А-П

П-Я

 


«Я сижу и трясусь, что обыщут и обнаружат под половицей эту рукопись, и тогда уж по ней нас всех до одного выловят. Слушай, профессор. Ты же мой соавтор. Припрячь временно где-нибудь там у себя нашу повестушку. Пускай полежит пока в каком-нибудь твоем недоступном сейфе… Есть же у тебя укромное место. Тайничок какой-нибудь. Приюти до срока. Разве это не твое добро?»
Да, «творения» Терца и Аржака – безусловно, «добро» старого мира, который, как мы уже знаем, охотно принимает и публикует их «манускрипты», во всеуслышание объявляя, за что именно к ним благоволит. «Интеллектуальный портрет Синявского-Терца так же двойствен, как и его имя, – заявляет автор журнала «Эспрессо», – открытая деятельность историка литературы и литературно-художественного критика… и подпольные рассказы, отправляемые за границу…»
Эта исчерпывающая характеристика творческого облика «внутреннего эмигранта» вряд ли нуждается в добавлениях. Наследники Смердякова, нетерпимые в нашей среде, нашли своих ценителей, издателей и почитателей в среде зарубежной реакции, все еще не теряющей надежду на то, что удастся сколотить «советское литературное подполье». Напрасные надежды, господа!
Ирина Роднянская, литературный критик
ПИСЬМО В ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
Копия: «Литературной газете»

В «Известиях» и «Литературной газете» недавно были опубликованы статьи Д. Еремина и З. Кедриной о причинах привлечения к судебной ответственности А. Синявского и Ю. Даниэля. Разумеется, сам факт печатной информации о предварительных результатах следствия можно только приветствовать (хотя предпочтительно было бы получить такую информацию из официальных, полномочных источников). Однако в обеих статьях звучат ноты, которые побудили меня обратиться в столь высокую инстанцию, чтобы выразить свое недоумение и серьезную тревогу.
Я не буду останавливаться на тоне, которым написана статья Д. Еремина. Замечу только, что набор ругательств («бездонное болото мерзости», «грязные помои клеветы», «брызжут ядом» и т.п.) вряд ли годится в качестве оружия для самой непримиримой полемики и в качестве средства для самого безоговорочного осуждения – и не может не унизить того, кто выражает свои чувства подобным образом. Кроме того, явственное стилистическое совпадение этих формулировок с формулировками, принятыми в печати в годы незаконных репрессий, вызывает естественное отталкивание и настороженность. Но это вопрос в основном этический.
Я же хочу обратить Ваше внимание на другое – на попытку авторов обеих статей до начала судебного процесса и вместо лиц и органов, ведущих этот процесс, составить собственное, «самодеятельное», так сказать, обвинительное заключение, обнародовать его и, тем самым, вольно или невольно, оказать давление на ход судебного разбирательства.
В самом деле, Д. Еремин формулирует свои обвинения весьма конкретно и четко: провокационный призыв к террору, преступления против советской власти, поступление на службу к оголтелым, самым разнузданным врагам коммунизма, пособничество поджигателям войны. З. Кедрина утверждает, что не претендует на юридическое определение вины Синявского и Даниэля, – и через несколько абзацев дает, по существу, такое определение, произнося слова: «антисоветская пропаганда», «иллюстрация к фашистской программе кровавых войн и спровоцированных путчей». Суду предстоит установить, есть ли в действиях подсудимых состав преступления против советской власти и ее законов; но авторы статей игнорируют эту работу, предстоящую судьям, прокурору, защитнику, свидетелям – всем участникам сложной, юридически обоснованной процедуры; они полагают, должно быть, что такие «тонкости» ни к чему, им все ясно наперед. Мне кажется, это откровенное неуважение к суду, к важности стоящей перед ним задачи – неуважение, граничащее с нигилистическим убеждением, что судебная процедура – не более, чем пустая формальность. Меня поражает факт публикации таких статей ответственнейшими органами центральной печати без каких-либо редакционных оговорок и комментариев.
Хочется подчеркнуть еще одно обстоятельство. Даже человеку, юридически неграмотному, ясно, что уголовному преследованию может подвергаться не факт публикации каких-либо сочинений за рубежом (здесь действует суд общественного мнения), а антигосударственный, противозаконный характер этих сочинений. Значит, самый тонкий, серьезный и решающий пункт следственно-судебного процесса – это вопрос о квалификации подследственных материалов. Поэтому особенно недопустимо оказывать давление на работников суда в этом вопросе, от решения которого в ту или иную сторону фактически зависит ход процесса и судьба подсудимых. Ведь суд располагает возможностью прибегнуть к услугам любых экспертов, которых он сам изберет.
Между тем, статьи Д. Еремина и З. Кедриной стремятся создать впечатление, что такого вопроса вообще не существует. Между сочинениями, относящимися к области литературного вымысла (каково бы ни было идейно-художественное качество этого вымысла), и определенными провокационно-пропагандистскими призывами, лозунгами, программами авторы статей ставят знак равенства с такой легкостью, как будто это нечто само собой разумеющееся. Так, З. Кедрина всю совокупность литературных приемов Абрама Терца (среди которых она называет такие специфические, присущие беллетристике, как фантастика, многослойная ирония, пародийная стилизация и литературные реминисценции из известных писателей), не задумываясь, определяет как камуфляж, за которым скрываются два-три тезиса антисоветской пропаганды. В качестве аргументации З. Кедрина пользуется приемом, Недопустимым даже в литературно-критической полемике обычного характера, когда речь идет не о судебном приговоре, а о литературной репутации, – она отождествляет точку зрения автора с речами и поступками персонажей. Она так и пишет: «Терц неотделим от той мерзости, в какой пребывают его персонажи». Тот же прием использует Д. Еремин в отношении Аржака: «Автор устами своего «героя» обращается к читателю с таким призывом…» Кроме того, З. Кедрина для подкрепления своей точки зрения приводит высказывания эмигрантского литератора Б. Филиппова – свидетеля несомненно тенденциозного. Ведь нам известно, что даже «Продолжение легенды» А. Кузнецова было издано во Франции с предисловием, напоминающим филипповское.
Всем еще памятны те времена, когда люди подвергались репрессиям за «переверзевщину» или «вейсманизм-морганизм», когда те или иные взгляды, высказанные в литературных, научных, философских сочинениях, безоговорочно квалифицировались как антисоветские политические маски, которые следует сорвать. И в интересах советской законности и советской общественности – проявить особенное, быть может, даже подчеркнутое внимание к тому, чтобы всякая возможность подобных прецедентов была исключена из нашей жизни навсегда.
Я не знакома с литераторами, находящимися под следствием, не читала их сочинений (за исключением публиковавшихся в советской печати статей А.Синявского) и, разумеется, не берусь судить о характере и степени их вины. Но я не могу не выразить решительного несогласия с безответственными и бестактными попытками вмешаться в нормальный ход судебного процесса и психологически дезориентировать тех, кому доверено его вести.
1 февраля 1966 г.
С уважением
И. Роднянская, член Союза писателей СССР
Вадим Меникер, экономист
ИЗ ПИСЬМА В МОСКОВСКИЙ ГОРОДСКОЙ СУД
Копии: ЦК КПСС
Верховный суд РСФСР
Редакция газеты «Известия»

Из статей, опубликованных в советской и иностранной печати, мне стало известно об аресте литераторов А. Синявского и Ю. Даниэля по обвинению в антисоветской пропаганде.
Поскольку, как мне представляется, на процессе по делу Синявского и Даниэля документами, имеющими силу доказательств их вины (ст. 88 и 83 УПК РСФСР), послужат литературные произведения, опубликованные за рубежом под псевдонимами «Абрам Терц» и «Николай Аржак», то, будучи знаком с этими произведениями, я считаю своим правом (ст. 70, часть вторая и третья) и обязанностью (ст. 73 УПК РСФСР) сообщить все, известное мне по данному делу.
Надеюсь, что, согласно ст. 70 часть третья и ст. 292 УПК РСФСР, суд огласит следующее мое показание или предоставит мне возможность огласить его лично.
Тщательное ознакомление с произведениями, изданными под псевдонимами «Абрам Терц» и «Николай Аржак», показывает следующее:
1) что эти произведения являются художественной литературой;
2) что политические мотивы, встречающиеся в этих произведениях, связаны с критикой явлений культа личности и его последствий, что соответствует линии КПСС и всего народа, проводимой с XX съезда партии;
3) что являющееся чистой гипотезой использование указанных произведений (полностью или частично) для антисоветской пропаганды (в виде, например, памфлетов, публицистических статей, радиопередач и т.п.) не может быть поставлено в вину авторам, если они не дали на это разрешения.
По первому вопросу я не могу считать себя более компетентным, чем средний читатель, но я позволю себе обратить внимание суда на то, что ни в официальном органе Союза писателей СССР «Литературной газете» (22.1.1966), ни в статье профессионального литератора Дм. Еремина («Известия», 12.1.1966) при всей резкости критики произведений А. Терца и Н. Аржака их не отлучают от художественной литературы. При этом даже литературовед З. Кедрина, «с трудом пробравшись через, казалось бы, непроходимые пустыни риторики», весьма невысоко оценивает «пропагандистский заряд» этих произведений и с понятной осторожностью отрешается от определения виновности авторов.
Это понятно, если прочитать их произведения глазами людей, желающих истинной славы и процветания нашей страны.
Действие произведений Терца и Аржака происходит в годы, когда во главе партии и правительства стоял Сталин, во главе органов госбезопасности – Берия. Хронологически действие этих произведений приходится также на годы, когда в нашей стране имели место проявления волюнтаризма и субъективизма в области политики, экономики и культуры.
Насколько мне известно, не существует партийных документов, в которых указывалось бы, что явления культа личности перестали встречаться со смертью Сталина и устранением Берии. Наоборот, само заглавие остающегося в силе постановления ЦК КПСС от 30 июня 1956 г. «О преодолении культа личности и его последствий», материалы октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК и Пленумов ЦК КПСС 1965 г. свидетельствуют о другом. Вряд ли найдется суд, который заподозрит в антисоветской пропаганде тов. Пальмиро Тольятти, который писал, что в СССР «слишком медленно ликвидируются пережитки культа личности» («Правда» от 18 августа 1964 г.).
Против каких явлений культа личности выступали Терц и Аржак? На этот вопрос трудно ответить кратко. Ни один из советских писателей, включая Солженицына, и даже публицистов, включая Эренбурга, не создал такой галереи ярких художественных образов конкретных носителей тех явлений, которые были характерны для культа личности; но ни в одном случае черты культа личности не приписываются всей советской действительности, всему советскому обществу. В каждом случае имеется конкретный носитель этих черт, с убедительной, на мой взгляд, художественной силой осуждаемый Терцем и Аржаком. Это политический демагог Леня Тихомиров («Любимов» Терца), циник и иезуит Глобов (''Суд идет» Терца), который проповедует принцип «цель оправдывает средства» (как видите, это не просто «советский человек», как уверяет З.Кедрина), аморальный в общественных вопросах и в быту Володя Залесский («Человек из МИНАПа» Аржака), проводник волюнтаризма в политике полковник Тарасов («Гололедица» Терца), осведомители и доносчики, кормящиеся вокруг этих людей, трусливые и циничные интеллигенты (адвокат Карпинский, преподаватель истории в «Суд идет» Терца).
Но, как известно, «культ личности не мог изменить и не изменил природы нашего общественного строя» («КПСС в резолюциях». С. 231). В полном соответствии с этим Терц и Аржак показывают лучших представителей советского народа – борцов против культа личности и его проявлений. Это честный юноша Сережа Глобов, возмущенный нарушениями ленинской сельскохозяйственной практики, недоумевающий по поводу теории антинародности восстания Шамиля, его тетка – старая большевичка (''Суд идет» Терца), Анатолий Карцев («Говорит Москва» Аржака) – человек, прошедший всю войну и выступающий против бессмысленных убийств. Тех людей, которых он желал бы уничтожить, он ненавидит не за то, что это «люди, представляющие социалистический строй и осуществляющие государственную политику», а за то, что эти люди сделали со страной.
Этот мотив – ненависть к культу личности во имя подлинных революционных идеалов, цинично эксплуатируемых носителями культа личности, полностью опровергает доказательства вины А. Синявского и Ю. Даниэля. <…>
Разумеется, для антисоветской пропаганды можно использовать все, включая многочисленные материалы, публикуемые в советской печати. Здесь можно вновь сослаться на партийные документы, опубликованные со времен XX съезда. Лучше всего об этом сказано в уже упоминавшемся постановлении ЦК от 30.6.56 г.
«Коммунистическая партия Советского Союза, воспитанная на революционных традициях марксизма-ленинизма, сказала всю правду, как бы ни была она горька. Партия пошла на этот шаг, руководствуясь принципиальными соображениями. Она исходила из того, что если выступление против культа личности Сталина и вызовет некоторые временные трудности, то в перспективе, с точки зрения коренных интересов рабочего класса, это даст огромный положительный результат» («КПСС в резолюциях», изд. 7-е, т. 4, с. 224 – 225).
В соответствии с этим конкретным указанием партии действия А.Синявского и Ю.Даниэля могут быть квалифицированы по ст. 14 УК РСФСР и, следовательно, не могут признаваться преступлениями, ибо ущерб, причиненный культом личности и его последствиями, значительно превышает ущерб, якобы нанесенный публикацией произведений этих авторов за рубежом. <…>
В заключение я хотел бы обратить внимание суда на нарушение правопорядка в связи с публикацией в «Известиях» от 12 января 1966 года статьи «Перевертыши». Дело не только в том, что сама статья может быть квалифицирована по статье 181 УК РСФСР как «искусственное создание доказательств обвинения», т.е. ложный донос. Главное то, что издатель «Известий» – Верховный Совет СССР – осуществляет через Верховный суд СССР контроль над деятельностью всех судебных органов страны («Положение о Верховном суде СССР», ст. 1 и 2). Следовательно, уже до процесса нарушена ст. 16 УПК РСФСР, согласно которой судьи и народные заседатели разрешают уголовные дела в условиях, исключающих постороннее воздействие на них.
<Начало февраля 1966 г.>
В. Д. Меникер, мл. научный сотрудник Института экономики АН СССР
Л.З.Копелев. ПИСЬМО В ЮРИДИЧЕСКУЮ КОНСУЛЬТАЦИЮ №1 ПЕРВОМАЙСКОГО РАЙОНА Г. МОСКВЫ
В ответ на Ваш запрос от 1 февраля 1966 года (№1 – 25) об отзыве на произведения Ю.Даниэля, который, как Вы указываете, нужен «в связи с рассмотрением уголовного дела», считаю необходимым сообщить нижеследующее:
1. Я прочел повесть «Говорит Москва» и рассказы «Руки» и «Человек из МИНАПа» Н. Аржака. В статье Д. Еремина, опубликованной в «Известиях», и статье З. Кедриной, опубликованной в «Литературной газете», говорится, что Н. Аржак – псевдоним Ю. Даниэля.
Подробный разбор этих произведений вызвал бы разные толкования и оценки, вызвал бы также и резкую критику идейно-художественных недостатков. Такой разбор может быть только профессиональным литературно-художественным исследованием, которое необходимо предполагает спор, сопоставление разных точек зрения, исключает любые безапелляционные вердикты.
Но в Вашем запросе речь идет об «уголовном деле». Судя по упомянутым выше статьям, это дело о государственном преступлении. Поэтому целесообразно прежде всего ответить на вопрос, дают ли прочтенные мною повесть и рассказы материал для такого обвинения. На этот вопрос я могу ответить только отрицательно.
Естественно, возникает другой вопрос: что же могло дать повод для возникновения уголовного дела и для тех резких политических обвинений, которые еще до суда прозвучали со страниц газет.
2. Мне представляется, что это объяснимо прежде всего самой природой того литературного жанра, в котором написаны повесть и второй рассказ. Это жанр фантастического гротеска, сравнительно редкий и непривычный в нашей литературе последних десятилетий и потому вызывающий подчас резко отрицательное отношение читателей, воспитанных в традициях реалистического повествования, основанного на достоверном изображении жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73