Но Натан чувствовал, что такая спокойная жизнь долго не продлится.
В начале 90-го года Натан познакомился с руководителем ООО «Тезаурус», Антоном Николаевичем Ивановым. Знакомство произошло в ресторане гостиницы «Прибалтийская», куда Иванов пригласил его пообедать. Натана это приглашение не насторожило. Уже давно вошло в моду, по примеру западных бизнесменов, проводить деловые встречи в ресторанах. Насторожило другое: Иванов нередко приходил в «Милосердие», запирался с Лукошниковым в кабинете, и сидел там иногда пять минут, а иногда и два часа. Это могло ничего не значить, но могло означать и очень многое. «Тезаурус», как и многие, ему подобные кооперативы, занимался куплей-продажей. Но уже поднаторевший в таких делах Натан понимал, что это тоже только вершина айсберга. Однако копать глубже он опасался. Не пришло ещё время. Не доверяют ему пока.
На встречу с Ивановым Натан пришёл вместе с Ольгой. Уж очень хотелось вывести её в свет, отдохнуть в спокойной обстановке, потанцевать… К тому же он был уверен, что хозяин «Тезауруса» приглашает его не для того, чтобы говорить о делах, наверняка, хочет присмотреться к нему. За два дня до этого Натан встретился с Секой и попросил навести справки об Иванове. Впрочем, ничего интересного вор в законе не узнал. «Женат, двое детей, 45 лет, в прошлом — учитель истории, не судим, владеет кооперативом с 87-года». Примечательная деталь: родной брат Иванова, талантливый художник, сел в 83-м за изготовление фальшивых денег. Вышел в 89-м. Где обретается сейчас, неизвестно.
— Что ж, тоже неплохо. Может Иванов и не имеет никакого отношения к своему брату, а может… Иначе, зачем бы ему понадобился человек, занимающийся полиграфией? — сказал Натан.
Возможно, ты и прав, — задумался Сека. — В любом случае, познакомиться с ним поближе не помешает.
Иванов пришёл в ресторан, как на президентский банкет. В строгом чёрном костюме, в манжетах рубашки — золотые запонки, на ногах — мягкие итальянские туфли… Может, хотел впечатление произвести, может быть, считал, что это стиль нового русского. В отличие от Иванова, Натан пришёл в свитере и джинсах. Он никогда особенно не обращал внимание на веяния моды. Зато Ольга была в шикарном вечернем платье, приоткрывающем грудь. Он заметил, как у Иванова заблестели глаза при её виде. «Козёл!», — подумал Натан, но сам, широко улыбаясь, долго тряс ему руку.
О делах они не говорили. Иванов, похоже, вообще забыл, зачем позвал Натана в ресторан. Все его внимание было направлено на Ольгу. Он постоянно приглашал её танцевать, говорил комплименты, и вообще, больше был похож на мартовского кота, чем на преуспевающего бизнесмена. Натан ему не мешал, пусть порезвится. Да и Ольге не помешало бы развеяться. Не так уж часто они выбираются в ресторан. В своей жене он был уверен на сто процентов. Ольга не была меркантильна, и во главу всегда ставила чувства и эмоции, а не голый расчёт. Иначе с её внешностью, умом, коммуникабельностью, давно бы уже нашла себе миллионера, а не выходила бы замуж за Натана, который в её глазах таковым не являлся. Натан никогда не упоминал о деньгах, которые ему принадлежали, не спешил их тратить, он как бы забыл об их существовании, так же, как не хотел вспоминать о своей прошлой киевской жизни.
Следующая встреча с Ивановым произошла через неделю, в его офисе. На этот раз руководитель «Тезауруса» был более откровенен.
— Ты ведь занимаешься полиграфией? — спросил Иванов.
Натан кивнул.
— Нам нужно оборудование. Новое. Желательно, западного производства. Офсетное.
— Для чего?
— Как ты знаешь, моя фирма поддерживает хорошие отношения с «Милосердием», но «Милосердие» — некоммерческая организация, а я помогаю Лукошникову деньгами, договорами, и так далее. Конечно, не бескорыстно. У него много различных льгот, в том числе, и таможенных. Так что мы друг другу необходимы. Но сейчас разговор не об этом. Мы подсчитали, что печатать в типографии ту продукцию, которую мы сейчас изготавливаем, крайне невыгодно. Во-первых, дорого, во-вторых, налоги… Конечно, с нашим законодательством их можно было бы обойти, но ссориться с законом — чревато.
— Антон, давай ближе к делу, — без обиняков сказал Натан. — Тебе нужно новое полиграфическое оборудование. Сам ты его купить можешь, но не хочешь. Почему? Потому что неизвестно что будет на нем печататься. Если что-нибудь случиться, ты все свалишь на меня и на Лукошникова, мол, это они приобрели, а ты ни сном, ни духом. Так? Не держи меня за последнего лоха. Я не вчера родился. Я знаю, что твой брат сидел за изготовление фальшивок. Не так давно вышел. И ты, по всей видимости, теперь хочешь использовать его по новой. Не знаю, как к этому относится твой брат, но мне подобная идея не по душе. Я ведь могу и в милицию пойти.
Иванов помрачнел, но постарался себя не выдать.
— Ты не правильно меня понял. Разве я говорил о фальшивках? Это ты сказал. Я действительно считаю, что иметь свою небольшую типографию намного выгоднее, чем печатать брошюры и листовки на больших предприятиях.
Ладно, оставим это. Если ты считаешь, что это выгодно, я куплю оборудование. Но разместим мы его на одном из твоих складов. Чтобы «Милосердие» никоим образом не попало под подозрение. Но у меня к тебе тоже есть предложение, — Натан сделал вид, что задумался. На самом деле они с Секой, Грузином и другими авторитетами уже давно обговорили, или как сказал Полковник, «обкашляли» его идею. Ничего нового или сверхнеобычного в ней не было. В преступных группировках Питера скопились огромные суммы наличных денег. Их обязательно нужно было легализовать. И общество «Милосердие» с «Тезаурусом» как нельзя лучше подходили для этого. А ещё Натан думал о том, что таким же образом он сможет легализовать и воспользоваться теми деньгами, которые мёртвым грузом лежали в Нефедовке.
Схему «отмыва» и легализации денег Натан продумал давно. Все должно было пройти без «сучка». «Тезаурус» должен был взять кредит в «Инкомбанке». А если учесть, что директор банка был двоюродным братом жены Иванова, то кредит мог бы составить несколько миллионов рублей. Потом кредит обналичивается, и «тёмные» деньги становятся «чистыми». Были и другие идеи на этот счёт. Неплохо было бы перевести деньги в какой-нибудь иностранный банк, лучше всего в швейцарский. Пока ещё в России это не принято, но кто его знает, чем закончиться «перестройка» в такой непредсказуемой стране. Натан не загадывал на многие годы вперёд, но в завтрашнем дне хотел быть уверен. По его идее, «Тезаурусу» необходимо было открыть филиал за границей, лучше всего, в какой-нибудь оффшорной зоне. «Инкомбанк» или другой банк вряд ли будут проверять подлинность иностранных партнёров, они получат свои комиссионные, и не маленькие, а «бабки», переведённые на филиал фирмы, поступят в швейцарский банк. Можно было бы сделать ещё проще: открыть обычную подставную фирму там же, за границей, и после «перекачки» закрыть её, как предлагал Грузин. Но Натан не хотел идти наперекор закону. «Лучше ходить по краю лезвия, чем быть этим лезвием перерезанным», — сказал он на сходке. И хотя на таких «посиделках» Натан не имел права голоса, но времена изменились, и «авторитеты», которые пока ещё плохо разбирались в экономике, прислушивались к нему. Однажды была даже высказана мысль, поставить его «смотрящим» по Питеру. Это было лестно, но ему хватило ума отказаться.
Иванов внимательно выслушал Натана, долго молчал, покусывая колпачок ручки, вроде бы раздумывал. Но Натан видел по его загоревшимся глазам, что идея пришлась ему по душе. Иванов уже подсчитывал доходы от «оживляжа» криминальных денег.
— Хорошо, я согласен, — выдал, наконец, Антон Николаевич. — Какие гарантии, что все пройдёт нормально и меня не «кинут»?
Ты что, Антоша?! Ты хоть понимаешь, от чьего имени я говорю?
На самом деле Натану было глубоко плевать, что в дальнейшем произойдёт с «Тезаурусом» и его руководителем. Он знал только одно: будущее своё и своей семьи он должен обеспечить и обезопасить. И на этом пути Натан готов был положить гору трупов, и переступить через самую близкую дружбу. Но так как друзей у него не было, то и совесть его не особенно мучила.
Вечером он передал Сёке свой разговор с Ивановым. Законник похлопал Натана по плечу, расплылся в улыбке.
— Молодец! Я знал, что ты справишься. Мне сейчас уезжать надо. Какие-то «отморозки» наехали на наших на Сенной. Разобраться надо, — он обвёл широким жестом зал ресторана «Баку». — А ты гуляй. Любая из этих телок твоя.
— Нет, Сека, спасибо. Я домой.
Как хочешь. Жене привет передавай. Она у тебя классная баба!
Натан знал, что на площади Мира, в просторечии — Сенной, сидят «кудряшовские» наперсточники, которых прикрывали бойцы Грузина. Паша Кудряш и сам бы справился, все-таки бывший спортсмен, борец, мастер спорта, и все его люди — такие же. Но Кудряш — человек умный, понимал, что «авторитетов» лучше иметь в друзьях, чем затевать с ними войну. Сколько он мог выставить человек? Двадцать? Тридцать? А Грузин в одиночку мог поставить «под ружьё» до трехсот бойцов! А те «отморозки», которые наехали на «кудряшовских», заранее подписали себе смертный приговор. Впрочем, это не его, Натана, дело. Пусть Сека разбирается. У него сейчас дела более важные: как вывезти ту кучу денег, что лежит под Киевом? А может не стоит ломать голову? Открыть в Киеве подставную фирму на несуществующих людей, да и «отмыть» через неё все, что нужно. Вряд ли в Киеве будут чинить ему препятствия. Украину сейчас трясёт по всем направлениям, хочет отделиться, «жовто-блакитные» мозги людям пудрят… Кто в такой ситуации будет обращать внимание на какую-то маленькую фирмочку? В крайнем случае, и взятку дать можно. Кто из чиновников сейчас не берет? Тем более в нищей «хохляндии»…
Киев встретил Натана проливным дождём, сильным ветром и огромной толпой демонстрантов на Крещетике. Везде развевались «жовто-блакитные» знамёна, крики «москали, убирайтесь», «жиды, на виселицу» звучали на каждом перекрёстке, тут и там мелькали портреты то Богдана Хмельницкого, то батьки Махно, но больше всего Натана удивили бандеровцы. Ничуть не боясь милиции, рассредоточенной по всей длине Крещатика, они выкрикивали такие фашиствующие лозунги, за которые ещё вчера могли бы «залететь» лет на десять. Даже в России члены общества «Память», несмотря на всю свою ненависть к евреям, остерегались некоторых прямолинейных высказываний. А теперь, с этой демократией, черт бы её побрал, никому ни до чего дела нет. Натан покачал головой, да, из этой страны нужно бежать, эти люди сами себя похоронят. Они даже не замечают, что поют песни на собственных поминках.
Киев здорово изменился за последние несколько лет. Грязный, пасмурный, похожий на бомжа, такой же, как и его жители, нищий и озлобленный. Не будет ничего удивительного, если он вскоре превратится во второй пылающий Баку.
Ба, кого я вижу! Какие люди! — услышал за своей спиной Натан.
Он оглянулся. Какой-то бородатый мужик энергично размахивал руками, и мощным торсом раздвигая толпу, пробивался к нему. Натан повертел головой, ища того, к кому этот мужик обращался.
— Шо, не узнаешь, душа пропащая? — загремел мужик прямо в ухо Натану. — Это ж я, Голобородько!
— Капитан?! — удивился Натан.
— Та який капитан! Я вже давно безработный, — Голобородько попытался обнять Натана, но тот отодвинулся в сторону. — Ты шо, брезгуешь? Нехорошо.
— Да нет, как-то неожиданно…
Пойдём, выпьем, — бывший капитан схватил Натана под руку. — Сколько ж мы с тобой не виделись? А уж как тебя искали! А ты, жидовня пархатая, обманул всех, даже меня!
Они выбрались из толпы, зашли в первое попавшееся кафе. Заказали бутылку водки, лёгкую закуску…
— Ну, рассказывай, Толик, где ты, как, что?.. — Голобородько налил по полному стакану, и, не дожидаясь, влил водку в свою бородатую пасть.
— Живу, — ответил Натан и осторожно сделал глоток. В Питере, если и случалось выпивать, то он предпочитал коньяк. Армянский. Все остальные напитки становились в горле комом. Украинская же горилка была явно палёной.
Яков Моисеевич вмэр. Знаешь? На следующий день после твоего посещения. Как будто специально тебя дожидался, — капитан опрокинул в рот ещё один стакан. — А ты исчез. На тебя тогда облаву объявили. Но ты как провалился.
Натан молчал. Он ещё не оправился от неожиданной встречи. Он думал, что в Киеве о нем уже забыли, а тут, как назло, этот чёртов Голобородько.
А у нас в ментуре всех чистить начали. Как же, новые времена грядут! Даёшь «дэмократычну милицию»! Вот и меня подчистили. Обвинили в том, что я, якобы, был на подсосе у воров. А кто не на подсосе? Покажи мне такого! Я, блин, верой и правдой служил, сколько вашего брата пересадил, а меня под зад коленом. Разве ж это справедливо? А, Толик, скажи, справедливо це?
Капитан напивался быстро, как алкаш с большим стажем, и, глядя на Натана красными глазами, тряс его за воротник. Русская речь перемежалась украинской, брызги слюны летели во все стороны… Натан оторвал от себя его руки, и брезгливо оттирая кожаный плащ, процедил сквозь зубы:
— Ты, капитан, болтай, но знай меру. Я к твоим братанам отношения не имею. Я сам по себе.
— Да ладно тебе, Толик. А то я не знаю, шо це ты свою жинку замочил. Я тебя от зоны отмазал. Так что не наезжай на меня, — Голобородько покачал перед его носом заскорузлым, обкуренным пальцем.
— Зачем же отмазал, если знал? — Натан не боялся пьяного капитана, но напоминание об убитой жене болью отозвалось в его сердце.
— Зачем? — Голобородько задумался, ковыряя в носу. — Понимаешь, Толик, ты нам был не нужен. Погоня шла за общаком Алмазного. Я был уверен, что ты знаешь, где он, — и неожиданно трезвым голосом добавил, — Не мог Яков не сказать тебе.
— Но ведь не сказал. Я действительно не знаю, где общак, да и был ли он вообще…
Врёшь, жидяра! Знаешь! Я долго за тобой следил, почти до самой Нефедовки. А потом потерял. Ты как сквозь землю провалился. Я там нашёл какого-то столетнего старика. Представляешь, вся деревня сгорела во время войны, а этот старик живёт. Ну, пришлось попытать его, куда он тебя дел. А он взял да и помер, падла. Царствие ему небесное!
Натан почувствовал, как темнеет в глазах. Значит, Птенец умер! И умер из-за этого пьяного подонка! Он пошатнулся. Попытался взять себя в руки. Ещё не пришло время для встречи бога с бывшим капитаном. Но это время придёт, он точно знал.
Голобородько уже кричал что-то несуразное, что-то насчёт москалей и жидов, нэньки Украины и продажной власти. Натан чувствовал, что сейчас сюда нагрянет милиция, а встречаться с представителями закона ему не хотелось. Не с руки, да и ни к чему. Он схватил капитана за руки и попытался вытащить его из кафе. Но Голобородько, и без того тяжёлый, как медведь, упёрся, перевернул стол, а пластмассовым стулом запустил в окно. Стекло со звоном посыпалось на пол, продавщица заверещала, посетители, которых и без того было не густо, быстро потянулись к выходу… Милиция не заставила себя ждать. В кафе ворвались три мента с дубинками, один схватил Натана, двое других набросились на Голобородько. Вслед за ними вошёл майор.
Спокойно, ребята, — сказал майор. — Это никак наш капитан. Эй, кап, все никак не успокоишься? Отпустите его.
Голобородько, потирая ушибленные места, исподлобья посмотрел на милиционеров.
— Ничо, майор, порядок, — сказал он. — Другана старого встретил, вот и перебрал чуть-чуть.
— Эти твои «чуть-чуть» каждый день продолжаются. Надоел до чёртиков, — сплюнул майор. — Если б ты не был когда-то моим начальником, я бы давно тебя засадил.
— А-а, не забыл ещё, как я тебя из дерьма вытащил! То-то! Давай, майор, выпьем, или тебе западло с бывшим начальником пить?
— А чего, давай, — майор налил себе полстакана горилки и, не чокаясь, махнул одним глотком.
— Ты чо, скотина, как за покойника пьёшь?! — возмутился Голобородько.
Ты уже давно покойник, капитан. Не выёживайся.
Из кафе Натан вышел вместе с Голобородько. Тот уже протрезвел после ментовской экзекуции. Был грустен и неразговорчив.
— Ну что, Толик, поделишься со мной? — спросил он, когда они подошли к станции метро.
— Ты о чем, капитан?
Не вешай мне лапшу. Я ведь и заявить могу. Объявился, мол, зятёк Алмазного, надо его за жабры брать. Как думаешь, сколько ты после этого протянешь? Не менты, так ворьё из тебя все вытянут.
Натан молчал. Для себя он уже все решил. Капитан должен умереть. И в первую очередь, за Птенца. Такой подонок не имеет права коптить небо. Пусть черти с ним на том свете разбираются. Они вошли в метро. Народ валил с демонстрации, люди спотыкались о плакаты и знамёна, ругались, толкали друг друга… Один из эскалаторов не работал, на втором скопилось толпа, злая, давящая, ненавидящая… Голобородько ступил на движущуюся ступеньку, сзади на него навалились, подмяли, он ещё пытался сопротивляться… Натан видел его медвежью фигуру, которая размахивала руками, разбрасывая вокруг себя людей, но потом он исчез, и когда Натан спустился вниз, возле мёртвого тела бывшего капитана уже суетились врачи, милиционеры, любопытные… «Да, бог шельму метит, — без всякого сожаления подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
В начале 90-го года Натан познакомился с руководителем ООО «Тезаурус», Антоном Николаевичем Ивановым. Знакомство произошло в ресторане гостиницы «Прибалтийская», куда Иванов пригласил его пообедать. Натана это приглашение не насторожило. Уже давно вошло в моду, по примеру западных бизнесменов, проводить деловые встречи в ресторанах. Насторожило другое: Иванов нередко приходил в «Милосердие», запирался с Лукошниковым в кабинете, и сидел там иногда пять минут, а иногда и два часа. Это могло ничего не значить, но могло означать и очень многое. «Тезаурус», как и многие, ему подобные кооперативы, занимался куплей-продажей. Но уже поднаторевший в таких делах Натан понимал, что это тоже только вершина айсберга. Однако копать глубже он опасался. Не пришло ещё время. Не доверяют ему пока.
На встречу с Ивановым Натан пришёл вместе с Ольгой. Уж очень хотелось вывести её в свет, отдохнуть в спокойной обстановке, потанцевать… К тому же он был уверен, что хозяин «Тезауруса» приглашает его не для того, чтобы говорить о делах, наверняка, хочет присмотреться к нему. За два дня до этого Натан встретился с Секой и попросил навести справки об Иванове. Впрочем, ничего интересного вор в законе не узнал. «Женат, двое детей, 45 лет, в прошлом — учитель истории, не судим, владеет кооперативом с 87-года». Примечательная деталь: родной брат Иванова, талантливый художник, сел в 83-м за изготовление фальшивых денег. Вышел в 89-м. Где обретается сейчас, неизвестно.
— Что ж, тоже неплохо. Может Иванов и не имеет никакого отношения к своему брату, а может… Иначе, зачем бы ему понадобился человек, занимающийся полиграфией? — сказал Натан.
Возможно, ты и прав, — задумался Сека. — В любом случае, познакомиться с ним поближе не помешает.
Иванов пришёл в ресторан, как на президентский банкет. В строгом чёрном костюме, в манжетах рубашки — золотые запонки, на ногах — мягкие итальянские туфли… Может, хотел впечатление произвести, может быть, считал, что это стиль нового русского. В отличие от Иванова, Натан пришёл в свитере и джинсах. Он никогда особенно не обращал внимание на веяния моды. Зато Ольга была в шикарном вечернем платье, приоткрывающем грудь. Он заметил, как у Иванова заблестели глаза при её виде. «Козёл!», — подумал Натан, но сам, широко улыбаясь, долго тряс ему руку.
О делах они не говорили. Иванов, похоже, вообще забыл, зачем позвал Натана в ресторан. Все его внимание было направлено на Ольгу. Он постоянно приглашал её танцевать, говорил комплименты, и вообще, больше был похож на мартовского кота, чем на преуспевающего бизнесмена. Натан ему не мешал, пусть порезвится. Да и Ольге не помешало бы развеяться. Не так уж часто они выбираются в ресторан. В своей жене он был уверен на сто процентов. Ольга не была меркантильна, и во главу всегда ставила чувства и эмоции, а не голый расчёт. Иначе с её внешностью, умом, коммуникабельностью, давно бы уже нашла себе миллионера, а не выходила бы замуж за Натана, который в её глазах таковым не являлся. Натан никогда не упоминал о деньгах, которые ему принадлежали, не спешил их тратить, он как бы забыл об их существовании, так же, как не хотел вспоминать о своей прошлой киевской жизни.
Следующая встреча с Ивановым произошла через неделю, в его офисе. На этот раз руководитель «Тезауруса» был более откровенен.
— Ты ведь занимаешься полиграфией? — спросил Иванов.
Натан кивнул.
— Нам нужно оборудование. Новое. Желательно, западного производства. Офсетное.
— Для чего?
— Как ты знаешь, моя фирма поддерживает хорошие отношения с «Милосердием», но «Милосердие» — некоммерческая организация, а я помогаю Лукошникову деньгами, договорами, и так далее. Конечно, не бескорыстно. У него много различных льгот, в том числе, и таможенных. Так что мы друг другу необходимы. Но сейчас разговор не об этом. Мы подсчитали, что печатать в типографии ту продукцию, которую мы сейчас изготавливаем, крайне невыгодно. Во-первых, дорого, во-вторых, налоги… Конечно, с нашим законодательством их можно было бы обойти, но ссориться с законом — чревато.
— Антон, давай ближе к делу, — без обиняков сказал Натан. — Тебе нужно новое полиграфическое оборудование. Сам ты его купить можешь, но не хочешь. Почему? Потому что неизвестно что будет на нем печататься. Если что-нибудь случиться, ты все свалишь на меня и на Лукошникова, мол, это они приобрели, а ты ни сном, ни духом. Так? Не держи меня за последнего лоха. Я не вчера родился. Я знаю, что твой брат сидел за изготовление фальшивок. Не так давно вышел. И ты, по всей видимости, теперь хочешь использовать его по новой. Не знаю, как к этому относится твой брат, но мне подобная идея не по душе. Я ведь могу и в милицию пойти.
Иванов помрачнел, но постарался себя не выдать.
— Ты не правильно меня понял. Разве я говорил о фальшивках? Это ты сказал. Я действительно считаю, что иметь свою небольшую типографию намного выгоднее, чем печатать брошюры и листовки на больших предприятиях.
Ладно, оставим это. Если ты считаешь, что это выгодно, я куплю оборудование. Но разместим мы его на одном из твоих складов. Чтобы «Милосердие» никоим образом не попало под подозрение. Но у меня к тебе тоже есть предложение, — Натан сделал вид, что задумался. На самом деле они с Секой, Грузином и другими авторитетами уже давно обговорили, или как сказал Полковник, «обкашляли» его идею. Ничего нового или сверхнеобычного в ней не было. В преступных группировках Питера скопились огромные суммы наличных денег. Их обязательно нужно было легализовать. И общество «Милосердие» с «Тезаурусом» как нельзя лучше подходили для этого. А ещё Натан думал о том, что таким же образом он сможет легализовать и воспользоваться теми деньгами, которые мёртвым грузом лежали в Нефедовке.
Схему «отмыва» и легализации денег Натан продумал давно. Все должно было пройти без «сучка». «Тезаурус» должен был взять кредит в «Инкомбанке». А если учесть, что директор банка был двоюродным братом жены Иванова, то кредит мог бы составить несколько миллионов рублей. Потом кредит обналичивается, и «тёмные» деньги становятся «чистыми». Были и другие идеи на этот счёт. Неплохо было бы перевести деньги в какой-нибудь иностранный банк, лучше всего в швейцарский. Пока ещё в России это не принято, но кто его знает, чем закончиться «перестройка» в такой непредсказуемой стране. Натан не загадывал на многие годы вперёд, но в завтрашнем дне хотел быть уверен. По его идее, «Тезаурусу» необходимо было открыть филиал за границей, лучше всего, в какой-нибудь оффшорной зоне. «Инкомбанк» или другой банк вряд ли будут проверять подлинность иностранных партнёров, они получат свои комиссионные, и не маленькие, а «бабки», переведённые на филиал фирмы, поступят в швейцарский банк. Можно было бы сделать ещё проще: открыть обычную подставную фирму там же, за границей, и после «перекачки» закрыть её, как предлагал Грузин. Но Натан не хотел идти наперекор закону. «Лучше ходить по краю лезвия, чем быть этим лезвием перерезанным», — сказал он на сходке. И хотя на таких «посиделках» Натан не имел права голоса, но времена изменились, и «авторитеты», которые пока ещё плохо разбирались в экономике, прислушивались к нему. Однажды была даже высказана мысль, поставить его «смотрящим» по Питеру. Это было лестно, но ему хватило ума отказаться.
Иванов внимательно выслушал Натана, долго молчал, покусывая колпачок ручки, вроде бы раздумывал. Но Натан видел по его загоревшимся глазам, что идея пришлась ему по душе. Иванов уже подсчитывал доходы от «оживляжа» криминальных денег.
— Хорошо, я согласен, — выдал, наконец, Антон Николаевич. — Какие гарантии, что все пройдёт нормально и меня не «кинут»?
Ты что, Антоша?! Ты хоть понимаешь, от чьего имени я говорю?
На самом деле Натану было глубоко плевать, что в дальнейшем произойдёт с «Тезаурусом» и его руководителем. Он знал только одно: будущее своё и своей семьи он должен обеспечить и обезопасить. И на этом пути Натан готов был положить гору трупов, и переступить через самую близкую дружбу. Но так как друзей у него не было, то и совесть его не особенно мучила.
Вечером он передал Сёке свой разговор с Ивановым. Законник похлопал Натана по плечу, расплылся в улыбке.
— Молодец! Я знал, что ты справишься. Мне сейчас уезжать надо. Какие-то «отморозки» наехали на наших на Сенной. Разобраться надо, — он обвёл широким жестом зал ресторана «Баку». — А ты гуляй. Любая из этих телок твоя.
— Нет, Сека, спасибо. Я домой.
Как хочешь. Жене привет передавай. Она у тебя классная баба!
Натан знал, что на площади Мира, в просторечии — Сенной, сидят «кудряшовские» наперсточники, которых прикрывали бойцы Грузина. Паша Кудряш и сам бы справился, все-таки бывший спортсмен, борец, мастер спорта, и все его люди — такие же. Но Кудряш — человек умный, понимал, что «авторитетов» лучше иметь в друзьях, чем затевать с ними войну. Сколько он мог выставить человек? Двадцать? Тридцать? А Грузин в одиночку мог поставить «под ружьё» до трехсот бойцов! А те «отморозки», которые наехали на «кудряшовских», заранее подписали себе смертный приговор. Впрочем, это не его, Натана, дело. Пусть Сека разбирается. У него сейчас дела более важные: как вывезти ту кучу денег, что лежит под Киевом? А может не стоит ломать голову? Открыть в Киеве подставную фирму на несуществующих людей, да и «отмыть» через неё все, что нужно. Вряд ли в Киеве будут чинить ему препятствия. Украину сейчас трясёт по всем направлениям, хочет отделиться, «жовто-блакитные» мозги людям пудрят… Кто в такой ситуации будет обращать внимание на какую-то маленькую фирмочку? В крайнем случае, и взятку дать можно. Кто из чиновников сейчас не берет? Тем более в нищей «хохляндии»…
Киев встретил Натана проливным дождём, сильным ветром и огромной толпой демонстрантов на Крещетике. Везде развевались «жовто-блакитные» знамёна, крики «москали, убирайтесь», «жиды, на виселицу» звучали на каждом перекрёстке, тут и там мелькали портреты то Богдана Хмельницкого, то батьки Махно, но больше всего Натана удивили бандеровцы. Ничуть не боясь милиции, рассредоточенной по всей длине Крещатика, они выкрикивали такие фашиствующие лозунги, за которые ещё вчера могли бы «залететь» лет на десять. Даже в России члены общества «Память», несмотря на всю свою ненависть к евреям, остерегались некоторых прямолинейных высказываний. А теперь, с этой демократией, черт бы её побрал, никому ни до чего дела нет. Натан покачал головой, да, из этой страны нужно бежать, эти люди сами себя похоронят. Они даже не замечают, что поют песни на собственных поминках.
Киев здорово изменился за последние несколько лет. Грязный, пасмурный, похожий на бомжа, такой же, как и его жители, нищий и озлобленный. Не будет ничего удивительного, если он вскоре превратится во второй пылающий Баку.
Ба, кого я вижу! Какие люди! — услышал за своей спиной Натан.
Он оглянулся. Какой-то бородатый мужик энергично размахивал руками, и мощным торсом раздвигая толпу, пробивался к нему. Натан повертел головой, ища того, к кому этот мужик обращался.
— Шо, не узнаешь, душа пропащая? — загремел мужик прямо в ухо Натану. — Это ж я, Голобородько!
— Капитан?! — удивился Натан.
— Та який капитан! Я вже давно безработный, — Голобородько попытался обнять Натана, но тот отодвинулся в сторону. — Ты шо, брезгуешь? Нехорошо.
— Да нет, как-то неожиданно…
Пойдём, выпьем, — бывший капитан схватил Натана под руку. — Сколько ж мы с тобой не виделись? А уж как тебя искали! А ты, жидовня пархатая, обманул всех, даже меня!
Они выбрались из толпы, зашли в первое попавшееся кафе. Заказали бутылку водки, лёгкую закуску…
— Ну, рассказывай, Толик, где ты, как, что?.. — Голобородько налил по полному стакану, и, не дожидаясь, влил водку в свою бородатую пасть.
— Живу, — ответил Натан и осторожно сделал глоток. В Питере, если и случалось выпивать, то он предпочитал коньяк. Армянский. Все остальные напитки становились в горле комом. Украинская же горилка была явно палёной.
Яков Моисеевич вмэр. Знаешь? На следующий день после твоего посещения. Как будто специально тебя дожидался, — капитан опрокинул в рот ещё один стакан. — А ты исчез. На тебя тогда облаву объявили. Но ты как провалился.
Натан молчал. Он ещё не оправился от неожиданной встречи. Он думал, что в Киеве о нем уже забыли, а тут, как назло, этот чёртов Голобородько.
А у нас в ментуре всех чистить начали. Как же, новые времена грядут! Даёшь «дэмократычну милицию»! Вот и меня подчистили. Обвинили в том, что я, якобы, был на подсосе у воров. А кто не на подсосе? Покажи мне такого! Я, блин, верой и правдой служил, сколько вашего брата пересадил, а меня под зад коленом. Разве ж это справедливо? А, Толик, скажи, справедливо це?
Капитан напивался быстро, как алкаш с большим стажем, и, глядя на Натана красными глазами, тряс его за воротник. Русская речь перемежалась украинской, брызги слюны летели во все стороны… Натан оторвал от себя его руки, и брезгливо оттирая кожаный плащ, процедил сквозь зубы:
— Ты, капитан, болтай, но знай меру. Я к твоим братанам отношения не имею. Я сам по себе.
— Да ладно тебе, Толик. А то я не знаю, шо це ты свою жинку замочил. Я тебя от зоны отмазал. Так что не наезжай на меня, — Голобородько покачал перед его носом заскорузлым, обкуренным пальцем.
— Зачем же отмазал, если знал? — Натан не боялся пьяного капитана, но напоминание об убитой жене болью отозвалось в его сердце.
— Зачем? — Голобородько задумался, ковыряя в носу. — Понимаешь, Толик, ты нам был не нужен. Погоня шла за общаком Алмазного. Я был уверен, что ты знаешь, где он, — и неожиданно трезвым голосом добавил, — Не мог Яков не сказать тебе.
— Но ведь не сказал. Я действительно не знаю, где общак, да и был ли он вообще…
Врёшь, жидяра! Знаешь! Я долго за тобой следил, почти до самой Нефедовки. А потом потерял. Ты как сквозь землю провалился. Я там нашёл какого-то столетнего старика. Представляешь, вся деревня сгорела во время войны, а этот старик живёт. Ну, пришлось попытать его, куда он тебя дел. А он взял да и помер, падла. Царствие ему небесное!
Натан почувствовал, как темнеет в глазах. Значит, Птенец умер! И умер из-за этого пьяного подонка! Он пошатнулся. Попытался взять себя в руки. Ещё не пришло время для встречи бога с бывшим капитаном. Но это время придёт, он точно знал.
Голобородько уже кричал что-то несуразное, что-то насчёт москалей и жидов, нэньки Украины и продажной власти. Натан чувствовал, что сейчас сюда нагрянет милиция, а встречаться с представителями закона ему не хотелось. Не с руки, да и ни к чему. Он схватил капитана за руки и попытался вытащить его из кафе. Но Голобородько, и без того тяжёлый, как медведь, упёрся, перевернул стол, а пластмассовым стулом запустил в окно. Стекло со звоном посыпалось на пол, продавщица заверещала, посетители, которых и без того было не густо, быстро потянулись к выходу… Милиция не заставила себя ждать. В кафе ворвались три мента с дубинками, один схватил Натана, двое других набросились на Голобородько. Вслед за ними вошёл майор.
Спокойно, ребята, — сказал майор. — Это никак наш капитан. Эй, кап, все никак не успокоишься? Отпустите его.
Голобородько, потирая ушибленные места, исподлобья посмотрел на милиционеров.
— Ничо, майор, порядок, — сказал он. — Другана старого встретил, вот и перебрал чуть-чуть.
— Эти твои «чуть-чуть» каждый день продолжаются. Надоел до чёртиков, — сплюнул майор. — Если б ты не был когда-то моим начальником, я бы давно тебя засадил.
— А-а, не забыл ещё, как я тебя из дерьма вытащил! То-то! Давай, майор, выпьем, или тебе западло с бывшим начальником пить?
— А чего, давай, — майор налил себе полстакана горилки и, не чокаясь, махнул одним глотком.
— Ты чо, скотина, как за покойника пьёшь?! — возмутился Голобородько.
Ты уже давно покойник, капитан. Не выёживайся.
Из кафе Натан вышел вместе с Голобородько. Тот уже протрезвел после ментовской экзекуции. Был грустен и неразговорчив.
— Ну что, Толик, поделишься со мной? — спросил он, когда они подошли к станции метро.
— Ты о чем, капитан?
Не вешай мне лапшу. Я ведь и заявить могу. Объявился, мол, зятёк Алмазного, надо его за жабры брать. Как думаешь, сколько ты после этого протянешь? Не менты, так ворьё из тебя все вытянут.
Натан молчал. Для себя он уже все решил. Капитан должен умереть. И в первую очередь, за Птенца. Такой подонок не имеет права коптить небо. Пусть черти с ним на том свете разбираются. Они вошли в метро. Народ валил с демонстрации, люди спотыкались о плакаты и знамёна, ругались, толкали друг друга… Один из эскалаторов не работал, на втором скопилось толпа, злая, давящая, ненавидящая… Голобородько ступил на движущуюся ступеньку, сзади на него навалились, подмяли, он ещё пытался сопротивляться… Натан видел его медвежью фигуру, которая размахивала руками, разбрасывая вокруг себя людей, но потом он исчез, и когда Натан спустился вниз, возле мёртвого тела бывшего капитана уже суетились врачи, милиционеры, любопытные… «Да, бог шельму метит, — без всякого сожаления подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33