Это было решением матери, и она даже не думала бороться против него.
Позже Бретт поняла, что не заслуживала такого приговора, и в принципе у нее были причины ненавидеть свою мать, но даже и тогда она не отрицала того факта, что иногда ей очень хотелось почувствовать ее любовь и не могла найти себе места из-за ее отсутствия.
Она свернула еще раз налево на Пятую авеню и поймала себя на том, что оказалась стоящей рядом с улицей, где жила Барбара.
Неожиданно Бретт почувствовала, что замерзла и застегнула каракулевый жакет, который все время был нараспашку. За последние одиннадцать лет она постоянно избегала это здание из белого известняка, которое когда-то называла своим домом.
Окна квартиры на десятом этаже были освещены. «Наверно, Барбара в гостиной», — решила Бретт, подняв воротник, укрываясь от холода. Но что она докажет своим приходом? Их последняя встреча была мимолетной, и не было причин для того, чтобы эта будет более любезной. Она еще раз взглянула на окна матери, повернулась и пошла прочь.
— Бретт, это было самым тяжелым, чем я когда-либо занималась, — Лизи поправила вязаный берет и пробежалась пальцами по золотым волосам. По совету одного из своих преподавателей она носила волосы распущенными. Такой стиль прически был модным несколько лет назад.
Лизи и Бретт сели за маленький столик в «Серендипити», ресторане, заполненном разнообразной атрибутикой кухни. Некоторые предметы были предназначены для продажи, другие принадлежали постоянной коллекции. Оживленные посетители с большими коричневыми сумками из «Блюмингейла» сидели вокруг столов, а остальные ожидали своей очереди прямо на улице.
Лизи провела неделю в Калифорнии с родителями и Дэвидом, пытаясь помочь ему в такое тяжелое для него время.
— Детская была полностью приготовлена. Стены были белыми с бордюром из гусей наверху. Кэт заполнила ящики всевозможными детскими вещами — распашонки, ворсистые одеяльца для прогулок…
Голос Лизи срывался, когда она рассказывала. Она отпила воды и продолжала.
— Дэвид отдал свое большое старое опрокидывающееся Хичкоковское кресло-качалку, и она посадила в него своего любимого плюшевого медвежонка, который был у нее с детства, и другого, нового, для малыша. Все это было так грустно. Мы с мамой сложили все вещи и отдали их в детскую больницу вместе с мебелью. Мне надо было уехать. Я не могла больше видеть брата таким несчастным.
— Как Дэвид держится?
— Он ничем не занимается, живет в своем кабинете иногда с шести утра и до полуночи. Он сказал, что какой-то проект находится в критическом положении. Я пыталась поговорить с ним о том, что он собирается делать, но он опускает голову и молчит.
— Дай ему время, Лизи. Есть такие вещи, в которых ты не можешь признаться даже себе, а не то что кому-то.
Бретт понимала, отчего он молчит.
— Все, чем ты можешь быть ему полезной, — быть готовой в тот момент, когда ему будет необходимо высказаться.
— Вы уже поели?
Официант собрал тарелки с мраморного столика, принял заказ Лизи: замороженный горячий шоколад — фирменное блюдо «Серендипити» — и, пританцовывая, прошел между столиками на кухню, по пути слегка толкнув другого официанта.
В глазах Бретт промелькнул огонек.
— У меня идея. Ты ведь уже не ходишь в колледж? У тебя есть какие-нибудь серьезные планы?
— Я должна решить, где мне работать.
Предложение от «СТМ» все еще в силе, но я не уверена, что хочу исполнять кем-то задуманную роль или остаться в Сиракузе.
— Почему бы тебе не поехать со мной в Париж и пожить там немного — проветрить свои мозги. Считай, что это будет моим подарком тебе на окончание.
— Ты серьезно? Это будет вдвойне замечательно!
Она поблагодарила Бретт и стала перечислять, что она должна будет сделать, чтобы подготовиться к отъезду.
— Ой, это будет таким сюрпризом для Джо — провести с ним несколько дней. Недавно он мне очень помог. Мы много говорили с ним, по телефону, и он останавливался в Нью-Йорке по пути в Форт-Вейн за несколько дней до своего отъезда. Мы практически ничего не делали: посмотрели несколько фильмов в кинотеатре. Один или два раза он позволил мне поплакать на его плече. Я действительно стала к нему привыкать.
«Вот этого я вынести не смогу», — подумала Бретт.
Она была первой, кто пел дифирамбы Джо и хотела счастья Лизи, но сегодня ей не хотелось думать об этом. Это только усилит боль от того приговора Лоренсу, который она вынесла. Для поездки в Париж Лизи решила сделать несколько покупок по дороге домой.
— Может, я найду такое, что убьет Джо наповал на празднике Нового года, — сказала она.
Бретт отказалась, ссылаясь на утомительность посещения магазинов, и они расстались по пути к метро.
Бретт продолжила прогулку, чувствуя себя глубоко несчастной. За последние несколько дней она решила подойти к своей собственной жизни так, как она это сделала с работой. Нельзя откладывать то, что волнует, на потом, надо вникать и заниматься этим. Такой вариант деятельности выработался в связи с завещанием. Она подписала его два дня назад.
Бретт завернула за угол и остановилась у «Пьера Отель». Длинная вереница блестящих черных лимузинов начала выстраиваться, а водители в униформе помогали одетым в вечерние платья и смокинги гостям, направляющимся на бал. Она убедила себя в пользе действия и поняла, что должна увидеть Барбару, Сомнение и страх заставили бросить эту попытку в прошлый раз; те же чувства возникли у нее и сейчас, но ей необходимо было сдвинуться с мертвой точки и попытаться помириться с ней или, по крайней мере, получить ответы на свои вопросы. Она глубоко вздохнула и пошла к дому Барбары.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил консьерж в коричневом пальто.
— Я полагаю, вы меня забыли, Джордж. Прошло много времени. Я — Бретт Ларсен, дочь Барбары Норт.
— Боже мой, мисс Бретт! Вы заставляете меня вспомнить о своих годах, — сказал он.
— Да вы совсем не изменились, — ответила Бретт.
— Ваша мать так обрадуется, увидев вас.
Я сообщу ей.
— Я бы хотела сделать ей сюрприз, Джордж.
Во время пожара Бретт предпочитала бы видеть пожарников, чем общаться с ними по интеркому.
— Да, конечно, мисс. Пройдите направо.
Бретт нажала на кнопку вызова лифта и только потом заметила, что лифт стоит на первом этаже. Ее волнение все усиливалось.
«Зачем мне это надо?» — удивлялась она. Бретт понимала, что Барбара не могла измениться. Она была такой же эгоистичной и бесчувственной и не заслуживала еще одного шанса.
Потом она сообразила, что ей было безразлично, изменилась Барбара или нет. Ей только надо было, чтобы ее мать раз и навсегда прочувствовала, насколько жестокой она была и какой несчастной сделала свою дочь. А что если Барбара думала о своих поступках все эти последние три года? Может быть, она действительно обрадуется, узнав, что Бретт решила дать ей шанс как матери?
Бретт отогнала все наплывшие эмоции и поняла, что будет мучиться от неистраченных чувств к Барбаре, пока не прекратит бегать от нее и не повернется к ней лицом.
Она позвонила в дверь. Через несколько секунд она услышала голос Барбары:
— Мальчики, пользуйтесь служебным входом. А пока шампанское холодное, все, что происходит вокруг, — мне безразлично.
Барбара открыла дверь в красном сатиновом топе, обнажавшем большую часть ее теперь уже обвисшей груди, и брюках того же цвета, причем и то и другое было ей узко. Судя по макияжу, создавалось впечатление, что она не умывалась со вчерашнего дня, однако прическа была свежей, словно только что из салона.
— Ты не от Шерри Лехмана, — сказала Барбара, разочарованная, что это не был ее постоянный поставщик винного магазина.
Мгновение она смотрела на Бретт, будто пытаясь определиться во времени.
— Разве я тебя ждала?
— Нет, Барбара, я просто неожиданно свалилась.
Бретт была застигнута врасплох таким приветствием матери.
— Не бери в голову. Заходи, Бретт, — сказала Барбара и исчезла в гостиной.
Бретт закрыла за собой дверь. Все стояло на тех же местах, вот только стало немного поблекшим. Неаккуратный букет засохших роз стоял на потертом подлокотнике замшевой тахты.
— Итак, ты приехала из… Лондона? — спросила Барбара, присаживаясь.
— Я была в Париже и недавно вернулась домой на праздники, чтобы проведать тетю Лилиан. Она болеет.
«Что с ней случилось?» — недоумевала Бретт.
— Не знаю, что тебе надо, но сразу скажу, что денег тебе дать не могу, — сказала Барбара.
— Я пришла к тебе не для этого.
Барбара проигнорировала ответ Бретт и продолжила:
— Этот подонок Джереми стоил мне целого состояния! Ничтожная мелкая слякоть. Он пользовался мной!
Барбара разволновалась.
— Истратил триста тысяч долларов на реконструкцию этого чертового дряхлого магазина, не задумываясь о последствиях. Антиквариат, коллекционные вещи — ха! Как только у него появилось то, что ему хотелось, он бросил меня. Но я показала ему… Закрыла все его счета и развелась с ним. А магазин не продержится и двух месяцев — никто из моих друзей не придет туда. Он вынужден будет закрыть его, и тогда он вернется умолять, чтобы все было по-старому, но будет слишком поздно.
Барбара допила остатки виски.
— Очень сожалею, что твое замужество не состоялось, — тихо сказала Бретт.
Она не знала, что еще надо было говорить. Казалось, что Барбара витает в собственных мыльных пузырях, и Бретт не могла сообразить, как добраться до нее. Она удивилась тому чувству стеснения, которое почувствовала, когда выпивала ее мать.
Барбара потянулась к бару на колесиках и налила еще.
— Он был молод и красив, но всегда был таким холодным со мной. Казалось, что со мной ребенок, а не мужчина.
Бретт почувствовала отвращение от этих слов и отпрянула, словно ее хотели ударить.
— Неужели все было так ужасно!
— Господи! Я рада, что избавилась от него, — сказала Барбара, пропуская мимо ушей вопрос.
Она отпила из бокала, моментально ушла в свои мысли, затем сказала:
— Я не знаю, как у тебя это получается. Я никогда не могла жить в Европе. Каждый казался мне… иностранцем.
— И мне тоже, особенно в Париже. Бретт чувствовала потребность начать разговор:
— Барбара, я хотела поговорить с тобой о нас и о том, что происходило до моего отъезда в Париж. У меня накопилось много вопросов без ответов.
— Я говорила тебе, что не смогу дать тебе денег? — снова спросила Барбара.
— У меня достаточно денег. Это не причина по…
— Он снабжает тебя деньгами, так? Тебя прислал сюда мой отец? — завизжала Барбара. — Это он, да? Лучше держись подальше от него — он жестокий человек. Я знаю — поверь мне, я знаю.
Глаза Барбары стали остекленевшими и сосредоточенными, словно она рассматривала что-то, что могла видеть только она.
— Почему ты думаешь, что он жестокий, Барбара? — умоляла Бретт.
— Оставь меня одну! Уйди и оставь меня одну!
— Я пытаюсь понять тебя, Барбара, хочу найти смысл в твоих словах, а ты не можешь мне помочь.
Горло Бретт горело, когда она старалась сдержать гнев и боль. Она подошла к Барбаре и дотронулась до нее. Барбара вздрогнула и повернулась спиной, как ребенок, верящий в то, что, если он не видит тебя, значит, тебя нет.
Тотчас что-то закрылось внутри Бретт.
Она всегда так стремилась к ней, а Барбара всегда прогоняла ее от себя.
— Хорошо, Барбара, я уйду. Но знай, что я больше никогда не потревожу тебя.
Глава 15
— Это как в кино!
Первое, что Лизи собралась сделать по приезде в Париж, — это увидеть мастерскую Бретт. Строительство уже закончилось, оставались последние штрихи.
На стенах висели увеличенные снимки Бретт.
— Никогда не видела таких интенсивных красок. Они еще не высохли? — спросила Лизи.
— Нет, они полихромные, я увидела их в рекламе. Люблю богатые цвета с блеском, — объяснила Бретт.
Она была рада, что Лизи решила вернуться вместе с ней. После своего неприятного похода к Барбаре она обрадовалась, что находится за пять тысяч километров от семейных передряг.
Они вернулись к тому, что Бретт называла коммерческий придел студии. В комнате-складе с поддерживаемой постоянной температурой были сложены рулоны с пленками и химические препараты, а также сейф, в котором Бретт оставляла дорогостоящее оборудование. Следующей от склада была темная комната, а за ней два кабинета.
Операционный центр Терезы включал картотеку, записи, графики и документы, связанные с деятельностью студии. Бретт освободилась от всего этого с удовольствием.
— Твои снимки, должно быть, действительно впечатляют, — сказала Лизи.
Бретт провела пальцами по немного шероховатой поверхности стола.
— Иногда, — смущенно ответила она. Но на самом деле она гордилась, что все больше и больше клиентов узнают о ней и заинтересованы с ней работать. Она добилась этого, не выставляя напоказ имени своего деда, и доказала, что может позаботиться о себе сама. Было много такого, что она еще должна была узнать в фотографии, но она была благодарна за сегодняшний успех.
— Даже не знаю, будет ли у меня когда-нибудь такое, — отозвалась Лизи.
— Ты что, ребенок? Я уверена, что будешь знаменитым радиожурналистом.
— Это очень непросто. Вы с моим братом захватили все, как ракеты с курсом на победу. В выборе пути у меня нет такой уверенности, как у вас.
— Но прошлым летом ты говорила о своей рекламной катушке с записями и что ты просто проверяешь возможности своего распределения.
— Да, моя катушка интересная в том случае, если я захочу стать «Лизи Пауэл, дерзкий репортер радостных событий». Это то, как меня видят. На станции они считают меня просто проворной, миловидной и привлекательной девушкой. Меня единственную посылают собирать материалы на ярмарки и на общегородские собрания. Обычно я много шучу, улыбаюсь, и поэтому для меня это нетрудно, но я не уверена, что именно на этом я бы хотела построить свою карьеру. Чувствую, что мой первый репортаж будет таким, что он решит все вопросы, за исключением поставленных передо мной. Я боюсь, что все сделаю неверно. Видимо, много воды утечет, пока госпожа Удача заметит меня, — со смешком сказала Лизи и добавила:
— Ладно, хватит ныть. Я приехала в Париж американской девчонкой. В связи с этим не могла бы ты быть любезна, позвонить Джо и сообщить ему, что хочешь заглянуть к нему. Вот мы его удивим!
— Ты считаешь, что сможешь чем-то удивить его? — сказала Бретт.
С октября они с Джо только перезванивались, обмениваясь новостями. Оба были так заняты, что никак не могли найти время побыть вдвоем. Бретт набрала номер его телефона.
— Как ты думаешь, что скажет Джо? — сияя спросила Лизи, когда они шли по узкой, темной площадке, ведшей на пятый этаж и последний лестничный пролет к комнате-мансарде Джо.
— Полагаю, что единственно, кого он сейчас не ожидает увидеть, — это тебя, — прошептала Бретт перед тем, как постучать в дверь.
— Бретт, это ты?
— Да, я! — сияя ответила Бретт, прикрывая собой Лизи, когда он открывал дверь.
— И я! — добавила Лизи, вылезая из-под руки Бретт.
— Лизи! Что ты здесь делаешь? Вот здорово!
— Случайно сюда залетела.
Хотя его материальное положение теперь существенно улучшилось, Джо наотрез отказывался покинуть эту крохотную квартирку. Он объяснял, что плата за нее небольшая и что ему не нужен дом больше этого, а также, что он никогда не найдет мастерской, которая была бы на шесть этажей ниже его дома.
Насест Джо состоял из четырех небольших комнат на последнем этаже здания, рядом с Сорбонной.
— Когда вы приехали? — спросил он.
— Сегодня утром. Бросили вещи, и Бретт повезла меня в свою мастерскую, а теперь — мы здесь!
— Мы подумали, что ты захочешь с нами выйти и где-нибудь пообедать.
— Звучит неплохо. — Джо взял шаткий деревянный стул из-за карточного столика в углу и, перевернув его спинкой, сел.
— Ну, и как тебе нравятся два дня празднования Нового года у Габриеля? — игриво спросила Бретт.
— А, у Габриеля? У меня уже есть дата, я имею в виду планы, — нерешительно ответил Джо.
— Да, но две твои лучшие девочки в городе. — Бретт перебил стук в дверь.
— Наверное, это моя хозяйка. Она такая скандалистка, и держу пари, видела, как вы входили сюда, — сказал он, готовясь к вторжению. И прежде, чем подошел к двери, он услышал:
— Джо, радость моя, ты здесь? Открывай, это твоя «красотка из Алабамы».
Рэндл назвалась прозвищем, которое ей дал Джо.
Джо, открывая дверь, не мог себе представить, что произойдет дальше. Сегодня он уже получил сюрпризов сполна.
— Хм, Рэндл, — сказал он, но сдвинулся с места, чтобы впустить ее в комнату.
— Можно мне войти? — смущенно спросила она.
— Конечно. Здесь Бретт и… Он посторонился и не успел договорить о Лизи, как Рэндл уже была в комнате.
— Бретт, радость моя! Ты выглядишь намного лучше.
Рэндл оглядела ее сверху донизу. Бретт, как и Лизи, была, как обычно, в джинсах и свитере.
— Ты сама великолепна, — сказала Бретт.
— Санта постаралась для меня в этом году!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Позже Бретт поняла, что не заслуживала такого приговора, и в принципе у нее были причины ненавидеть свою мать, но даже и тогда она не отрицала того факта, что иногда ей очень хотелось почувствовать ее любовь и не могла найти себе места из-за ее отсутствия.
Она свернула еще раз налево на Пятую авеню и поймала себя на том, что оказалась стоящей рядом с улицей, где жила Барбара.
Неожиданно Бретт почувствовала, что замерзла и застегнула каракулевый жакет, который все время был нараспашку. За последние одиннадцать лет она постоянно избегала это здание из белого известняка, которое когда-то называла своим домом.
Окна квартиры на десятом этаже были освещены. «Наверно, Барбара в гостиной», — решила Бретт, подняв воротник, укрываясь от холода. Но что она докажет своим приходом? Их последняя встреча была мимолетной, и не было причин для того, чтобы эта будет более любезной. Она еще раз взглянула на окна матери, повернулась и пошла прочь.
— Бретт, это было самым тяжелым, чем я когда-либо занималась, — Лизи поправила вязаный берет и пробежалась пальцами по золотым волосам. По совету одного из своих преподавателей она носила волосы распущенными. Такой стиль прически был модным несколько лет назад.
Лизи и Бретт сели за маленький столик в «Серендипити», ресторане, заполненном разнообразной атрибутикой кухни. Некоторые предметы были предназначены для продажи, другие принадлежали постоянной коллекции. Оживленные посетители с большими коричневыми сумками из «Блюмингейла» сидели вокруг столов, а остальные ожидали своей очереди прямо на улице.
Лизи провела неделю в Калифорнии с родителями и Дэвидом, пытаясь помочь ему в такое тяжелое для него время.
— Детская была полностью приготовлена. Стены были белыми с бордюром из гусей наверху. Кэт заполнила ящики всевозможными детскими вещами — распашонки, ворсистые одеяльца для прогулок…
Голос Лизи срывался, когда она рассказывала. Она отпила воды и продолжала.
— Дэвид отдал свое большое старое опрокидывающееся Хичкоковское кресло-качалку, и она посадила в него своего любимого плюшевого медвежонка, который был у нее с детства, и другого, нового, для малыша. Все это было так грустно. Мы с мамой сложили все вещи и отдали их в детскую больницу вместе с мебелью. Мне надо было уехать. Я не могла больше видеть брата таким несчастным.
— Как Дэвид держится?
— Он ничем не занимается, живет в своем кабинете иногда с шести утра и до полуночи. Он сказал, что какой-то проект находится в критическом положении. Я пыталась поговорить с ним о том, что он собирается делать, но он опускает голову и молчит.
— Дай ему время, Лизи. Есть такие вещи, в которых ты не можешь признаться даже себе, а не то что кому-то.
Бретт понимала, отчего он молчит.
— Все, чем ты можешь быть ему полезной, — быть готовой в тот момент, когда ему будет необходимо высказаться.
— Вы уже поели?
Официант собрал тарелки с мраморного столика, принял заказ Лизи: замороженный горячий шоколад — фирменное блюдо «Серендипити» — и, пританцовывая, прошел между столиками на кухню, по пути слегка толкнув другого официанта.
В глазах Бретт промелькнул огонек.
— У меня идея. Ты ведь уже не ходишь в колледж? У тебя есть какие-нибудь серьезные планы?
— Я должна решить, где мне работать.
Предложение от «СТМ» все еще в силе, но я не уверена, что хочу исполнять кем-то задуманную роль или остаться в Сиракузе.
— Почему бы тебе не поехать со мной в Париж и пожить там немного — проветрить свои мозги. Считай, что это будет моим подарком тебе на окончание.
— Ты серьезно? Это будет вдвойне замечательно!
Она поблагодарила Бретт и стала перечислять, что она должна будет сделать, чтобы подготовиться к отъезду.
— Ой, это будет таким сюрпризом для Джо — провести с ним несколько дней. Недавно он мне очень помог. Мы много говорили с ним, по телефону, и он останавливался в Нью-Йорке по пути в Форт-Вейн за несколько дней до своего отъезда. Мы практически ничего не делали: посмотрели несколько фильмов в кинотеатре. Один или два раза он позволил мне поплакать на его плече. Я действительно стала к нему привыкать.
«Вот этого я вынести не смогу», — подумала Бретт.
Она была первой, кто пел дифирамбы Джо и хотела счастья Лизи, но сегодня ей не хотелось думать об этом. Это только усилит боль от того приговора Лоренсу, который она вынесла. Для поездки в Париж Лизи решила сделать несколько покупок по дороге домой.
— Может, я найду такое, что убьет Джо наповал на празднике Нового года, — сказала она.
Бретт отказалась, ссылаясь на утомительность посещения магазинов, и они расстались по пути к метро.
Бретт продолжила прогулку, чувствуя себя глубоко несчастной. За последние несколько дней она решила подойти к своей собственной жизни так, как она это сделала с работой. Нельзя откладывать то, что волнует, на потом, надо вникать и заниматься этим. Такой вариант деятельности выработался в связи с завещанием. Она подписала его два дня назад.
Бретт завернула за угол и остановилась у «Пьера Отель». Длинная вереница блестящих черных лимузинов начала выстраиваться, а водители в униформе помогали одетым в вечерние платья и смокинги гостям, направляющимся на бал. Она убедила себя в пользе действия и поняла, что должна увидеть Барбару, Сомнение и страх заставили бросить эту попытку в прошлый раз; те же чувства возникли у нее и сейчас, но ей необходимо было сдвинуться с мертвой точки и попытаться помириться с ней или, по крайней мере, получить ответы на свои вопросы. Она глубоко вздохнула и пошла к дому Барбары.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил консьерж в коричневом пальто.
— Я полагаю, вы меня забыли, Джордж. Прошло много времени. Я — Бретт Ларсен, дочь Барбары Норт.
— Боже мой, мисс Бретт! Вы заставляете меня вспомнить о своих годах, — сказал он.
— Да вы совсем не изменились, — ответила Бретт.
— Ваша мать так обрадуется, увидев вас.
Я сообщу ей.
— Я бы хотела сделать ей сюрприз, Джордж.
Во время пожара Бретт предпочитала бы видеть пожарников, чем общаться с ними по интеркому.
— Да, конечно, мисс. Пройдите направо.
Бретт нажала на кнопку вызова лифта и только потом заметила, что лифт стоит на первом этаже. Ее волнение все усиливалось.
«Зачем мне это надо?» — удивлялась она. Бретт понимала, что Барбара не могла измениться. Она была такой же эгоистичной и бесчувственной и не заслуживала еще одного шанса.
Потом она сообразила, что ей было безразлично, изменилась Барбара или нет. Ей только надо было, чтобы ее мать раз и навсегда прочувствовала, насколько жестокой она была и какой несчастной сделала свою дочь. А что если Барбара думала о своих поступках все эти последние три года? Может быть, она действительно обрадуется, узнав, что Бретт решила дать ей шанс как матери?
Бретт отогнала все наплывшие эмоции и поняла, что будет мучиться от неистраченных чувств к Барбаре, пока не прекратит бегать от нее и не повернется к ней лицом.
Она позвонила в дверь. Через несколько секунд она услышала голос Барбары:
— Мальчики, пользуйтесь служебным входом. А пока шампанское холодное, все, что происходит вокруг, — мне безразлично.
Барбара открыла дверь в красном сатиновом топе, обнажавшем большую часть ее теперь уже обвисшей груди, и брюках того же цвета, причем и то и другое было ей узко. Судя по макияжу, создавалось впечатление, что она не умывалась со вчерашнего дня, однако прическа была свежей, словно только что из салона.
— Ты не от Шерри Лехмана, — сказала Барбара, разочарованная, что это не был ее постоянный поставщик винного магазина.
Мгновение она смотрела на Бретт, будто пытаясь определиться во времени.
— Разве я тебя ждала?
— Нет, Барбара, я просто неожиданно свалилась.
Бретт была застигнута врасплох таким приветствием матери.
— Не бери в голову. Заходи, Бретт, — сказала Барбара и исчезла в гостиной.
Бретт закрыла за собой дверь. Все стояло на тех же местах, вот только стало немного поблекшим. Неаккуратный букет засохших роз стоял на потертом подлокотнике замшевой тахты.
— Итак, ты приехала из… Лондона? — спросила Барбара, присаживаясь.
— Я была в Париже и недавно вернулась домой на праздники, чтобы проведать тетю Лилиан. Она болеет.
«Что с ней случилось?» — недоумевала Бретт.
— Не знаю, что тебе надо, но сразу скажу, что денег тебе дать не могу, — сказала Барбара.
— Я пришла к тебе не для этого.
Барбара проигнорировала ответ Бретт и продолжила:
— Этот подонок Джереми стоил мне целого состояния! Ничтожная мелкая слякоть. Он пользовался мной!
Барбара разволновалась.
— Истратил триста тысяч долларов на реконструкцию этого чертового дряхлого магазина, не задумываясь о последствиях. Антиквариат, коллекционные вещи — ха! Как только у него появилось то, что ему хотелось, он бросил меня. Но я показала ему… Закрыла все его счета и развелась с ним. А магазин не продержится и двух месяцев — никто из моих друзей не придет туда. Он вынужден будет закрыть его, и тогда он вернется умолять, чтобы все было по-старому, но будет слишком поздно.
Барбара допила остатки виски.
— Очень сожалею, что твое замужество не состоялось, — тихо сказала Бретт.
Она не знала, что еще надо было говорить. Казалось, что Барбара витает в собственных мыльных пузырях, и Бретт не могла сообразить, как добраться до нее. Она удивилась тому чувству стеснения, которое почувствовала, когда выпивала ее мать.
Барбара потянулась к бару на колесиках и налила еще.
— Он был молод и красив, но всегда был таким холодным со мной. Казалось, что со мной ребенок, а не мужчина.
Бретт почувствовала отвращение от этих слов и отпрянула, словно ее хотели ударить.
— Неужели все было так ужасно!
— Господи! Я рада, что избавилась от него, — сказала Барбара, пропуская мимо ушей вопрос.
Она отпила из бокала, моментально ушла в свои мысли, затем сказала:
— Я не знаю, как у тебя это получается. Я никогда не могла жить в Европе. Каждый казался мне… иностранцем.
— И мне тоже, особенно в Париже. Бретт чувствовала потребность начать разговор:
— Барбара, я хотела поговорить с тобой о нас и о том, что происходило до моего отъезда в Париж. У меня накопилось много вопросов без ответов.
— Я говорила тебе, что не смогу дать тебе денег? — снова спросила Барбара.
— У меня достаточно денег. Это не причина по…
— Он снабжает тебя деньгами, так? Тебя прислал сюда мой отец? — завизжала Барбара. — Это он, да? Лучше держись подальше от него — он жестокий человек. Я знаю — поверь мне, я знаю.
Глаза Барбары стали остекленевшими и сосредоточенными, словно она рассматривала что-то, что могла видеть только она.
— Почему ты думаешь, что он жестокий, Барбара? — умоляла Бретт.
— Оставь меня одну! Уйди и оставь меня одну!
— Я пытаюсь понять тебя, Барбара, хочу найти смысл в твоих словах, а ты не можешь мне помочь.
Горло Бретт горело, когда она старалась сдержать гнев и боль. Она подошла к Барбаре и дотронулась до нее. Барбара вздрогнула и повернулась спиной, как ребенок, верящий в то, что, если он не видит тебя, значит, тебя нет.
Тотчас что-то закрылось внутри Бретт.
Она всегда так стремилась к ней, а Барбара всегда прогоняла ее от себя.
— Хорошо, Барбара, я уйду. Но знай, что я больше никогда не потревожу тебя.
Глава 15
— Это как в кино!
Первое, что Лизи собралась сделать по приезде в Париж, — это увидеть мастерскую Бретт. Строительство уже закончилось, оставались последние штрихи.
На стенах висели увеличенные снимки Бретт.
— Никогда не видела таких интенсивных красок. Они еще не высохли? — спросила Лизи.
— Нет, они полихромные, я увидела их в рекламе. Люблю богатые цвета с блеском, — объяснила Бретт.
Она была рада, что Лизи решила вернуться вместе с ней. После своего неприятного похода к Барбаре она обрадовалась, что находится за пять тысяч километров от семейных передряг.
Они вернулись к тому, что Бретт называла коммерческий придел студии. В комнате-складе с поддерживаемой постоянной температурой были сложены рулоны с пленками и химические препараты, а также сейф, в котором Бретт оставляла дорогостоящее оборудование. Следующей от склада была темная комната, а за ней два кабинета.
Операционный центр Терезы включал картотеку, записи, графики и документы, связанные с деятельностью студии. Бретт освободилась от всего этого с удовольствием.
— Твои снимки, должно быть, действительно впечатляют, — сказала Лизи.
Бретт провела пальцами по немного шероховатой поверхности стола.
— Иногда, — смущенно ответила она. Но на самом деле она гордилась, что все больше и больше клиентов узнают о ней и заинтересованы с ней работать. Она добилась этого, не выставляя напоказ имени своего деда, и доказала, что может позаботиться о себе сама. Было много такого, что она еще должна была узнать в фотографии, но она была благодарна за сегодняшний успех.
— Даже не знаю, будет ли у меня когда-нибудь такое, — отозвалась Лизи.
— Ты что, ребенок? Я уверена, что будешь знаменитым радиожурналистом.
— Это очень непросто. Вы с моим братом захватили все, как ракеты с курсом на победу. В выборе пути у меня нет такой уверенности, как у вас.
— Но прошлым летом ты говорила о своей рекламной катушке с записями и что ты просто проверяешь возможности своего распределения.
— Да, моя катушка интересная в том случае, если я захочу стать «Лизи Пауэл, дерзкий репортер радостных событий». Это то, как меня видят. На станции они считают меня просто проворной, миловидной и привлекательной девушкой. Меня единственную посылают собирать материалы на ярмарки и на общегородские собрания. Обычно я много шучу, улыбаюсь, и поэтому для меня это нетрудно, но я не уверена, что именно на этом я бы хотела построить свою карьеру. Чувствую, что мой первый репортаж будет таким, что он решит все вопросы, за исключением поставленных передо мной. Я боюсь, что все сделаю неверно. Видимо, много воды утечет, пока госпожа Удача заметит меня, — со смешком сказала Лизи и добавила:
— Ладно, хватит ныть. Я приехала в Париж американской девчонкой. В связи с этим не могла бы ты быть любезна, позвонить Джо и сообщить ему, что хочешь заглянуть к нему. Вот мы его удивим!
— Ты считаешь, что сможешь чем-то удивить его? — сказала Бретт.
С октября они с Джо только перезванивались, обмениваясь новостями. Оба были так заняты, что никак не могли найти время побыть вдвоем. Бретт набрала номер его телефона.
— Как ты думаешь, что скажет Джо? — сияя спросила Лизи, когда они шли по узкой, темной площадке, ведшей на пятый этаж и последний лестничный пролет к комнате-мансарде Джо.
— Полагаю, что единственно, кого он сейчас не ожидает увидеть, — это тебя, — прошептала Бретт перед тем, как постучать в дверь.
— Бретт, это ты?
— Да, я! — сияя ответила Бретт, прикрывая собой Лизи, когда он открывал дверь.
— И я! — добавила Лизи, вылезая из-под руки Бретт.
— Лизи! Что ты здесь делаешь? Вот здорово!
— Случайно сюда залетела.
Хотя его материальное положение теперь существенно улучшилось, Джо наотрез отказывался покинуть эту крохотную квартирку. Он объяснял, что плата за нее небольшая и что ему не нужен дом больше этого, а также, что он никогда не найдет мастерской, которая была бы на шесть этажей ниже его дома.
Насест Джо состоял из четырех небольших комнат на последнем этаже здания, рядом с Сорбонной.
— Когда вы приехали? — спросил он.
— Сегодня утром. Бросили вещи, и Бретт повезла меня в свою мастерскую, а теперь — мы здесь!
— Мы подумали, что ты захочешь с нами выйти и где-нибудь пообедать.
— Звучит неплохо. — Джо взял шаткий деревянный стул из-за карточного столика в углу и, перевернув его спинкой, сел.
— Ну, и как тебе нравятся два дня празднования Нового года у Габриеля? — игриво спросила Бретт.
— А, у Габриеля? У меня уже есть дата, я имею в виду планы, — нерешительно ответил Джо.
— Да, но две твои лучшие девочки в городе. — Бретт перебил стук в дверь.
— Наверное, это моя хозяйка. Она такая скандалистка, и держу пари, видела, как вы входили сюда, — сказал он, готовясь к вторжению. И прежде, чем подошел к двери, он услышал:
— Джо, радость моя, ты здесь? Открывай, это твоя «красотка из Алабамы».
Рэндл назвалась прозвищем, которое ей дал Джо.
Джо, открывая дверь, не мог себе представить, что произойдет дальше. Сегодня он уже получил сюрпризов сполна.
— Хм, Рэндл, — сказал он, но сдвинулся с места, чтобы впустить ее в комнату.
— Можно мне войти? — смущенно спросила она.
— Конечно. Здесь Бретт и… Он посторонился и не успел договорить о Лизи, как Рэндл уже была в комнате.
— Бретт, радость моя! Ты выглядишь намного лучше.
Рэндл оглядела ее сверху донизу. Бретт, как и Лизи, была, как обычно, в джинсах и свитере.
— Ты сама великолепна, — сказала Бретт.
— Санта постаралась для меня в этом году!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39