– Канат в машине есть? – спросил шепотом.
– Имеется. Мало ли какое хулиганство…
– Принеси. Постой! Еще в магазине купи литров пять минералки. Любой.
Дядя Гриша бегом кинулся вниз. Роман поднялся выше, на последний этаж. Чердака в доме не было. Лаз на крышу был заперт на висячий замок. Колдун распылил замок без труда.
– Стен, надо вниз спуститься, к Маше в комнату. Это боковая комната, балкона там нет. Придется с крыши прямиком в окошко прыгать. Сможешь?
– Думаю, ничего сложного. Дядя Гриша принес канат.
– Ну вот. Кого на буксир брать будем?
– Ладно, Стен, у тебя десять минут. А потом я дверь снимаю.
Роман сбежал на четвертый этаж. Подошел к двери. Прислушался. Потом приложил ладонь к замку. На пол посыпались ржавые хлопья.
– Я их всех голыми руками задушу, – пророкотал дядя Гриша. – За все их хулиганства.
– Нет, действуем иначе. Как только дверь рухнет, внутрь воду из бутылей плещи. И ты тоже. – Роман вручил Базу бутыль с водой. – Не мешкайте только.
Роман посмотрел на часы. Время почти все вышло. Тогда он приложил ладонь к дверной петле. Одна, вторая…
– Все! – выдохнул колдун, и дверь рухнула.
Дядя Гриша успел заметить несколько растерянно-удивленных физиономий. Парень в ядовито-зеленой рубашке вскочил с дивана. А потом Баз плеснул водой из бутыли, и всех смыло…
Дядя Гриша жил на окраине Суетеловска, вдали от городского многоэтажного заселения.
Двор у Григория Ивановича был справный. Забор высокий, ворота тесовые, сад на тридцать соток, не меньше.
– Если кому до ветру, то удобства за домом.
Дом новенький, с высоким крыльцом. Внутри все желтело от свежего дерева, никаких обоев – лишь окоренные здоровенные бревна, проложенные сухим мхом. Теплое доме было, и пахло вкусно – сосновым деревом.
– Сам рубил, – сообщил дядя Гриша и крикнул: – Танюша, это я. И гости.
– Случилось что?
– Так, как всегда… хулиганство.
Хозяйка встретила гостей в просторном холле (прежде эта часть дома называлась сенями). Увидев, как Баз заносит Машеньку в дом, будто неживую, Танюша выкрикнула кратко: “А!”-потом будто окаменела, вновь глянула на Машеньку, на серое лицо с синяком под глазом и с запекшимися губами и вновь закричала. Роман успел ухватить ее за руку и сжать кисть.
– Ничего страшного, Татьяна Васильевна. Прихворнула она, но к утру мы ее на ноги поставим.
Татьяна вмиг успокоилась, провела ладонями по лицу.
– Ничего страшного, – повторила бесцветным голосом.
– Мы тут похулиганим маленько, ты уж не препятствуй, – попросил дядя Гриша. – Поужинать нам собери. А то день очень уж хулиганский выдался.
Татьяна побежала на кухню, приговаривая:
– Щи горячие… Ничего страшного, приболела… Щи горячие…
– Не вздумай так со мной похулиганить… колдун! – Дядя Гриша очень выразительно глянул на Романа. От этого взгляда колдуну стало не по себе.
– Через час с нее все слетит, – успокоил тот. – Сам утешать будешь.
– Я еще не простил тебе твоего прежнего хулиганства. Ты ж этих скотов смыл в пампасы.
– В соседнюю область, – уточнил Роман. – В лес, в бездорожье. Темень вокруг. Медведи…
– Все равно. Я их на кусочки разрезать хотел.
– Успеете, когда вернутся. Подготовитесь. Тщательно операцию проведете. Со вкусом.
Баз перенес Машеньку в спальню. Положил на кровать. Она застонала. Кажется, даже не понимала, что дома. На бедрах, на боках чернели застарелые синяки, на руках – следы инъекций. На плече ожог – похоже, что о ее кожу погасили сигарету.
– Баньку, может, истопить? – предложил дядя Гриша. – Эх, как они ее…
– Выйдите, пожалуйста, – попросил Баз. – Я ее осмотрю.
– Помощь нужна? – предложила Лена.
– Хорошо, останься. А остальные – за дверь.
– Жарко тут у меня. Так что тело, что у вас на заднем сиденье лежит, в погреб несите – не в тепле же его держать, – сказал дядя Гриша. – И утопленницу туда же. А то, не дай Бог, выберется из машины и начнет по улице бегать, людей пугать.
Роман и Стен переглянулись.
– Думаете, не заметил, что везете? Да я не против. Теперь все, что душе и телу угодно, возят. Больше, разумеется, на цветные металлы налегают. С памятника погибшим на войне звезду украли. И буковки. Там фамилия Таниного отца была. А теперь нету.
– Это моя невеста, – сказал Роман. – Я ее домой везу.
– Я не любопытствую. Каждый хулиганит, как умеет. А если не умеет, то другим хулиганить велит.
– Утопленницу лучше в бочку с водой. Никуда она без моего позволения не денется, – сказал Роман.
– Помочь тебе? – спросил Стен.
– Я сам, – отрезал колдун.
Роман спустился в погреб. Положил Надино тело, завернутое в брезент, на длинную деревянную полку. Для этого банкам с солеными огурцами, грибами и кадушкам с капустой пришлось потесниться. Надя, красавица Надя – и рядом на полке с банками и кадушками. Она бы обиделась. Ей среди цветов лежать, в гробу хрустальном. Спать, чтобы проснуться. А тут, в погребе, тоскливо всю ночь в одиночестве. Он думал о ней как о живой. Впрочем, в этом не было противоречия: если он успел наложить заклятие льдом до того, как душа покинула тело, то Надя в самом деле может что-то чувствовать. А если душа отлетела, то все равно здесь, рядом, постоянно наблюдает за ним. Роман вздрогнул и ощутил тяжкую и неясную вину перед любимой.
– Наденька… – Он коснулся ее лица, потом губ. – Надежда моя.
Ему казалось, она отвечает что-то. Но очень невнятно, слов не разобрать. Он вслушивался. Нет, ничего… Почудилось. Верно, оттого, что в груди тоска свернулась клубком.
– Ты полежи здесь пока, я что-нибудь придумаю, – пообещал колдун. – Завтра чуть свет в Беловодье поедем. Успеем, клянусь.
Он бы и сегодня помчался, да ребята так вымотались, что едва на ногах держались. Пришлось уступить.
Роман поцеловал ее покрытые льдом губы и вышел из погреба.
В сенях было темно, а в щель пробивался мягкий, неровно подрагивающий свет. Роман вошел. На кухне за деревянным некрашеным столом сидели дядя Гриша с женой. Кажется, в погребе Роман пробыл час или больше, глядя на свою Надю. А ему показалось – миг один поглядел.
Над столом горела лампа под абажуром, именно от нее и шел этот мягкий оранжевый свет. Вокруг все было деревянным – стол, стулья, лавки, шкафчики, да и сами стены желтели не успевшей состариться древесиной.
Танюша, увидев Романа, вскочила, побежала к колдуну, обняла.
– Спасибо, касатик. Я за тебя молиться буду. – Она троекратно расцеловала Машенькиного спасителя.
– Э, прекрати хулиганить! – крикнул дядя Гриша. – С молодым мужиком при мне лизаться – что удумала!
– Ладно тебе рычать-то! – отмахнулась Танюша и промокнула глаза фартуком. – Ты давай скорей, голубчик, за стол, а то проголодался, верно, – обратилась к Роману. – Бледный-то какой! Устал?
– Это он от хулигайства с лица так сбледнул. Хулиганы, они либо краснорожие, вроде меня, либо вот такие белые, как покойники. Ничего, сейчас здоровье нашему хулигану поправим! – Дядя Гриша тут же достал литровую бутыль с прозрачной жидкостью.
Подле хозяина на столе раскорячился пузатый начищенный самовар. Роману показалось, что он провалился куда-то на сотню лет назад. Вон бронзовый ковшик на столе. На полке – лампа керосиновая. Колдун уселся напротив дядя Гриши, провел ладонью по столу. Хорошее дерево – землю помнит. И живет еще. Роман и сам бы пожил здесь. Ласково в доме. Сидишь за столом, а по спине будто невидимая ладошка гладит. Наверняка домовой хороший поселился, за домом приглядывает. И дом кажется старинным, обжитым.
– Как Машенька? – поинтересовался Роман, хотя не был уверен, что надо спрашивать.
Дядя Гриша нахмурился:
– Баз ей какую-то гадость вколол. Спит теперь и во сне стонет. Э-эх, не узнать ее прям… Вид у нашей красавицы, как у шлюхи.
– Гриша! – с упреком воскликнула хозяйка.
– Что Гриша-то? Гриша со всем этим дерьмом разберется еще!
Танюша всхлипнула, но без слез.
– Я воду заговорю, – пообещал Роман. – По ложке давать будете, за три дня синяки сойдут, краше прежнего девчонка станет. Остальные спят?
– А кто это – остальные? – Баз, Стен?
– Уехали они. – В самом деле – тишь была в доме, ни одно ожерелье не отзывалось.
Роман вскочил, кинулся к двери.
– Ты куда? – подивился хозяин. – До шоссе – больше километра. Времени – двенадцать часов. Сейчас темно – ни зги не видать. Осень. И убивства по ночам случаются. Возьмут и просто так кого-нибудь прирежут из озорства. Ладно, шучу. Спят они в соседней комнате. Потому как никакие были. Щец мясных со сметаной похлебали, да я им чуток налил всем. Даже мальцу. Вот они теперь и дрыхнут.
Роман рассмеялся и вернулся к столу. Надо ж было сразу сообразить, что хулиганит хозяин, тоску избывает. А с ожерельями связь прервалась из-за самогона. Забористый, видать, у дяди Гриши самогон.
А хозяин уже наполнил гостю стакан до краев.
– Ну, за знакомство.
– Я пить не буду, – сказал Роман.
– Это почему же? – удивился хозяин.
– Я колдун. Мне нельзя. Хозяин расхохотался:
– Вот удивил! У нас тут в Суетеловске тож один колдун живет. Известный – к нему из Питера, из Москвы и даже из-за бугра приезжают. Хлещет только так. Мы с ним завсегда на рыбалку четыре литра берем, не меньше. Так что пей. Самогоновка – для колдунов первое дело. А ты, парень, хорошо сегодня хулиганил, такое дело отметить надо.
Уж неведомо как Роман на этот нехитрый уговор поддался. Верно, долгий этот день его доконал. Сильно его перетряхнуло: бегство из мнимого Беловодья, собственные похороны, Надина смерть, а вечером штурм притона в Суетеловске.
Колдун взял стакан и опрокинул залпом.
– Я выпить любого уговорю. Не было такого, чтоб от моего самогона кто-нибудь отказался. – Хозяин уже протягивал гостю клюквенную запивку.
И вдруг заметил: лицо Романа перекосило так, что прежних черт не узнать, все сместилось: нос сморщился, рот оскалился, щеки раздулись. И колдун выдохнул. Черными хлопьями запорошило угол – занавески, стены, шкафчик с посудой. Один комок попал хозяину на руку. Тот закричал – пепел был горячий, обжигал. Роман закашлялся – изо рта шел пар.
– А ты, парень, хулиган еще круче меня, – изумился дядя Гриша.
Колдун промычал:
– Где колодец?
– Справа, справа от крыльца! – закричала Татьяна.
– Милый, только в колодец не блюй! – крикнул дядя Гриша вдогонку. – Уж так сильно хулиганить не надо!
Роман ринулся на двор, и здесь его вырвало. Шатаясь, побрел к колодцу. Колодец был старый, куда старше дома – сруб уходил глубоко, до самой водоносной жилы. Роман загрохотал цепью, спуская ведро. Слышал, как оно стукается о стенки колодца. Вода была чистая, вкусная и такая холодная, что стыли зубы. Хорошая вода. После первого глотка полегчало, жжение в желудке унялось. Роман набрал в легкие побольше воздуха и обрушил на себя ледяную воду. Вмиг бросило в жар, тело закололи тысячи иголок. Роман облился второй раз и третий. Потом напился. Потом взял ведро с водой и направился обратно к дому. Несмотря на отмытие и питие водное, колдуна все равно шатало, и на крыльцо он взошел после второй попытки.
Заглянул в боковую комнатку. Друзья его спали – слышалось их ровное дыхание. В комнате пахло сырой шерстью, немного перегаром и еще теплом. Тепло тоже пахнет, если оно от живого огня – печное. Роман прислушался. Если кому-нибудь из друзей было бы сейчас плохо, он бы различил. Но ожерелье даже не дрогнуло.
– Погляди, занавески насквозь прожгло, – громким шепотом говорила хозяйка на кухне. – А букет из бессмертников… Один сор. Сколько раз говорила: не пои кого ни попадя.
– А чего он заладил: “Колдун, колдун!” – оправдывался хозяин. – Так бы и сказал: язвенник. Хотя для язвы самогоновка – самое первое лекарство.
Роман вернулся на кухню.
– Да ерунда все, – успокоила гостя Татьяна. – Убытку, считай, никакого. Занавески старые были, бахрома вся повылезла.
– Сейчас поправим, – сказал господин Вернон и плеснул водой на занавески.
Волна воды побежала вверх, к потолку, вспенилась и опала. Ткань переменилась – из обгорелой сделалась яркой, новенькой, легла пышными складками. Бахрома, в самом деле поредевшая, вновь загустела.
Господин Вернон полюбовался работой, потом плеснул в сторону пострадавшего шкафчика, на полке которого чернела залепленная пеплом вазочка с несколькими обугленными ветками – все, что осталось от зимнего букета. Вода брызнула, и вновь засияли помутневшие стекла, следы сколов, ожогов, царапины – все исчезло на деревянных полках и створках, вазочка вытянулась, блеснула новенькой синей эмалью, а на черных ветках закачались разноцветные стеклянные колокольчики. Несколько штук, правда, тут же сорвались с тонюсеньких веточек и разбились. Не бесследно, значит, тот стакан в желудок ухнул. Да, не бесследно – в голове у Романа до сих пор позвякивало.
Огненный у дядя Гриши самогон.
– Сойдет? – спросил Роман, ставя ведро на пол.
– С-сойдет… – ухмыльнулся хозяин, поднялся, потрогал колокольчики в вазе. Они зазвенели.
– Совсем и не надо было беспокоиться, – покачала головой Танюша. – Силы на наши бессмертники и занавески тратить. Силы вам еще самому пригодятся, для более важных дел.
– Фокусы у тебя, конечно, хорошие, как у этого заграничного Копперфильда, но тебе еще над собой работать придется. Надо же, как тебя от самогоновки перекосило, – пробормотал дядя Гриша. – Вот только одного я тебе не забуду, что этих сволочей водой смыл, а я им зубы не выбил все за их хулиганства.
Явный прогресс. Прежде дядя Гриша хотел мучителей резать на кусочки. Теперь речь шла только о зубах.
Хозяин налил себе полный стакан, опрокинул, запил клюквенным морсом, и лицо его прояснилось немного.
Хозяйка поставила перед гостем чашку с горячим душистым чаем, принесла толстый, домашней вязки плед и накинула колдуну на плечи. Роман не испытывал холода, но отказываться не стал, чтобы не обидеть хозяйку. Она время от времени вздыхала, но плакать боялась. Колдун глотнул чаю. Чувствовалась все та же чистая колодезная вода.
– А может, во второй раз попробуешь? Может, со второго раза приживется питие? – не унимался хозяин. Себе он уже налил. А также имел большое желание налить гостю.
– Не надо его мучить. Ему полежать надо, выспаться. – Тут в дверь постучали. – Кто это? – спросила Татьяна и сама же ответила: – Вадим Федорович приехал. Как Машеньку привезли, я ему сразу позвонила.
– Кто этот Вадим Федорович?
– Жених Машин. – В голосе Татьяны послышалось неподдельное уважение.
Не ошиблась хозяйка. А вот Роман ошибся – ожидал увидеть молодого бритоголового парня, а на кухню вошел человек лет сорока, может, даже и больше, но моложавый. Одет хорошо – костюм-тройка, галстук, все неброское, но видно, что не в Суетеловске куплено. Белизна сорочки безупречна. Запонки старинные, золотые. Волосы коротко остриженные, но гостю это шло. А бронзовый загар и полоска темных усов придавали жениху вид заправского щеголя. Ожидалось, раз он из новых русских, то начнет ботать по фене. Но ничего подобного не последовало.
– Добрый вечер, Григорий Иванович. Добрый вечер Татьяна Васильевна. – Гость поставил на стол литровую бутылку водки. У хозяйки ручку поцеловал. – Я только что узнал обо всем. Потрясен. Как она?
– Спит. Ничего вроде. Но не соображает, что и как. Ее какой-то дрянью пичкали. Ополоумела девка. Э-эх…
– Могу на нее посмотреть?
– В щелку только. А то побеспокоите. – Дядя Гриша уважительно обращался к жениху на “вы”.
– Одним глазком, – согласился Вадим Федорович. – Как только подумаю… – Он не договорил – стиснул зубы. – Она в своей комнате?
– Ну конечно. Спит.
Вадим Федорович вышел, Татьяна побежала за ним.
– Серьезный мужик, – прокомментировал дядя Гриша. – Но хулиганистый – страсть. Не представляешь даже, что может учудить. Ночами на мотоцикле с шантрапой всякой гоняет. Затянется в кожу, на коня железного вскочит – и погнал. Он с Машенькой-то как познакомился? Подъехал, шлем не снял, предложил до дому довести. Она и уселась – я ж ее тоже часто на мотоцикле возил. Домчал, значит, снимает шлем, смеется. А она возьми его и поцелуй. Сам видел. У ворот и поцеловала. Ну и все. Завертело их обоих.
Вадим Федорович вернулся. Лицо его было мрачно.
– Едва узнал. – Он налил себе стакан до краев, выпил стоя.
– Васька, мой крестник, советует ее в больницу положить. А вот он, колдун темногорский, – дядя Гриша кивнул на Романа, – предлагает память ей смыть, чтоб у нее про эти дни ничего в голове не осталось.
Вадим Федорович внимательно посмотрел на господина Вернона. Роману стало не по себе от этого взгляда. И еще – он почувствовал вроде как вину перед гостем. За что – неведомо.
– Что значит – смыть? – Вопрос задал, будто гарпун бросил.
Роман с удивлением отметил, что не может ничего сказать в ответ. Ну, не может, и все. Вопрос вроде бы простой, но из головы все ответы как водой смыло. Вернее, самогоном. Никогда прежде с Романом подобного не бывало. Ну, спасибо, дядя Гриша, удружил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42