» — кричали мы ему над морем. Но… Он не послушался, и вот…
— Что?..
— У него не хватило сил, — сказала Утка.
Поросёнок повернулся и, сгорбившись, пошёл от реки.
«Какая разница, — думал Поросёнок, — лысый или золотой?.. Лишь бы был Чирок, и мы играли, и он кидал в меня шишками..»
— А где, где Поросёнок? — не отставала Утка. — Он так просил.
— Нет Поросёнка, — сказал Поросёнок. — Никого нет.
— Значит, у него не хватило сил дождаться, — сказала Утка. — Бедный Поросёнок! Бедный Чирок!
— А может быть, он ещё прилетит? — вдруг спросил Поросёнок.
— Он сел на волну. Он не знает дороги, — сказала Утка.
— Но, может быть, он ещё прилетит?
— Всё может быть, — сказала Утка.
И тут появился Чирок.
Он летел низко над рекой против солнца.
— Чирок! Чирок! Это я, Поросёнок! — закричал Поросёнок и бросился к маленькой утке Чирок.
— Это ты! Это ты! — кричал Чирок. — Ну ты и волосатый! Настоящая лошадь!
И Чирок сам намазал Поросёнка илом из далёкой реки, а потом они вместе вбежали в реку, а когда вылезли на берег, не было никого на свете золотистее и пушистее Поросёнка.
Заяц
Заяц проснулся — было тихо-тихо.
Так тихо и спокойно, что, пока он спал, он даже ни разу не вздрогнул.
Будто онемело всё вокруг.
И пока он хлопотал по дому, а спал Заяц в летнем, верхнем доме, он заметил какую-то странность с головой.
Его голова жила как бы сама по себе, своей отдельной жизнью.
Зайцу хотелось думать об одном, но голова была занята какими-то своими, особыми, не имеющими прямого отношения к Зайцу мыслями, и к тому, о чём ему, хозяину головы, хотелось бы думать.
Более того — Зайцу хотелось делать одно, а делал он совсем другое.
«Надо пойти в зимний дом, достать морковку», — думал, например, Заяц, а сам сидел на полу, глядел в окно, и голова его о чём-то думала.
Заяц даже сам не знал, о чём она думает. Он просто видел перед собой разные картины и себя с кем-то, сердился на кого-то, улыбался, и картины эти были из давным-давно прожитой Зайцем жизни.
То он видел — лес, поляну, весну.
Он, совсем юный Заяц, прыгает и смеётся.
Блестит река.
Хлюпают волны.
А он прыгает рядом с маленьким зайчонком и смеётся.
Или вот: сумерки, какие-то далёкие огоньки, а далеко внизу — река.
И в этих сумерках Заяц сидит с робкой, милой зайчихой, и они глядят на далёкие огоньки, на реку, и у зайчихи чёрные-чёрные, как ягоды смородины, глаза.
«Зачем? Почему?» — всё время спрашивала Заячья голова, и Заяц ничем не мог помочь ей с ответом.
Потом он вставал, куда-то шёл, что-то пытаясь сообразить, сделать, но опять видел себя как со стороны, застывшим у двери и глядящим через весь дом в то же окно и ничего за этим окном не видя.
Опять какие-то картины носились в Заячьей голове. А может, просто голова оторвалась от Зайца и он не заметил этого?
Такая мысль понравилась Зайцу.
Он представил свою голову, отдельно скачущую по лесу, и подумал, что бежать она должна на ушах, вверх тормашками, всё время глядя в серое небо.
За окном падал редкий снежок. Было пасмурно, тихо. Но Зайцу не было грустно.
Была только малая горечь, что голова вот вернулась, села на место и Заяц видел теперь падающий снег и не мог, вслед за головой, бежать по своей прожитой жизни.
В это же самое время
— Ну вот, снова пошёл снег, — сказал Медвежонок. — А я думал — его уже никогда не будет.
— И я, — сказал Ёжик.
— А ты почему думал? Я — потому что облаков не было, а ты?
— А я, — сказал Ёжик, — а я…
— Солнышко увидел, вот и обрадовался!
— Ага…
Они стояли на заметённой тропинке на холме, а вокруг летел снег.
Всю неделю до этого светило солнце, и ещё вчера в большом синем небе не было ни облачка. Небо было такое высокое, лёгкое, что казалось, прыгни с крыши — и полетишь.
И Ёжик так и сделал: забрался на крышу, прыгнул — и упал в сугроб.
Из сугроба, как со дна колодца, он увидел над головой совсем тёмное небо, звёзды — и испугался.
«Как же так? — думал Ёжик, сидя в сугробе. — Там, наверху, весело и легко, а тут — ночь? Значит, когда весело и легко и хочется петь, прыгать и кувыркаться, о д н о в р е м е н н о , — Ёжик остановился и ещё раз про себя повторил: «О д н о в р е м е н н о , то есть в о д н о и т о ж е в р е м я », — страшно и темно? Не может быть! Это просто плохой сугроб».
И Ёжик снова залез на крышу, попрыгал, поплясал, вздохнул лёгкого голубого неба, оттолкнулся — и полетел.
Сугроб, в который в этот раз упал Ёжик, был такой глубокий, что небо высоко над ним было просто чёрное, а звёзды — колючие и злые.
«Так-так-так», — забормотал Ёжик и прикусил губу, чтобы не разреветься.
И тут же услышал:
— Э-ге-ге-гей! Ежи-и-ик! — это кричал Заяц. — Ты где-е?
— Я здесь, — сказал Ёжик в сугробе.
Но Заяц его не услышал.
— Наверное, пошёл к Медвежонку, — вслух сказал Заяц. — Ежи-и-ик! — закричал он ещё громче. — Ты пошёл к Медвежонку?..
— Я здесь! — крикнул Ёжик.
Но Заяц его снова не услышал.
«Я здесь, я — в сугробе, думал Ёжик, — но меня нет, потому что у них там солнце, а у меня — ночь».
— Я здесь! — крикнул он изо всех сил, и Зайцу почудилось, что кто-то разговаривает.
— Кто говорит? — спросил Заяц.
— Это я! Я! — кричал Ёжик из сугроба. — Я здесь! Я же тебя слышу! Иди сюда, Заяц!
— Почудилось, — сказал Заяц и убежал.
А Ёжик выбрался из сугроба, вошёл в дом, растопил печь и сел у огня.
Солнце по-прежнему сияло в окнах, и снег сверкал.
Но Ёжик думал:
«Сейчас придёт ночь, станет темно, страшно, но о д н о в р е м е н н о , в э т о ж е с а м о е в р е м я , — весело и легко».
Стало смеркаться.
Ёжик сидел у печки и ждал темноты.
А когда стемнело, влез на крышу, поглядел на чёрное-чёрное, без звёзд, небо, глубоко вздохнул, зажмурился — и прыгнул в сугроб.
Какое-то время Ёжик не открывал глаза.
Он сидел в сугробе с закрытыми глазами и думал.
«Неужели, — думал Ёжик, — неужели я открою глаза и увижу голубое небо и солнце? Тогда… Тогда я буду знать, что одновременно, в одно и то же время, день и ночь, ночь и день».
— Раз! Два! Три! — вслух сказал Ёжик — и открыл глаза.
В первое мгновение ему показалось, что вспыхнул ослепительный свет. Но это только показалось. Он закрыл, снова открыл глаза — и ничего не увидел.
«Как же так?»
Ёжик снова закрыл и открыл глаза и вдруг п о н я л , что н и ч е г о нет, что он н и ч е г о не видит, что вокруг — тьма.
— Темно… — прошептал Ёжик. — Значит, и днём и ночью — одна ночь…
И медленно стал выбираться наружу.
— А знаешь, почему пошёл снег? — тараторил Медвежонок. Снег летел и кружился, и они стояли на холме, полузанесённые снегом. — Потому что Заяц ко мне вчера прибежал и говорит: «Наверное, снег пойдёт!» — «Да ты что?» — «Ага, — говорит, — я только что был у Ёжика и слышал, как они вздыхали». — «Кто?» — «Сугробы! Один говорит другому: „Я здесь“, — говорит! А когда сугробы разговаривают, обязательно пойдёт снег».
Ёжик смотрел на туманный за снегом лес, на мутное-мутное небо, на Медвежонка и горько думал, что во всём свете, наверное, нет ни одного сугроба, из которого они с Медвежонком могли бы сейчас увидеть высокое, лёгкое небо.
Как Ёжик с Медвежонком меняли небо
Жили-были в лесу Ёжик с Медвежонком. Жили они хорошо, дружно, но время от времени происходили с ними необыкновенные приключения… Вот и сегодня…
Через лес, через поле, в горку, с горки, по брёвнышку катился Медвежонок и кричал:
— Ё-жи-и-и-к! Ё-жи-и-и-к! Что я нашёл! Что нашёл! Что нашёл!..
— Что? — появился из одуванчиков Ёжик.
— Калы-балы-талы-балы! — запыхавшись, забубнил Медвежонок. — Понял?
— Не-а.
— Калы-балы-талы-балы! — Ну, понял?
— Нет, — затряс головой Ёжик.
— Эх ты! — И опять забубнил, забубнил что-то прямо Ёжику в ухо. — Ну?
— А где? — спросил Ёжик.
— Бежим!
Медвежонок схватил Ёжика, и они обратным путём — по брёвнышку, в горку, с горки, через поле — помчались, полетели и вбежали в лес.
— Вот! — раздвинул кусты Медвежонок.
Перед ними на опушке леса, наполовину укрытый зеленью, стоял покосившийся сарай, отдалённо смахивающий на верблюда. На «спине», прямо над дверью, кривыми буквами было написано:
Н Е Б Ы
— Не-бы, — по складам прочитал Ёжик.
— Ну как? Хочешь, дай ему травки.
— Кому?
— Верблюду! — И Медвежонок скрылся в сарае.
«Помоги!» — тут же услышал Ёжик и через секунду увидел самого Медвежонка, выбирающегося из сарая с огромным рулоном, будто с ковром, на плече.
— Что это? — спросил Ёжик.
— Берись, — сказал Медвежонок.
Через лес, через поле, в горку, с горки, по брёвнышку мчались теперь Ёжик с Медвежонком; на плечах у них, как бревно, мчался этот непонятный предмет.
Добежав до двух худеньких пеньков посреди поля, Медвежонок закричал:
— Стой! Самое подходящее место! — и сбросил рулон на траву.
Жарко трещали кузнечики, неподвижно отражалось в реке колючее солнце.
— Для чего, — спросил Ёжик, — подходящее?
— Для того! — И Медвежонок запел, замурлыкал, взбираясь на пенёк:
Мы небо поменяем,
Мы небо поменяем,
Мы небо поменяем —
Бам, бам, бам!
— Что — поменяем?.. — Ёжик открыл рот.
— Небо, — просто сказал Медвежонок. — Жарко! — Встал на пеньке, зацепил лапой выгоревшее, вылинявшее на солнце небо и — потянул.
И — бывает же так! — небо недовольно сморщилось, а потом, как скатерть, поползло с неба, а солнышко солонкой покатилось и упало за лес.
— Ты что делаешь? — закричал Ёжик. — Что ты делаешь?!
Но было поздно. Медвежонок, стоя на пеньке, приспосабливал новое небо, пыхтел, отдувался и смахивал пот со лба.
— Помоги! — рявкнул он.
И они вдвоём растянули новое небо, по которому сперва полетели, прощально курлыкали, журавли, а потом… посыпало мелким дождичком.
— Эх! — огорчился Медвежонок и ударил себя лапой по ноге. — Не то!
Он стащил новое небо, быстро скатал в рулон, «берись!» — кивнул Ёжику и взял свой конец на плечо.
— А как же… это? — еле выговорил Ёжик и ткнул лапой вверх, где было совсем пусто. — Ведь там ничего нет…
— Побудет так, — сказал Медвежонок.
И они помчались.
Тем же путём — в горку, с горки, через поле, по брёвнышку — они мчались за новым небом, волокли старое с плачущими журавлями; с него капала вода.
— А какое небо нам нужно? — на бегу спросил Ёжик.
— Чтобы не жарко, не холодно, не мокро и не темно!
— А такое… бывает? — Ёжик даже остановился, и Медвежонок убежал с курлыкающим небом один, но задним ходом вернулся.
— Ага.
— Когда?
— А помнишь, когда у Зайца был день рождения?
— Помню, — подумав, сказал Ёжик. — Замечательное было небо! Ты думаешь, оно в верблюде?
— Там, — просто сказал Медвежонок.
— И если мы его найдём, прибежит Заяц и снова будет день рождения?
— Ну да!
— А почему я раньше этого верблюда не видел?
— Он — кочующий: то здесь побудет, то там.
— А где у него горбы?
— Ну что ты встал? — рассердился Медвежонок. — Это — небесный верблюд: с небами и без горбов.
И они выскочили к сараю.
Ворона весело сидела на ёлке. Вороне сверху интересно было глядеть, как Ёжик с Медвежонком быстро-быстро возвращаются обратно.
— Ну вот, — сказал Медвежонок, когда они с новым небом добрались до двух пеньков посреди поля. — Теперь уж — то самое!
— И Заяц сразу прибежит? — Ёжик вскарабкивался на свой пенёк.
— А куда же он денется?
Они распластали небо, и сразу стало темно.
— Тьфу! — плюнул в сердцах Медвежонок. — Ночь! Ты меня видишь?
— Не-а, — сказал Ёжик.
— Я тебя тоже не вижу. Глухая сентябрьская ночь.
— Октябрьская, — поправил Ёжик. — Такие ночи бывают в октябре.
— Ну ничего. На вот тебе, держи.
— А… А что это?
— Прутик.
— А зачем?
— Протыкивай.
— Как — протыкивай?
— Как-как! Недогадливый какой! — заворчал Медвежонок и первым стал ходить в темноте и протыкивать небо, и одна за другой стали вспыхивать маленькие и большие звёзды. Ёжик ходил следом, не протыкивая.
— Что ж не протыкиваешь? — Медвежонок остановился.
— Я боюсь.
— Чего?
— Мне жалко.
— Да чего тебе жалко-то?!
— Неба, — сказал Ёжик.
— Фу-ты ну-ты! Кого пожалел! Во, гляди! — И стал показывать Ёжику, как с лёгким хлопаньем, а потом с серебряным звоном протыкается небо. — Протыкивай! Я сейчас!
И убежал.
Ёжик поднял прутик и пошевелил звезду.
И она замигала Ёжику.
А потом вдруг ярко вспыхнула, Ёжик испугался и… нечаяно проткнул небо.
И появилась Ё ж и к и н а звезда.
Она была такая красивая…
Вновь явился Медвежонок, и при свете звёзд было видно, что он волочёт бревно.
— Помогай! — рявкнул Медвежонок, и они вдвоём — хлоп! — проткнули небо бревном, и в чёрном небе поплыла красная луна.
— Луна!.. — выдохнули вместе Ёжик с Медвежонком, садясь на бревно.
— Жалко, нет Зайца, он тоже любит луну, — сказал Ёжик, не сводя глаз со с в о е й звезды. — И всё-таки, знаешь, Медвежонок, это не то небо, которое было в день рождения Зайца.
— Не то! Конечно не то! Ещё найдём! — сказал Медвежонок.
— Знаешь, Медвежонок, — Ёжик не отрывал глаз от своей звезды, — давай их больше не менять, а?
— Кого?
— Небы.
— Хы! Как хочешь, — буркнул Медвежонок. — Только там ещё полверблюда осталось.
В небе сияла луна и мигали звёзды, но Ёжик, не отрываясь, смотрел на с в о ю звезду.
— Давай споём! — вдруг сказал он. — Когда так хорошо — обязательно поют песни.
— Только надо пойти сесть в лодку, — сказал Медвежонок. — Когда такая луна, песню хорошо петь в лодке.
В тихой кувшинке, как в лодке, они медленно плыли по реке. Медвежонок то и дело подымал прутик, протыкивал небо, а Ёжик неотрывно глядел на с в о ю з в е з д у .
Они пели:
С песенкой, как с лесенкой до неба,
Реченькою тихою плывём.
Если фонаря с собою нету —
Сами в небе звёздочку зажжём.
То ли гром,
То ли град,
Сменишь небо —
Потом
Будешь сам не рад.
Праздник последнего солнышка
Когда облетели все листья и, может быть, в последний раз выглянуло солнце, Ёжик сказал Медвежонку:
— Сегодня — праздник!
— Какой? — спросил Медвежонок.
— Праздник последнего солнышка.
— А что мы будем делать?
— Петь и веселиться, — сказал Ёжик. — Но сперва пойдём на Большую поляну к худенькому пеньку.
— Пойдём, — согласился Медвежонок. — А зачем?
И они вышли на поляну.
Всё было залито солнцем.
И деревья стояли голенькие, но — торжественные.
Хмурились ёлки.
Шумели закинутыми высока головами сосны.
Но даже самые хмурые ели были в этот час сурово-торжественны.
— Никогда не видел такого леса, — сказал Медвежонок.
— Слушай, я встану на пенёк, — сказал Ёжик, — а ты иди с того конца поляны на этот.
— Зачем? — удивился Медвежонок.
— Так надо. — И Ёжик влез на пенёк.
Медвежонок отошёл в самый конец поляны и побежал мимо Ёжика.
— Погоди! — крикнул Ёжик. — Давай сначала! Ты не беги, а иди, понял?
Медвежонок вернулся и вразвалочку пошёл мимо Ёжика.
— Не так, — сказал Ёжик. — Голову держи прямо, плечи откинь назад и — топай лапами.
— Слушай, — сказал Медвежонок, — давай я влезу на пенёк, а ты покажи.
Ёжик слез с пенька и ушёл в самый конец поляны.
— Тебя уж и не видно! — крикнул с пенька Медвежонок.
— Ту-ту-ту-ту! — затрубил Ёжик и, высоко вскинув мордочку и весь откинувшись назад, протопал мимо Медвежонка.
— Теперь я! — крикнул Медвежонок. — Ту-ту-ту-ту! — затрубил он что было мочи и прошагал мимо Ёжика.
— Теперь я! — крикнул Ёжик.
И прошагал мимо Медвежонка так торжественно, что Медвежонок сказал:
— Давай вместе!
— А кто будет стоять на пеньке?
— Попросим Белку!
И они позвали Белку и вдвоём, высоко вскинув головы, прошли мимо пенька.
— Возьмите меня! Я тоже хочу! — крикнула Белка.
Тогда они посадили на пенёк Зайца и пошли все втроём.
— Не сбивайся, Белка, — проворчал Медвежонок, когда они проходили мимо пенька.
— Я тоже хочу! — завопил Заяц.
Но на пенёк поставить было некого, и они стали по очереди вставать на пенёк и по трое ходить по поляне.
— А что если на пеньке никого не будет? — спросила Белка. — Что если мы вчетвером просто будем ходить — и всё?
— Можно! — сказал Ёжик.
И они встали парами — Ёжик с Медвежонком, Белка с Зайцем — и до вечера ходили по поляне, пока не стемнело и Медвежонок не пригласил всех в дом и не напоил чаем с мёдом, морковкой, орехами, грибами и самым любимым Ёжикиным малиновым вареньем.
Утро
О чём думал Медвежонок, просыпаясь рано-рано утром на лесной опушке?
А он думал так: «Вот ещё немножко, я сладко зевну и совсем проснусь. Или нет — я совсем проснусь, а потом сладко зевну. Или нет — лучше я сладко зевну и посплю ещё немножко…»
Так он и сделал: приоткрыл глаза, сладко зевнул, прилёг у пенька и заснул снова.
А в деревне уже давно проснулся Петух. Он взлетел на забор, несколько раз беззвучно открыл клюв, как бы сам с собой пробуя, хорошо ли у него должно получиться, а потом вдруг закричал во всё горло: «Ке-ки-ку!..»
«Ки-ки-ку-у..» — хрипло донесло эхо.
«Ки-ки-ку…» — ответил ближайший лес.
«Ки-ку!» — пискнула какая-то птичка.
«Всё в порядке, — подумал Петух, — все услышали».
И спрыгнул с забора.
Козёл тоже проснулся. Он хмуро щипал траву и смотрел на невысокое солнце. Оно висело так низко, что ему казалось, мотни он головой, и он подденет солнышко рогами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Что?..
— У него не хватило сил, — сказала Утка.
Поросёнок повернулся и, сгорбившись, пошёл от реки.
«Какая разница, — думал Поросёнок, — лысый или золотой?.. Лишь бы был Чирок, и мы играли, и он кидал в меня шишками..»
— А где, где Поросёнок? — не отставала Утка. — Он так просил.
— Нет Поросёнка, — сказал Поросёнок. — Никого нет.
— Значит, у него не хватило сил дождаться, — сказала Утка. — Бедный Поросёнок! Бедный Чирок!
— А может быть, он ещё прилетит? — вдруг спросил Поросёнок.
— Он сел на волну. Он не знает дороги, — сказала Утка.
— Но, может быть, он ещё прилетит?
— Всё может быть, — сказала Утка.
И тут появился Чирок.
Он летел низко над рекой против солнца.
— Чирок! Чирок! Это я, Поросёнок! — закричал Поросёнок и бросился к маленькой утке Чирок.
— Это ты! Это ты! — кричал Чирок. — Ну ты и волосатый! Настоящая лошадь!
И Чирок сам намазал Поросёнка илом из далёкой реки, а потом они вместе вбежали в реку, а когда вылезли на берег, не было никого на свете золотистее и пушистее Поросёнка.
Заяц
Заяц проснулся — было тихо-тихо.
Так тихо и спокойно, что, пока он спал, он даже ни разу не вздрогнул.
Будто онемело всё вокруг.
И пока он хлопотал по дому, а спал Заяц в летнем, верхнем доме, он заметил какую-то странность с головой.
Его голова жила как бы сама по себе, своей отдельной жизнью.
Зайцу хотелось думать об одном, но голова была занята какими-то своими, особыми, не имеющими прямого отношения к Зайцу мыслями, и к тому, о чём ему, хозяину головы, хотелось бы думать.
Более того — Зайцу хотелось делать одно, а делал он совсем другое.
«Надо пойти в зимний дом, достать морковку», — думал, например, Заяц, а сам сидел на полу, глядел в окно, и голова его о чём-то думала.
Заяц даже сам не знал, о чём она думает. Он просто видел перед собой разные картины и себя с кем-то, сердился на кого-то, улыбался, и картины эти были из давным-давно прожитой Зайцем жизни.
То он видел — лес, поляну, весну.
Он, совсем юный Заяц, прыгает и смеётся.
Блестит река.
Хлюпают волны.
А он прыгает рядом с маленьким зайчонком и смеётся.
Или вот: сумерки, какие-то далёкие огоньки, а далеко внизу — река.
И в этих сумерках Заяц сидит с робкой, милой зайчихой, и они глядят на далёкие огоньки, на реку, и у зайчихи чёрные-чёрные, как ягоды смородины, глаза.
«Зачем? Почему?» — всё время спрашивала Заячья голова, и Заяц ничем не мог помочь ей с ответом.
Потом он вставал, куда-то шёл, что-то пытаясь сообразить, сделать, но опять видел себя как со стороны, застывшим у двери и глядящим через весь дом в то же окно и ничего за этим окном не видя.
Опять какие-то картины носились в Заячьей голове. А может, просто голова оторвалась от Зайца и он не заметил этого?
Такая мысль понравилась Зайцу.
Он представил свою голову, отдельно скачущую по лесу, и подумал, что бежать она должна на ушах, вверх тормашками, всё время глядя в серое небо.
За окном падал редкий снежок. Было пасмурно, тихо. Но Зайцу не было грустно.
Была только малая горечь, что голова вот вернулась, села на место и Заяц видел теперь падающий снег и не мог, вслед за головой, бежать по своей прожитой жизни.
В это же самое время
— Ну вот, снова пошёл снег, — сказал Медвежонок. — А я думал — его уже никогда не будет.
— И я, — сказал Ёжик.
— А ты почему думал? Я — потому что облаков не было, а ты?
— А я, — сказал Ёжик, — а я…
— Солнышко увидел, вот и обрадовался!
— Ага…
Они стояли на заметённой тропинке на холме, а вокруг летел снег.
Всю неделю до этого светило солнце, и ещё вчера в большом синем небе не было ни облачка. Небо было такое высокое, лёгкое, что казалось, прыгни с крыши — и полетишь.
И Ёжик так и сделал: забрался на крышу, прыгнул — и упал в сугроб.
Из сугроба, как со дна колодца, он увидел над головой совсем тёмное небо, звёзды — и испугался.
«Как же так? — думал Ёжик, сидя в сугробе. — Там, наверху, весело и легко, а тут — ночь? Значит, когда весело и легко и хочется петь, прыгать и кувыркаться, о д н о в р е м е н н о , — Ёжик остановился и ещё раз про себя повторил: «О д н о в р е м е н н о , то есть в о д н о и т о ж е в р е м я », — страшно и темно? Не может быть! Это просто плохой сугроб».
И Ёжик снова залез на крышу, попрыгал, поплясал, вздохнул лёгкого голубого неба, оттолкнулся — и полетел.
Сугроб, в который в этот раз упал Ёжик, был такой глубокий, что небо высоко над ним было просто чёрное, а звёзды — колючие и злые.
«Так-так-так», — забормотал Ёжик и прикусил губу, чтобы не разреветься.
И тут же услышал:
— Э-ге-ге-гей! Ежи-и-ик! — это кричал Заяц. — Ты где-е?
— Я здесь, — сказал Ёжик в сугробе.
Но Заяц его не услышал.
— Наверное, пошёл к Медвежонку, — вслух сказал Заяц. — Ежи-и-ик! — закричал он ещё громче. — Ты пошёл к Медвежонку?..
— Я здесь! — крикнул Ёжик.
Но Заяц его снова не услышал.
«Я здесь, я — в сугробе, думал Ёжик, — но меня нет, потому что у них там солнце, а у меня — ночь».
— Я здесь! — крикнул он изо всех сил, и Зайцу почудилось, что кто-то разговаривает.
— Кто говорит? — спросил Заяц.
— Это я! Я! — кричал Ёжик из сугроба. — Я здесь! Я же тебя слышу! Иди сюда, Заяц!
— Почудилось, — сказал Заяц и убежал.
А Ёжик выбрался из сугроба, вошёл в дом, растопил печь и сел у огня.
Солнце по-прежнему сияло в окнах, и снег сверкал.
Но Ёжик думал:
«Сейчас придёт ночь, станет темно, страшно, но о д н о в р е м е н н о , в э т о ж е с а м о е в р е м я , — весело и легко».
Стало смеркаться.
Ёжик сидел у печки и ждал темноты.
А когда стемнело, влез на крышу, поглядел на чёрное-чёрное, без звёзд, небо, глубоко вздохнул, зажмурился — и прыгнул в сугроб.
Какое-то время Ёжик не открывал глаза.
Он сидел в сугробе с закрытыми глазами и думал.
«Неужели, — думал Ёжик, — неужели я открою глаза и увижу голубое небо и солнце? Тогда… Тогда я буду знать, что одновременно, в одно и то же время, день и ночь, ночь и день».
— Раз! Два! Три! — вслух сказал Ёжик — и открыл глаза.
В первое мгновение ему показалось, что вспыхнул ослепительный свет. Но это только показалось. Он закрыл, снова открыл глаза — и ничего не увидел.
«Как же так?»
Ёжик снова закрыл и открыл глаза и вдруг п о н я л , что н и ч е г о нет, что он н и ч е г о не видит, что вокруг — тьма.
— Темно… — прошептал Ёжик. — Значит, и днём и ночью — одна ночь…
И медленно стал выбираться наружу.
— А знаешь, почему пошёл снег? — тараторил Медвежонок. Снег летел и кружился, и они стояли на холме, полузанесённые снегом. — Потому что Заяц ко мне вчера прибежал и говорит: «Наверное, снег пойдёт!» — «Да ты что?» — «Ага, — говорит, — я только что был у Ёжика и слышал, как они вздыхали». — «Кто?» — «Сугробы! Один говорит другому: „Я здесь“, — говорит! А когда сугробы разговаривают, обязательно пойдёт снег».
Ёжик смотрел на туманный за снегом лес, на мутное-мутное небо, на Медвежонка и горько думал, что во всём свете, наверное, нет ни одного сугроба, из которого они с Медвежонком могли бы сейчас увидеть высокое, лёгкое небо.
Как Ёжик с Медвежонком меняли небо
Жили-были в лесу Ёжик с Медвежонком. Жили они хорошо, дружно, но время от времени происходили с ними необыкновенные приключения… Вот и сегодня…
Через лес, через поле, в горку, с горки, по брёвнышку катился Медвежонок и кричал:
— Ё-жи-и-и-к! Ё-жи-и-и-к! Что я нашёл! Что нашёл! Что нашёл!..
— Что? — появился из одуванчиков Ёжик.
— Калы-балы-талы-балы! — запыхавшись, забубнил Медвежонок. — Понял?
— Не-а.
— Калы-балы-талы-балы! — Ну, понял?
— Нет, — затряс головой Ёжик.
— Эх ты! — И опять забубнил, забубнил что-то прямо Ёжику в ухо. — Ну?
— А где? — спросил Ёжик.
— Бежим!
Медвежонок схватил Ёжика, и они обратным путём — по брёвнышку, в горку, с горки, через поле — помчались, полетели и вбежали в лес.
— Вот! — раздвинул кусты Медвежонок.
Перед ними на опушке леса, наполовину укрытый зеленью, стоял покосившийся сарай, отдалённо смахивающий на верблюда. На «спине», прямо над дверью, кривыми буквами было написано:
Н Е Б Ы
— Не-бы, — по складам прочитал Ёжик.
— Ну как? Хочешь, дай ему травки.
— Кому?
— Верблюду! — И Медвежонок скрылся в сарае.
«Помоги!» — тут же услышал Ёжик и через секунду увидел самого Медвежонка, выбирающегося из сарая с огромным рулоном, будто с ковром, на плече.
— Что это? — спросил Ёжик.
— Берись, — сказал Медвежонок.
Через лес, через поле, в горку, с горки, по брёвнышку мчались теперь Ёжик с Медвежонком; на плечах у них, как бревно, мчался этот непонятный предмет.
Добежав до двух худеньких пеньков посреди поля, Медвежонок закричал:
— Стой! Самое подходящее место! — и сбросил рулон на траву.
Жарко трещали кузнечики, неподвижно отражалось в реке колючее солнце.
— Для чего, — спросил Ёжик, — подходящее?
— Для того! — И Медвежонок запел, замурлыкал, взбираясь на пенёк:
Мы небо поменяем,
Мы небо поменяем,
Мы небо поменяем —
Бам, бам, бам!
— Что — поменяем?.. — Ёжик открыл рот.
— Небо, — просто сказал Медвежонок. — Жарко! — Встал на пеньке, зацепил лапой выгоревшее, вылинявшее на солнце небо и — потянул.
И — бывает же так! — небо недовольно сморщилось, а потом, как скатерть, поползло с неба, а солнышко солонкой покатилось и упало за лес.
— Ты что делаешь? — закричал Ёжик. — Что ты делаешь?!
Но было поздно. Медвежонок, стоя на пеньке, приспосабливал новое небо, пыхтел, отдувался и смахивал пот со лба.
— Помоги! — рявкнул он.
И они вдвоём растянули новое небо, по которому сперва полетели, прощально курлыкали, журавли, а потом… посыпало мелким дождичком.
— Эх! — огорчился Медвежонок и ударил себя лапой по ноге. — Не то!
Он стащил новое небо, быстро скатал в рулон, «берись!» — кивнул Ёжику и взял свой конец на плечо.
— А как же… это? — еле выговорил Ёжик и ткнул лапой вверх, где было совсем пусто. — Ведь там ничего нет…
— Побудет так, — сказал Медвежонок.
И они помчались.
Тем же путём — в горку, с горки, через поле, по брёвнышку — они мчались за новым небом, волокли старое с плачущими журавлями; с него капала вода.
— А какое небо нам нужно? — на бегу спросил Ёжик.
— Чтобы не жарко, не холодно, не мокро и не темно!
— А такое… бывает? — Ёжик даже остановился, и Медвежонок убежал с курлыкающим небом один, но задним ходом вернулся.
— Ага.
— Когда?
— А помнишь, когда у Зайца был день рождения?
— Помню, — подумав, сказал Ёжик. — Замечательное было небо! Ты думаешь, оно в верблюде?
— Там, — просто сказал Медвежонок.
— И если мы его найдём, прибежит Заяц и снова будет день рождения?
— Ну да!
— А почему я раньше этого верблюда не видел?
— Он — кочующий: то здесь побудет, то там.
— А где у него горбы?
— Ну что ты встал? — рассердился Медвежонок. — Это — небесный верблюд: с небами и без горбов.
И они выскочили к сараю.
Ворона весело сидела на ёлке. Вороне сверху интересно было глядеть, как Ёжик с Медвежонком быстро-быстро возвращаются обратно.
— Ну вот, — сказал Медвежонок, когда они с новым небом добрались до двух пеньков посреди поля. — Теперь уж — то самое!
— И Заяц сразу прибежит? — Ёжик вскарабкивался на свой пенёк.
— А куда же он денется?
Они распластали небо, и сразу стало темно.
— Тьфу! — плюнул в сердцах Медвежонок. — Ночь! Ты меня видишь?
— Не-а, — сказал Ёжик.
— Я тебя тоже не вижу. Глухая сентябрьская ночь.
— Октябрьская, — поправил Ёжик. — Такие ночи бывают в октябре.
— Ну ничего. На вот тебе, держи.
— А… А что это?
— Прутик.
— А зачем?
— Протыкивай.
— Как — протыкивай?
— Как-как! Недогадливый какой! — заворчал Медвежонок и первым стал ходить в темноте и протыкивать небо, и одна за другой стали вспыхивать маленькие и большие звёзды. Ёжик ходил следом, не протыкивая.
— Что ж не протыкиваешь? — Медвежонок остановился.
— Я боюсь.
— Чего?
— Мне жалко.
— Да чего тебе жалко-то?!
— Неба, — сказал Ёжик.
— Фу-ты ну-ты! Кого пожалел! Во, гляди! — И стал показывать Ёжику, как с лёгким хлопаньем, а потом с серебряным звоном протыкается небо. — Протыкивай! Я сейчас!
И убежал.
Ёжик поднял прутик и пошевелил звезду.
И она замигала Ёжику.
А потом вдруг ярко вспыхнула, Ёжик испугался и… нечаяно проткнул небо.
И появилась Ё ж и к и н а звезда.
Она была такая красивая…
Вновь явился Медвежонок, и при свете звёзд было видно, что он волочёт бревно.
— Помогай! — рявкнул Медвежонок, и они вдвоём — хлоп! — проткнули небо бревном, и в чёрном небе поплыла красная луна.
— Луна!.. — выдохнули вместе Ёжик с Медвежонком, садясь на бревно.
— Жалко, нет Зайца, он тоже любит луну, — сказал Ёжик, не сводя глаз со с в о е й звезды. — И всё-таки, знаешь, Медвежонок, это не то небо, которое было в день рождения Зайца.
— Не то! Конечно не то! Ещё найдём! — сказал Медвежонок.
— Знаешь, Медвежонок, — Ёжик не отрывал глаз от своей звезды, — давай их больше не менять, а?
— Кого?
— Небы.
— Хы! Как хочешь, — буркнул Медвежонок. — Только там ещё полверблюда осталось.
В небе сияла луна и мигали звёзды, но Ёжик, не отрываясь, смотрел на с в о ю звезду.
— Давай споём! — вдруг сказал он. — Когда так хорошо — обязательно поют песни.
— Только надо пойти сесть в лодку, — сказал Медвежонок. — Когда такая луна, песню хорошо петь в лодке.
В тихой кувшинке, как в лодке, они медленно плыли по реке. Медвежонок то и дело подымал прутик, протыкивал небо, а Ёжик неотрывно глядел на с в о ю з в е з д у .
Они пели:
С песенкой, как с лесенкой до неба,
Реченькою тихою плывём.
Если фонаря с собою нету —
Сами в небе звёздочку зажжём.
То ли гром,
То ли град,
Сменишь небо —
Потом
Будешь сам не рад.
Праздник последнего солнышка
Когда облетели все листья и, может быть, в последний раз выглянуло солнце, Ёжик сказал Медвежонку:
— Сегодня — праздник!
— Какой? — спросил Медвежонок.
— Праздник последнего солнышка.
— А что мы будем делать?
— Петь и веселиться, — сказал Ёжик. — Но сперва пойдём на Большую поляну к худенькому пеньку.
— Пойдём, — согласился Медвежонок. — А зачем?
И они вышли на поляну.
Всё было залито солнцем.
И деревья стояли голенькие, но — торжественные.
Хмурились ёлки.
Шумели закинутыми высока головами сосны.
Но даже самые хмурые ели были в этот час сурово-торжественны.
— Никогда не видел такого леса, — сказал Медвежонок.
— Слушай, я встану на пенёк, — сказал Ёжик, — а ты иди с того конца поляны на этот.
— Зачем? — удивился Медвежонок.
— Так надо. — И Ёжик влез на пенёк.
Медвежонок отошёл в самый конец поляны и побежал мимо Ёжика.
— Погоди! — крикнул Ёжик. — Давай сначала! Ты не беги, а иди, понял?
Медвежонок вернулся и вразвалочку пошёл мимо Ёжика.
— Не так, — сказал Ёжик. — Голову держи прямо, плечи откинь назад и — топай лапами.
— Слушай, — сказал Медвежонок, — давай я влезу на пенёк, а ты покажи.
Ёжик слез с пенька и ушёл в самый конец поляны.
— Тебя уж и не видно! — крикнул с пенька Медвежонок.
— Ту-ту-ту-ту! — затрубил Ёжик и, высоко вскинув мордочку и весь откинувшись назад, протопал мимо Медвежонка.
— Теперь я! — крикнул Медвежонок. — Ту-ту-ту-ту! — затрубил он что было мочи и прошагал мимо Ёжика.
— Теперь я! — крикнул Ёжик.
И прошагал мимо Медвежонка так торжественно, что Медвежонок сказал:
— Давай вместе!
— А кто будет стоять на пеньке?
— Попросим Белку!
И они позвали Белку и вдвоём, высоко вскинув головы, прошли мимо пенька.
— Возьмите меня! Я тоже хочу! — крикнула Белка.
Тогда они посадили на пенёк Зайца и пошли все втроём.
— Не сбивайся, Белка, — проворчал Медвежонок, когда они проходили мимо пенька.
— Я тоже хочу! — завопил Заяц.
Но на пенёк поставить было некого, и они стали по очереди вставать на пенёк и по трое ходить по поляне.
— А что если на пеньке никого не будет? — спросила Белка. — Что если мы вчетвером просто будем ходить — и всё?
— Можно! — сказал Ёжик.
И они встали парами — Ёжик с Медвежонком, Белка с Зайцем — и до вечера ходили по поляне, пока не стемнело и Медвежонок не пригласил всех в дом и не напоил чаем с мёдом, морковкой, орехами, грибами и самым любимым Ёжикиным малиновым вареньем.
Утро
О чём думал Медвежонок, просыпаясь рано-рано утром на лесной опушке?
А он думал так: «Вот ещё немножко, я сладко зевну и совсем проснусь. Или нет — я совсем проснусь, а потом сладко зевну. Или нет — лучше я сладко зевну и посплю ещё немножко…»
Так он и сделал: приоткрыл глаза, сладко зевнул, прилёг у пенька и заснул снова.
А в деревне уже давно проснулся Петух. Он взлетел на забор, несколько раз беззвучно открыл клюв, как бы сам с собой пробуя, хорошо ли у него должно получиться, а потом вдруг закричал во всё горло: «Ке-ки-ку!..»
«Ки-ки-ку-у..» — хрипло донесло эхо.
«Ки-ки-ку…» — ответил ближайший лес.
«Ки-ку!» — пискнула какая-то птичка.
«Всё в порядке, — подумал Петух, — все услышали».
И спрыгнул с забора.
Козёл тоже проснулся. Он хмуро щипал траву и смотрел на невысокое солнце. Оно висело так низко, что ему казалось, мотни он головой, и он подденет солнышко рогами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34