Настоящий Петербург! Любил Натан ездить по пригородам. Репино, Лосино, Комарово… Здесь был воздух, которым дышали великие люди. Ахматова, Пастернак, Бродский, и, конечно же, Пушкин. Первое время у Натана не проходило ощущение чего-то непостижимого, ведь по этим улицам ходили те, кого он любил и почитал. В Киеве такого чувства не было, наверное, потому, что он родился в этом городе, и с детства привык к нему. Не испытывал он пиетета ни к Ярославу Мудрому, ни к Владимиру-Красно Солнышко, ни к святыням Киево-Печерской лавры, ни к Богдану Хмельницкому, ни к Тарасу Шевченко…
Общество «Милосердие» находилась на Петроградской, рядом с гостиницей «Прибалтийская». Больше всего гостиница была известна тем, что здесь всегда, когда приезжала на гастроли, останавливалась Алла Пугачёва, итальянский актёр, борец с мафией, Мигеле Плачидо, и многие другие знаменитости. Ещё она была известна самыми дорогими в городе проститутками, а также кидалами, менялами, ломщиками, разного рода жуликами… Рядом находилась неувядающая «Берёзка».
Общество располагалось в жилом доме, на втором этаже. Питерские власти пошли навстречу, и выделили для него одну из пустующих квартир. Натан несколько дней присматривался к тем, кто посещал «Милосердие». Как ни странно, пенсионеры, участники войны, просто пожилые люди, туда почти не заходили. Очень редко, как видно, по ошибке, кто-нибудь из них забредал на второй этаж. Или видя рекламу по телевизору, читая в газетах о праведных делах «Милосердия», они безоговорочно верили тому, что написано, и шли сюда за помощью. Но, судя по всему, отшивали их мягко, вежливо, с улыбкой, потому как выходили пенсионеры с надеждой на лицах и блеском в глазах. Зато молодые люди, иногда в кожаных куртках, иногда в дорогих костюмах, постоянно посещали Общество. Одного не мог понять: чем они там занимаются. А понять это было необходимо. Чтобы попасть в «Милосердие», нужна была зацепка.
И эта зацепка скоро появилась. Её звали Оля. Познакомились они случайно, на выставке авангарда. Художники, которые раньше считались непризнанными, как тараканы повалили из всех щелей, из котельных, из дворницких, из подполья… Народ радовался и с умным видом обсуждал синих бабочек, жёлтых бегемотов, и серо-буро-малиновых червей. Натан обратил на неё внимание только потому, что в отличие от восторженной толпы, она ходила по залу со скучающим видом.
— Вам не интересно? — спросил он, подойдя к ней сзади.
— Нет, — она повернулась к нему. Глаза у неё были большие, выразительные, того редкостного темно-изумрудного цвета, который можно увидеть под вечер, в заходящем солнце, в просвете поднявшийся морской волны.
— Тогда что же вы делаете здесь?
— Я работаю в обществе «Милосердие», привела сюда группу пенсионеров, чтобы они, так сказать, приобщились к искусству.
— В «Милосердии»? — Натан даже захлебнулся от неожиданно подвалившей удачи, но быстро взял себя в руки. — Мне кажется, пенсионерам больше пристало ходить на выставки Ильи Глазунова. Там, по крайней мере, все понятно, и не нужно искать тайный смысл в кошачьих экскрементах.
— Вы так думаете? — девушка с интересом посмотрела на Натана. — Я знакома со многими художниками, большинство из них считают себя непризнанными гениями. Вы считаете иначе? Кстати, меня зовут Ольга.
— А меня — Анатолий. А что такая молодая девушка делает в «Милосердии»? Я считал, что там должны работать те, для кого это общество предназначено.
— Наш председатель Лукошников тоже так считает. Но без молодёжи не обойтись, у них энергии больше. К тому же я не такая молодая, как вам кажется. У меня двое детей. А пенсионеры у нас тоже работают. Мы сотрудничаем с «Мемориалом».
— Скажите, Оленька, вечером вы свободны? — его уже не интересовал ни «Мемориал», ни «Милосердие». Он впервые за много лет почувствовал, что эта женщина ему дорога. И Натан со страхом ждал, что она может ему отказать.
— Свободна, — сказала Оля.
— Тогда я буду ждать вас у Финляндского вокзала, на выходе из метро. Там есть замечательное кафе, которое я очень люблю. Мало народа, и хороший коньяк.
В половине восьмого Натан уже был на месте. Он договорился с Купцом, что тот на сутки освободит квартиру. Вовчик заартачился было, но, услышав, что это необходимо для дела, немного поворчал для вида, и, пожелав хорошо провести ночь, ушёл.
Натан присел на парапет, с нетерпением ожидая, когда появится Ольга. Но её не было. Минутная стрелка показывала уже без пяти девять. Он тяжело вздохнул. Наверное, не придёт. Черт, надо было спросить у неё телефон. Но он все равно её найдёт. Натан чувствовал, что влюбился, как мальчишка, как пацан. Такого с ним никогда не было. Ольга появилась на эскалаторе ровно в девять. У него перехватило дыхание. Это была уже не та серая птичка с выставки. Она распустила чёрные, как смоль, волосы (он так и произнёс про себя: “чёрные, как смоль”), легко подкрасила свои темно-изумрудные глаза с длинными ресницами, на ней было вязаное платье, приоткрывающее грудь, и проходящие мужики, скосив глаза, старались заглянуть за вырез. «Козлы!», — мысленно выругался Натан, и поспешил ей навстречу.
— Извини, Толя, я перепутала линию, пришлось ехать по кругу, — сказала она.
— Вы… Ты… прекрасно выглядишь, — Натан протянул ей букет гвоздик, который купил тут же, у метро.
— Спасибо. Куда пойдём?
— В кафе, как и обещал. Можно было бы и в ресторан, но там шумно и накурено. Я не разгляжу тебя в сигаретном дыму.
Она взяла его под руку. Кафе находилось рядом с вокзалом, в переулке, и благодаря этому, а также тому, что над входом не было вывески, кафе почти всегда пустовало.
Столик они выбрали подальше от входа. Натан заказал шампанское и триста грамм коньяка. И то и другое здесь было отличным. Бармен, правда, предупредил Натана, чтобы они долго не засиживались.
— Какие-то проблемы, друг? — удивился Натан.
— Это у тебя будут проблемы, — сквозь зубы процедил бармен. — Я закрываю через полчаса.
Натан почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Он вцепился в край стола, чтоб не упасть. Наверное, лицо его сильно изменилось, потому что Ольга испуганно накрыла его руку своей, и сказала:
— Ничего, ничего, мы скоро пойдём.
— Никуда мы не пойдём, — глухо произнёс Натан и посмотрел на бармена. — Я куплю твоё кафе с потрохами, а сам ты будешь дерьмо за мной выносить. Понял, пидор?
— Не волнуйтесь, все в порядке, — бармен почувствовал, что может нарваться на неприятности. Времена такие, сам черт не разберёт теперь, кто есть кто.
— Ну, что ты так разволновался, — сказала Ольга, когда бармен отошёл. — Заберём шампанское с собой и уйдём. Стоит ли из-за этого переживать?
— Может быть и не стоит, — согласился с ней Натан. — Просто не нравится мне, когда каждая шваль хозяином себя чувствует.
— Успокойся. А я опоздала не потому, что линию перепутала, — вдруг призналась она. — Потому что боялась, не хотела с тобой встречаться ещё раз.
— Почему?
— Понравился ты мне. Есть в тебе что-то необычное. Но ты моложе меня, и это пугает. Я уже битая, во всех смыслах, и жизнью, и бывшим мужем, зачем мне опять неприятности, головные боли, бессонные ночи… Понимаешь?
— Понимаю. Но я тебя и не уговариваю. Что будет, того не миновать. Расскажи лучше про свою работу.
Натан спросил о работе без всякой задней мысли, просто для того, чтобы переменить тему.
— Да рассказывать особенно нечего, работа как работа.
— Я почему спрашиваю, я без работы сейчас, можно к вам устроиться?
— Поговорю с председателем. Но что ты будешь делать?
— Пока не знаю. Надо присмотреться.
На эту тему они больше не говорили. Допили коньяк, шампанское, под конец развеселились, смеялись, перебивали друг друга, и все никак не могли наговориться. Натан даже не обратил внимания, что кафе заполнилось личностями с бритыми затылками. Но это заметила Ольга.
— Кажется, нам пора, — сказала она, поднимаясь.
Натан огляделся, и не стал спорить. Женщине в таком обществе не место, тем более, что кое-кто уже начал посматривать вожделенно на Ольгу. На свежем питерском воздухе он немного протрезвел, посмотрел на часы.
— Вот это да! А транспорт-то уже не ходит, — сказала Ольга.
Натан не сказал, что он на машине, ему не хотелось с ней расставаться. Ей, кажется, тоже. Они пошли пешком. Нет ничего красивее ночного Питера. Ольга прекрасно знала историю города, историю почти каждого здания, она вообще оказалась очень умным и интересным собеседником. Натан даже не заметил, как они дошли до Лётного сада.
— Зайдём, — предложил он.
— Уже закрыто все.
— А мы через забор, — бесстрашно сказал Натан и полез на решётку.
Летний сад был совершенно пустынен, и потому необычен. В темноте белели греческие статуи, вековые деревья казались огромными, вдали возвышался Михайловский замок в лесах…
— Сколько я себя помню, по-моему, столько же этот замок ремонтируют, — сказала Ольга. — Давай присядем. Смотри, как здесь хорошо!
Они сели на скамейку, рядом с петровским Летним домиком. По Неве шли баржи, корабли, небольшие буксиры…
Мосты развели, — сказал Натан и обнял Ольгу.
Она не сопротивлялась. От неё приятно пахло лёгким смешанным запахом духов, шампанского, коньяка, ветра, и ещё почему-то молоком. Но это был самый потрясающий запах, который Натан когда-либо вдыхал. Все дальнейшее было как во сне. Любовь на узкой деревянной скамейке, судорожные объятия и поцелуи, будто ничего не было до и не будет после… Но эта скамейка осталась навсегда самым прекрасным воспоминанием в его жизни.
Натан проводил её домой. Ольга не пригласила его к себе. Он не обиделся. Квартирка маленькая, двое детей, старая бабушка, да ещё и бывший муж в придачу, которому жить негде… Он до утра просидел в подъезде на широком подоконнике. Он опьянел от внезапно накатившего чувства, обалдел от её тела, запаха и вкуса, ощущал себя мальчишкой, вкусившим в первый раз плод любви… Все было необычно, странно, красиво… Она очень удивилась, выйдя утром на работу, и увидев его спящего на подоконнике. И обрадовалась. И тут Натан понял: с этой женщиной он никогда не расстанется. Даже если мир перевернётся и полетит в тартарары. Он ещё не знал тогда, что никогда нельзя говорить «никогда». Этим можно разгневать Бога…
7. НА СВОБОДЕ.
(Израиль)
Натана вместе с Игорем Шульманом, Спиногрызом и другими сидельцами перевели в тюрьму «Эшель». Евгения Черныха давно уже выпустили прямо из зала суда. Адвокату даже не пришлось выступать. Судья ещё раз выслушал прокурора, помолчал, подумал, и высказал потрясающую мысль, которая в переводе на русский, звучала примерно так: «Бред сивой кобылы». Прокурор не настаивал на своих обвинениях, и так было понятно, что бред. Дядю Боруха тоже выпустили. Причём выпускал его лично начальник полиции Южного округа. Даже газеты напечатали фотографии, где он пожимает руку Дяде Боруху. И его извинения в связи с незаконным задержанием. На лицах окружающих их полицейских, запечатлённых на снимке, прямо-таки читалось: «Ну и суки! Мы ловим, а они отпускают!». Но они тоже пожимали руки Дяде Боруху, хлопали его по плечу, желали ему счастья и советовали больше не попадаться. Он воспринимал все, как должное. Встречать его приехали самые известные воровские авторитеты Израиля: Фазиль, Моше Абуказиз, Ицик Хариф, Рустам, даже из Кармиеля припёрся старый Аарон Берг…Все в окружении телохранителей, быков, друзей и любовниц. Особенно отличился Ицик Хариф, который привёз с собой своего брата — раввина, а заодно, и чуть ли не весь его приход. Правда, поговаривали, что Шимон Хариф не просто так стал раввином, уж очень было удобно отмывать деньги через религиозные организации. Встречающие вели себя тихо, благопристойно, без эксцессов, так что, если даже полиция и хотела бы кого-то арестовать, то ей не дали для этого повода.
Натан с лёгкой завистью смотрел на проводы законника. Он знал, что его тоже скоро выпустят. Адвокат сделал все, чтобы документы, которые могли бы его скомпрометировать, исчезли. Валентин, компаньон, слава богу, не подвёл, быстро сориентировался. Да и журналюга этот, Женька Чёрных, тоже молодец, успел записку передать. Вообщем, все в тему. Вот только Шульман его беспокоит. Все время крутится рядом, выспрашивает, вынюхивает, на прогулках старается поближе к нему пришвартоваться. Даже здесь, в тюрьме Эшель, нет от него покоя. Как будто в друзья набивается. Нужны ему такие друзья, как религиозному еврею — свинина.
Игорь Шульман тоже мучался неизвестностью. Он понимал, что стоит ему выйти из тюрьмы, Фазиль возьмёт его за горло. Игорю так и не удалось раскрутить Натана на откровенность. Он уже и так, и этак подбирался к нему, все впустую. Однажды ночью, глядя как Бык, который, правда, уже перестал быть Быком, а переименовался в Светку, обрабатывает одного из сокамерников, ему пришла в голову мысль, использовать новоявленную Светку против Натана. Если Светка бросится его обцеловывать, да ещё и обслюнявит вдобавок, то Натану конец. Он будет считаться «опущенным». Светка-Бык, конечно, с радостью согласится, ведь Натан был одним из тех, кто участвовал в его экзекуции. Вот только что он, Игорь, от этого получит? Натану, после подобной шутки, останется только повеситься. Но перед этим он вытрясет из Светки душу, а тот, естественно, расколется. И тогда он возьмёт Игоря с собой в гости к ангелам, задушит ночью, или пырнёт заточкой. Собственно, какая разница, здесь его кончат, или Фазиль на воле… Конец все равно один. Что же делать? Шульман прекрасно понимал, что Натан долго в тюрьме не задержится. К нему вчера приходил адвокат, так Натан чуть ли не танцевал от радости. Наверняка, принёс какие-нибудь хорошие новости. А может сделать проще? Может стоит все ему рассказать? И, тем самым, обезопасить себя от Фазиля. Натан не дурак, должен понимать, что в стане врага нужно иметь своего человека. И таким человеком будет он, Игорь. Конечно, опасно работать на два фронта. Но ему не привыкать. По крайней мере, это лучше, чем ждать пока шестёрки Фазиля сожгут его магазины, сделают из самого Шульмана инвалида, а его жену поставят «на хор». Придя к такому решению, Игорь почувствовал себя увереннее. Не откладывая разговор в долгий ящик, он на прогулке подошёл к Натану.
— Мне поговорить с тобой надо.
— Ну? — недобро прищурился тот.
— Не нукай, как бы самого не взнуздали. Охота на тебя идёт.
— А тебе что до этого?
— Давай отойдём. Стрёмно здесь говорить. Ушей много.
Они отошли в дальний угол прогулочного дворика. Игорь достал пачку «Ноблесс», протянул Натану…
— Ты не думай обо мне плохо… Меня самого подставили. Фазиль на тебя охоту открыл. Прослышал он, что ты общак заныкал, а меня специально сюда воткнул, чтоб я у тебя выяснил, где ты его закопал. Не моё это дело, я человек маленький, но другого выхода у меня не было.
— Зачем ты мне об этом рассказываешь? Прощение заслужить хочешь?
— Нужно мне твоё прощение! Я тебе сделку предлагаю. Если я выйду отсюда «пустой», Фазиль меня на моих собственных кишках повесит. А мне жить хочется. К тому же жена должна вот-вот родить.
— Фазиль, говоришь? — Натан задумался. — Что же ты от меня хочешь?
— Подумай сам, хоть что-то, но я должен ему рассказать. Я скажу, что мы с тобой подружились, что у тебя от меня нет тайн, ну, или почти нет. Он поверит, что ему остаётся. И будет давать мне поручения, а я буду тебе передавать. Двойная выгода: ты знаешь, что он замышляет, а я перестану трястись за свою жизнь.
— Почему я должен тебе верить? Тот, кто предал своего друга, может предать и меня.
— Фазиль мне не друг, и никогда им не был. Он поставил меня в такие условия, что ни пукнуть, ни просраться. Сначала сжёг мой магазин, а потом сам же и на счётчик меня поставил. А уж после и отмазку предложил. Вот поэтому я здесь. Ну, так как, согласен на сделку?
— Гладко глаголешь, но я тебе не верю. Расскажи все, что знаешь о Фазиле.
— Да немного я знаю. Главарь «кавказской» группировки, весь южный наркорынок под ним. Недавно убили Хаги Загури. Слыхал? Подозреваю, что это его рук дело. Семья Загури держала под собой Эйлат. Представляешь, какие они там бабки делали! Фазиль давно мечтал прибрать к рукам те места. Сейчас Загури нет, но остались его братья. Если Фазиль их не уберёт, плохо ему придётся.
— Кто стоит за Фазилем?
— Вот этого я не знаю. Возможно, что никого. Он и сам по себе достаточно силён. К тому же связи у него в полиции, да и в мэрии кое-кто прикормлен.
— А тебя он зачем пожёг?
— Я отказался платить. Я ж не знал, что это от него приходили.
— А если бы знал?
— Все равно бы, наверное, отказался.
— Ладно, Игорь, я подумаю о твоём предложении. Но ты понимаешь, что по краю ходишь?
— Ничего. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест.
Шульман не торопясь пошёл в общий строй, а Натан остался докуривать сигарету. Вот так, вот теперь все становится на свои места. А он-то голову ломал, кто подвёл его под монастырь, на Валентина грешил, компаньона своего… А это оказывается Фазиль!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Общество «Милосердие» находилась на Петроградской, рядом с гостиницей «Прибалтийская». Больше всего гостиница была известна тем, что здесь всегда, когда приезжала на гастроли, останавливалась Алла Пугачёва, итальянский актёр, борец с мафией, Мигеле Плачидо, и многие другие знаменитости. Ещё она была известна самыми дорогими в городе проститутками, а также кидалами, менялами, ломщиками, разного рода жуликами… Рядом находилась неувядающая «Берёзка».
Общество располагалось в жилом доме, на втором этаже. Питерские власти пошли навстречу, и выделили для него одну из пустующих квартир. Натан несколько дней присматривался к тем, кто посещал «Милосердие». Как ни странно, пенсионеры, участники войны, просто пожилые люди, туда почти не заходили. Очень редко, как видно, по ошибке, кто-нибудь из них забредал на второй этаж. Или видя рекламу по телевизору, читая в газетах о праведных делах «Милосердия», они безоговорочно верили тому, что написано, и шли сюда за помощью. Но, судя по всему, отшивали их мягко, вежливо, с улыбкой, потому как выходили пенсионеры с надеждой на лицах и блеском в глазах. Зато молодые люди, иногда в кожаных куртках, иногда в дорогих костюмах, постоянно посещали Общество. Одного не мог понять: чем они там занимаются. А понять это было необходимо. Чтобы попасть в «Милосердие», нужна была зацепка.
И эта зацепка скоро появилась. Её звали Оля. Познакомились они случайно, на выставке авангарда. Художники, которые раньше считались непризнанными, как тараканы повалили из всех щелей, из котельных, из дворницких, из подполья… Народ радовался и с умным видом обсуждал синих бабочек, жёлтых бегемотов, и серо-буро-малиновых червей. Натан обратил на неё внимание только потому, что в отличие от восторженной толпы, она ходила по залу со скучающим видом.
— Вам не интересно? — спросил он, подойдя к ней сзади.
— Нет, — она повернулась к нему. Глаза у неё были большие, выразительные, того редкостного темно-изумрудного цвета, который можно увидеть под вечер, в заходящем солнце, в просвете поднявшийся морской волны.
— Тогда что же вы делаете здесь?
— Я работаю в обществе «Милосердие», привела сюда группу пенсионеров, чтобы они, так сказать, приобщились к искусству.
— В «Милосердии»? — Натан даже захлебнулся от неожиданно подвалившей удачи, но быстро взял себя в руки. — Мне кажется, пенсионерам больше пристало ходить на выставки Ильи Глазунова. Там, по крайней мере, все понятно, и не нужно искать тайный смысл в кошачьих экскрементах.
— Вы так думаете? — девушка с интересом посмотрела на Натана. — Я знакома со многими художниками, большинство из них считают себя непризнанными гениями. Вы считаете иначе? Кстати, меня зовут Ольга.
— А меня — Анатолий. А что такая молодая девушка делает в «Милосердии»? Я считал, что там должны работать те, для кого это общество предназначено.
— Наш председатель Лукошников тоже так считает. Но без молодёжи не обойтись, у них энергии больше. К тому же я не такая молодая, как вам кажется. У меня двое детей. А пенсионеры у нас тоже работают. Мы сотрудничаем с «Мемориалом».
— Скажите, Оленька, вечером вы свободны? — его уже не интересовал ни «Мемориал», ни «Милосердие». Он впервые за много лет почувствовал, что эта женщина ему дорога. И Натан со страхом ждал, что она может ему отказать.
— Свободна, — сказала Оля.
— Тогда я буду ждать вас у Финляндского вокзала, на выходе из метро. Там есть замечательное кафе, которое я очень люблю. Мало народа, и хороший коньяк.
В половине восьмого Натан уже был на месте. Он договорился с Купцом, что тот на сутки освободит квартиру. Вовчик заартачился было, но, услышав, что это необходимо для дела, немного поворчал для вида, и, пожелав хорошо провести ночь, ушёл.
Натан присел на парапет, с нетерпением ожидая, когда появится Ольга. Но её не было. Минутная стрелка показывала уже без пяти девять. Он тяжело вздохнул. Наверное, не придёт. Черт, надо было спросить у неё телефон. Но он все равно её найдёт. Натан чувствовал, что влюбился, как мальчишка, как пацан. Такого с ним никогда не было. Ольга появилась на эскалаторе ровно в девять. У него перехватило дыхание. Это была уже не та серая птичка с выставки. Она распустила чёрные, как смоль, волосы (он так и произнёс про себя: “чёрные, как смоль”), легко подкрасила свои темно-изумрудные глаза с длинными ресницами, на ней было вязаное платье, приоткрывающее грудь, и проходящие мужики, скосив глаза, старались заглянуть за вырез. «Козлы!», — мысленно выругался Натан, и поспешил ей навстречу.
— Извини, Толя, я перепутала линию, пришлось ехать по кругу, — сказала она.
— Вы… Ты… прекрасно выглядишь, — Натан протянул ей букет гвоздик, который купил тут же, у метро.
— Спасибо. Куда пойдём?
— В кафе, как и обещал. Можно было бы и в ресторан, но там шумно и накурено. Я не разгляжу тебя в сигаретном дыму.
Она взяла его под руку. Кафе находилось рядом с вокзалом, в переулке, и благодаря этому, а также тому, что над входом не было вывески, кафе почти всегда пустовало.
Столик они выбрали подальше от входа. Натан заказал шампанское и триста грамм коньяка. И то и другое здесь было отличным. Бармен, правда, предупредил Натана, чтобы они долго не засиживались.
— Какие-то проблемы, друг? — удивился Натан.
— Это у тебя будут проблемы, — сквозь зубы процедил бармен. — Я закрываю через полчаса.
Натан почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Он вцепился в край стола, чтоб не упасть. Наверное, лицо его сильно изменилось, потому что Ольга испуганно накрыла его руку своей, и сказала:
— Ничего, ничего, мы скоро пойдём.
— Никуда мы не пойдём, — глухо произнёс Натан и посмотрел на бармена. — Я куплю твоё кафе с потрохами, а сам ты будешь дерьмо за мной выносить. Понял, пидор?
— Не волнуйтесь, все в порядке, — бармен почувствовал, что может нарваться на неприятности. Времена такие, сам черт не разберёт теперь, кто есть кто.
— Ну, что ты так разволновался, — сказала Ольга, когда бармен отошёл. — Заберём шампанское с собой и уйдём. Стоит ли из-за этого переживать?
— Может быть и не стоит, — согласился с ней Натан. — Просто не нравится мне, когда каждая шваль хозяином себя чувствует.
— Успокойся. А я опоздала не потому, что линию перепутала, — вдруг призналась она. — Потому что боялась, не хотела с тобой встречаться ещё раз.
— Почему?
— Понравился ты мне. Есть в тебе что-то необычное. Но ты моложе меня, и это пугает. Я уже битая, во всех смыслах, и жизнью, и бывшим мужем, зачем мне опять неприятности, головные боли, бессонные ночи… Понимаешь?
— Понимаю. Но я тебя и не уговариваю. Что будет, того не миновать. Расскажи лучше про свою работу.
Натан спросил о работе без всякой задней мысли, просто для того, чтобы переменить тему.
— Да рассказывать особенно нечего, работа как работа.
— Я почему спрашиваю, я без работы сейчас, можно к вам устроиться?
— Поговорю с председателем. Но что ты будешь делать?
— Пока не знаю. Надо присмотреться.
На эту тему они больше не говорили. Допили коньяк, шампанское, под конец развеселились, смеялись, перебивали друг друга, и все никак не могли наговориться. Натан даже не обратил внимания, что кафе заполнилось личностями с бритыми затылками. Но это заметила Ольга.
— Кажется, нам пора, — сказала она, поднимаясь.
Натан огляделся, и не стал спорить. Женщине в таком обществе не место, тем более, что кое-кто уже начал посматривать вожделенно на Ольгу. На свежем питерском воздухе он немного протрезвел, посмотрел на часы.
— Вот это да! А транспорт-то уже не ходит, — сказала Ольга.
Натан не сказал, что он на машине, ему не хотелось с ней расставаться. Ей, кажется, тоже. Они пошли пешком. Нет ничего красивее ночного Питера. Ольга прекрасно знала историю города, историю почти каждого здания, она вообще оказалась очень умным и интересным собеседником. Натан даже не заметил, как они дошли до Лётного сада.
— Зайдём, — предложил он.
— Уже закрыто все.
— А мы через забор, — бесстрашно сказал Натан и полез на решётку.
Летний сад был совершенно пустынен, и потому необычен. В темноте белели греческие статуи, вековые деревья казались огромными, вдали возвышался Михайловский замок в лесах…
— Сколько я себя помню, по-моему, столько же этот замок ремонтируют, — сказала Ольга. — Давай присядем. Смотри, как здесь хорошо!
Они сели на скамейку, рядом с петровским Летним домиком. По Неве шли баржи, корабли, небольшие буксиры…
Мосты развели, — сказал Натан и обнял Ольгу.
Она не сопротивлялась. От неё приятно пахло лёгким смешанным запахом духов, шампанского, коньяка, ветра, и ещё почему-то молоком. Но это был самый потрясающий запах, который Натан когда-либо вдыхал. Все дальнейшее было как во сне. Любовь на узкой деревянной скамейке, судорожные объятия и поцелуи, будто ничего не было до и не будет после… Но эта скамейка осталась навсегда самым прекрасным воспоминанием в его жизни.
Натан проводил её домой. Ольга не пригласила его к себе. Он не обиделся. Квартирка маленькая, двое детей, старая бабушка, да ещё и бывший муж в придачу, которому жить негде… Он до утра просидел в подъезде на широком подоконнике. Он опьянел от внезапно накатившего чувства, обалдел от её тела, запаха и вкуса, ощущал себя мальчишкой, вкусившим в первый раз плод любви… Все было необычно, странно, красиво… Она очень удивилась, выйдя утром на работу, и увидев его спящего на подоконнике. И обрадовалась. И тут Натан понял: с этой женщиной он никогда не расстанется. Даже если мир перевернётся и полетит в тартарары. Он ещё не знал тогда, что никогда нельзя говорить «никогда». Этим можно разгневать Бога…
7. НА СВОБОДЕ.
(Израиль)
Натана вместе с Игорем Шульманом, Спиногрызом и другими сидельцами перевели в тюрьму «Эшель». Евгения Черныха давно уже выпустили прямо из зала суда. Адвокату даже не пришлось выступать. Судья ещё раз выслушал прокурора, помолчал, подумал, и высказал потрясающую мысль, которая в переводе на русский, звучала примерно так: «Бред сивой кобылы». Прокурор не настаивал на своих обвинениях, и так было понятно, что бред. Дядю Боруха тоже выпустили. Причём выпускал его лично начальник полиции Южного округа. Даже газеты напечатали фотографии, где он пожимает руку Дяде Боруху. И его извинения в связи с незаконным задержанием. На лицах окружающих их полицейских, запечатлённых на снимке, прямо-таки читалось: «Ну и суки! Мы ловим, а они отпускают!». Но они тоже пожимали руки Дяде Боруху, хлопали его по плечу, желали ему счастья и советовали больше не попадаться. Он воспринимал все, как должное. Встречать его приехали самые известные воровские авторитеты Израиля: Фазиль, Моше Абуказиз, Ицик Хариф, Рустам, даже из Кармиеля припёрся старый Аарон Берг…Все в окружении телохранителей, быков, друзей и любовниц. Особенно отличился Ицик Хариф, который привёз с собой своего брата — раввина, а заодно, и чуть ли не весь его приход. Правда, поговаривали, что Шимон Хариф не просто так стал раввином, уж очень было удобно отмывать деньги через религиозные организации. Встречающие вели себя тихо, благопристойно, без эксцессов, так что, если даже полиция и хотела бы кого-то арестовать, то ей не дали для этого повода.
Натан с лёгкой завистью смотрел на проводы законника. Он знал, что его тоже скоро выпустят. Адвокат сделал все, чтобы документы, которые могли бы его скомпрометировать, исчезли. Валентин, компаньон, слава богу, не подвёл, быстро сориентировался. Да и журналюга этот, Женька Чёрных, тоже молодец, успел записку передать. Вообщем, все в тему. Вот только Шульман его беспокоит. Все время крутится рядом, выспрашивает, вынюхивает, на прогулках старается поближе к нему пришвартоваться. Даже здесь, в тюрьме Эшель, нет от него покоя. Как будто в друзья набивается. Нужны ему такие друзья, как религиозному еврею — свинина.
Игорь Шульман тоже мучался неизвестностью. Он понимал, что стоит ему выйти из тюрьмы, Фазиль возьмёт его за горло. Игорю так и не удалось раскрутить Натана на откровенность. Он уже и так, и этак подбирался к нему, все впустую. Однажды ночью, глядя как Бык, который, правда, уже перестал быть Быком, а переименовался в Светку, обрабатывает одного из сокамерников, ему пришла в голову мысль, использовать новоявленную Светку против Натана. Если Светка бросится его обцеловывать, да ещё и обслюнявит вдобавок, то Натану конец. Он будет считаться «опущенным». Светка-Бык, конечно, с радостью согласится, ведь Натан был одним из тех, кто участвовал в его экзекуции. Вот только что он, Игорь, от этого получит? Натану, после подобной шутки, останется только повеситься. Но перед этим он вытрясет из Светки душу, а тот, естественно, расколется. И тогда он возьмёт Игоря с собой в гости к ангелам, задушит ночью, или пырнёт заточкой. Собственно, какая разница, здесь его кончат, или Фазиль на воле… Конец все равно один. Что же делать? Шульман прекрасно понимал, что Натан долго в тюрьме не задержится. К нему вчера приходил адвокат, так Натан чуть ли не танцевал от радости. Наверняка, принёс какие-нибудь хорошие новости. А может сделать проще? Может стоит все ему рассказать? И, тем самым, обезопасить себя от Фазиля. Натан не дурак, должен понимать, что в стане врага нужно иметь своего человека. И таким человеком будет он, Игорь. Конечно, опасно работать на два фронта. Но ему не привыкать. По крайней мере, это лучше, чем ждать пока шестёрки Фазиля сожгут его магазины, сделают из самого Шульмана инвалида, а его жену поставят «на хор». Придя к такому решению, Игорь почувствовал себя увереннее. Не откладывая разговор в долгий ящик, он на прогулке подошёл к Натану.
— Мне поговорить с тобой надо.
— Ну? — недобро прищурился тот.
— Не нукай, как бы самого не взнуздали. Охота на тебя идёт.
— А тебе что до этого?
— Давай отойдём. Стрёмно здесь говорить. Ушей много.
Они отошли в дальний угол прогулочного дворика. Игорь достал пачку «Ноблесс», протянул Натану…
— Ты не думай обо мне плохо… Меня самого подставили. Фазиль на тебя охоту открыл. Прослышал он, что ты общак заныкал, а меня специально сюда воткнул, чтоб я у тебя выяснил, где ты его закопал. Не моё это дело, я человек маленький, но другого выхода у меня не было.
— Зачем ты мне об этом рассказываешь? Прощение заслужить хочешь?
— Нужно мне твоё прощение! Я тебе сделку предлагаю. Если я выйду отсюда «пустой», Фазиль меня на моих собственных кишках повесит. А мне жить хочется. К тому же жена должна вот-вот родить.
— Фазиль, говоришь? — Натан задумался. — Что же ты от меня хочешь?
— Подумай сам, хоть что-то, но я должен ему рассказать. Я скажу, что мы с тобой подружились, что у тебя от меня нет тайн, ну, или почти нет. Он поверит, что ему остаётся. И будет давать мне поручения, а я буду тебе передавать. Двойная выгода: ты знаешь, что он замышляет, а я перестану трястись за свою жизнь.
— Почему я должен тебе верить? Тот, кто предал своего друга, может предать и меня.
— Фазиль мне не друг, и никогда им не был. Он поставил меня в такие условия, что ни пукнуть, ни просраться. Сначала сжёг мой магазин, а потом сам же и на счётчик меня поставил. А уж после и отмазку предложил. Вот поэтому я здесь. Ну, так как, согласен на сделку?
— Гладко глаголешь, но я тебе не верю. Расскажи все, что знаешь о Фазиле.
— Да немного я знаю. Главарь «кавказской» группировки, весь южный наркорынок под ним. Недавно убили Хаги Загури. Слыхал? Подозреваю, что это его рук дело. Семья Загури держала под собой Эйлат. Представляешь, какие они там бабки делали! Фазиль давно мечтал прибрать к рукам те места. Сейчас Загури нет, но остались его братья. Если Фазиль их не уберёт, плохо ему придётся.
— Кто стоит за Фазилем?
— Вот этого я не знаю. Возможно, что никого. Он и сам по себе достаточно силён. К тому же связи у него в полиции, да и в мэрии кое-кто прикормлен.
— А тебя он зачем пожёг?
— Я отказался платить. Я ж не знал, что это от него приходили.
— А если бы знал?
— Все равно бы, наверное, отказался.
— Ладно, Игорь, я подумаю о твоём предложении. Но ты понимаешь, что по краю ходишь?
— Ничего. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест.
Шульман не торопясь пошёл в общий строй, а Натан остался докуривать сигарету. Вот так, вот теперь все становится на свои места. А он-то голову ломал, кто подвёл его под монастырь, на Валентина грешил, компаньона своего… А это оказывается Фазиль!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33