А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



* * *
Витюшку скрутило в ресторане так, что он даже не мог разогнуться. Ночевать ему пришлось одному. Наутро боль в животе немного утихла, и Левшин вскочил жизнерадостный и возбужденный, как всегда.
— Давно покалывает, — поморщился он. — Наверно, курить надо бросать.
— И пить, — добавил я.
— Может, мне еще и с крошками перестать встречаться?! — тут же заводил он. — На хрена мне тогда такая жизнь нужна?
Мы разбежались на заделку. Оставалось отлабать несколько концертов. Тянуло в Куралесинск, но не домой. Кроме Закулисных, ни у кого не было своего угла, к которому можно было прибиться, чтобы приехать — вытянуть ноги в кресле — и ни о чем не думать. Горе и Женек жили в переполненной театральной гостинице, они прекрасно знали, что никто не бросится готовить яичницу в честь их приезда. Видов должен будет разыгрывать роль верного супруга и любящего отца уже взрослых ребят, которые каждый раз, во время его очередного приезда, смотрели и не понимали, почему он до сих пор живет с ними. Витюшка… Последние спектакли, последние сборы…

* * *
Прошло два года.
Я стал отъявленным администратором и неотъемлемым звеном маленького, но на удивление дружного коллектива. Женьку искали замену, но искали как-то нехотя, Закулисный особенно не старался — и… не находили.
— Володя, — твердила ему Елена Дмитриевна. — Ты чего, ждешь, когда он тебя перерастет?
— А-а, — отмахивался Закулисный. — Еще успеем! — Подходящих кандидатур не было, но Пухарчук помнил, что до выстрела в висок ему осталось чуть больше полугода.
В перерывах между гастролями мы подкрашивали реквизит, со скрипом отдавали долги Закулисному и часами простаивали на крыльце филармонии, сплетничая от безделья.
Как ни пытался Закулисный отвертеться от периферии, но на этот раз крупный «куст» ему не обломился. Это означало переезды из гостиницы в гостиницу, несколько спектаклей в одном городе, потом в другом, и так, пока не натянем план.
Закулисный дал мне денег на жратву, дорогу, гостиницу и отправил на заделку в портовый город Мухоморовку. Левшин обещал приехать дней через пять на помощь.
Появление «мойдодыровца» было как снег на голову. В единственной гостинице «Медовый месяц», все места были заняты.
— Мест нет, — строго сказала мне администратор, пожилая вальяжная дама. — Не было и до конца XX века не будет!
Я улыбнулся ее наивности: что с нее возьмешь… с мухоморовки…
— Может, все-таки найдете? — поинтересовался я робко.
— Как не стыдно?! — опешила администратор. — Я же вам русским языком говорю: мест нет и не будет!
— Жаль, — вздохнул я. — А мне так хотелось пригласить вас на наше представление.
— Какое представление? — живо спросила вальяжная дама.
«Вот и все, — с грустью подумал я. — Как прост этот мир… интересно, где в этой гостинице солнечная сторона?»
После небольшого рассказа о летающих лилипутиках, «черном кабинете» Станиславского, ниточках, веревочках… я получил ключ от номера на самом респектабельном третьем этаже, забронировал номера на остальных и оставил пригласительный администратору.
— Где у вас тут неплохо кормят? — небрежно спросил я после того, как освоился в гостинице.
Хозяйка «Медового месяца» надолго задумалась.
— У нас, конечно, кухня не такая, к какой вы привыкли, — ответила она наконец извиняющимся тоном, — но сходите в наш ресторан, может быть, вам и понравится.
— Ну что ж, — понимающе вздохнул я. — Если ничего другого нет…
— Кто это? — услышал я голоса за своей спиной, направляясь к дверям ресторана,
— Это единственный в мире черный администратор лилипутов! — восхищенным голосом воскликнула вальяжная дама. — Феерия летающих красок!
Времени было около восьми, но народу в ресторане оказалось крайне мало. Я сел за свободный столик, за который официантка посадила еще двоих мужчин.
В годах, добродушный, чуть лысоватый Боря из Москвы и его сосед по номеру Леня из Пицунды, высокий, спортивного сложения парень лет тридцати пяти, с резкими чертами лица, с выпирающим вперед подбородком. Говорил он с небольшим акцентом, свойственным той местности, из которой Леня приехал к своим друзьям спелеологам договариваться о предстоящей экспедиции. Мы без особых церемоний перешли на «ты». Спелеолог рассказывал о пещерах, доисторических черепах медведей, саблезубых тигров, о том, как они лезли туда не зная куда, не ведая, найдут ли дорогу назад,
Боря, который только сегодня с ним познакомился, восхищенно шептал:
— Вот это жизнь, вот это жизнь, а здесь… Эх, свою бы пещеру открыть!
Леня весело расхохотался:
— Старик! — хлопнул он его по плечу. — Это было два года назад в одном альплагере. В группе новичков, которых учили вязать узлы и не падать позвоночником с двухметровой высоты, оказалась молодая женщина, которая, как она считала, была уже большим спелеологом, Ей тоже хотелось открыть свою пещеру. И вот как-то раз находит она трещину, недалеко от альплагеря, по пояс влезает в нее головой — и все, дальше ни с места.
Мы с Борей весело рассмеялись, живо представив горчащую из-под земли бездумную половину женского туловища.
— Она залезла туда утром, — продолжил улыбающийся Леня, — а наткнулись на нее совершенно случайно. Снежный барс дед Рауль, который один ходил на 8 тысяч, увидев это зрелище, упал в обморок. Он два раза приходил в себя и два раза терял сознание. На его крик сбежался весь альплагерь. Женщина требовала, чтобы ее вытащили, но как только начинали тащить, она кричала, чтобы отпустили.
— Зацепилась, что ли? — угорал со смеху Боря.
— Слушай дальше. Перепробовали все. Бесполезно. А она же замерзает, ей холодно. Решили жечь костры. Обложили ее дровами… — здесь Леня улыбнулся, видимо, вспомнив, как весело они провели ту ночь (костры, песни, горы, гитара и в центре этого туристического пикника — экзотическая репа, перебирающая ногами). — Начальник альплагеря вызывает саперов, — продолжил он.
— Саперов-то зачем? — еле выговорил Боря.
— Этого начальник и сам не знал, — ухмыльнулся Леня. — Приехал грузовик с солдатами и динамитом… тоже подергали за ноги…
— Как же ее вытащили? — спросил я.
— Утром приехал альпинист-врач, отдохнуть на несколько дней. Это просто надо было видеть… огромная толпа сбежавшихся из аулов горцев, весь альплагерь сидит возле спелеолога и решает, что делать? А врач подошел и камнем ей так… — тюк по копчику, за ноги дерг — и готово! А через пять дней весь альплагерь гулял на свадьбе!
— Вот это жизнь! — смеялся от души Боря. — А здесь… — начал он вдруг рассказывать, как пробивал сегодня номер в гостинице. — Я и так, и этак! — радовался, как мальчик. — И за цветами сбегал, и коробку шоколадных конфет подарил…
— Ты что, первый раз в командировке? — покровительственно хлопнул я его по плечу.
— Не первый… — замялся Боря.
— А я пошел, отковырнул булыжник на мостовой, — оборвал его Леня, — и администратору гостиницы подарил, сказал, что этот камень из Новоафонской пещеры — святого места, еще кусок смолы со стройки подарил.
— А про смолу что сказал?! — захлопал в ладоши Боря.
— Про смолу сказал, что это на стоянке питекантропов со времен мезозойской эры осталось… на дне высохшего горного озера нашел.
— Неужели и в это поверила? — улыбнулся я.
— Попробуй мне не поверь — зарэжу! — сделал страшное лицо Леня.
— Вот это жизнь! — в который раз за вечер повторил Боря. — А здесь…
В тот вечер мы решили, что ужин непременно нужно продолжить в номере.
— Ну, можно я куплю? — плакал Боря. — Я вас очень прошу!
— Как ты можешь такое говорить! — горячился Леня. — Я плачу!
— Нет, я! — размахивая своим единственным чет-вертным билетом, который мне дали на пять дней, прыгал и возле них.
— Ребята, — ныл Боря, — я ведь уже забыл, когда друзей угощал, все меня и меня, что я не человек, что ли? Друзей-то не осталось…
Швейцар мотал головой, не понимая, у кого вырвать дружно протянутые деньги.
Боря заплакал от обиды, когда заплатил Леня.
— Хотел угостить, — растирал он слезы, — не дали… Через несколько часов до нас дошло, что без швейцара
опять не обойтись, мы с Борей, обнявшись, гордо оставили Леню одного в номере и с песней устремились по коридору, чтоб, наконец расстаться с презренным металлом и показать, что тоже не лыком шиты, тоже можем угостить — не жлобы!
Ночь пролетела, как мгновенье. Леня пообещал Боре, что возьмет его в связку и тот обязательно откроет свою пещеру, еще никому не известную и самую большую в мире. Боря все рассказывал о девушке с золотыми глазами, приговаривая одно и то же: «Ребята, не бросайте меня, первый раз в жизни душу свою друзьям открываю».
Когда я проснулся, Леня спал, не раздеваясь, на своей кровати, а Борины ноги в черных лакированных туфлях лежали у меня на голове. Дежурная громко барабанила в дверь.
— Борис Николаевич! — заискивающим голосом кричала она. — Откройте, вас тут ищут!
Я растормошил Борю и Леню.
— Тебя? — спросил его Леня. — Чего им надо?
— Ребята, ну почему всегда так бывает? Ну что я, не человек?
— Борис Николаевич, вы здесь? — раздались за дверью мужские подхалимские голоса.
— Как вы узнали? — громовым голосом, подходя к двери, но еще не открывая ее, спросил Боря. — Я должен был завтра приехать!
— Нам позвонили…
— Кто?! — закричал Боря. — Кто позвонил? За дверью наступила мертвая тишина.
— Ждите меня внизу! — прервав паузу, бросил Боря.
— Ребята, — сказал он жалобным голосом, подходя к нам.
— Все… теперь замучают, никуда от себя не отпустят.
— Боря, ты здесь нужный человек, — с уважением произнес Леня, — насчет тебя даже из Москвы звонят. Ничего не поделаешь: надо — значит надо!
— Леня! — взволнованно воскликнул Боря, взяв портфель. — А пещеру мы обязательно откроем! Ребята, будете в Москве — звоните в любое время. Как хочется свою пещеру открыть, — мечтательным голосом протянул он. — Вот визитки, — полез Боря в карман, — там и домашний, и рабочий телефон. Только не забывайте своего Друга!
— Боря! — вскричали мы. — Какой разговор! Мы еще столько вместе пещер откроем!
— МИНИСТР НАВОДНЕНИЙ И ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЙ… — прочитал я на визитке. — Ни черта себе!
Боря протянул нам руку, и мы с Леней по-лакейски пожали ее.
— До свидания, Борис Николаевич, — с изменившимися лицами прощались мы. — До свидания…
— Ребята, что с вами?! — оторопел Боря. Он вдруг выдернул у нас из рук визитки и разорвал их в клочья. — Я сам вас найду!
— До свидания, Борис Николаевич… — бубнили мы.
— А еще друзья называются! — закричал Боря со слезами на глазах, бросаясь к двери. — Вместе пещеры собирались открывать.
Он стоял, уткнувшись головой в дверь, но мы не двигались с места. Тогда Боря щелкнул замком, рванул на себя дверь и с грохотом ее захлопнул.
Мы с Леней посмотрели на клочки визитки и, не сговариваясь, подошли к окну.
Возле гостиницы, как на параде, стояли черные блестящие машины. Мы видели, как вышел Боря, окруженный свитой, и как он долго молча стоял перед распахнутой дверцей машины, не решаясь сесть в нее.
«Чего мы вдруг испугались? — думал я. — Чего испугался Ленька, который сотни раз рисковал жизнью в своих пещерах и скалах? Мне-то чего бояться?»
Ленька, встретившись с друзьями, в тот же день улетел в Пицунду. Ни он не зашел ко мне проститься, ни я к нему.
«Вот это жизнь, — вспомнились Борины слова, — а здесь…»

* * *
Весь следующий день я пролежал на краю финансовой пропасти, с пустым желудком и зверским аппетитом. До приезда Витюшки оставалось три дня.
«Главное, чтобы было хорошее настроение, — бубнил я себе, — иначе с голоду помрешь. У нас, конечно, не такая кухня, к которой вы привыкли, — не мог я отвязаться от слов администратора гостиницы. — Знала бы она нашу кухню».
Терять солидность и клянчить у горничных рублишко не хотелось, все-таки единственный в мире не должен быть побирушкой, к тому же теперь вся гостиница знает, что и с самим министром наводнений и землетрясений — вась-вась.
Пришлось бежать на заделку в бодром и привычном состоянии духа и тела. Без проблем снял точку и принялся за дело.
Внезапно мне вспомнился пикник, на который нас пригласили, когда мы работали в Карамельске. Левшин встречался с дамой, у которой дочка училась в пятом классе. Иногда оставался ночевать у нее и оттуда приносил что-нибудь вкусненькое.
— Готовься, — сказал он мне однажды. — В воскресенье — пикник. У моей крошки не уместился в холодильнике кролик, будем его есть на берегу реки. Я пообещал, что познакомлю ее дочь с нашим лилипутом.
Женек долго не соглашался, но жареный кролик и домашние яства перебороли его всегдашний страх перед незнакомыми людьми, к тому же он шел с нами.
Наташа, дама Витюшки, лет тридцати, была с дочерью Катей и с подружкой, которую, по настоянию Левшина, она пригласила для меня. Мы познакомились и представили Пухарчука. Он был в своем парадном костюмчике и при огромной бабочке в горошек.
Как мы его ни уговаривали одеться попроще, Женек не согласился. Он шел на пикник и поэтому оделся, как считал нужным.
— Евгений Иванович, — представил Левшин Женька, который, как маленький медвежонок, пыжился и старался держаться посолидней. — Наш главный артист Куралесинской филармонии, лауреат международных иллюзионных конкурсов.
— Евгений Иванович, — тянул Женек, пожимая всем руку.
Маленькая рыженькая Катенька в белом платьице, и тоже в горошек, влюбленными глазами смотрела на Пухарчука, кружилась возле него и боялась к нему подойти» Мы пришли на речку, разожгли костер. Дамы достали марочное вино, жареные куски кролика, котлеты, колбасу — словом, все то, чего мы лишены на гастролях. Витюшка балагурил, смешил публику, и разведенные женщины безудержно смеялись над всем на свете. Они мечтали хоть на время забыться от тех однообразных и серых дней без, любви и домашнего уюта.
Я подыгрывал Левшину, желая понравиться Леночке, жгучей брюнетке с застенчивыми серыми глазами.
Евгений Иванович сидел на пне и держал марку. Катенька не отходила от Пухарчука. Она все время пыталась обратить на себя его внимание, но Женек тоном строгого учителя одергивал ее и делал замечания.
Наконец, все было готово. Мы бросились к столу. Почетное место, где не было дыма, отвели важному лауреату международных иллюзионных конкурсов.
Мускат, жареный кролик, Витюшка — и скоро компании, расположившиеся с нами, смотрели с тоской в глазах на изнемогающих от смеха молодых людей. Один Евгений Иванович, которому до чертиков хотелось поржать, кусал губки, поправлял бабочку и крепился, чтобы не рассмеяться над проделками Левшина.
Детвора, пришедшая со взрослыми, уже объединилась в ватагу, и Катенька, сбегав несколько раз к ним, успела со всеми познакомиться. И сейчас, подбежав к нам, схватила кусок булки и понеслась назад к своим маленьким друзьям. На булку человек десять малышей решили ловить рыбу. Они гурьбой насаживали на крючок белый мякиш и уже несколько раз забрасывали удочку, но никак не могли забросить, чтобы крючок за что-нибудь не зацепился.
— Кто ж так забрасывает! — пронзительно закричал Евгений Иванович, который все это время с горящими глазами следил за тем, как малыши возились с огромным удильником. — Дай покажу! — сорвался он с места.
Пухарчук, окруженный детьми, начал им объяснять, как нужно забрасывать. Все с радостными криками тут же признали в нем главаря и спешили познакомиться с Женьком.
— Мишка-а! — вскоре носился по берегу реки с огромным удильником наперевес Евгений Иванович, окруженный возбужденными и орущими малышами. — Чер-вя-я! Давай быстрее, здесь будем пробовать!
— Женек! — кричали дети. — А вот здесь глубоко! Нот здесь!
Родители подходили к нашему костру и, когда узнавали от Витюшки, кто был заводилой их детей, приглашали к своему шалашу, но все почему-то оказывались возле нашего.
Внезапно берег реки огласился ужасным пронзительным воплем, который был тут же подхвачен десятками детских голосов.
— А-а! — орал Евгений Иванович с восторженным лицом и сбившейся бабочкой в горошек. — А-а!
— Тащи-и! — визжали дети, прыгая возле своего кумира. — Дава-а-й!
— А-а-а! — на самой высокой ноте повис Пухарчук, размахивая удилищем, на котором трепыхалась, исполняя сложнейшие пируэты, огромная пучеглазая жаба.
— Во-о какая! — вопил Женек, подбегая со своей оравой к нашему пикнику. — Какая здоровущая!
От солидности и важности Евгения Ивановича ни-и фига не осталось, только одна огромная, как его жертва, бабочка, повисшая у него на плече.
Родители таращили глаза, и какой-то модный папа спросил:
— Евгений Иванович, а вам во Франции не приходилось есть лягушек? — и добавил дрожащим голосом: — Как… они?
Но Пухарчук плевать хотел на Францию, он был родом из России, и не таких бивали… Дети с Женьком вновь устремились к реке. О Франции разговор продолжил Витюшка.
Катенька влюбилась в Евгения Ивановича насмерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26