Хотя мы не получили полного представления о ковбоях и их жизни, все же теперь с некоторым основанием можем считать, что видели современных ковбоев – верхом на лошади и с лассо в руке.
В этих представлениях участвуют всадники из Техаса, Аризоны, Калифорнии. Ловкие предприниматели делают бизнес на интересе путешественников и туристов к состязаниям ковбоев. А кроме того, продемонстрировав парадную сторону их жизни, они отвлекают внимание от истинного положения вещей в ковбойских штатах.
Живут же там не так красиво, как на манеже «Коровьего дворца». Достаточно сказать, что сельскохозяйственные рабочие во многих штатах Америки получают за свой нелегкий труд в два раза меньше, чем городские, хотя и у рабочих в городе, даже по официальным статистическим данным, средний заработок очень невелик. Его едва хватает на предельно скромное существование.
Но в США мало кого волнует жизнь простого, скромного рабочего человека. Профсоюзы в сговоре с предпринимателями, а крупные промышленные и финансовые воротилы заботятся лишь о росте своих доходов. Прибыли 428 американских корпораций в третьем квартале 1955 года составили 2 169 180 тысяч долларов против 1 650 603 тысяч долларов в третьем квартале 1954 года, то-есть увеличились на 34, 4 процента.
Монополии получают бешеные прибыли и благодаря тонкому и хитрому сговору всесильных магнатов между собой. Миллионеры действуют отнюдь не разобщенно.
Когда мы через день после посещения ковбойских состязаний приехали в торговую палату Сан-Франциско, ее вице-председатель мистер Фокс спросил, как нам понравилось в «Коровьем дворце». Мы ответили ему, что там выступают действительно ловкие люди.
Но разговор о «Коровьем дворце» был лишь маленьким вступлением к более интересной беседе о деятельности сан-францисской торговой палаты. Прежде всего мистер Фокс постарался объяснить нам смысл и принципы деятельности палаты. Для того чтобы изложить их, пришлось бы написать отдельную книгу. Но если говорить коротко, то принципы эти состоят в том, что могущественнейшие капиталисты города координируют в торговой палате «свои усилия». Следует учесть, что в Сан-Франциско самый крупный в капиталистическом мире банк. Отсюда особое значение и влияние сан-францисской торговой палаты.
– Палата – дело общественное, – говорил мистер Фокс, – и она лишь сотрудничает с различными организациями.
Мы тут же задали вопрос:
– А случалось ли, чтобы кто-нибудь не подчинился рекомендациям торговой палаты или действовал против нее?
Мистер Фокс иронически покачал головой:
– О, таких случаев, конечно, не было. Мы стараемся улаживать все по доброй договоренности. Но если кто-нибудь хочет пойти против, он, конечно, может это сделать. – Мистер Фокс снова покачал головой и добавил: – Хотя, конечно, ему будет очень трудно…
И мы поняли: за последней частью ответа мистера Фокса скрывается многое. Вот так, под вывеской сугубо общественной организации, собирают свои силы финансисты, магнаты промышленности и сельского хозяйства. И сколько бы ни бились иные маленькие предприниматели, пытаясь предотвратить создание монополий, разгадать сложные и опасные финансовые сделки, бороться невозможно: в торговой палате сидят слишком богатые люди.
Гуляя по одной из улиц Сан-Франциско, мы остановились возле двух забавных небольших автомобилей. Они скорее напоминали детские машины, хотя по отделке чувствовалось, что это отнюдь не игрушки. Оказалось, что автомобильчики – пионеры электрических машин. Рекламировал и продавал их на улице пожилой человек по имени Ерли М. Перри. Когда мы остановились около машин, он засуетился и заговорил тоном бойкого продавца:
– Машина проходит без перезарядки много-много миль. Расходует минимальное количество электричества стоимостью в полтора доллара на весь пробег. Скорость машины – тридцать миль. Вы можете ехать на ней куда угодно, хоть в пустыню, и не думать о том, что у вас кончился бензин.
Видимо, уловив на наших лицах сомнение, мистер Перри переменил тон.
– Я понимаю, – сказал он. – Но тогда позвольте хоть сфотографировать вас рядом с машиной. Для меня это большая реклама.
Построив нас около автомобильчиков, мистер Перри быстро сделал несколько снимков. Чувствовалось по всему, что он озабочен.
– Не очень веселые дела, мистер Перри? – спросили мы на прощанье.
– Конечно, – ответил он. – У меня маленькое дело, и нам трудно бороться, – мистер Перри ласково потрогал борт своего автомобильчика, – с большими и серьезными конкурентами.
Я хотел было порекомендовать мистеру Перри обратиться в торговую палату. Ведь там новинка, как утверждал мистер Фокс, должна получить всяческую поддержку. Но тут же вспомнил: членами торговой палаты являются недосягаемые для мистера Перри люди, и они вряд ли поддержат его производство. Не потому ли и приходится мистеру Перри торговать своими машинами прямо на улице?
Вечером делегацию пригласил к себе в гости известный сан-францисский журналист и издатель Майкл Ньюхолл. Его маленький, однако богатый домик расположен на высоком холме, но уже не в Сан-Франциско, а в Окленде. К домику ведет частная, лично мистеру Ньюхоллу принадлежащая дорога, которая, как и домик, стоила владельцу не один десяток тысяч долларов. Майкл Ньюхолл располагает солидными средствами, нажил он их главным образом на газетном деле, а часть из них получил по наследству.
Окленд и Сан-Франциско такие близкие соседи и так удобно связаны Оклендским мостом, что почти невозможно понять, где начинается один и где кончается другой город. Во всяком случае, ночью из окон домика Ньюхолла огни двух городов сливаются воедино. Их так много, что кажется: Млечный Путь мерцает не на небе, а на земле. Правда, есть «маленькое», для мистера Ньюхолла оно действительно малоприметное, препятствие на пути из Сан-Франциско в Окленд. С обеих сторон моста поставлены сторожевые будочки. Служители в форме взимают за проезд машины в один конец двадцать пять центов. Туда и обратно стоит полдоллара, и так сумма увеличивается по мере повторения проездов. А два доллара это уже для рядового семейного человека серьезные деньги. Если же американец работает в Сан-Франциско, а квартира у него в Окленде, месячное путешествие по мосту стоит ему двадцать-тридцать долларов. Это только путешествие по мосту. А стоянка?
Вдоль всех улиц американских городов расставлены чугунные столбики со счетчиками. Поставил машину – опускай монету. Причем через полчаса или час, в зависимости от таксы, надо вновь платить; иначе счетчик, в котором есть часовой механизм, покажет, что стоянка не оплачена. Подойдет полицейский – плати штраф. И еще двадцать пять – тридцать долларов в месяц приходится вытаскивать из кармана американцу. Помню, я ехал с каким-то фоторепортером по Нью-Йорку и обратил его вниманье на то, что автомобили в городе очень грязные. Он и поведал мне о «центовом разбое».
– Если каждый день платить за мойку машины, за стоянку в удобном месте, за спидвэй, не прокормишь не только себя, но и машину.
Короче говоря, в глазах жителей Окленда и Сан-Франциско несколько меркнет очарование моста.
Но это не касалось гостей мистера Ньюхолла. У него собрались преуспевающие журналисты, писатели, юристы, врачи. Тут была самая пестрая публика, и многие пришли к хозяину, конечно, для того, чтобы повидаться с советскими журналистами. Как и водится в таких случаях, нам рассказали обо всех городских новостях. Кое-кто сокрушенно покачивал головой по поводу заметки, опубликованной в газете «Сан-Франциск кроникл». В ней сообщалось, что в Денвере арестована женщина тридцати трех лет за то, что она продала свою двойню. Кто-то бросил фразу: «Чудачка, за сто пятьдесят долларов! Ведь это небольшие деньги».
Биби и Клэг возле дома Марка Твена.
Автобусом мы отправились в Сакраменто.
Сакраменто – столица Калифорнии
В центре Лос-Анжелоса.
Голливуд
В тени пальм – домики богачей Феникса.
Флоренс Дохерти пошутила: «Эта лошадка стоит хозяину в день больше, чем мы с мужем».
Услышав эти слова, высокий мрачный человек, который весь вечер пил виски с водой, резко проговорил: «Небольшие деньги! Для тех, кто имеет большие…» Мрачный мистер подошел ко мне и спросил, видели ли мы что-нибудь поучительное во время визита в Калифорнийский университет. Я ответил, что делегация пробыла там всего несколько часов, а за короткое время, конечно, трудно понять, чем живут студенты.
– Конечно, трудно, – и мрачный мистер кивнул головой. – Но в общем-то студенты там забавный народ. Жаль только, что они все время проигрывают стенфордским футболистам. Вы знаете, – продолжал он, – у студентов Калифорнийского университета есть такая традиция: перед встречей со стенфордцами сжигать чучело индейца, потому что фигура индейца – символ этого университета. Говорят, за последнее время они сожгли шесть чучел, и все шесть раз проиграли. – И мрачный мистер громко рассмеялся.
Я согласился с тем, что калифорнийские студенты, видимо, неплохой народ, и рассказал, как тепло встретили делегацию в студенческой газете «Дейли Калифорния». Редактором в газете работает застенчивая и очень милая девушка Алис Булдин. Она с охотой показывала свою маленькую редакцию. Когда делегация уходила, студенты хором закричали по-русски: «До свиданья!»
– И они были правы, – снова вставил реплику мой собеседник. – Именно до свиданья. Вот мне, например, будет жаль прощаться с вами сегодня. Оказалось, что все вы очень милые люди и с вами просто приятно беседовать. Кстати, вы что-нибудь знаете о нашей актрисе Марлен Монро? Это, конечно, не киноактриса, а больше – кинозвезда… Так вот, она сейчас остепенилась, разыгрывает из себя серьезную даму и, знаете… хочет сыграть Сонечку Мармеладову Достоевского. Роль у нее может и не получиться. Но все-таки русский писатель!
Я ответил, что у нас есть много хороших писателей и много хороших ролей – в них могли бы попробовать себя американские актеры и актрисы.
– Скоро вы будете в Голливуде. Я советую вам высказать им это.
Мистер снова начал тянуть виски.
– Я, наверное, грубо сказал по поводу ста пятидесяти долларов, – вернулся он к началу разговора. – Но это правда. Я знаю, вы были в «Коровьем дворце» и слышали там, как свистит лассо над шеей бычка. Когда человек слышит подобный свист, ему делается жутко.
Мистер помолчал, будто подбирая слова, чтобы закончить свою мысль:
– Я понимаю женщину, которая продала своих детей. Может быть, и ей послышался свист лассо…
НА РОДИНЕ ТАРЗАНА
Все было бы, как говорят американцы, о'кэй, если бы не тучи дыма. Он разъедает глаза, мешает дышать. Ветры почти не продувают Лос-Анжелос, и дым висит в неподвижном воздухе сплошной пеленой, да такой густой, что кажется, будто какой-то шутник беспрерывно поджигает здесь дымовые шашки. Это первое, с чем сталкиваешься, когда выходишь на улицы Лос-Анжелоса. И город сразу тускнеет и становится менее красивым, и уже не обращаешь внимания ни на высокие, стройные пальмы, ни на стриженые газончики возле аккуратных коттеджей. Дым застилает глаза.
Если выдается день, когда ветер все-таки перебарывает дымовую завесу, кажется, на улицах и народу больше. Впрочем, в Лос-Анжелосе почти не видно людей. По благоустроенным широким дорогам катят голубые, синие, серые, палевые кары – так называют в Америке автомашины. В Лос-Анжелосе насчитывается огромное количество автомобилей. Их здесь больше, чем в любом другом городе Соединенных Штатов Америки. Лос-Анжелос вырос вдоль широкого шоссе, только центральный проспект тянется почти на тридцать миль. Такое малоудобное расположение города неизбежно и привело к сосредоточению автомобилей.
Когда мы ехали в промышленный район Лос-Анжелоса, наш спутник, репортер местной газеты, с горечью произнес:
– Я уже месяц не был у дяди. Да и как к нему съездить, если он живет на другом конце города, в трех часах двадцати пяти минутах езды от моего дома.
Промышленный район, куда провожал нас репортер, примыкает к центру Лос-Анжелоса. Здесь действует около семисот промышленных предприятий. Район этот в 1928 году был знаменит лишь небольшими огородиками. Владельцы железной дороги скупили землю и стали ждать. Они рассчитывали, что цена на участки земли со временем подскочит. Так оно и случилось. Прошло пять лет, и в 1933 году железная дорога продала участки двумстам предпринимателям, но уже втридорога. Без всяких хлопот владельцы железной дороги положили в карман большие барыши.
Лос-Анжелос становился крупным и важным центром Соединенных Штатов Америки. Грандиозная спекуляция захватывала все больше и больше дельцов и финансистов. Как только цены на участки перестали ползти вверх, железнодорожные магнаты выкинули новый трюк. Они неожиданно объявили, что продают участки на пятьдесят процентов дешевле обычной цены. Откуда такая добродетель? Дело в том, что железная дорога выдвинула условие: каждый покупатель обязан перевозить грузы только с ее помощью.
Любезный молодой человек – паблик рилейшен рейлуэй компани мен, что примерно соответствует понятию «гид железнодорожной компании», заключил свою короткую информацию словами:
– Когда-то здесь не было ничего, а теперь в три тысячи акров земли вложено около восьмисот миллионов долларов!
Он очень довольно потер руки, как будто, по меньшей мере, половина всех миллионов принадлежала ему. Когда мы спросили, кто же все-таки владеет землей в этом районе, он немедленно передал нам список семисот фирм, корпораций и трестов, которые заключили сделки с железной дорогой.
Названия всех компаний не приведешь: это Вестингауз, Дюпон, «Дженерал электрик» и иже с ними. Те, кто когда-то продал свои огородики за бесценок, не владеют сейчас ничем. Впрочем, они и не подозревали, что внесут такой «достойный вклад» в дела процветающих компаний. И в этом тоже, очевидно, смысл «свободы американского предпринимательства».
После того как мы побывали в промышленном районе Лос-Анжелоса, нас долго не покидало тягостное ощущение. Трудно было объяснить нашим спутникам его причину. Видимо, наш «унылый вид» обратил на себя внимание. Мистер Чихачев из госдепартамента попытался «теоретически» обосновать законную справедливость, с которой действовали владельцы железной дороги. Его бархатный баритон звучал так нежно и тихо, будто хозяин голоса боялся спугнуть кого-то, кто незримо стоял за его спиной и нашептывал избитые и много раз слышанные истины. От общеобразовательной лекции на тему «Капитал и способы его применения» нас спас коллега Чихачева мистер Клукхон. Он сложил ладони рупором и закричал по-русски:
– Давай, давай!
Это означало, что время, отведенное на эту часть программы, окончилось, и шоферы такси уже завели моторы. Мы поблагодарили мистера Чихачева за разъяснение и поехали в Голливуд, где нас все-таки, несмотря на опасения мистера Клукхона, приняли.
Холли – название дерева с маленькими яркокрасными плодами. Вуд, в переводе с английского, – лес. Но, видимо, такие леса росли в Голливуде давным-давно. Сейчас, когда подъезжаешь к нему, прежде всего видишь павильоны многочисленных киностудий. Никакого леса окрест нет, а тем более с деревцами, усыпанными красивыми яркокрасными плодами. Улицы Голливуда ничем не отличаются от других улиц Лос-Анжелоса. Только к ночи павильоны киностудий кажутся цехами заводов, а свет «юпитеров» и осветительных ламп напоминает сполохи пламени у каких-то огромных печей. Впрочем, есть в Голливуде роскошный район – Биверли хилл, где живут кинозвезды, крупные режиссеры, владельцы киностудий. В Биверли хилл больше пальм, больше зелени и чуть меньше дыма.
Студии «Метро Голдвин Меер», «Юниверсал», «XX сенчури Фокс» – самые крупные в Голливуде. Мы разбились на группы и побывали во всех трех. Борису Полевому, Виктору Полторацкому и мне предстояло посетить «Метро Голдвин Меер».
Долго добирались мы до студии. Наконец подъехали к огромным, завешенным железной решеткой воротам. На фасаде рядом с названием изображена голова льва – это эмблема студии. Очередной паблик рилейшен мен попросил нас сдать фотоаппараты, кинопленку и вообще все горючее на хранение. Он провел нас на территорию фабрики. Чистота, порядок, асфальтированные дороги, серые стандартные корпуса павильонов. Входим в один из них. Идут съемки картины «Лебедь». В главных ролях известная американская артистка Грейс Келли и французский артист Луи Жюрден. Несколько минут наблюдаем за съемками. Их ведет режиссер Чарльз Видор. Закончив работу, он кратко рассказывает нам содержание фильма.
Богатая принцесса влюблена в бедного учителя. Родители принцессы, конечно, против брака. Идет борьба между долгом и любовью. Побеждает любовь.
Режиссер замечает:
– В полную противоположность тому, как случилось у английской принцессы Маргарэт в наши дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
В этих представлениях участвуют всадники из Техаса, Аризоны, Калифорнии. Ловкие предприниматели делают бизнес на интересе путешественников и туристов к состязаниям ковбоев. А кроме того, продемонстрировав парадную сторону их жизни, они отвлекают внимание от истинного положения вещей в ковбойских штатах.
Живут же там не так красиво, как на манеже «Коровьего дворца». Достаточно сказать, что сельскохозяйственные рабочие во многих штатах Америки получают за свой нелегкий труд в два раза меньше, чем городские, хотя и у рабочих в городе, даже по официальным статистическим данным, средний заработок очень невелик. Его едва хватает на предельно скромное существование.
Но в США мало кого волнует жизнь простого, скромного рабочего человека. Профсоюзы в сговоре с предпринимателями, а крупные промышленные и финансовые воротилы заботятся лишь о росте своих доходов. Прибыли 428 американских корпораций в третьем квартале 1955 года составили 2 169 180 тысяч долларов против 1 650 603 тысяч долларов в третьем квартале 1954 года, то-есть увеличились на 34, 4 процента.
Монополии получают бешеные прибыли и благодаря тонкому и хитрому сговору всесильных магнатов между собой. Миллионеры действуют отнюдь не разобщенно.
Когда мы через день после посещения ковбойских состязаний приехали в торговую палату Сан-Франциско, ее вице-председатель мистер Фокс спросил, как нам понравилось в «Коровьем дворце». Мы ответили ему, что там выступают действительно ловкие люди.
Но разговор о «Коровьем дворце» был лишь маленьким вступлением к более интересной беседе о деятельности сан-францисской торговой палаты. Прежде всего мистер Фокс постарался объяснить нам смысл и принципы деятельности палаты. Для того чтобы изложить их, пришлось бы написать отдельную книгу. Но если говорить коротко, то принципы эти состоят в том, что могущественнейшие капиталисты города координируют в торговой палате «свои усилия». Следует учесть, что в Сан-Франциско самый крупный в капиталистическом мире банк. Отсюда особое значение и влияние сан-францисской торговой палаты.
– Палата – дело общественное, – говорил мистер Фокс, – и она лишь сотрудничает с различными организациями.
Мы тут же задали вопрос:
– А случалось ли, чтобы кто-нибудь не подчинился рекомендациям торговой палаты или действовал против нее?
Мистер Фокс иронически покачал головой:
– О, таких случаев, конечно, не было. Мы стараемся улаживать все по доброй договоренности. Но если кто-нибудь хочет пойти против, он, конечно, может это сделать. – Мистер Фокс снова покачал головой и добавил: – Хотя, конечно, ему будет очень трудно…
И мы поняли: за последней частью ответа мистера Фокса скрывается многое. Вот так, под вывеской сугубо общественной организации, собирают свои силы финансисты, магнаты промышленности и сельского хозяйства. И сколько бы ни бились иные маленькие предприниматели, пытаясь предотвратить создание монополий, разгадать сложные и опасные финансовые сделки, бороться невозможно: в торговой палате сидят слишком богатые люди.
Гуляя по одной из улиц Сан-Франциско, мы остановились возле двух забавных небольших автомобилей. Они скорее напоминали детские машины, хотя по отделке чувствовалось, что это отнюдь не игрушки. Оказалось, что автомобильчики – пионеры электрических машин. Рекламировал и продавал их на улице пожилой человек по имени Ерли М. Перри. Когда мы остановились около машин, он засуетился и заговорил тоном бойкого продавца:
– Машина проходит без перезарядки много-много миль. Расходует минимальное количество электричества стоимостью в полтора доллара на весь пробег. Скорость машины – тридцать миль. Вы можете ехать на ней куда угодно, хоть в пустыню, и не думать о том, что у вас кончился бензин.
Видимо, уловив на наших лицах сомнение, мистер Перри переменил тон.
– Я понимаю, – сказал он. – Но тогда позвольте хоть сфотографировать вас рядом с машиной. Для меня это большая реклама.
Построив нас около автомобильчиков, мистер Перри быстро сделал несколько снимков. Чувствовалось по всему, что он озабочен.
– Не очень веселые дела, мистер Перри? – спросили мы на прощанье.
– Конечно, – ответил он. – У меня маленькое дело, и нам трудно бороться, – мистер Перри ласково потрогал борт своего автомобильчика, – с большими и серьезными конкурентами.
Я хотел было порекомендовать мистеру Перри обратиться в торговую палату. Ведь там новинка, как утверждал мистер Фокс, должна получить всяческую поддержку. Но тут же вспомнил: членами торговой палаты являются недосягаемые для мистера Перри люди, и они вряд ли поддержат его производство. Не потому ли и приходится мистеру Перри торговать своими машинами прямо на улице?
Вечером делегацию пригласил к себе в гости известный сан-францисский журналист и издатель Майкл Ньюхолл. Его маленький, однако богатый домик расположен на высоком холме, но уже не в Сан-Франциско, а в Окленде. К домику ведет частная, лично мистеру Ньюхоллу принадлежащая дорога, которая, как и домик, стоила владельцу не один десяток тысяч долларов. Майкл Ньюхолл располагает солидными средствами, нажил он их главным образом на газетном деле, а часть из них получил по наследству.
Окленд и Сан-Франциско такие близкие соседи и так удобно связаны Оклендским мостом, что почти невозможно понять, где начинается один и где кончается другой город. Во всяком случае, ночью из окон домика Ньюхолла огни двух городов сливаются воедино. Их так много, что кажется: Млечный Путь мерцает не на небе, а на земле. Правда, есть «маленькое», для мистера Ньюхолла оно действительно малоприметное, препятствие на пути из Сан-Франциско в Окленд. С обеих сторон моста поставлены сторожевые будочки. Служители в форме взимают за проезд машины в один конец двадцать пять центов. Туда и обратно стоит полдоллара, и так сумма увеличивается по мере повторения проездов. А два доллара это уже для рядового семейного человека серьезные деньги. Если же американец работает в Сан-Франциско, а квартира у него в Окленде, месячное путешествие по мосту стоит ему двадцать-тридцать долларов. Это только путешествие по мосту. А стоянка?
Вдоль всех улиц американских городов расставлены чугунные столбики со счетчиками. Поставил машину – опускай монету. Причем через полчаса или час, в зависимости от таксы, надо вновь платить; иначе счетчик, в котором есть часовой механизм, покажет, что стоянка не оплачена. Подойдет полицейский – плати штраф. И еще двадцать пять – тридцать долларов в месяц приходится вытаскивать из кармана американцу. Помню, я ехал с каким-то фоторепортером по Нью-Йорку и обратил его вниманье на то, что автомобили в городе очень грязные. Он и поведал мне о «центовом разбое».
– Если каждый день платить за мойку машины, за стоянку в удобном месте, за спидвэй, не прокормишь не только себя, но и машину.
Короче говоря, в глазах жителей Окленда и Сан-Франциско несколько меркнет очарование моста.
Но это не касалось гостей мистера Ньюхолла. У него собрались преуспевающие журналисты, писатели, юристы, врачи. Тут была самая пестрая публика, и многие пришли к хозяину, конечно, для того, чтобы повидаться с советскими журналистами. Как и водится в таких случаях, нам рассказали обо всех городских новостях. Кое-кто сокрушенно покачивал головой по поводу заметки, опубликованной в газете «Сан-Франциск кроникл». В ней сообщалось, что в Денвере арестована женщина тридцати трех лет за то, что она продала свою двойню. Кто-то бросил фразу: «Чудачка, за сто пятьдесят долларов! Ведь это небольшие деньги».
Биби и Клэг возле дома Марка Твена.
Автобусом мы отправились в Сакраменто.
Сакраменто – столица Калифорнии
В центре Лос-Анжелоса.
Голливуд
В тени пальм – домики богачей Феникса.
Флоренс Дохерти пошутила: «Эта лошадка стоит хозяину в день больше, чем мы с мужем».
Услышав эти слова, высокий мрачный человек, который весь вечер пил виски с водой, резко проговорил: «Небольшие деньги! Для тех, кто имеет большие…» Мрачный мистер подошел ко мне и спросил, видели ли мы что-нибудь поучительное во время визита в Калифорнийский университет. Я ответил, что делегация пробыла там всего несколько часов, а за короткое время, конечно, трудно понять, чем живут студенты.
– Конечно, трудно, – и мрачный мистер кивнул головой. – Но в общем-то студенты там забавный народ. Жаль только, что они все время проигрывают стенфордским футболистам. Вы знаете, – продолжал он, – у студентов Калифорнийского университета есть такая традиция: перед встречей со стенфордцами сжигать чучело индейца, потому что фигура индейца – символ этого университета. Говорят, за последнее время они сожгли шесть чучел, и все шесть раз проиграли. – И мрачный мистер громко рассмеялся.
Я согласился с тем, что калифорнийские студенты, видимо, неплохой народ, и рассказал, как тепло встретили делегацию в студенческой газете «Дейли Калифорния». Редактором в газете работает застенчивая и очень милая девушка Алис Булдин. Она с охотой показывала свою маленькую редакцию. Когда делегация уходила, студенты хором закричали по-русски: «До свиданья!»
– И они были правы, – снова вставил реплику мой собеседник. – Именно до свиданья. Вот мне, например, будет жаль прощаться с вами сегодня. Оказалось, что все вы очень милые люди и с вами просто приятно беседовать. Кстати, вы что-нибудь знаете о нашей актрисе Марлен Монро? Это, конечно, не киноактриса, а больше – кинозвезда… Так вот, она сейчас остепенилась, разыгрывает из себя серьезную даму и, знаете… хочет сыграть Сонечку Мармеладову Достоевского. Роль у нее может и не получиться. Но все-таки русский писатель!
Я ответил, что у нас есть много хороших писателей и много хороших ролей – в них могли бы попробовать себя американские актеры и актрисы.
– Скоро вы будете в Голливуде. Я советую вам высказать им это.
Мистер снова начал тянуть виски.
– Я, наверное, грубо сказал по поводу ста пятидесяти долларов, – вернулся он к началу разговора. – Но это правда. Я знаю, вы были в «Коровьем дворце» и слышали там, как свистит лассо над шеей бычка. Когда человек слышит подобный свист, ему делается жутко.
Мистер помолчал, будто подбирая слова, чтобы закончить свою мысль:
– Я понимаю женщину, которая продала своих детей. Может быть, и ей послышался свист лассо…
НА РОДИНЕ ТАРЗАНА
Все было бы, как говорят американцы, о'кэй, если бы не тучи дыма. Он разъедает глаза, мешает дышать. Ветры почти не продувают Лос-Анжелос, и дым висит в неподвижном воздухе сплошной пеленой, да такой густой, что кажется, будто какой-то шутник беспрерывно поджигает здесь дымовые шашки. Это первое, с чем сталкиваешься, когда выходишь на улицы Лос-Анжелоса. И город сразу тускнеет и становится менее красивым, и уже не обращаешь внимания ни на высокие, стройные пальмы, ни на стриженые газончики возле аккуратных коттеджей. Дым застилает глаза.
Если выдается день, когда ветер все-таки перебарывает дымовую завесу, кажется, на улицах и народу больше. Впрочем, в Лос-Анжелосе почти не видно людей. По благоустроенным широким дорогам катят голубые, синие, серые, палевые кары – так называют в Америке автомашины. В Лос-Анжелосе насчитывается огромное количество автомобилей. Их здесь больше, чем в любом другом городе Соединенных Штатов Америки. Лос-Анжелос вырос вдоль широкого шоссе, только центральный проспект тянется почти на тридцать миль. Такое малоудобное расположение города неизбежно и привело к сосредоточению автомобилей.
Когда мы ехали в промышленный район Лос-Анжелоса, наш спутник, репортер местной газеты, с горечью произнес:
– Я уже месяц не был у дяди. Да и как к нему съездить, если он живет на другом конце города, в трех часах двадцати пяти минутах езды от моего дома.
Промышленный район, куда провожал нас репортер, примыкает к центру Лос-Анжелоса. Здесь действует около семисот промышленных предприятий. Район этот в 1928 году был знаменит лишь небольшими огородиками. Владельцы железной дороги скупили землю и стали ждать. Они рассчитывали, что цена на участки земли со временем подскочит. Так оно и случилось. Прошло пять лет, и в 1933 году железная дорога продала участки двумстам предпринимателям, но уже втридорога. Без всяких хлопот владельцы железной дороги положили в карман большие барыши.
Лос-Анжелос становился крупным и важным центром Соединенных Штатов Америки. Грандиозная спекуляция захватывала все больше и больше дельцов и финансистов. Как только цены на участки перестали ползти вверх, железнодорожные магнаты выкинули новый трюк. Они неожиданно объявили, что продают участки на пятьдесят процентов дешевле обычной цены. Откуда такая добродетель? Дело в том, что железная дорога выдвинула условие: каждый покупатель обязан перевозить грузы только с ее помощью.
Любезный молодой человек – паблик рилейшен рейлуэй компани мен, что примерно соответствует понятию «гид железнодорожной компании», заключил свою короткую информацию словами:
– Когда-то здесь не было ничего, а теперь в три тысячи акров земли вложено около восьмисот миллионов долларов!
Он очень довольно потер руки, как будто, по меньшей мере, половина всех миллионов принадлежала ему. Когда мы спросили, кто же все-таки владеет землей в этом районе, он немедленно передал нам список семисот фирм, корпораций и трестов, которые заключили сделки с железной дорогой.
Названия всех компаний не приведешь: это Вестингауз, Дюпон, «Дженерал электрик» и иже с ними. Те, кто когда-то продал свои огородики за бесценок, не владеют сейчас ничем. Впрочем, они и не подозревали, что внесут такой «достойный вклад» в дела процветающих компаний. И в этом тоже, очевидно, смысл «свободы американского предпринимательства».
После того как мы побывали в промышленном районе Лос-Анжелоса, нас долго не покидало тягостное ощущение. Трудно было объяснить нашим спутникам его причину. Видимо, наш «унылый вид» обратил на себя внимание. Мистер Чихачев из госдепартамента попытался «теоретически» обосновать законную справедливость, с которой действовали владельцы железной дороги. Его бархатный баритон звучал так нежно и тихо, будто хозяин голоса боялся спугнуть кого-то, кто незримо стоял за его спиной и нашептывал избитые и много раз слышанные истины. От общеобразовательной лекции на тему «Капитал и способы его применения» нас спас коллега Чихачева мистер Клукхон. Он сложил ладони рупором и закричал по-русски:
– Давай, давай!
Это означало, что время, отведенное на эту часть программы, окончилось, и шоферы такси уже завели моторы. Мы поблагодарили мистера Чихачева за разъяснение и поехали в Голливуд, где нас все-таки, несмотря на опасения мистера Клукхона, приняли.
Холли – название дерева с маленькими яркокрасными плодами. Вуд, в переводе с английского, – лес. Но, видимо, такие леса росли в Голливуде давным-давно. Сейчас, когда подъезжаешь к нему, прежде всего видишь павильоны многочисленных киностудий. Никакого леса окрест нет, а тем более с деревцами, усыпанными красивыми яркокрасными плодами. Улицы Голливуда ничем не отличаются от других улиц Лос-Анжелоса. Только к ночи павильоны киностудий кажутся цехами заводов, а свет «юпитеров» и осветительных ламп напоминает сполохи пламени у каких-то огромных печей. Впрочем, есть в Голливуде роскошный район – Биверли хилл, где живут кинозвезды, крупные режиссеры, владельцы киностудий. В Биверли хилл больше пальм, больше зелени и чуть меньше дыма.
Студии «Метро Голдвин Меер», «Юниверсал», «XX сенчури Фокс» – самые крупные в Голливуде. Мы разбились на группы и побывали во всех трех. Борису Полевому, Виктору Полторацкому и мне предстояло посетить «Метро Голдвин Меер».
Долго добирались мы до студии. Наконец подъехали к огромным, завешенным железной решеткой воротам. На фасаде рядом с названием изображена голова льва – это эмблема студии. Очередной паблик рилейшен мен попросил нас сдать фотоаппараты, кинопленку и вообще все горючее на хранение. Он провел нас на территорию фабрики. Чистота, порядок, асфальтированные дороги, серые стандартные корпуса павильонов. Входим в один из них. Идут съемки картины «Лебедь». В главных ролях известная американская артистка Грейс Келли и французский артист Луи Жюрден. Несколько минут наблюдаем за съемками. Их ведет режиссер Чарльз Видор. Закончив работу, он кратко рассказывает нам содержание фильма.
Богатая принцесса влюблена в бедного учителя. Родители принцессы, конечно, против брака. Идет борьба между долгом и любовью. Побеждает любовь.
Режиссер замечает:
– В полную противоположность тому, как случилось у английской принцессы Маргарэт в наши дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14