимать людей, похожих на него», — подумала она. Но в отличие от Свена Джефри казался общительным и, очевидно, ему нравилась Бретт. И Лилиан попыталась прогнать свои сомнения.
Джефри и Бретт собрались уходить.
— На следующей неделе обедаем у меня, тетя Лилиан. Не могу обещать, что такой же вкусный: я до сих пор еще очень неважный повар, но я постараюсь.
Лилиан была рада, что у Бретт такое приподнятое настроение. «Может быть, этот молодой человек и подходит ей», — подумала она.
— Хочу повторить еще раз, что мне было очень приятно увидеться с вами, миссис Кокс, — с улыбкой сказал Джефри, но Лилиан заметила, что глаза его при этом не улыбались.
Глава 22
В январе Бретт блистательно преодолела недоступную нью-йоркскую крепость моды, воздвигнутую от непрошеных гостей.
Бретт надеялась найти общий язык с Фозби, но, как и весной, та была любезна и дружелюбна, но по-прежнему уклонялась от любого разговора о деле. Несколько раз она пыталась дозвониться до Малколма, но он не отвечал на ее звонки. С тех пор как Бретт видела его в последний раз, она стала задумываться о его здоровье. Но его фотографии появлялись регулярно, а слухи о его нелепых проделках продолжались. Бретт не могла поверить, что он все еще обижался на то, что она не позвонила ему, когда приезжала на свадьбу Лизи, и относила поведение Малколма к странностям его характера.
Ее рекламный альбом с работами проделал круг. Однако она снимала только для журналов «Гламор» и «Селф», но и они поручали ей лишь внутренние стороны обложки. Это привело ее в рекламную межрегиональную компанию Алексы Старр.
Бретт тщетно пыталась доказать Алексе, что ее идея показа моделей на открытой площадке под звездным небом была неудачной для повседневных костюмов. Но у Алексы был уже составлен свой сценарий, поэтому в холодную темную ноябрьскую ночь они приступили к съемкам.
Реальность была далека от представлений Алексы, и это доводило всех до отчаяния. Она сама выбрала модель — стройную, тонкую девушку с копной огненно-рыжих мелких кудрей. Когда модель была уже готова, Алекса воскликнула:
— Ее волосы закрывают большую часть платья. Они так… похожи на проволоку. Можно что-нибудь сделать с этим?
После часового выпрямления волос с помощью горячего утюга бригада разместилась на поле с травой почти по пояс. Бретт было холодно и неуютно в куртке и сапогах и она понимала, что модель, на которой была только шелковая одежда, просто окоченела. Алексу это не волновало. Невзирая ни на что, реклама должна окупить коллекцию.
— Звезд недостаточно. И мне нужно, чтобы над ней горела звезда поярче, — зло сказала Алекса, будто могла приказывать звездам.
Чтобы охватить небо, полное звезд, поле и модель в одну рамку, Бретт использовала длинные линзы.
— Я едва различаю одежду. А она должна быть четкой, вот что я могу сказать! Алекса упорствовала на своем:
— Я точно обрисовала тебе, что я хочу. Почему ты не можешь этого сделать?
«Потому, что это невозможно, глупая ты сука», — вертелось на языке у Бретт, но она прикусила язык и работала до тех пор, пока Алекса не пришла в восторг.
К удивлению Бретт, ее портреты вызвали большой интерес. Бретт фотографировала для новостей и популярных изданий по всей стране разных людей, от астронавтов и евангелистов до зоологов. Это было не тем, в чем она хотела утвердиться, но она должна была влезть в американские журналы мод, чтобы доказать, что ее парижская практика была высокопрофессиональной. И все равно она гордилась своей работой, которая давала ей возможность платить Терезе жалованье. Несколько лет Бретт обеспечивала себя сама и гордилась этим.
Журнал «Нью-Йорк Стиль», претенциозное новое издание, заказал Бретт снять пять предпринимателей для одного из своих разделов под названием «Сладкая справедливость». Это должна была., быть краткая биография людей из Нью-Йорка, показавших уникальное мастерство в частном секторе рынка и увеличивших свой капитал до миллиона долларов. Бретт начала читать их рекламные листы, которые прислал ей редактор, но быстро остановилась, решив, что не должна иметь заранее составленного представления об этих персонажах, чтобы в процессе общения с ними непосредственно естественнее запечатлеть их на пленке.
Бретт всегда старалась найти таких людей, которые ни разу в жизни не фотографировались. Обычно они смотрели в камеру с трепетом, от легкого беспокойства до паники, и она проводила свои портретные съемки в условиях, отличающихся от съемок моделей.
Она поняла, что музыка помогает улучшить настроение, поэтому всегда имела кассеты с записями от классики до блюзов и предлагала клиенту самому выбрать мелодию. Она также предоставляла им возможность проявить свою индивидуальность в одежде и приходить на съемки в том, в чем они себя лучше чувствовали. Для женщин всегда предлагалась помощь парикмахера и гримера, а мужчинам — услуги почистить их костюм. Некоторые обижались на такие предложения, другие воспринимали это как приятный сеанс, как частную консультацию по их внешности.
Несмотря на сильный снегопад, который начался с утра и шел целый день, все пять клиентов оказались исполнительными и в основном менее спесивыми, чем она ожидала.
Наибольшей неожиданностью оказалась Маргарет Биль, президент и управляющий фирмы «Я сделаю это, Инк». Частный бизнес в сфере обслуживания, которым она занялась, чтобы заработать деньги во время летних каникул, процветал, и Биль упивалась своим успехом. Она приехала на полчаса раньше с двумя ассистентами, радиотелефоном, диктофоном и компьютером и превратила приемную в свой кабинет. Даже в гримерной она продолжала работать.
— Если я не буду думать о своем бизнесе, кто-то другой подумает о нем, — сказала она, и, пока Бретт налаживала освещение, диктовала заметки своему управляющему.
Потом Биль сообщила, что ей надо прерваться, чтобы дать пятиминутное интервью радиостанции в Сиэтле, новом отделении ее фирмы. Она принесла с собой телефон и начала оживленно рассказывать об истории ее компании. Бретт, понимая, что может сделать естественный снимок Маргарет Биль, принялась за работу. В течение ее разговора Бретт отсняла две пленки и была уверена, что именно эти фотографии будут самыми лучшими.
— Я рада, что день подходит к концу. Кто следующий? — спросила Бретт Терезу, которая поднялась, чтобы принести ей кофе.
— Ему не назначено время, Дэвид Пауэл, — прочла Тереза в книге записей, — его фирма…
— Дэвид Пауэл? Не может быть! Дай посмотреть его листок. Это он! Это брат Лизи. Она говорила мне, что штаб-квартира «Руки вверх» переезжает в Нью-Йорк, но я не ожидала, что он может оказаться в этом списке.
— Здесь говорится, что фирма открывается в марте. Это для мартовского выпуска журнала, да? Я думаю, очень хорошая реклама, он выглядит очень приятным, — сказала Тереза. — Я спущусь и провожу твоего друга наверх.
Впервые за этот день взглянув в зеркало, Бретт нырнула в гримерную, покрасила губы и завязала черным серебряным шнуром волосы в «конский хвост», поправила аметистовый фланелевый костюм и одернула красный кашемировый джемпер. «Лизи сказала, что он опять стал похож на самого себя», — подумала Бретт с надеждой.
— Дэвид! Я вижу тебя, но все еще не верю, что ты здесь! — Бретт обняла его и взяла его холодные руки в свои.
— Я удивлен, как и ты, но рад видеть тебя, Бретт. Ты прекрасно выглядишь. Это тебя надо фотографировать, а меня в паре с тобой в качестве отвратительного снеговика.
Он стряхнул снег с кожаной куртки, а снежинки на его волосах стали быстро превращаться в блестящие бусинки воды.
— Не переживай, мы позаботимся обо всем, — сказала она. — Когда ты приехал?
— Вчера ночью. Сегодня после полудня я впервые заглянул в карточку, которую дал мой помощник, когда я уезжал из Калифорнии. И там была ты, прямо в моем кармане!
Дэвид казался не таким напряженным, как на свадьбе Лизи, и Бретт подумала, что время делает свое благодатное дело.
— Мне нужно снова привыкать к этой погоде. Калифорния меня испортила.
— В твоей карточке написано, что «Руки вверх» открывается здесь в марте, а тогда все уже будет позади, — сказала Бретт.
— Ха, но я-то буду здесь все время. Поживу со своими стариками, пока не найду собственного жилья.
Бретт представила ему Роки, который должен был привести Дэвида в порядок, и они все болтали, пока Роки сушил ему волосы и припудривал нос и лоб.
— В инструкциях сказано надеть то, в чем ты хорошо себя чувствуешь. Надеюсь, это подойдет.
На Дэвиде были хорошо поношенные джинсы из грубой ткани и голубая рубашка с расстегнутым воротником.
— Это не фирменная одежда для успешного ведения дел, но я надеваю костюм и галстук в случае крайней необходимости, обычно на встречах с банкирами, но теперь, когда «Руки вверх» аккуратно возмещает все инвестиции, их не волнует, как я одет! — шутливо сказал он.
— Ты первый сегодня, кто не выглядит будто открыл Америку. Выбирай, где тебе удобнее.
Дэвид выбрал табуретку, сел, поставив ноги на ступеньку, рассматривая Бретт, устанавливающую освещение и отражатели.
— Я делаю так, чтобы увидеть твои глаза сквозь твои очки.
— Если это упрощает жизнь, я их могу снять. На самом деле они для профилактики. Когда я сбрил усы, вы с Лизи смеялись надо мной, и мне потребовалось что-то, что бы сделало меня старше и более похожим на владельца компании. Я так к ним привык, что по утрам сразу тянусь за ними.
— Отлично, мы сделаем несколько снимков с очками и без них.
Они говорили, а Бретт фотографировала, следя за беседой и давая Дэвиду возможность рассказать о его фирме. Она схватывала его мимику, когда он рассказывал о своих делах, и ловила себя на том, что его ответы помогают ей сделать снимки выразительными.
— Если бы я не знала, то подумала бы, что ты говоришь о какой-то игре или хобби, а не о полупроводниках! — заметила Бретт перед последним кадром.
— Работать администратором — необходимое зло. Мир думает, что это трудная работа, когда на самом деле она делает меня счастливым как ребенка с новой игрушкой.
Дэвид нетерпеливо ерзал на табуретке. Бретт вдруг поразилась, насколько он красив. Причем красив не как модели, с которыми она работала. Она невольно любовалась его характерным подбородком и вьющимися каштановыми волосами, которые, казалось, так и ждали, чтобы их потрепал ветер… или пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Когда официант появился снова, Бретт заказала салат из крабов, а Лизи попросила суп из раков, домашний салат по-русски и бифштекс с кровью с гарниром.
— Ты же понимаешь, я ем за двоих, — подмигнула она Бретт.
И Бретт вспомнила, как странно казалось думать о Лизи как о тетушке, а теперь ее лучшая подруга готовится стать матерью.
— Лизи и Джо становятся мамой и папой. Как звучит, а? — шутила Бретт.
— Понимаю, что это не сразу доходит. Наша жизнь полностью изменится, наверно, даже больше, чем я представляла. Но Джо продлит свой контракт с «Монсеньером». У них те же требования к нему, а платят даже больше. А все, что касается моей работы, думаю, что настанут лучшие времена. В Службе новостей я стою на твердой почве, моя работа респектабельна, и в основном я работаю в городе.
— Ты будешь прекрасной матерью, Лизи. Ты добрая, спокойная и всегда смотришь в корень. Кроме того, у тебя есть огромное чувство юмора, и, думаю, оно пригодится.
После еды Бретт выпила кофе, а Лизи съела двойную порцию шоколадной ватрушки с молоком.
Был ясный октябрьский день, больше похожий на летний, и, свернув в тень парка, Бретт наконец спаслась от солнцепека. «Я действительно счастлива за нее, за них, — подумала она, но голос внутри монотонно пел:
— У Лизи есть все — великолепная карьера и прекрасный муж. У Лизи есть все».
Новости Лизи были настолько ошеломляющими, что Бретт все забыла. Вместо того чтобы возвратиться к звонкам, Бретт перелистывала накладные, по которым всегда аккуратная Тереза запланировала завтра заплатить. Оказалось, что несколько ее французских клиентов не собирались оплачивать счета теперь, когда она уже не жила в Париже. Ее мысли вертелись вокруг Лизи и Джо. У них реальный брак, а теперь они ждут реального ребенка, и у них будет самая настоящая семья.
Она взяла ключи от парка. Четыре квартала входят в этот парк, являющийся частной территорией, и металлическая ограда не дает доступа непрошеным гостям. Она открыла ворота, закрыла их за собой и побрела к скамейке около кормушки для птиц. Не успела она присесть, как вошла молодая женщина, ведя за руки двух малышей. Бретт решила, что маленькому мальчику было около четырех лет, а его сестричке — года два. Одетые в яркие полосатые свитера и комбинезоны из грубой ткани, они гоняли птиц и белок и бросали в воздух ветки с желтыми и красными листьями. Их мать резвилась вместе с ними.
«Я даже не могу вспомнить, веселилась ли когда-нибудь с мамой», — подумала Бретт. Продолжая наблюдать, она подумала, что Дэвид и Лизи выросли вместе со своими родителями, которые позволяли им быть детьми, и любили и принимали их, потому что они были их плотью и кровью. Очевидно, у Джо было сходное с Джефри воспоминание. А у нее не было таких воспоминаний. Она была благодарна Лилиан, единственной, кто подарил ей то детство, которое у нее было, но это не заменяло ей то, в чем отказала мать.
Теперь Лизи и Джо продолжат ту воспитывающую любовь, которую они видели в своих семьях, а она будет смотреть и удивляться, почему всего этого не может быть у нее.
Бретт тихонько откатила красный с белым мяч, упавший у ее ног, назад к детям, кивнув головой в ответ на слова благодарности матери.
«Если Лизи и Джо будут такими же родителями, как их, означает ли это, что мне предназначено стать такой же матерью, как моя? — эта мысль так испугала ее, что она вздрогнула и вскочила на ноги. — Это невозможно. Я не допущу этого». моя?
Бретт направилась к стоянке такси. Маленький мальчик прокричал: «До свидания» и замахал рукой. Его сестричка помахала ручкой вслед за братом.
— До свидания, — крикнула Бретт.
«Черт возьми, у меня есть моя работа, все остальное будет позже», — подумала она, успокаивая себя.
Заперев ворота на замок, она поспешила через улицу, чтобы успеть пообедать вместе с Лилиан. Бретт звонила своей тетке каждый день, и не реже одного раза в неделю у них были совместные или ленч, или обед. Сегодня Лилиан сама приготовила мясо.
— Ты точно знаешь, что мне нечем тебе помочь? — спросила Бретт, устраиваясь за стол в гостиной.
— Совершенно, мне это доставило огромное удовольствие. Я совсем забыла, как я люблю готовить. Кроме того, Хильда ни разу не брала отдыха со дня моего сердечного приступа.
Лилиан поставила тарелку перед своей племянницей. Во время обеда Бретт сказала Лилиан о неожиданном столкновении с Захари. Она впервые с той ночи говорила об этом, и время помогло представить эту болезненную встречу в ином свете. Она также рассказала, что Джефри Андервуд назначил ей свидание и потом проводил ее до дома в тот вечер.
Лилиан расстроилась, когда Бретт сообщила ей о намеченном отъезде Лизи и Джо и сразу же собралась в поход по ее любимым магазинам игрушек.
— Ты же знаешь, что эта одна из причин, почему я согласилась не переделывать твои комнаты и здесь, и в Кокс Коуве.
— Извини, — сказала Бретт, не поняв связи между ее сообщением и внешним видом ее комнаты.
— Я просто подумала, что, если они останутся прежними, твой малыш полюбит их также.
— Прекрасная мысль, тетя Лилиан, но боюсь, тебе придется немного подождать!
Бретт старалась говорить весело, но она не помнила дня, чтобы ее тетка была столь прозорливой. Она пила кофе в гостиной с Лилиан, когда приехал Джефри, как обычно, вовремя.
— Добрый вечер, миссис Кокс. Рад вас видеть здоровой. Вы выглядите, будто и не болели.
Джефри, согласно этикету, подождал, когда Лилиан подаст ему руку. Он нежно поцеловал Бретт в щеку и сел напротив них.
— Очень рада вас видеть, мистер Андервуд. Я полагаю, что вы тот молодой человек, который предохраняет моего брата от бед. Бретт немного рассказывала о вас.
При этих словах Джефри несколько напрягся, но быстро расслабился, поняв, что Бретт не могла сказать ей больше, чем сама знала о нем.
— Я не так молод, миссис Кокс, и факт, что мистер Ларсен редко попадает в беду, не моя заслуга, а его высочайшее чутье в делах. Кстати, пожалуйста, называйте меня Джефри.
Пока они обсуждали их дела, Лилиан наблюдала за Джефри. В нем было что-то знакомое и вызывающее смутное беспокойство. Его темно-синий костюм, сидевший безукоризненно, белая рубашка и серебристо-голубой галстук выглядели свежими, хотя в этой одежде он провел целый день.
Казалось, его светло-голубые глаза видели все, но не показывали вида. И вдруг ее словно обожгло: несмотря на его довольно хрупкую фигуру, он напомнил ей Свена. Это вызвало у нее замешательство.
«У моего брата потрясающая способность нанимать людей, похожих на него», — подумала она. Но в отличие от Свена Джефри казался общительным и, очевидно, ему нравилась Бретт. И Лилиан попыталась прогнать свои сомнения.
Джефри и Бретт собрались уходить.
— На следующей неделе обедаем у меня, тетя Лилиан. Не могу обещать, что такой же вкусный: я до сих пор еще очень неважный повар, но я постараюсь.
Лилиан была рада, что у Бретт такое приподнятое настроение. «Может быть, этот молодой человек и подходит ей», — подумала она.
— Хочу повторить еще раз, что мне было очень приятно увидеться с вами, миссис Кокс, — с улыбкой сказал Джефри, но Лилиан заметила, что глаза его при этом не улыбались.
Глава 22
В январе Бретт блистательно преодолела недоступную нью-йоркскую крепость моды, воздвигнутую от непрошеных гостей.
Бретт надеялась найти общий язык с Фозби, но, как и весной, та была любезна и дружелюбна, но по-прежнему уклонялась от любого разговора о деле. Несколько раз она пыталась дозвониться до Малколма, но он не отвечал на ее звонки. С тех пор как Бретт видела его в последний раз, она стала задумываться о его здоровье. Но его фотографии появлялись регулярно, а слухи о его нелепых проделках продолжались. Бретт не могла поверить, что он все еще обижался на то, что она не позвонила ему, когда приезжала на свадьбу Лизи, и относила поведение Малколма к странностям его характера.
Ее рекламный альбом с работами проделал круг. Однако она снимала только для журналов «Гламор» и «Селф», но и они поручали ей лишь внутренние стороны обложки. Это привело ее в рекламную межрегиональную компанию Алексы Старр.
Бретт тщетно пыталась доказать Алексе, что ее идея показа моделей на открытой площадке под звездным небом была неудачной для повседневных костюмов. Но у Алексы был уже составлен свой сценарий, поэтому в холодную темную ноябрьскую ночь они приступили к съемкам.
Реальность была далека от представлений Алексы, и это доводило всех до отчаяния. Она сама выбрала модель — стройную, тонкую девушку с копной огненно-рыжих мелких кудрей. Когда модель была уже готова, Алекса воскликнула:
— Ее волосы закрывают большую часть платья. Они так… похожи на проволоку. Можно что-нибудь сделать с этим?
После часового выпрямления волос с помощью горячего утюга бригада разместилась на поле с травой почти по пояс. Бретт было холодно и неуютно в куртке и сапогах и она понимала, что модель, на которой была только шелковая одежда, просто окоченела. Алексу это не волновало. Невзирая ни на что, реклама должна окупить коллекцию.
— Звезд недостаточно. И мне нужно, чтобы над ней горела звезда поярче, — зло сказала Алекса, будто могла приказывать звездам.
Чтобы охватить небо, полное звезд, поле и модель в одну рамку, Бретт использовала длинные линзы.
— Я едва различаю одежду. А она должна быть четкой, вот что я могу сказать! Алекса упорствовала на своем:
— Я точно обрисовала тебе, что я хочу. Почему ты не можешь этого сделать?
«Потому, что это невозможно, глупая ты сука», — вертелось на языке у Бретт, но она прикусила язык и работала до тех пор, пока Алекса не пришла в восторг.
К удивлению Бретт, ее портреты вызвали большой интерес. Бретт фотографировала для новостей и популярных изданий по всей стране разных людей, от астронавтов и евангелистов до зоологов. Это было не тем, в чем она хотела утвердиться, но она должна была влезть в американские журналы мод, чтобы доказать, что ее парижская практика была высокопрофессиональной. И все равно она гордилась своей работой, которая давала ей возможность платить Терезе жалованье. Несколько лет Бретт обеспечивала себя сама и гордилась этим.
Журнал «Нью-Йорк Стиль», претенциозное новое издание, заказал Бретт снять пять предпринимателей для одного из своих разделов под названием «Сладкая справедливость». Это должна была., быть краткая биография людей из Нью-Йорка, показавших уникальное мастерство в частном секторе рынка и увеличивших свой капитал до миллиона долларов. Бретт начала читать их рекламные листы, которые прислал ей редактор, но быстро остановилась, решив, что не должна иметь заранее составленного представления об этих персонажах, чтобы в процессе общения с ними непосредственно естественнее запечатлеть их на пленке.
Бретт всегда старалась найти таких людей, которые ни разу в жизни не фотографировались. Обычно они смотрели в камеру с трепетом, от легкого беспокойства до паники, и она проводила свои портретные съемки в условиях, отличающихся от съемок моделей.
Она поняла, что музыка помогает улучшить настроение, поэтому всегда имела кассеты с записями от классики до блюзов и предлагала клиенту самому выбрать мелодию. Она также предоставляла им возможность проявить свою индивидуальность в одежде и приходить на съемки в том, в чем они себя лучше чувствовали. Для женщин всегда предлагалась помощь парикмахера и гримера, а мужчинам — услуги почистить их костюм. Некоторые обижались на такие предложения, другие воспринимали это как приятный сеанс, как частную консультацию по их внешности.
Несмотря на сильный снегопад, который начался с утра и шел целый день, все пять клиентов оказались исполнительными и в основном менее спесивыми, чем она ожидала.
Наибольшей неожиданностью оказалась Маргарет Биль, президент и управляющий фирмы «Я сделаю это, Инк». Частный бизнес в сфере обслуживания, которым она занялась, чтобы заработать деньги во время летних каникул, процветал, и Биль упивалась своим успехом. Она приехала на полчаса раньше с двумя ассистентами, радиотелефоном, диктофоном и компьютером и превратила приемную в свой кабинет. Даже в гримерной она продолжала работать.
— Если я не буду думать о своем бизнесе, кто-то другой подумает о нем, — сказала она, и, пока Бретт налаживала освещение, диктовала заметки своему управляющему.
Потом Биль сообщила, что ей надо прерваться, чтобы дать пятиминутное интервью радиостанции в Сиэтле, новом отделении ее фирмы. Она принесла с собой телефон и начала оживленно рассказывать об истории ее компании. Бретт, понимая, что может сделать естественный снимок Маргарет Биль, принялась за работу. В течение ее разговора Бретт отсняла две пленки и была уверена, что именно эти фотографии будут самыми лучшими.
— Я рада, что день подходит к концу. Кто следующий? — спросила Бретт Терезу, которая поднялась, чтобы принести ей кофе.
— Ему не назначено время, Дэвид Пауэл, — прочла Тереза в книге записей, — его фирма…
— Дэвид Пауэл? Не может быть! Дай посмотреть его листок. Это он! Это брат Лизи. Она говорила мне, что штаб-квартира «Руки вверх» переезжает в Нью-Йорк, но я не ожидала, что он может оказаться в этом списке.
— Здесь говорится, что фирма открывается в марте. Это для мартовского выпуска журнала, да? Я думаю, очень хорошая реклама, он выглядит очень приятным, — сказала Тереза. — Я спущусь и провожу твоего друга наверх.
Впервые за этот день взглянув в зеркало, Бретт нырнула в гримерную, покрасила губы и завязала черным серебряным шнуром волосы в «конский хвост», поправила аметистовый фланелевый костюм и одернула красный кашемировый джемпер. «Лизи сказала, что он опять стал похож на самого себя», — подумала Бретт с надеждой.
— Дэвид! Я вижу тебя, но все еще не верю, что ты здесь! — Бретт обняла его и взяла его холодные руки в свои.
— Я удивлен, как и ты, но рад видеть тебя, Бретт. Ты прекрасно выглядишь. Это тебя надо фотографировать, а меня в паре с тобой в качестве отвратительного снеговика.
Он стряхнул снег с кожаной куртки, а снежинки на его волосах стали быстро превращаться в блестящие бусинки воды.
— Не переживай, мы позаботимся обо всем, — сказала она. — Когда ты приехал?
— Вчера ночью. Сегодня после полудня я впервые заглянул в карточку, которую дал мой помощник, когда я уезжал из Калифорнии. И там была ты, прямо в моем кармане!
Дэвид казался не таким напряженным, как на свадьбе Лизи, и Бретт подумала, что время делает свое благодатное дело.
— Мне нужно снова привыкать к этой погоде. Калифорния меня испортила.
— В твоей карточке написано, что «Руки вверх» открывается здесь в марте, а тогда все уже будет позади, — сказала Бретт.
— Ха, но я-то буду здесь все время. Поживу со своими стариками, пока не найду собственного жилья.
Бретт представила ему Роки, который должен был привести Дэвида в порядок, и они все болтали, пока Роки сушил ему волосы и припудривал нос и лоб.
— В инструкциях сказано надеть то, в чем ты хорошо себя чувствуешь. Надеюсь, это подойдет.
На Дэвиде были хорошо поношенные джинсы из грубой ткани и голубая рубашка с расстегнутым воротником.
— Это не фирменная одежда для успешного ведения дел, но я надеваю костюм и галстук в случае крайней необходимости, обычно на встречах с банкирами, но теперь, когда «Руки вверх» аккуратно возмещает все инвестиции, их не волнует, как я одет! — шутливо сказал он.
— Ты первый сегодня, кто не выглядит будто открыл Америку. Выбирай, где тебе удобнее.
Дэвид выбрал табуретку, сел, поставив ноги на ступеньку, рассматривая Бретт, устанавливающую освещение и отражатели.
— Я делаю так, чтобы увидеть твои глаза сквозь твои очки.
— Если это упрощает жизнь, я их могу снять. На самом деле они для профилактики. Когда я сбрил усы, вы с Лизи смеялись надо мной, и мне потребовалось что-то, что бы сделало меня старше и более похожим на владельца компании. Я так к ним привык, что по утрам сразу тянусь за ними.
— Отлично, мы сделаем несколько снимков с очками и без них.
Они говорили, а Бретт фотографировала, следя за беседой и давая Дэвиду возможность рассказать о его фирме. Она схватывала его мимику, когда он рассказывал о своих делах, и ловила себя на том, что его ответы помогают ей сделать снимки выразительными.
— Если бы я не знала, то подумала бы, что ты говоришь о какой-то игре или хобби, а не о полупроводниках! — заметила Бретт перед последним кадром.
— Работать администратором — необходимое зло. Мир думает, что это трудная работа, когда на самом деле она делает меня счастливым как ребенка с новой игрушкой.
Дэвид нетерпеливо ерзал на табуретке. Бретт вдруг поразилась, насколько он красив. Причем красив не как модели, с которыми она работала. Она невольно любовалась его характерным подбородком и вьющимися каштановыми волосами, которые, казалось, так и ждали, чтобы их потрепал ветер… или пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39