– Сомневаюсь, чтобы ты когда-нибудь знал, – невнятно пробормотал Норман. – Ладно, я ведь рассказал тебе, что в ней.
– Что для Пуэрто-Рико нет резервов. Но…
– Нет, Джемми, никаких «но» не предусмотрено, – вот что я могу тебе сказать. Времени, чтобы кого-нибудь отправить туда с проверкой, не остается, и мы вынуждены поверить Люсу на слово. Несомненно, по почте должно прийти более подробное объяснение.
Он лгал Джемми. Норман знал объяснение. С той самой своей встречи с Хаммерсмитом он давно ждал из Пуэрто-Рико дурных вестей. Требование Майкла Кэррена выплатить ему миллион фунтов стерлингов было лишь уверткой, а эта телеграмма – словно залп. На сей раз – в цель. Нечего сказать, умнее не придумаешь, взять и выдать ему деньги. Черт возьми, как он смог так опустошить резервы?
Джемми смотрел на своего брата пустыми глазами.
– Люс, – еще раз сказал Норман, – управляющий банком в Пуэрто-Рико.
Джемми кивнул с таким видом, будто понял, о чем говорил Норман.
– Конечно, я его вышвырну. Но и это может подождать до тех времен, пока весь этот абсурд, наконец, прояснится, и, пока Испания и Америка будут делить этот островок. А пока вопрос остается вопросом, очередная запертая дверь для нас.
– Да, Норман, это еще одна запертая дверь. Норман, скажи мне вот что – ты встречался с этим русским?
– Да, я его видел.
– И?
Джемми нервно поигрывал ножом для вскрытия конвертов с украшенной гагатами ручкой.
– Что он сказал?
Теперь Джемми двигал нож, положив его на стол так, как маленькие дети играют в паровозик.
– Примерно, то же самое, что и тебе. Он предупредил нас, что Императорское Казначейство собирается изъять большую часть депозитов. Возможно, что и все.
– Ты ему веришь? – в голосе Джемми чувствовалась нервозность, он все же сподобился на секунду заинтересоваться этой ситуацией.
– Я не знаю, верю я ему или нет, – признался Норман. – Мне удалось выяснить, что он когда-то работал в Российском Казначействе. А что касается остального… – он пожал плечами. – Кто его знает?
– Но…
– Слушай, я допускаю, что это всего лишь хитрая уловка, часть их плана…
Норман не мог говорить. У него не хватало духу выложить о своих изысканиях Джемми, обрисовать ему роль Лилы Кэррен и ее сына в их нынешних бедах.
– В любом случае мы должны действовать так, будто информация этого русского имеет под собой реальную почву, – сказал он. – И должны быть готовы к самому худшему.
Джемми взглянул на него, и в его глазах вспыхнула искра надежды: – Норман, у тебя есть какой-нибудь план? Мы сможем к этому подготовиться? Я все время думаю об этом, но мне ничего в голову не приходит. Разве что, может, у кого-нибудь одолжить…
– Ты спятил! Одолжить! Мендоза не могут выступать в роли просителей. Если мы встанем с протянутой рукой, то это вызовет страшный ажиотаж, опрокинет весь финансовый Лондон и нас вместе с ним.
– Что же тогда?
– Я проверил кое-какие варианты. И кое с кем имею договоренность. Мы можем рассчитывать на получение в долг до полумиллиона фунтов от частного лица. Это, конечно, капля в море, но все же хоть что-то.
– Что это за частное лицо? Кто это?
– Это не столь важно, вовсе не обязательно тебе его знать, – устало сказал Норман. – Джемми, давай договоримся, все детали остаются на мое усмотрение. И, кроме того, у меня к тебе один вопрос, даже целых два: первый – если возникнет необходимость, ты сможешь примириться с тем, что Уэстлэйк пойдет в качестве дополнительного обеспечения?
– Боже мой. Я… Норман… ты все же считаешь, что…
– Я думаю, что если этому суждено случиться, то вся наша собственность пойдет с молотка, – звучало это жестоко. – И поэтому я спрашиваю тебя, согласишься ли ты использовать свою собственность таким образом?
– Разумеется, я все сделаю, как будет необходимо, – прошептал Джемми.
– Хорошо. И Генри, и Чарльз, и я – мы все так поступим, хотя все наше вместе взятое и в подметки не годится твоим владениям. Теперь мой второй вопрос: когда отец передавал тебе дела, он не упоминал об одной любопытной облигации, попавшей из Кордовы в Лондон, еще во времена дедушки? Речь идет об одном своеобразном займе.
– Заем? Что за заем?
– Обещание заплатить по требованию предъявителя облигации миллион фунтов стерлингов. Причем закон о сроках давности на этот заем не распространяется.
Джемми побелел. Норман подумал, уж не собирается ли он упасть в обморок? Нет, видимо, пока не собирался. Так он может продолжать давить. Одному Богу известно, когда ему удастся в следующий раз заставить Джемми задуматься о делах.
– Так он тебе ничего не говорил о таком займе?
– Ничего. Никогда. Во всяком случае, я ничего не могу вспомнить…
Нет, это было просто невыносимо! Этого не могло быть! Джемми просто не помнил. Отец не мог ему об этом не сказать. Ведь Джозеф упрямо продолжал верить, что его старший сын заменит его. Не похоже, чтобы. Джемми был не в состоянии удержать в памяти подобную деталь. Но Норман не оставлял попыток.
– Так ты точно не помнишь?
– Нет, не помню. Мне очень жаль, Норман, но я вообще ничего не помню. А что, существует такой заем? У кого эта облигация?
– Мне было сказано, что существует. И она была у Лилы Кэррен, а потом она передала ее своему сыну.
– Майклу? Но как Лила добралась до него?
– Вероятно, ей отдал ее никто иной как Хуан Луис, больше некому. И она держала ее про запас с тех самых пор, как покинула Кордову.
– Да, но я никогда не понимал…
Норман оборвал его.
– Я тоже не знал и не понимал. И мне кажется, нас вот-вот попросят выплатить этот миллион.
Услышав это, Джемми сжался в своем кресле и стал маленький-маленький. Он дрожал, обхватив тело руками и раскачиваясь взад и вперед, как ребенок, у которого болит живот.
Норман отошел к столу и вернулся с бокалом коньяку, который налил из объемистого хрустального графина. Коньяк был изумительный, выдержанный и вполне мог быть украшением коллекции самого взыскательного ценителя.
– Вот, выпей. И возьми себя в руки. Мы еще не умираем, и умирать не собираемся, Джемми.
Джемми взял у него бокал, бормоча слова благодарности. Сначала сделал маленький глоток, а потом одним духом выпил все, что было в бокале.
– Ну как, легче стало?
– Да, немного легче, благодарю. Где эта облигация? Она не у тебя?
– Если бы она была у меня, я бы горя не знал. А она у Кауттса. Сегодня днем я должен быть у них и, вероятно, получу от них официальное уведомление о том, что мы обязаны заплатить им этот миллион.
– Но мы не можем…
Норман наклонился к нему.
– Не смей этого говорить, Джемми. Ты это знаешь, и я это знаю. Но… Не говори такие вещи вслух. Ты об этом не имеешь права даже задумываться. И если когда-нибудь мы встанем перед необходимостью произнести эти слова, если мы действительно окажемся неплатежеспособными – это конец, Джемми. Ты понимаешь меня? – Его брат кивнул. – Хорошо, это очень важно, что ты это понимаешь.
– Ты сказал Генри?
– Да.
– Что он ответил?
– Что он мог ответить? Но с Генри все в порядке. Он покрепче, чем может показаться. Силенок у него не так много, но он выдержит.
– Выходит, все легло на твои плечи, Норман, ведь так? Ты ведь действительно единственный человек, который способен во всем этом разобраться и вытянуть нас за уши. Тебе следовало бы… Я имею в виду, отцу следовало бы…
– Ну, так он же не захотел. Вот, Джемми, отстранись ты от всего этого. А то еще, чего доброго, вытворишь что-нибудь такое, что мы и вовек не расхлебаем. Так что отправляйся лучше домой. В клуб не ходи – стоит им только на тебя посмотреть и это уже сразу вызовет панику. Отправляйся к себе на Гордон-сквер и оставайся там до тех пор, пока не понадобишься. И не отвечай ни на какие телефонные звонки, за исключением моих или Генри. Скажи, что ты приболел. Где Кэролайн, кстати?
– Ее нет в городе. Она осталась в Уэстлэйке.
– Понятно, а твои девочки?
– Они все еще на континенте и пробудут там до конца месяца.
Потом, вспомнив, он поинтересовался: – Ты ничего не слышал от Чарльза?
– В воскресенье вечером он сообщил телеграммой, что прибыл в Кордову. Вот пока и все. Думаю, сегодня к вечеру или завтра он пришлет более подробное послание.
Джемми кивнул, допил коньяк и поднялся.
– Итак, я пойду?
– Да, Джемми. Отправляйся на Гордон-сквер. И подумай еще об этом займе, может быть что-нибудь придет тебе в голову и удастся припомнить что-нибудь из того, что тебе мог сказать отец.
Джемми уже в дверях обернулся к нему и спросил:
– Извини, что только теперь спрашиваю, совсем запамятовал – как там Тим?
– Да все так же. Никаких изменений.
– Боже праведный!
Норман подошел к нему и мягко выпроводил своего брата за дверь.
Дублин
Сразу после полудня
Пэдди Шэй ел свой обед в кухне за пабом. Обед состоял из вареного картофеля с тушеной капустой и хлеба, обмакиваемого в подливу. Шэй ел в одиночестве. Жена стояла за стойкой. До него доносился пьяный гомон из зала. В пабе было полно народу. Шэй бросил взгляд на часы, висевшие над плитой. Большинство посетителей уйдет примерно через полчаса либо домой пообедать, либо отправится снова на работу. Тогда он выйдет и сменит ее, чтобы женщина смогла передохнуть и поесть.
Он встал и направился к плите, подняв крышку одной из кастрюль, выудил еще две картофелины: ерунда – она все равно мало ест. Шэй звучно рыгнул – хорошая отрыжка освобождает место для того, чтобы еще поесть. Теперь места было достаточно, и он умял эти две картофелины, урча от удовольствия.
– Ты дома? – спросил чей-то голос.
Шэй оторвал взгляд от тарелки и увидел в дверях молодого Дональда О'Лэйри.
– Дома, но я обедаю. Должен же человек хоть поесть спокойно.
– Мне надо с тобой поговорить.
Шэй подобрал хлебом остатки капусты и картошки и отправил это в рот. Он, медленно прожевывая еду, посмотрел на О'Лэйри. Мальчишка изменился. Он вообще очень изменился с тех пор, как они побывали в Лондоне. В нем появилось что-то новое. Уверенность в себе, что ли? Шэй проглотил и отставил тарелку.
– Ну, заходи, присаживайся…
– У тебя пивка не найдется? Пить хочется, прямо невмоготу. Опять стало жарко.
– Вон там пиво, – Шэй показал туда, где за стеной находилась стойка. – И мы его там продаем. За деньги. – Шэй поднялся и взял с плиты жестяной чайник. – Вот чаю можешь выпить, если уж тебе так захотелось пить.
Он налил чай в кружку. Заварка была уже темной и горчила: чай стоял здесь с раннего утра и остыл. О'Лэйри пригубил чуть и поморщился.
– Поспорить могу, что ты, когда чай выпьешь, так чаинки высушиваешь, чтобы их опять заварить, Пэдди Шэй.
– А я вот, кажись, слышал, что нищие и попрошайки не выбирают.
– А кто попрошайничает? Я попрошайничаю? Да в приличных домах тебе всегда выпить предложат. И просить-то не надо.
– Вот оно как? Это что, там на Даусон-стрит жизнь такая? Кто бы в Бельрев не заявлялся, всем и каждому нальют?
– Я, кстати, пришел к тебе по поводу Бельрева, – О'Лэйри отставил этот, с позволения сказать, чай, на край стола. – Я сворачиваюсь – еду на новую работу.
– Вот оно как. А могу я знать почему?
– Незачем мне больше там торчать. Черной Вдовы нет там уже наверное с месяц. И никто не знает, когда она заявится.
Шэй наклонился вперед.
– Но когда-нибудь она все же заявится. Никуда она не денется, наша Лила Кэррен. А комитету нашему надо бы знать, что она там делает, на всякий случай.
– Нет, уже не нужно, – О'Лэйри полез в карман рубашки. – Вот эта записка пришла два дня тому назад. Я должен отправиться в Уиклоу, в Глэнкри. Работа для меня там есть.
Шэй вырвал записку у него из рук.
– Дай-ка я сам посмотрю. Кто ее прислал? – он посмотрел на подпись, там стояло всего две буквы – Ф. К. – Я ничего об этом не слышал, а я – твой командир.
– А я для чего сюда к тебе шел? Как раз хотел тебе об этом сказать. Именно потому, что ты командир.
– Ты видишь эти буквы – Ф. К.? Это же он. Сам. Это точно.
– Кто «сам»?
– Тот человек, который тогда пришел и дал нам задание, когда мы были в Лондоне. Тот самый, кто нам этот пакет дал, чтобы мы его сюда привезли. Фергус Келли.
Шэй все еще никак не мог поверить:
– Если есть какие-то перемены, то сначала они сообщают в комитет, командиру, мне значит, а потом тот уже передает, кому полагается. Вот как это делается.
– Не знаю, может на этот раз они решили все сделать по-другому.
– А может быть это чьи-нибудь козни?
– Какие козни? Кому, кроме нас дело до того, где я работаю, в Бельреве или в Глэнкри? Кого это волнует, черт возьми?
– Не знаю, – признался Шэй. – Но с этими чертовыми англичанами никогда ведь не узнаешь, чего они хотят. Они вечно нас выслеживают, шпионят. Они же хитрые, как змеи. И такие же ядовитые.
– Никакие это не шутки, – О'Лэйри взял у него записку и положил ее обратно в карман рубашки. – Какой им смысл шутки шутить?
– Но ты же не поедешь туда сразу, сначала я должен переговорить с комитетом.
– Конечно, поеду. А чего мне не ехать? Если это шутка, так агент скажет, что, мол, не знаю тебя и в глаза тебя никогда не видел. Ведь я же с ним там встречаюсь, с агентом этим. – Он хлопнул себя по нагрудному карману рубашки. – Там так и сказано в записке.
– А что за работу они хотят тебе там дать? О'Лэйри пожал плечами.
– Откуда мне знать? Но что бы мне там не пришлось делать, хуже, чем быть на побегушках у этого чертового Уинстона, быть не может.
Шэй наклонился к нему близко-близко и, обдавая его своим смрадным дыханием, медленно стал говорить.
– Ты подождешь, пока я не переговорю с комитетом, или тебя прикончат. Понятно? Как именно – это они сами уж решат.
– Нет, я… – О'Лэйри замолчал и покачал головой.
В глазах Пэдди Шэя была дикая злоба, но не ее испугался О'Лэйри. Мальчик был в фениях с двенадцати лет и не представлял, как можно нарушить клятву.
– Ладно, – в конце концов, сказал он. – Ты с ними поговоришь, Пэдди. – Выясни, могу ли я отправиться в Глэнкри, посмотреть, что там меня ожидает.
Кордова
Три часа пополудни
Чарльзу приходилось довольно много раз бывать в Уэстлэйке. Он бродил и по самому этому большому дому, и по бесконечным участкам и уяснил себе, что до тех пор, пока его тетя Кэролайн не осчастливит себя и Джемми наследником мужского пола, вероятность чего с каждым годом уменьшалась, это имение, в конце концов, перейдет в его владение. Он и Тимоти были ближайшими его родственниками мужского пола, причем Чарльз был старшим. Следовательно, и титул лорда и собственность достанутся ему. Будучи еще очень молодым, он и тогда твердо знал, что это так и будет и уже тогда научился находить утешение в размышлениях об этом, но пышность и великолепие его будущего имения враз померкли, стоило ему оказаться в Паласьо Мендоза в Кордове.
Дворец этот был таким, каким не был и не мог быть ни один дом или даже дворец в Англии, пусть даже самый большой и очень импозантный. Может быть, все дело в его расположении: дворец находился в центре города. Он возвышался здесь, окруженный огромными стенами, весь дом дышал таинственностью. Он шептал Чарльзу свои секреты, когда он переходил из одного, утопавшего в роскоши помещения, в другое. А какими замечательными были эти патио – внутренние дворики. Ему говорили, что всего их было здесь четырнадцать, но ему еще не удалось побывать во всех. Каждый из них чем-то отличался от своего собрата, каждый всегда неожиданно возникал перед глазами, стоило лишь свернуть за угол или пройти через тот или иной.
Сейчас он находился в патио под названием «Патио де лос Наранхос». Он представлял собой вытянутый прямоугольник с помещавшимся в нем водоемом, выложенным великолепными кафельными плитками, в котором отражалось небо; окружавшие его апельсиновые деревья, которым он и был обязан своим названием. Сейчас деревья были в цвету, ему ни разу в жизни не приходилось ощущать такого опьяняющего аромата.
– Ах, вот ты где, Чарльз.
Он обернулся, услышав голос Франсиско. Хвала Богу, этот человек говорил по-английски, хоть и с ужасным акцентом.
– Он уже здесь? – спросил Чарльз.
– Управляющий банком? Да, он уже пришел. Он ждет нас там.
Чарльз еще раз взглянул на апельсиновые деревья и неохотно покинул это тихое место:
– Как здесь красиво, – бормотал он.
– Да, да. Здесь все очень красиво, правда? А ты же Мендоза, и тогда все эти старые историк для тебя должны быть еще интереснее. Они ведь адресованы тебе.
– Что за старые истории?
– Легенды. Сколько комнат здесь или патио, столько и легенд. Каждая семья имела свою легенду и не одну. Ты об этом не знал? – Чарльз покачал головой. – Эх, жаль, что нет Беатрис, – сказал Франсиско, – она все их знает наперечет и столько бы могла рассказать тебе. Она любит их рассказывать. – Но сейчас, я думаю, мы должны, – он сделал жест в сторону двери, располагавшейся под аркой.
– Да, конечно.
Чарльз медленно побрел за Франсиско.
Вначале он подумал, что они встретятся с управляющим в той же самой маленькой комнатушке, где его принимал Франсиско в первый вечер, как только Чарльз прибыл во Дворец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57