А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Потаскуха. Сука. Дешевая шлюха. И эта женщина заняла место моей матери! Я протянула руку и оскалилась в улыбке:
— Здравствуйте, Валентина. Рада, что мы наконец с вами встретились.
Ее рука оказалась холодной и липкой, мою она даже не пожала. Длинные ногти покрыты бледно-розовым перламутровым лаком под цвет губной помады. Я посмотрела на себя ее глазами: мелкая, тощая, темноволосая, без бюста. Не женщина, а одно название. Она наградила Майка медленной, игривой улыбкой.
— Водку пьоте?
— Я заварила чай, — сказала я.
Когда она вошла в комнату, отец не моготорвать от нее глаз.
В шестнадцать лет отец запретил мне пользоваться косметикой. Велел подняться наверх и смыть ее, и только после этого я смогла выйти из дому.
— Надя, токо подумай, если б уси женшины красилися, то не було б ниякого естественного отбора. Неизбежным результатом етого стало бы обезображивание вида. Ты ж не хочешь, шоб ето произошло?
Экий интеллектуал! Нет чтобы вести себя как нормальный отец и просто сказать, что ему это не нравится! А теперь пускает слюни, глядя на эту размалеванную русскую прошмандовку. Или, может, он стал так близорук, что уже не замечает косметики на ее лице. Наверное, считает, что она так и родилась с бледно-розовыми перламутровыми губами и черными тенями в уголках глаз, как у Клеопатры.
Затем в дверях появился новый персонаж — подросток. Полноватый, с детским веснушчатым лицом, сколотым передним зубом, вьющимися каштановыми волосами и в круглых очках.
— Наверное, ты Станислав, — выпалила я.
— Да. — Очаровательная щербатая улыбка.
— Рада познакомиться. Наслышана о тебе. Давайте все вместе выпьем чаю.
Анна смерила его взглядом с головы до ног, однако на ее лице ничего не отразилось. Он был младше и поэтому не представлял для нее интереса.
Мы неловко расселись за столом. Один только Станислав выглядел спокойным. Он рассказал нам о своей школе, любимом учителе, нелюбимом учителе, любимой футбольной команде, любимой поп-группе; своих водонепроницаемых спортивных часах, которые потерял на озере Балатон; своих новых кроссовках «Найки»; своем любимом блюде — макаронах; о том, как боится, что другие дети задразнят его, если он растолстеет; о вечеринке, на которую ходил в субботу; и о новом щенке своего дружка Гэри. Станислав говорил уверенным голосом, с приятной интонацией и прелестным акцентом. Мальчик чувствовал себя совершенно непринужденно. Все остальные молчали. Бремя невысказанных мыслей нависало над нами, подобно грозовым тучам. На улице упали первые капли дождя, и мы услышали дальние раскаты грома. Отец закрыл окно. Станислав продолжал говорить.
После чаепития я отнесла чашки в раковину и собралась их помыть, но Валентина жестом отогнала меня. Натянула на свои пухлые руки с розовыми перламутровыми ногтями резиновые перчатки, нацепила передник в рюшечках и взбила в миске мыльную пену.
— Я помыю, — сказала она. — Ты йды.
— Мы поидемо на кладовище, — сообщил отец.
— Я з вами, — сказал Станислав.
— Не, Станислав, лучче останься и поможи маме.
А то, глядишь, примется рассказывать о своем любимом кладбище.
По возвращении с кладбища мы еще выпили чаю, а там подоспело и время обеда. Валентина все приготовит, сказал отец, она хорошо готовит. Мы расселись вокруг стола и начали ждать. Станислав рассказал нам о футбольном матче, в котором забил два гола. Майк, Анна и я вежливо улыбались. Отец сиял от гордости. Тем временем Валентина надела свой передник в рюшечках и принялась хлопотать на кухне. Разогрела замороженные полуфабрикаты — шесть кусочков жареного мяса с гарниром из горошка и картофеля — и торжественно поставила их перед нами на стол.
Мы ели молча. Разрезая жилистое разогретое мясо, громко царапали ножами по тарелкам. Даже Станислав на пару минут замолк. Добравшись до горошка, отец закашлялся. В горле у него застряла кожура. Я подала ему воды.
— Очень вкусно, — сказал Майк, ища взглядом сочувствия. Мы все поддержали его дружным бормотанием.
Валентина ликовалая:
— Я готовлю совремьонну еду, не селянську.
На десерт было мороженое с малиновым наполнителем из морозильной камеры.
— Мое любиме, — хихикнув, сказал Станислав.
Он перечислил все свои любимые вкусы мороженого.
Отец порылся в письменном столе и пришел с целой стопкой исписанной бумаги. Это была свежая глава его книги, которую я помогла ему перевести. Ему хотелось прочитать ее Майку, Валентине и Станиславу.
— Вы кой-шо узнаете з истории нашой любимой батькивщины.
Но Станислав неожиданно вспомнил, что ему нужно еще доделать домашнее задание, Анна ушла в деревню за молоком, а Валентина села на телефон в соседней комнате. Так что в гостиной с настежь открытыми окнами остались сидеть лишь мы с Майком.
В истории Украины трактор сыграл противоречивую роль. В старину Украина была крестьянской страной. Чтобы полностью развить потенциал земледелия в такой стране, механизация была крайне необходимой. Однако эта механизация была проведена поистине ужасающим способом.
Его голос стал громче, вобрав в себя все те ненаписанные и невысказанные слова, что были втиснуты в читаемый текст.
После Революции 1917 года Россия начала превращаться в промышленную страну с растущей численностью городского пролетариата. Этот пролетариат должен был пополняться жившими в деревне крестьянами. Но если бы крестьяне ушли из села, кто стал бы кормить городское население?
Сталин решил эту дилемму, издав декрет о том, что в деревне тоже необходимо провести индустриализацию. Поэтому малые крестьянские хозяйства были объединены в большие коллективные фермы, организованные по фабричному принципу. Их назвали коллективными хозяйствами — колхозами. Наиболее неукоснительно колхозный метод внедрялся в Украине. Если крестьяне обычно пахали на лошадях или волах, в колхозе для этого использовали «железного коня» — как называли первые трактора. Топорные, ненадежные, с планчатыми железными колесами без шин, эти первые трактора все же выполняли работу двадцати человек.
Введение тракторов имело также символическое значение, так как позволило распахать межи, разделявшие крестьянские наделы, и тем самым создать один большой колхоз. Это ознаменовало собой ликвидацию целого класса кулаков — крестьян, владевших собственной землей, которых Сталин считал врагами революции. «Железный конь» разрушил традиционный деревенский уклад, но тракторная промышленность в Украине процветала. Впрочем, колхозы оказались недостаточно эффективными, и это в значительной степени объяснялось сопротивлением крестьян, которые либо отказывались вступать в колхоз, либо продолжали попутно обрабатывать собственные участки.
Сталин им безжалостно отомстил, использовав в качестве оружия голод. В 1932 году весь украинский урожай был конфискован и перевезен в Москву и Ленинград для питания фабричного пролетариата. Как же иначе можно было поддержать революцию? Украинское масло и зерно продавали в Париже и Берлине, и благожелательные люди на Западе поражались этому советскому промышленному чуду. А тем временем в украинских деревнях люди умирали от голода.
Это великая, непризнанная трагедия нашего народа, которая становится известной только теперь…
Он умолк и молча сложил листы бумаги. Очки низко висели на носу, и линзы были такими толстыми, что я не могла видеть его глаза, но мне показалось, что в них блестели слезы. В наступившей тишине я услышала, как за стеной Валентина по-прежнему болтала по телефону, а из комнаты Станислава доносилась негромкая ритмичная музыка. Вдалеке часы на деревенской церкви пробили семь.
— Хорошая работа, Николай! — зааплодировал Майк. — Сталин в ответе за многое.
— Молодец, папа. — Мои аплодисменты оказались менее бурными, чем у Майка. Весь этот украинский национализм меня утомлял — казался каким-то устаревшим и чуждым. Крестьяне в поле, страда под народные песни, отчизна — какое отношение все это имело ко мне? Я женщина эпохи постмодернизма. Разбираюсь в структурализме. Мой муж готовит поленту. Так откуда же этот неожиданный ком в горле?
Щелкнула дверь черного хода — вернулась Анна. Валентина закончила говорить по телефону, незаметно вошла в комнату и присоединилась к аплодисментам, мягко постукивая перламутровыми кончиками пальцев. Она удовлетворенно улыбнулась, словно сама была автором этого литературного шедевра, и поцеловала отца в нос:
— Голубчик! Отец покраснел.
После этого нам пришло время уходить. Мы обменялись рукопожатиями и неубедительно, только для вида, чмокнули друг друга в щеку. Все решили, что встреча прошла успешно.
— Ну и как она выглядит? — спросила меня по телефону сестра.
Я описала мини-юбку, волосы и макияж нейтральным, отстраненным тоном.
— О господи! Я так и знала! — воскликнула Вера. (Как же я наслаждалась этим фестивалем стерв! Но что
со мной случилось? Я ведь была феминисткой. А теперь, похоже, превратилась в миссис «Дейли Мейл» .)
Я рассказала о перчатках для мытья посуды и пальцах с розовыми перламутровыми ногтями.
— Да-да, я все понимаю. — Ее голос дрожал от ярости. Мамины руки были темными и шершавыми из-за работы в саду и на кухне. — Понимаю, что это за женщина. Он женился на шлюхе! — (Это не я сказала!)
— Вера, ну нельзя же судить о человеке по одежке. — (Ха! Смотрите, какая я рассудительная и взрослая!) — Во всяком случае, этот стиль одежды означает в Украине совсем другое — отказ от крестьянского прошлого, вот и все.
— Надя, как ты можешь быть такой наивной?
— Ты ошибаешься, Вера. В прошлом году к нам приезжала украинская профессор социологии, которая выглядела точно также. Ее очень расстроило, что большинство моих подруг не носят макияжа и ходят в джинсах или брюках, тогда как она сама мечтала о модельной одежде. Говорила, что мы изменяем своей женской природе.
— Нуда.
Моя сестра никогда в жизни не надела бы джинсов или брюк (конечно, за исключением модельных). Но с другой стороны, она в жизни не надела бы и шлепанцев на высоких каблуках или джинсовой мини-юбки.
Я рассказала ей о замороженных полуфабрикатах. В этом мы с ней сошлись.
— Самое печальное то, что он, вероятно, не замечает разницы, — пробормотала она. — Бедная мама.
Первую трещину их брак дал вскоре после нашего приезда. Валентина потребовала новую машину — не какое-нибудь старье. Машина должна быть хорошей. «Мерседес» или «ягуар», как минимум. «БМВ» — тоже ничего. Только, пожалуйста, никаких «фордов». На этой машине она будет возить Станислава в его аристократическую школу, куда других детей доставляют на «саабах» и «рейндж-роверах». Отец видел один подержанный «форд-фиесту» в хорошем состоянии, который мог бы купить. Валентина не потерпит «форд-фиесту». Не потерпит даже «форд-эскорт». Разразился ужасный скандал.
— Скажи свое мнение, Надежда. — Он позвонил мне крайне возбужденный.
— Мне кажется, «форд-фиеста» подойдет в самый раз. — (Я сама ездила на «форде-эскорте».)
— Но она его терпеть не може.
— Ну тогда поступай как знаешь. — Он бы в любом случае так и сделал.
У отца лежало в банке немного денег — его пенсионная страховка. Срок ее выплаты наступал через три года, но — черт с ним! — леди хотелось новую машину, а ему хотелось проявить щедрость. Они остановились на старом «ровере» — достаточно вместительном, чтобы удовлетворять Валентининым амбициям, и достаточно старом, чтобы отец мог себе его позволить. Он снял деньги со своей пенсионной страховки и большую их часть отдал Валентине на машину. А оставшиеся 200 фунтов дал моей дочери Анне, сдавшей недавно выпускные экзамены на «отлично», чтобы помочь ей поступить в университет. Мне это не понравилось — но не так чтобы очень. Я сказала себе, что если бы отец не дал их Анне на поступление в университет, то отдал бы Валентине на «мерседес».
— Ето шоб компенсировать разницу у дополнении до завещания, — сказал он. — Ети деньги будуть не для Вериных дочок, а токо для Анны.
Мне было неловко, поскольку я знала, что Старшая Сеструха подымет хай. Но мне хотелось отомстить ей за дополнение.
— Прекрасно, папа. Они ей понадобятся при поступлении в университет.
Теперь он растратил все — денег у него больше не оставалось.
Анна была тронута, когда я рассказала ей о дедушкином подарке.
— Какой милый! Интересно, Алисе с Лекси он тоже давал деньги, когда они поступали в универ?
— Наверное.
Валентина была в восторге от «ровера». Гладкий, блестящий, зеленовато-металлического цвета, с трехлитровым двигателем, кожаными сиденьями, которые пахли дорогими сигарами, ореховой приборной доской и 186 тысячами на спидометре. Они катались по городу и парковались рядом с «саабами» и «рейнджроверами» возле школы Станислава. У Валентины были международные водительские права, выданные в Тернополе, действительные в течение одного года. На права она не едавала, сказал отец, а купила их за свиное сало с материной домашней фермы. Они ездили в гости к Задчукам, к Валентининой подруге Шарлотте и к дяде в Селби. Потом машина сломалась. Полетело сцепление. Мне позвонил отец:
— Надежда, одолжи мине, будь ласка, сто фунтов на ремонт. 3 пенсии верну.
— Папа, — сказала я, — надо было покупать «форд-фиесту».
И послала ему чек.
Потом он позвонил сестре. А она позвонила мне:
— Что там с этой машиной?
— Понятия не имею.
— Он просит одолжить сто фунтов на ремонт тормозов. Я спросила: неужели Валентина не может заплатить из своих сбережений? Она ведь неплохо зарабатывает.
— И что он ответил?
— Даже слушать не стал. Боится ее спросить. Говорит, она пересылает деньги в Украину своей больной матери. Представляешь? — Ее голос звенел от раздражения. — Всякий раз, когда я начинаю ее критиковать, он моментально становится на ее защиту.
— Возможно, он все еще любит ее. — (Я — неисправимый романтик.)
— Да, наверное, любит. — Она умудренно вздохнула. — Мужики — такие идиоты.
— Миссис Задчук сказала ей, что муж обязан платить за обслуживание машины своей жены.
— Обязан? Какая прелесть! Какая галантность! Он сам тебе об этом сказал?
— Хотел узнать мое мнение. Очевидно, раз я феминистка, он считает меня специалистом по правам жен. — Я точно не знала, как моя сестра относится к феминизму.
— Насколько я помню, маме никогда не нравились эти Задчуки, — задумчиво пробормотала Вера.
— По-моему, все дело в мужской гордости. Он не может просить деньги у женщины. Думает, что мужчина должен быть кормильцем семьи.
— И поэтому попросил их у нас с тобой, Надежда.
— Но мы ведь не настоящие женщины.
Майк решил ему позвонить. Они долго обсуждали преимущества и недостатки гидравлической тормозной системы. Провисели на телефоне целый час. Майк почти все время промолчал, изредка вставляя: «М-мм. М-мм».
Очередной кризис разразился через месяц. Из Украины приехала Валентинина сестра. Ей тоже захотелось красивой западной жизни, которую Валентина описала ей в своих письмах: изящный современный дом, роскошная машина, муж — богатый вдовец. Ее нужно было встретить в Хитроу на машине. Отец сказал, что «ровер» не доедет до Лондона и обратно. Из двигателя капало масло, а из тормозов — тормозная жидкость. Двигатель дымился. Одно из сидений сломалось. Сквозь свеженанесенную торговцем краску и полировку проступила ржавчина. Станислав подытожил проблему:
— Машина не престижна, — сказал он с легкой, почти презрительной ухмылочкой.
Валентина набросилась на отца:
— Ты брехун! Богатый жлоб! Обищав гроши. Гроши в банку. Обищав машину. Дерьмова машина!
— Ты ж требовала престижну машину. Вид в нее престижный, токо она не изде. Ха-ха!
— Дерьмова машина! Дерьмовый муж! Тьпху! — плюнула она.
— Де ты выучила це слово «дерьмовый»? — спросил ее отец. Он не привык, чтобы им командовали. Он привык поступать по-своему, привык, чтобы его ублажали и задабривали.
— Ты ж инженер. Шо ж ты не справиш машину? Дерьмовый з тебе инженер.
Сколько я себя помню, отец всегда разбирал и собирал у себя в гараже двигатели. Но сейчас он уже не мог залезть под машину: артрит не позволял.
— Скажи сестре, хай иде поиздом, — огрызнулся отец. — Поиздом. Самолетом. Любым совремьонным видом транспорта. Дерьмова машина! Конешно ж, дерьмова. Ты ж хотила. От и получила.
Возникла еще одна проблема. Дерьмовая плита. Та, что стояла на кухне еще при маме, устарела. Работали только две конфорки из трех, таймер в духовке сломался, хотя сама духовка еще функционировала. На этой плите более тридцати лет готовились восхитительные чудеса кулинарного искусства, но на Валентинину сестру это не произвело бы никакого впечатления. Плита была электрическая, а любому дураку известно, что газ престижнее электричества. Но разве сам Ленин не говорил, что коммунизм — это социализм плюс электрификация?
Отец согласился купить новую плиту. Он любил транжирить деньги, однако денег больше не осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29